Источник:   Журналист: Артем Лапин

Альфрид Лэнгле – имя известное среди российских психологов и психотерапевтов. Его часто упоминают в паре с другим, не менее известным, –Виктором Франклом. Являясь его идейным последователем, Лэнгле продолжает полемику со школами глубинной психологии и психоанализа и разрабатывает свой вид психотерапии – экзистенциальный анализ. Новый подход предлагает поменять вектор работы в психотерапии. Вместо того чтобы искать корни своих поступков в глубинных конфликтах, инстинктивных влечениях и архетипических влияниях, человеку следует осознать себя субъектом своих самых тяжелых переживаний, инстинктивных влечений и других проявлений психического процесса. Иначе говоря, нам предлагается сконцентрироваться на том скромном клочке свободной воли, которая и делает человека человеком (принимая, конечно, во внимание бушующий океан неосознанных мотивов и различных ограничений, продиктованных биологией, эволюцией и социумом). Экзистенциальный анализ пытается привлечь внимание человека к базовому ядру, ground zero всех человеческих переживаний – субъективному переживанию себя как мыслящего, чувствующего и действующего существа. Проявляя осознанность в том, как он проживает свою жизнь, человек, по мнению Лэнгле, может преодолеть отчужденность и потерянность, столь обильно обнаруживаемые в современной культуре.

Я собирался на регулярные лекции профессора, и внезапное задание редакции воодушевило меня накидать список тем, которые казались нам актуальными на тот момент. Получилась коротко нарезанная история про то, как быть в хороших отношениях с самим собой, когда в стране твоего проживания "творится история". Текст пролежал полгода, однако мы нашли достаточно причин публиковать его сейчас именно потому, что затронутые в нем вопросы продолжают быть созвучными нашему историческому процессу.

– Я посетил вашу прекрасную лекцию, и должен сказать, что очень рад, что наше издание разделяет с вами гуманистические ценности. Прежде всего речь о потребности быть личностью, о чем вы так основательно рассказали. Это один из ключевых концептов вашего терапевтического подхода, ставший термином и напоминающий кальку с немецкого, – Персон. Могли бы вы сказать, почему это так важно – быть личностью? 

– Если говорить вкратце, нам важно быть личностью потому, что личность – это то, что делает человека человечным. Его или ее бытие личностью – это одно из незыблемых свойств человеческой жизни, это глубина, это индивидуальность и интимность каждого человека, которые отражают то, кем он является на самом деле. Каждый из нас хочет, чтобы его воспринимали и понимали именно как личность. В этом контексте значит, что понимание личности включает то, что важно для меня, мои ценности и мою позицию. Поэтому способность быть личностью дает мне неотъемлемую, окончательную свободу и наиболее глубокое понимание самого себя.

Быть личностью – не когнитивный процесс. Это осознание возможностей, которые в нас заложены и которыми мы располагаем. Как личность я могу видеть глубже, я могу выделять важное, а также отличать верное от неверного. Как личность я могу вести внутренний диалог. Как личность я могу встречаться с другими людьми и разговаривать – не в поверхностном смысле, а по-настоящему глубоко, когда я затронут другим человеком, – и увидеть то, что для меня по-настоящему важно.

– Мы знаем, что ваши работы по экзистенциальному анализу очень тепло принимаются в российском терапевтическом сообществе и что у вас есть множество последователей в нашей стране. Как вы думаете, почему это стало возможным? Что предлагает человеку ваше понимание психологического благополучия?

– В поездках и на встречах я замечаю, насколько русские люди стремятся и готовы искать подлинное, ценное и глубокое в жизни. И у меня сложилось впечатление, что русские люди в действительности очень любят и ценят эти глубину и близость и ищут их в себе и других. Однако если посмотреть на это в исторической перспективе, мы увидим, что во времена коммунизма духовное измерение человека просто игнорировалось, им пренебрегали. Потребность быть личностью и потребность в персональной свободе были обесценены. Те вещи, которые делают человека человеком, не были предметом общественного интереса. Что имело значение для коммунизма, так это общественный строй, и индивидуум с его ценностями был подчинен ценностям общественного строя. Поэтому люди ощущают культурный голод в отношении тем, о которых мы говорим в экзистенциальном анализе.

Что значит быть личностью? Как найти жизнь, полную смысла? Как выйти за пределы упрощенной жизни человека-функции и как найти способ проживать наполненную жизнь? Это вопросы, на которые нет простого ответа.

Надо сказать, что бум неокапитализма, пришедшего на смену коммунизму, был не сильно лучше. Жажда материальных ценностей, проявившаяся в процессе этого перехода, снова отодвинула на второй план ценности бытия личностью и возможности для развития внутреннего диалога. Общество опять отвернулось и перешагнуло через то, что делает человека человеком. Когда внутренние ценности не признаются и не принимаются, когда люди не могут воспринять свой внутренний мир, они становятся легкими мишенями для разного рода внешних авторитетов: политических лидеров, идеологий или суеверий, вроде целительства и экстрасенсов. Люди легко впадают в заблуждения и могут быть захвачены чужеродными идеями, навязанными государством, национализмом, капиталом и другими идеологиями. Потому что когда мы не укоренены в самих себе, мы неизбежно ищем ориентиры извне.

– Найти контакт с самим собой и постараться удержать эту связь – это, определенно, великолепный опыт, и в своих публичных выступлениях вы часто даете окружающим попробовать, каково это. На прошлой вашей лекции мне это удалось. Однако, как я успел заметить, после лекции меня охватила сильная усталость, как-то связанная с тем, что я только что испытал. Так что вопрос вытекает из моего непосредственного опыта: почему находить контакт с самим собой так важно и так утомительно в одно и то же время?

– На лекции вы были вдохновлены, а после нее почувствовали усталость. Усталость обычно указывает на проделанную эмоциональную работу. Возможно, на лекции вы впервые за долгое время обратили внимание на собственное существование, почувствовали себя – осознали себя наедине с самим собой. Рассматривая эти чувства, вы можете обнаружить, что находитесь с собой не в самых хороших отношениях, что, возможно, вам трудно говорить с собой. Вы вдохновились идеей встречи с собой, однако в процессе этой встречи вы видите, что это действительно может быть сложно. И на данный момент вам следует принять, что контакт такого рода, каким бы он ни был вдохновляющим, требует ваших личностных усилий.

– Насколько я понимаю ту часть вашей теории, которая описывает бытие личностью и Персон, вы говорите о неком новом органе восприятия, который относится к экзистенциальному измерению. Если это так, что он воспринимает?

– Хорошая метафора. Этот орган видит экзистенциальное измерение. Что это значит для нас? Когда я смотрю на мир непредвзято, отбросив свой предыдущий опыт, я чувствую резонанс в самом себе, и это позволяет понять мне, что важно, а что – неважно. Мы называем это феноменологическим восприятием. Это интуитивное восприятие – в большей степени чувство или ощущение, ощущение того, что является по-настоящему важным.

– В экзистенциальном анализе мы сталкиваемся с таким понятием, как копинговые реакции. Это способы совладать с разным уровнем дискомфорта или страдания в жизни. Надо отметить, что реакции – это не инструменты, которыми мы сознательно пользуемся, это способы преодоления трудностей, к которым мы неосознанно прибегаем, когда не готовы сознательно встретиться с источником беспокойства.

Существует идея, что люди, являясь социальными существами, сильно связаны друг с другом, и мы до некоторой степени разделяем одни и те же неврозы, общие для определенных сообществ. Как высчитаете, может ли это быть правдой? И можем ли мы в таком случае говорить о копинговых реакциях в масштабах города, страны или нации?

– Мы можем говорить о копинговых реакциях в более крупных сообществах, как например семья, школа или даже крупнее. Целое государство может быть, более или менее, подвержено копинговой реакции определенного рода по причине острых общественных процессов или наличия общих страхов среди людей. Печальный, но актуальный пример из сегодняшнего дня: я часто слышу, что многие российские семьи разделены надвое и не могут разговаривать друг с другом, поскольку одни согласны с присоединением Крыма, а другие считают, что это было недопустимо. Очевидно, что реакция и тех и других сильно преувеличена, и это отсылает нас к симптомам, которые легко наблюдать у пограничных пациентов. В итоге люди чувствуют себя разделенными, не могут общаться, впадают в агрессивные аффекты и занимаются обесцениванием. Диалог на основе фактов оказывается очень сложным или даже невозможным. Нечто похожее происходит у вас, по крайней мере в Москве.

– Да, становится все более очевидно, что мы с трудом можем говорить друг с другом по разные стороны баррикад. Но если можно рассматривать копинговые реакции в более широком понимании, то каким мог бы быть терапевтический подход в этом масштабе?

– Это тоже хорошая аналогия, и мы можем выстроить параллель между тем, что мы делаем в терапии, и что может быть сделано в публичном формате. Потому что параллели действительно есть. В терапии, когда мы сталкиваемся с пограничными реакциями, мы обязательно должны посмотреть, что же подвергается опасности, какие ценности нам нужно защищать прямо сейчас, – и начать говорить об этом. Когда мы работаем с группой, нам нужно время, чтобы выяснить: что важно для тебя сейчас, почему тебе кажется это важным? И возможность сказать: пожалуйста, выслушай, что важно для меня. Тогда мы ставим на карту наши ценности и можем таким образом увидеть, где они пересекаются. И различия, которые мы обнаружим, – они должны остаться. И что самое важное: здесь нет места для спешки и срочности. Нам потребуется много времени и спокойствия, чтобы поговорить об этом.

Для примера можно взять войну на Украине – о чем она? Почему это происходит? Сейчас мы перегружены информацией, однако ее трудно назвать полноценной и безупречной. Мы очень уязвимы в том, что касается фактов. По большей части мы знаем только о том, что идут боевые действия. Но если обе стороны согласятся, что не могут быть уверены в информации, – это уже хороший старт. Есть факты, которые уже бесспорны, например, что Крым принадлежит России и это результат вторжения. Эти факты являются минимумом, с которым мы можем согласиться. Остальное очень запутанно из-за вмешательства пропаганды и общей информационной неуверенности. Но мы должны принять то, что мы уязвимы к непроверенной информации, и сознавать эту уязвимость себя и другого. Нам следует вместе, с должным вниманием, отрефлексировать наше понимание ситуации. Что явно было ошибкой? Что было ОК? Что помогло? Что было неправоспособно? Просто обсудить, что происходит и почему это задевает нас так сильно. Как это связано с нами и со мной? Хочу ли я этой войны? Что я могу сделать, чтобы уменьшить ущерб от этой войны? Что я могу сделать для своей семьи, чтобы восстановить диалог? Как помочь украинцам и русским на Украине? Наилучший путь –это, конечно, прийти к общему соглашению путем переговоров, а не навязывать свое решение. Война на Украине – теперь и война в русских семьях, и это ужасно.

– В нашем издании мы как раз хотели бы поддержать необходимость диалога без цензуры и дать возможность гуманистическим ценностям иметь свою площадку.

– То, что вы делаете, открывая «Дискурс», – это очень хорошо. Вы нацелены на открытый диалог, и вы делаете осознанным тот факт, что у нас есть проблемы. Не нужно стараться убедить другого –нам следует попытаться понять другого.

– Как вы думаете, может ли информационная неуверенность быть результатом того, о чем вы говорили до этого: людям не хватает укорененности в самих себе?

– Да, и это делает диалог очень трудным. Когда нет диалога, мы потеряны, мы разделены, между нами война. Единственная реальная вещь, которая может предотвратить войну, это диалог. Когда он прекращается, мы разделены и боремся друг против друга. Каждый хочет быть правым, хочет быть доминирующим, хочет избежать нападения противоположной стороны.

Про терапию и восприятие болезни 

– Очень важно иметь хорошую связь с собой и налаживать контакт со своим личностным началом (Перзон). Но мы часто теряем эти ценности, когда нам нужна помощь. Что меня беспокоит, так это то, что в России мы упускаем из виду что-то очень важное, когда речь заходит о получении психологической помощи. Общество отгораживается от вопросов психического здоровья, и представления о болезни или травме полны архаичных предрассудков и стигматизации. Можете ли вы дать рекомендации, как преодолеть этот болезненный разрыв в понимании и прийти к уважению психологических проблем?

– Это подавление, это обесценивание психически нездоровых людей, это диверсия против них, –и этому необходимо препятствовать, насколько возможно. Нет сомнения, что во всем мире есть принятие таких людей. Если у человека рак, то ему требуется операция или радиотерапия. Если у человека аллергия, то ему требуется лекарственное лечение. Потребность в лечении – не личная вина человека. То же самое относится и к шизофрении, и к тревожным расстройствам, к расстройствам сна, к зависимостям разного рода. В России множество наркозависимых людей, и это болезнь – не отсутствие характера. Она требует лечения. Все медики-психологи знают это. Но общественное мнение может быть иным.

Обесценивание и предубеждение по отношению к больному, которые мы наблюдаем, должны быть устранены с помощью общественных слушаний, телепередач, просвещения на рабочих местах. Людям, переживающим психологические проблемы или подверженным синдрому выгорания, на работе нужно особое отношение, основанное на понимании и уважении. Оно должно быть отчетливо различимым, тогда мы сможем восстановить человеческие связи и сделать наше общество более гуманным.

– Хотел вас спросить еще об одной особенности российской сферы психологического здоровья. В среднем на рынке психолог-терапевт сильно проигрывает по сравнению с психиатром, который зачастую более популярен. Является ли это также следствием недоверия к себе и стремлением найти внешние ориентиры?

– Мне пока неясно, почему это происходит в России. Это может быть сочетанием нескольких причин, обычно так и бывает. Прежде всего дело в обесценивании и отвержении психически нездоровых людей. Например, вы идете к терапевту, и тогда вас считают слабым человеком и больше не уважают. Но если вы идете к психиатру, то, конечно, вы заболели, и это достаточно веская причина обратиться к врачу. А может быть, причина в недостаточно хорошей подготовке некоторых терапевтов, которые действительно сделали свою работу плохо. В этом случае мы имеем общественную реакцию на неудовлетворительные результаты психотерапии. Мы обязательно должны быть самокритичны. И конечно, всегда проще пойти путем наименьшего сопротивления и решить проблему с помощью медикаментов. Некоторые заболевания требуют медикаментозного лечения, другие можно облегчить с помощью таблеток, но в действительности это не лечение, а просто маскировка симптомов. Третья группа совсем не требует лекарственного лечения, симптомы устраняются разговорной терапией: просто есть проблемы, которые необходимо решить. Поэтому эта история может иметь разные корни.

Про интернет

– Теперь я хотел бы поместить вашу концепцию личности в контекст современной жизни, чтобы наши читатели могли посмотреть на это с разных сторон. Я спрошу вас про интернет. Знаете ли вы о весьма распространенной проблеме нашего времени – бесцельном времяпрепровождении в соцсетях? Как вы считаете, может ли феномен Facebook или других социальных сетей стать препятствием для человека на пути к хорошему контакту с самим собой? Какой совет вы могли бы дать человеку в интернете?

– Cовет простой. Когда вы сидите в интернете, смотрите Facebook или просто пытаетесь справиться с этой огромной информационной вселенной; когда вы собираетесь начать читать или писать что-то,– дайте себе минуту на раздумье. Откиньтесь в кресле, закройте глаза и спросите себя: действительно ли важно то, что я делаю прямо сейчас? Чувствую ли я, что это важно? Хочу ли я жить ради этого сегодня, должно ли это сегодня занять мою жизнь? Или, может быть, в моей жизни есть более важные вещи? Затем откройте глаза, сядьте и примите решение. 

март 2015