Е. А. Тоpчинов. РЕЛИГИИ МИPА: ОПЫТ ЗАПPЕДЕЛЬНОГО

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

В этом разделе нашего исследования мы приступаем к рассмотрению религий чистого опыта, то есть религий, в которых психологическое ядро религиозности выступает наиболее явно и непосредственно, а психотехнический опыт составляет высшую цель их практики.

В силу нескольких причин мы начинаем с даосизма. Во-первых, даосизм, вышедший из недр архаической религиозности периода ее кризиса середины I тыс. до н.э., сохранил более тесную связь с ее проявлениями, нежели другие конфессии. В главе, посвященной шаманизму, мы уже указывали на генетическую преемственность, существовавшую между даосизмом и шаманистической традицией юга Китая (царство Чу). Здесь мы не будем подробнее освещать этот момент, равно как и другие вопросы истории даосизма, отсылая заинтересованного читателя к нашей монографии, поднимающей проблемы методологии изучения даосизма и содержащей обширный очерк истории этой религии.* В данной работе мы ограничимся рассмотрением даосской психотехники и трансперсональных аспектов даосизма.

* Торчинов Е.А. Даосизм: Опыт историко-религиоведческого описания. СПб., 1993.

Во-вторых, именно по причине своей определенной архаичности даосская психотехника ориентируется не только на чисто трансперсональный опыт, но и на перинатальные переживания определенного рода, что делает даосизм как бы переходным от архаических и древних религий и культов к религиям чисто трансперсонального переживания.

В-третьих, благодаря этому обстоятельству именно на даосском материале удобнее всего рассмотреть проблему взаимоналожения перинатальных и трансперсональных переживаний в религиозном опыте.

Но прежде чем мы перейдем к этим вопросам, необходимо сказать несколько слов о месте психотехники в системе даосской религии.

В отличие от Индии, в Китае не выявился так четко религиозно-философский полиморфизм, детально изученный в отечественной науке В.И.Рудым и Е.П.Островской.* В силу отличия направленности натуралистически и космологически ориентированной даосской философии от психологически ориентированной философии индийских систем, психотехника не выполняла в ней функции поставщика сырого материала для философствования, как это было в Индии. Равным образом практически отсутствовала и философская рефлексия на психотехнические процедуры. Все это, впрочем, отнюдь не мешало даосизму обладать весьма развитой "эмпирической" психотехникой, то есть набором средств и приемов для достижения трансперсональных переживаний, оценивавшихся традицией как просветленные и совершенные. Существовала (особенно в позднем даосизме) и большая литература, посвященная описанию подобного рода методов.

* Рудой В.И., Островская Е.П. О специфике историко-философского подхода к изучению индийских религиозно-философских систем // Методологические проблемы изучения истории философии зарубежного Востока. М., 1987; Буддийский взгляд на мир. СПб., 1994. С. 41-44.

К даосской психотехнике непосредственно примыкал также литургический символизм, особенно в рамках традиции Небесных наставников (тянь ши дао), смоделированный в соответствии с парадигмой психофизиологической "внутренней" алхимии (нэп дань), поскольку в ритуале все этапы внутренне-алхимического действа приобретали вещественную демонстративность и пространственную протяженность.

В целом даосизм может рассматриваться в качестве сложного синкретического образования, включающего в себя психотехнику, к которой непосредственно примыкает ритуально-литургическая практика, религиозную философию и религиозную доктрину, опосредующие в категориях китайской культуры и даосской традиции содержание психотехнического (трансперсонального) опыта. Вместе с тем данные пласты не разграничены достаточно четко ни на уровне макрокультуры всего целого даосского учения, ни на уровне микроструктуры отдельного формообразующего элемента этого целого. Поэтому следует говорить не о полиморфизме, а о синкретизме даосской традиции, хотя в ходе исторического развития даосизма тенденция к дифференциации уровней непрерывно возрастала.

После этого краткого введения перейдем к анализу даосской традиции в интересующем нас ключе и рассмотрим перинатальные аспекты даосского религиозного опыта. И начать мы должны с центральной категории даосизма – понятия дао (Путь; Истинный Путь) как обозначения первоосновы мира, источника жизни и предела всякого существования, нормы и меры всего сущего.

СОКРОВЕННАЯ САМКА ПОДНЕБЕСНОЙ И ВЕЧНОЕ ДИТЯ
(АРХЕТИПИЧЕСКОЕ И ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЕ В ДАОСИЗМЕ)

Образ дао как женственного, материнского начала является ключевым для понимания сущности психотехнической направленности даосизма.

Обратимся к тексту "Дао дэ цзина" ("Каноническая книга Пути и его Благой Силы"):

§6: Ложбинный дух бессмертен. Называют Сокровенной Самкою его. Врата той Самки Сокровенной. – корень Неба и Земли. Как нить вьется-тянется он, используй его без усилий.

§25: О вещь-хаос завершившаяся! Прежде Неба и Земли рожденная! О молчаливая, о бесформенно туманная! Тебя я Матерью Поднебесной почитаю.

§28: Знай мужественность свою и женственность свою храни. Тогда дорогою прямой для Поднебесной станешь ты!

§61: Управлять великим царством – как жить в низовье большой реки. Это сплетение, узел Поднебесной, Самка Поднебесной. Самка постоянно покоем побеждает самца. Покой же опускает ее вниз.

Э. М. Чжэнь в статье, посвященной рассмотрению роли женственного в китайской философии, отмечает несколько значений дао y Лао-цзы, позволяющих предположить, что формированию учения о дао как философской концепции предшествовало почитание некоей богини-матери, с культом которой генетически связан даосизм.* В описании дао в "Дао дэ цзине" присутствуют все значения, характерные для культа богини-матери: дао – пустой сосуд (§4), пустота (§5), сокровенный мрак (§1), нерожденное, предшествующее Небесному Владыке (§4), Сокровенная Самка – врата Неба и Земли (§6), мать (§1, §25, §52), женственное (курица, §10, §28), Самка (§61), Мать Поднебесной (§25, §34).**

* Chen Е.М. Tao as the Great Mother and the Influence of Motherly Love in the Shaping of Chinese Philosophy // History of Religions. 1974. Vol. 14. N 1. P. 53.

** О культе богини-матери в архаическом Китае см.: Кравцова М.Е. Поэзия Древнего Китая: опыт культурологического анализа. Антология художественных переводов. СПб., 1994. С. 208-213 и след.

Кроме того, дао уподобляется воде (§8, §78), ложбине или долине (§6, §32, §39, §41, §61), порождающей все сущее в пустоте своей низины.

В "Дао дэ цзине" много говорится о "добытийном", "неналичном" аспекте дао, который философски противопоставляется наличному бытию (ю) как некое потенциальное бытие (y). Интересен в этом отношении §1 памятника, в котором подчеркивается значение этого неналичного, сокровенного аспекта дао как вместилища зародыша универсума, лона, порождающего Небо и Землю, источника жизни, короче говоря – Матери Мира:

"Безымянное – Неба, Земли начало. Именуемое – матерью сущего стало. В отсутствии тайну вещей созерцать стремись, в наличии предел бытия созерцать стремись... Здесь усмотри врата всех тайн".

В данном фрагменте развивается ведущая мысль §1 о двух аспектах дао – как сокровенного лона и как матери-кормилицы сущего. В этой связи можно напомнить высказывание комментатора "Дао дэ цзина" и известного философа Ван Би (III в.) о том, что сокровенное (оно же безымянное) дао лелеет и рождает сущее, а явленное, именуемое дао питает и вскармливает его; то же говорится и применительно к дао и дэ.

Что касается встречающегося в последней фразе данного параграфа иероглифа мяо (тайна), то он состоит из двух компонентов: графем "женщина" и "мало". Можно предположить, что иероглиф употреблен далеко не случайно, поскольку нетрудно "приписать" ему этимологию (вряд ли она является научной) – "то, что в женщине совсем маленькое", то есть зародыш, скрытый в лоне женщины, подобно тому, как прообразы вещей (см. §21) сокрыты в лоне дао. Да и вообще, образ лона и зародыша часто употребляется даосами для описания отношения "дао – мир". Таким образом, дао оказывается Матерью Мира, источником бытия и жизни, что весьма существенно для понимания даосского учения о бессмертии, рассматривающего дао как животворящее начало, дарующее через причастность ему бессмертную жизнь (юн шэн, шоу y цюн) своему адепту.

В "Дао дэ цзине" (§52) говорится: "Знающий мать знает и дитя". Посмотрим же, каково дитя Сокровенной Самки Поднебесной. Обратимся вначале к §55 "Дао дэ цзина", который гласит:

"Того, кто крепко держится за силу-дэ благую, сравню я с новорожденным младенцем. Пчелы, пауки, скорпионы и змеи ядовитые его не жалят. Хищные звери его не тронут, хищные птицы его не клюнут. Его кости мягки, его мышцы слабы, но хватает он крепко. Ничего не знает он о союзе самца и самки, но он целостен и гармоничен.* Его семя-энергия** – предельного совершенства. Кричит он целый день, но устали не знает – его гармония предельно совершенна. Гармония – источник постоянства, а постоянство – корень просветления. Стремление к пестованию жизни зовется благовещим. Контроль сознания над пневмой*** дарит силу. Коль существо сильно и вдруг стареет – оно отвергло истинный Путь-дао, значит. Тот, кто с Пути сворачивает, гибнет рано".

* Вариант: "но его уд высоко вздымается".

** Семя-энергия, или сперматическая энергия (цзин) – эссенция жизненной силы, овеществляющаяся в человеке в виде спермы как высшего проявления витальности.

*** Пневма (ци) – одно из важнейших понятий китайской философии, энергетическая квазиматериальная субстанция, субстрат как вещества, так и психики, жизненная сила, энергия, носителями которой являются дыхание и кровь.

Здесь младенец (именно младенец: в тексте буквально сказано чи цзы, "красное дитя", что означает новорожденного) оказывается образом совершенного мудреца, преисполненного жизненной силы. Младенец является своеобразным андрогином, в котором не произошло еще разделение на мужское и женское и который поэтому преисполнен жизненных сил. Его энергетическая эссенция (цзин) еще не устремляется вниз, не овеществляется в виде семени и потому совершенна. Младенец, таким образом, подобен самому дао как источнику жизненности, поэтому он не знает усталости – следствия дефицита энергии и может пребывать в полной безопасности, ибо ему не страшна природа, средоточием всех сил которой он еще остается.

Следует обратить внимание на фразы: "Стремление к пестованию жизни зовется благовещим. Контроль сознания над пневмой дарит силу". Здесь содержится указание на непосредственную связь учения "Дао дэ цзина" с идеями обретения бессмертия и соответствующей религиозной практикой. Даосизм утверждает, что бессмертие человека как целостного психосоматического единства обретается тогда, когда, с одной стороны, тело-микрокосм становится самодостаточным целым, самодовлеющим резервуаром жизненной энергии, а с другой – будет полностью реализован его потенциальный изоморфизм с телом-космосом. Одним из важнейших средств на пути к этому состоянию является так называемая регуляция пневмы (син ци), то есть комплекс гимнастических и дыхательных упражнений, направленных на достижение полного сознательного контроля над протеканием энергетических потоков в организме. Важнейшим принципом этих упражнений является положение, постоянно повторяемое в средневековых даосских текстах: "Пневма (ци) ведется сознанием-волей (и)", что означает наличие волевого усилия, как бы ведущего потоки энергии по каналам тела (совпадающим с меридианами акупунктуры) в нужном адепту направлении. "Дао дэ цзин" как раз впервые и формулирует этот принцип. Правда, здесь вместо волевого импульса (и) речь идет о сердце-сознании (синь), но никакого реального значения это лексическое различие не имеет.

Долгое время считалось, что все концепции, связанные с даосской идеей бессмертия, и соответствующие им формы практики фиксируются только в средневековых текстах, между тем находки в Чанша-Мавандуй демонстрируют глубокую древность и того, и другого. Так, в мавандуйских текстах описываются многочисленные дыхательные упражнения по регуляции пневмы (сын ци) и позы даосской гимнастики (дао инь). Последним посвящены даже специальные рисунки на шелке под общим названием "Дао инь ту" ("Гимнастические схемы"), из чего можно заключить, что ко времени создания "Дао дэ цзина" соответствующая практика была уже достаточно развита.*

* Сами мавандуйские погребения относятся к III-II вв. до н.э., однако большинство найденных в них памятников могут датироваться IV – III вв. до н.э.

Во всем "Дао дэ цзине" отдается предпочтение мягкости и слабости младенца, а не силе и твердости зрелости. Именно нежное и мягкое тельце младенца символизирует в даосизме полноту и завершенность жизненности. Точнее, новорожденный и есть само ее средоточие, как бы сгусток жизненной энергии. В этом отношении показателен §76: "Когда человек рождается, он мягок и слаб. Когда человек умирает, он тверд и силен... Поэтому твердое и сильное следует пути смерти, а мягкое и слабое следует пути жизни".

Однако тема "Младенец-Мудрец" не исчерпывается метафорой новорожденного. Гораздо глубже и интереснее образ нерожденного младенца, играющий важную роль в учении "Дао дэ цзина".

Процитируем §20 этого текста:

"Все люди радостны-веселы, как будто они в ритуале участвуют жертвенном, как будто весенней порой на башню они восходят. О! Только лишь я один спокоен-безгласен, подобно младенцу, еще не узнавшему детства. О! Я весь обвит-перевязан, и мне некуда возвращаться. У всех людей как будто излишек, лишь y меня одного как будто бы недостаток. О, так ведь я разум глупца! О! Во мне все смешано-перемешано. Все люди светлым-светлы, я один темен. Все люди отчетливы-четки, я один скрыт и неявен. О! Я колыхаюсь, как море. О! Я парю в пространстве, и мне негде остановиться. Все люди к чему-то стремятся, а я один остаюсь простец простецом. Я один отличаюсь от всех людей тем, что ценю мать-кормилицу".

Этот фрагмент заслуживает самого подробного рассмотрения, поскольку он является ключевым для понимания существенных особенностей даосизма. Ключом же к пониманию данного пассажа как раз и является фраза: "Только лишь я один спокоен-безгласен, подобно младенцу, еще не узнавшему детства" (кит.: во ду по си ци вэй чжао жу ин эр чжи вэй хай). С этой фразы и начнем анализировать приведенный отрывок.

Что значит выражение "младенец, еще не узнавший детства" или "младенец, еще не ставший ребенком"? Оно может означать только одно – плод во чреве матери. С этой интерпретацией согласны и те китайские комментаторы, которые считают, что здесь иероглиф хай (ребенок) должен быть заменен на его фонетический и практически графический омоним (разница между двумя иероглифами заключается лишь в классификаторе "рот", приписанном к исходному знаку), означающий крик или улыбку младенца. Но еще не кричавший младенец – это еще не родившийся младенец.

Итак, Лао-цзы сравнивает себя с еще не родившимся младенцем. Что он сообщает об этом младенце? Младенец-мудрец "обвит-перевязан" своей "сорочкой" и пуповиной, связывающей его с материнским телом. Он наделен "разумом (или сердцем – синь) глупца", который одновременно является носителем высшей мудрости, кажущейся глупостью лишь самодовольному обывателю. Этот младенец колыхается на волнах вод материнского лона и парит в невесомом состоянии в этих водах. Связь с материнским телом, пестующим и взращивающим плод, содержится и в заключительной фразе §20 о "матери-кормилице" (ши му).

Но если младенец – это мудрец, сам Лао-цзы, то кто же тогда мать? Из сказанного выше совершенно ясно, что Мать, о которой говорится в §20, – это само дао, сам вечный и неизреченный Путь и первооснова всего сущего, и именно в лоне этой Матери пребывает Мудрец-Младенец.

Данный образ непосредственно коррелирует с даосской космологией и космогонией. В ней дао оказывается как бы космическим лоном, охватывающим весь универсум, пребывающий в неразрывном единстве (хаотическом единстве – хунь и) с материнским телом Пути вплоть до своего рождения – дифференциации и обособления от дао в процессе космогенеза. Тем не менее даже "рожденный мир" сохраняет определенное единство с дао, будучи вскармливаем его Благой Силой (дэ): "Дао рождает, дэ вскармливает" (§51). Таким образом, сформировавшийся в ходе космогонического процесса мир сохраняет связь с дао, аналогичную связи новорожденного с кормящей матерью. Только человек в силу появления y него восприятия себя в качестве обособленного, самодовлеющего "я", неизменного субъекта действий, нарушает это исходное единство и даже начинает поступать наперекор ему, руководствуясь в своих установках и поступках не закономерностью космического ритма дао-Пути, а собственными предпочтениями, заменяя таким образом спонтанную самоестественную жизнь деятельностью, основанной на целеполагании и коренящейся исключительно в эгоцентрической субъективности.* Отсюда и все страдания и бедствия человека, начиная от его смертности и кончая социальными коллизиями.

* Подробнее об этом см.: Игнатьев И.П. Учение о человеке и проблемы нравственности в раннем даосизме // Социально-философские аспекты критики религии. Л., 1982. С. 131-139.

Единственное средство не только избавиться от этих страданий, но и обрести высшее счастье – это восстановить исходное единство с дао,* расширить свое сознание, отказавшись от шор эгоцентрической установки, то есть вернуться к состоянию нерожденного младенца, для которого не существует четкой грани между собственным и материнским телом, который дышит дыханием матери и питается пищей матери. Это возвращение в лоно Матери-дао связывается с расширением личности до космических масштабов, когда "навечно не отделяя себя от Благой Силы возвращаешься к состоянию младенца" (§28) и "смотришь на всю Поднебесную как на свое собственное тело" (§13).

* Интересно, что блаженство БПМ I отмечают в качестве существенного момента и религиозные традиции, весьма далекие от даосизма. Так, талмудический иудаизм (тр. Нидда, 306) считает дни, предшествующие рождению, самыми счастливыми в жизни человека, когда сам Бог хранит его. См.: Мировоззрение талмудистов. Т. 1: О человеке и его обязанностях к Богу. СПб., 1874. С. 2. Интересен и еще один перинатальный момент в иудаистической традиции: "Святейший сотворил мир как эмбрион. Подобно тому, как эмбрион растет от пупа, мир создан Богом от пупа, а затем распространился во все направления". Но поскольку "пуп Земли", центр вселенной – это Святая Земля, Йома гласит: "Мир был создан, начиная с Сиона". Рабби Бин Горион говорил о скале Иерусалима, что "она называется главным Камнем Земли, то есть пупом Земли потому, что от нее пошла вся Земля". См.: Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 35.

Это состояние нерожденного младенца есть состояние бессмертия, покоя, пребывания в единстве со всем сущим и в согласии со своей собственной исконной природой ("Возвращение к корню называют покоем, покой называют возвращением к жизненности, возвращение к жизненности называют постоянством. Знающего постоянство называют просветленным" – §16).

Дао развертывается на всех уровнях макро- и микрокосма, и поэтому существует четко описанный в даосских текстах изоморфизм между процессом космогенеза, созреванием плода и родами, а также (в обратной последовательности) практикой даосского совершенствования. Поэтому для даоса возвращение в утробу Матери-дао как нерожденного младенца не просто метафора, а форма выражения некой глубинной сущности изоморфной структуры универсума. Отсюда и стремление практикующего даоса имитировать в своем делании пренатальное состояние. Для примера можно указать на знаменитую технику зародышевого дыхания (тай си), описанную впервые в "Баопу-цзы" Гэ Хуна (IV в.). Это очень спокойное дыхание (вдох и выдох сведены к минимуму), создающее впечатление, что практикующий не дышит вовсе, подобно зародышу в материнском лоне, получающему жизненную энергию-ци из крови матери.

Пренатальная символика пронизывает весь "Дао дэ цзин". Хорошо известно уподобление дао воде и вообще важная роль, которую образ воды играет в этом тексте. Например: "Высшее благо подобно воде. Вода – благо, и пользу приносит всем существам. Она течет в таких местах, где людям да и тварям жить нельзя, и поэтому по качествам своим она близка к дао-Пути" (§8). И дело не только в том, что архетипически вода является "женским" образом. Думается, что не будет большой натяжкой предположить, что вода, о которой постоянно говорит Лао-цзы, – это вода той же природы, что и воды околоплодного моря, в которых омывается и на которых колышется бессмертный мудрец-младенец из §20 "Канонической книги Пути и его Благой Силы".

В связи со всем сказанным выше вновь задумаемся об имени-прозвище того мудреца, которому более чем двухтысячелетняя традиция приписывает авторство текста. Лао-цзы. Престарелый Мудрец. Он же – Престарелый ребенок. Вдумаемся еще раз в миф об этом младенце с седой бородой.

К первым векам новой эры уже сложилось учение об обожествленном Лао-цзы.* Тенденция к этому проявилась достаточно рано. Так в гл. 21 "Чжуан-цзы" Лао-цзы говорит, что он странствовал в первоначале вещей. Это может быть понято как онтологически, так и хронологически, что, впрочем, в данном случае одно и то же. Обожествленный Лао-цзы стал ассоциироваться с дао и с первоначальным хаосом – недифференцированной энергетической пневмой, истоком мироздания. О Лао-цзы говорится в текстах эпохи Хань (III в. до н.э. – III в. н.э.) как о "теле дао", причем употребляются все иероглифы, обозначающие тело: син (оформленное тело, образец), шэнь (тело, личность, персонификация) и ти (тело, воплощение).

* О процессе обожествления Лао-цзы см.: Seidel A. La divinisation de Laj-tseu dans le Taoisme des Han // Publications de I'Ecole Francaise d'Extreme Orient. Vol. 71. Paris, 1969.

Более того, отождествленный с хаосом в его мифологической персонификации – Пань-гу (космический первочеловек, типологически близкий Вират Пуруше Ригведы и Адаму Кадмону каббалистической традиции), Лао-цзы стал восприниматься как создатель мира: "Лао-цзы изменил свое тело. Его левый глаз стал солнцем, его правый глаз – луной, его голова – горой Куньлунь, его борода – планетами и небесными пространствами, его кости – драконами, его плоть – четвероногими, его внутренности – змеями".*

* Maspero H. Le Taoisme. Paris, 1950. P. 108.

Лао-цзы как "тело дао" в своей эволюции от недифференцированного хаоса до своего космического рождения проходит девять стадий, отраженных в мифе о его "историческом" рождении. Он соответствует в целом концепции §21 "Дао дэ цзина", гласящей о трансформации вселенной, начинающейся в бескачественном "туманном и смутном" и кончающейся Именем – Матерью сущего:

"Дао в отношении всего сущего таково, что ходит-бродит туда-сюда и не имеет определенного места, чтобы утвердиться. Дао, пребывая в бесформенности туманного и смутного, одно является прообразом всего сущего. Хотя дао и есть только туманное и смутное, в нем пребывает Одно, содержащее все метаморфозы, которое благодаря наличию пневмы-ци обретает овеществленность. Хотя дао только лишенный оформленности мрак тайны, в нем есть сперматическая энергия, и хотя по сути своей его божественный разум очень тонок, он лежит в основе взаимодействия сил инь и ян. Если же говорить о существе сперматической пневмы, то ее тайна предельно истинна и не нуждается в приукрашивании. Дао скрывает в себе славу, таит в себе имя – вот верность-искренность в средоточии его. (Комментарий Хэшан-гуна, II в. до н.э.) (Лао-цзы. Дао дэ цзин. Хань Хэшан-гун чжу (Лао-цзы. Каноническая книга Пути и его Благой Силы. Ред. Фань Чун-ян) // Чжунго ци гун да чэн (Компендиум китайского ци гун) / Ред. Фан Чунь-ян. Чанчунь, 1989. С. 55.)

На даосском учении о рождении Лао-цзы (как космическом, так и историческом) остановимся подробнее. Обратимся к каноническому тексту "Сань тянь нэй цзе цзин" ("Каноническая книга эзотерического объяснения трех небес"), написанному в ханьский период. После сообщения о начальных этапах развертывания пневмы-ци, воплощенной в Лао-цзы, в тексте говорится:

Вслед за этим в средоточии мрака родилась Пещера Пустоты (кун дун). Внутри Пещеры Пустоты родилось Великое Отсутствие. Великое Отсутствие превратилось в три пневмы: Сокровенную, Изначальную и Исконную. Эти три пневмы в результате хаотического смешения породили Нефритовую Деву Сокровенной Тайны (сюань мяо юй нюй). После ее рождения смешанные пневмы свернулись в ней и посредством превращения породили Лао-цзы... Когда он родился, y него были седые волосы. Поэтому он и был назван Престарелым Младенцем (Лао-цзы). Этот Лао-цзы является Государем Лао (Лао-цзюнь). Посредством превращения он создал из своей пневмы Небо и Землю, людей и вещи: так все породил он своими превращениями.

В этом отрывке отчетливо говорится о том, что Лао-цзы является своей собственной матерью.

Перейдем теперь к мифу об историческом рождении Лао-цзы:

Во время правления царя У Дина династии Инь Лао-цзы вновь вошел в утробу матери Ли... Когда он родился, то опять волосы его были седы. Поэтому его снова назвали Престарелым Младенцем... Что касается его возвращения в зародышевое состояние в утробе матери Ли, то надо понимать, что он сам превратил свое утонченное пустое тело в тело матери Ли и вернулся в свою собственную утробу. На самом деле не было никакой матери Ли. Непросветленные ныне говорят, что Лао-цзы извне попал в утробу матери Ли. В действительности, это не так.*

* Тайшан сань тянь нэй цзе цзин (Каноническая книга Высочайшего об эзотерическом объяснении трех небес) // Дао цзан (Даосский канон), раздел "чжэн и бу" ("Истинное единство"). Т. 876. Шанхай, 1925 – 1926; Schipper К.М. The Taoist Body // History of Religions. 1978. Vol. 17. N 3-4. P. 361, 365.

Интересно, что ни в одном из наиболее древних мифов о рождении Лао-цзы не говорится о его отце. Даже фамильный знак "Ли" (букв.: "слива") Лао-цзы получает от матери. По ряду версий, Лао-цзы родился от того, что его мать проглотила косточку сливы.

Таким образом, дао в даосских текстах выступает как женское материнское начало, олицетворенное в образе Лао-цзы муже-женственной природы; при этом подчеркивается только его женственный аспект, поскольку дао само рождает космос; его мужской аспект не принимает в этом никакого участия.

В рассмотренных мифах основатель даосизма выступает космическим Всечеловеком, блаженствующим в матернем лоне дао, с которым он образовал совершенное целое подобно зародышу и матери, образующим единое тело. Вполне очевидно, что такого рода мифы, причем достаточно раннего происхождения, подчеркивают важность темы совершенства как пренатального состояния для учения даосизма и в значительной степени объясняют характер и причины приписывания авторства "Дао дэ цзина", базового (хотя и не единственного) текста даосского откровения, человеку, прозванному Престарелым Младенцем (из двух возможных переводов прозвища Лао-цзы – Престарелый Мудрец и Престарелый Младенец – даосы однозначно отдают предпочтение второму) или Старцем-Младенцем.* Думается также, что понимание роли и места пренатальной тематики в даосизме в значительной степени могло бы послужить ключом к пониманию всей системы раннедаосской мысли вообще.

* Можно сказать, что Лао-цзы стал двойником, тенью самого себя, т.е. женского тела дао. См.: Berthier В. Le miroir brise ou le Taoiste et son ombre // L'Homme, 1979. Vol. 19. N 3-4.

Попутно выскажем гипотезу о возможной связи пренатальной и перинатальной тематики и относящихся к ней архетипических образов с различными вариантами мифа о чудесном зачатии, хорошо известного практически во всех культурах (в данном случае мифологема чудесного зачатия – манифестация подсознательного влечения к переживанию синергетического единства с матерью, имевшего место в пренатальный период, сопровождающегося снятием всяческого, прежде всего – отцовского, опосредования этого единства). Во всяком случае, даосские материалы несомненно связывают состояние бессмертия и совершенства с возвращением к состоянию Младенца-Мудреца (ср. евангельское (Мф. 18:3): "Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное", а также призыв к сочетанию змеиной мудрости зрелого мужа с голубиной простотой невинного дитяти, тема, развивавшаяся и истолковывавшаяся и св. ап. Павлом), пребывающего в космическом лоне Сокровенной Самки, дао-Матери Мира, каковое (лоно) изоморфно, но, разумеется, не тождественно блаженству эмбриона в материнской утробе.

Ли Эр, Лао-цзы – Вечное Дитя даосизма, основатель этого учения и наставник государей, век за веком вновь рождающийся на земле во имя торжества высшей премудрости и высшей простоты ("необработанный чурбан" – пу и "шелк-сырец" – су – обычные обозначения первозданной простоты как одной из высших ценностей даосизма), – вот та парадигматическая личность, к которой апеллировал даосизм и к уподоблению которой призывал.

Даосизм учит, что тело человека является микрокосмом, образом и подобием макрокосма – вселенной. "Человек – это малое Небо и Земля", – говорит даос XVI-XVII вв. У Чун-сюй. Это учение, очень важное для всей даосской традиции, характерно и для многих других религиозно-философских концепций как на Востоке, так и на Западе, включая и христианство, особенно в его гностическом варианте (однако о. П.Флоренский, например, считает его вполне ортодоксально православным).

Уподобляется тело человека и государству, которое в китайской философии рассматривалось как часть космоса. На этой доктрине полностью основана даосская практика "внутренней" алхимии (нэй дань), направленной на создание эликсира бессмертия в самом теле адепта из энергий тела, уподобленных металлам и минералам макрокосма. Понятно, что и процессы, протекавшие в теле, уподоблялись космическим процессам, а упражнения "внутренней" алхимии рассматривались как аналог тех изменений, которые происходили во "внешней", лабораторной, алхимии в алхимическом тигле, реторте – своеобразной модели макрокосма.

Собственно говоря, речь в трактате по "внутренней" алхимии идет о создании в теле адепта нового, бессмертного тела, впоследствии рождающегося и покидающего бренную оболочку старого, тленного тела. Мотив создания нового тела, как мы уже видели, является достаточно распространенным в религиозных верованиях самых различных народов земного шара. Впервые он появляется, как это было показано ранее, в шаманизме. Для шаманизма, напомним, характерна имитация смерти (и переживание ее) во время посвящения, сопровождаемая созерцанием уничтожения плоти и создания из скелета, субстанциальной основы организма, нового шаманского тела. Подобного рода ритуалы характерны и для ряда индийских йогических садхан (практик), особенно связанных с тантризмом: в ходе этой практики йогин создает себе новое нерушимое йогическое тело (йога духа), соотносящееся со старым как незрелый плод со зрелым, или, в терминологии расаяны ("колесницы ртути", то есть индийской алхимии), как незрелый вульгарный (профанический) металл с алхимическим золотом. Практикуется созерцание скелета и в классическом буддизме. Однако семантика этого созерцания в шаманизме и даосизме, с одной стороны, и буддизме – с другой, различна. В первом случае речь идет о скелете как о знаке некоей первоосновы, возвращаясь к которой человек через приобщение ей и переживание смерти-возрождения обретает новые силы и творит новое бытие, новое тело (ср. образ возвращения в лоно матери, уподобления неродившемуся младенцу в "Дао дэ цзине" и его онтологическую коннотацию: возвращение в материнское лоно дао-Отсутствия – y и обретение нового рождения как бессмертного и совершенного человека). Из глубины и мрака "хаотического и смутного" лона Матери-дао (хуанху) творится свет просветления (мин) и новая жизнь. Во втором случае подобные созерцания направлены на достижение убежденности во всеобщей бренности, непостоянстве и смертности, то есть на медитативное уяснение идеи сансары (круговорота смертей-рождений) как страдания.

Для понимания даосской практики "внутренней" алхимии большое значение имеют две пары связанных понятий: природная сущность (син) и жизненность (мин); прежденебесное (сянь тянь) и посленебесное (хоу тянь). Вот какое объяснение они получили в даосских трактатах:

Учение о методе алхимической плавки – это учение о совершенстве в плавке природной сущности и жизненности. Закон природной сущности и жизненности имеет две стороны: это данная Небом природная сущность и природная сущность пневменного качества (телесной природы), которую надлежит преодолевать. Разделенно-утвержденную жизненность надо умиротворять, телесную жизненность надо питать. Таковы две главнейшие стороны учения о дао-Пути. (Комментарий даоса XVIII в. Дун Дэ-нина на "Главы о прозрении истины" даоса XI в. Чжан Бо-дуаня)*

* См.: Чжан Бо-дуань. Главы о прозрении истины (У чжэнь пянь) / Пер. с кит., предисл. и коммент.е.А.Торчинова. СПб., 1994.

У Чун-сюй также говорит, что прежденебесной природой называется пневма, получаемая зародышем во время зачатия, а посленебесной – пневма, получаемая зародышем через дыхание матери, а после рождения младенца – через его собственное. Первая пневма сосредоточивается в пупе, вторая – в ноздрях. "Внутренняя" алхимия направлена на гармонизацию природной сущности и жизненности, устранение коллизии между ними и создание в теле адепта вначале эликсира, а потом из него – "бессмертного зародыша" (сянь тай), превращающегося в новое, бессмертное тело даоса. Таким образом, тело адепта оказывается женским, материнским телом, подобно тому как в космогоническом мифе Лао-цзы оказывается матерью самого себя. Конечно, "бессмертный зародыш" является плодом соития, иерогамии двух начал, инь – ян, как и все в мире, по учению даосизма, но это священное соитие происходит в теле адепта, подобно тому как все сущее зреет в материнском лоне сокровенного дао. Тело даоса – женское тело, в котором происходит соединение первоначал, плод его в конце концов оказывается самим преображенным адептом. Далее, тело даосского адепта – аналог, образ материнского лона дао, уподобиться которому и стремится адепт.

Аналогию можно продолжить. Не случайно даосы уделяют так много внимания своеобразной эмбриологии, учению о ступенях созревания плода, ибо эти ступени окажутся в конечном итоге образом ступеней мировой эволюции из утробы дао и аналогией процесса созревания "бессмертного зародыша". "Зародыш созревает (оформляется) за 10 месяцев и тогда рождается. Подобно этому и духовному зародышу для созревания необходимо 10 месяцев. Дух обретает полноту и тогда выходит – рождается" (У Чун-сюй).*

* У Чун-сюй. Тяньсянь чжэн ли чжилунь цзэнчжу (Прямые рассуждения об истинном принципе небесных бессмертных с комментариями). Тайбэй, 1965. С. 45.

Таким образом, в учении "внутренней" алхимии проявились две стороны учения о женственном в даосизме: тождественность тела адепта женскому телу и дао-Матери как онтологическому прообразу и учению о транссубстанциональности адепта-матери и его плода (ср. с космогоническим мифом). Третьей стороной этого даосского учения является стремление адепта уподобиться женственному, и здесь учение о женственном становится стремлением обрести женственное, превращающееся уже в женоподобное.

Но пока прервемся и рассмотрим несколько подробнее технический процесс "внутренней" алхимии.

Энергии-пневмы, порождающие "бессмертный зародыш", суть следующие: цзин (энергия-сперма), ци (собственно пневма, здесь – жизненная сила наподобие индийской праны), шэнь (дух) – так называемые "три цветка" (сань хуа) или "три драгоценности" (сань бао). Интересно, что все "три цветка" – модификации единой пневмы-ци, но слово "ци" здесь употребляется в более узком, техническом значении: "жизненная сила" или "витальная энергия". Иногда оно сужается еще больше: "Путь к бессмертию прост и легок: это только дух и пневма-ци, две вещи, и только" (У Чун-сюй). Далее следует комментарий: "Совершенствующиеся на пути к бессмертию непременно должны использовать три драгоценности: сперматическую энергию (цзин), пневму (ци) и дух (шэнь). Здесь же говорится только о двух – о духе и о пневме. Так как сперматическая энергия уже имеется в пневме, то сперматическая энергия и пневма в своей основе тождественны. Поэтому так и говорится. Дух и пневма – это инь и ян".*

* У Чун-сюй. Тяньсянь чжэн ли чжилунь цзэнчжу. С. 15.

Алхимические символы даосской медитации представляют собой как бы цепи соответствий, причем каждый символ или термин объясняется через каждое иное соответствующее звено цепи и, в свою очередь, предполагает его наличие. Вот примеры подобной синонимической цепи:*

1. Цзин (сперматическая энергия) = воде (из пяти стихий) = почкам = триграмме КАНЬ ([триграмма], посленебесная форма) = триграмме КУНЬ ([триграмма], прежденебесная форма) = свинцу = Земле = жизненности (мин).

2. Синь (сердце, психика, разум) = огню = сердцу (как органу) = триграмме ЛИ [триграмма] = триграмме ЦЯНЬ [триграмма] = ртути = Небу = природной сущности (син). Связывает эти терминологические ряды понятие пневмы (ци).

* См.: Чжан Бо-дуань. Главы о прозрении истины. С. 48; Berling J. The Syncretic Religion of Lin Chao-en. N.Y., 1980. P. 98-101.

Первая фаза "внутренней" алхимии, которой предшествуют упражнения по дыхательной гимнастике и сосредоточению, заключается в сублимации и очищении сперматической эссенции – первого ингредиента эликсира. Для этого адепт берет под контроль потоки сексуальной энергии и направляет ее вверх, в нижний парафизиологический центр тела – нижнее "киноварное поле" (дань тянь). Даосизм признает наличие трех "киноварных полей" – энергетических центров тела: в нижней части живота, в области солнечного сплетения и в голове. Наиболее древние тексты говорят только об одном, нижнем "киноварном поле", да и позднее, если речь идет о "киноварном поле" без конкретизации, то подразумевается именно оно. Только с начала IV в. н.э. появляются упоминания о трех "киноварных полях" (впервые в гл. 18 "внутренней" части "Баопу-цзы" Гэ Хуна). В даосизме существовали различные интерпретации "киноварных полей". Согласно одной из них, поля имеются только y живого человека и немедленно исчезают после смерти, почему их и не видно при вскрытии. По второй, "киноварные поля" и другие энергетические структуры не существуют в теле изначально, но создаются самим адептом в ходе практики. Поэтому бесполезно выяснять, где находятся "киноварные поля": каждый человек должен почувствовать сам в процессе практики. Вполне очевидно, что "киноварные поля" являются даосским аналогом чакр (санскр. чакра – "колесо") индийской йоги, причем теория "киноварных полей" вполне автохтонна, что указывает на достаточно широкую распространенность ощущения присутствия "тонких" центров и их психотехнического использования. С.Гроф отмечает наличие ощущения чакр на психоделических сеансах. Он считает, что система чакр обеспечивает психолога полезной картой сознания, помогающей пониманию и обозначению, переводу на понятийный язык многих экстраординарных переживаний на психоделических сеансах.*

* Гроф С. Области человеческого бессознательного: опыт исследований с помощью ЛСД. М., 1994. С. 199-200.

Аккумуляция энергии приводит к ощущению тепла и света, которые начинают вместе с дыханием циркулировать по энергетическим каналам (цзин) тела адепта посредством сосредоточения и медитативного представления (визуализации). Эта циркуляция открывает запертые проходы тела и удаляет из него все шлаки и нечистоты.

Затем жизненная энергия, очистившись, превращается в чистейшую эссенцию, направляемую в "желтый двор" (хуан тин) – второе "киноварное поле" (в области солнечного сплетения), откуда исходит свет жизненности. Циркуляция энергии по телу продолжается до тех пор, пока ей не удастся пройти через проход, ведущий к верхнему "киноварному полю" (головной мозг). Вслед за этим происходит прояснение духа – открытие прохода "сокровенной заставы" (сюань гуань), ощущаемое адептом как появление света в пространстве между бровями (подобный феномен хорошо известен и по материалам индийской йоги).

Таким образом, появились два света – свет жизненности (трансмутированная сперматическая энергия) и свет духа (трансмутированное сознание), но лишь в искаженной посленебесной форме. В алхимической терминологии эти два света называются свинцом и ртутью или тигром и драконом и являются двумя основными ингредиентами эликсира, нуждающимися, однако, еще в очищении.

Постепенно адепт оказывается в состоянии опустить свет духа в среднее "киноварное поле", где уже находится и свет жизненности. Далее адепт заставляет свет циркулировать по малому небесному кругу (сяо чжоу тянь) между сердцем и почками (другой вариант: от точки в основании позвоночника по позвоночнику вверх до макушки головы и затем вниз по передней части тела до промежности). Циркуляция задается сосредоточением и дыхательными упражнениями ("пневма-ци движется вслед за ментальным импульсом – и") и служит для направления света внутрь нижнего "киноварного поля", в пещеру пневмы (ци сюэ), служащую как бы утробой для зачинаемого "бессмертного зародыша". Здесь искаженные (посленебесные) свет жизненности и свет природной сущности (духа) очищаются и обретают свою исконную прежденебесную форму. В это время адепт как бы возвращает свое сознание, во вселенский разум дао-Пути, первоосновы и первопринципа мира.

Тогда происходит соитие двух светов, пневм инь и ян в теле адепта и зачатие "бессмертного зародыша" (единение воды и огня), причем все энергетические потенции организма сбалансированы в центре тела. Прекращаются и дыхательные упражнения (ко хоу – "разжигание огня", "срок огня"), дабы зародыш мог созревать в теле адепта. Здесь рекомендуется знаменитое "зародышевое дыхание" (тай си), не требующее никаких усилий и протекающее совершенно естественно, подобно дыханию плода в утробе матери.

Вот как описывает этот вид дыхательной практики Гэ Хун:

Человек, овладевший зародышевым дыханием может дышать, не используя носа и рта, подобно зародышу в утробе матери. Когда он научится делать так, тогда и овладеет этим способом. Вначале обучения регуляции пневмы следует вдохнуть носом пневму и задержать дыхание. Затем следует считать удары сердца и, досчитав до ста двадцати, выдохнуть через рот. При этом дышать надо так, чтобы даже самому не слышать звука вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Вдыхать надо много воздуха, а выдыхать мало, причем он не должен при выдохе даже шелохнуться. Постепенно можно увеличить задержку до времени тысячи ударов сердца. Когда достигнуто время тысячи ударов, то даже старец начнет день ото дня молодеть. (Гэ Хун. Баопу-цзы нэй нянь цзяоши (Эзотерические главы "Баопу-цзы" с комментариями). Пекин, 1985. С. 149.)

Когда зародыш созревает и оказывается готовым к рождению, адепт видит золотой круг света с белым кругом меньшего диаметра в центре. Адепт удаляется в уединенное место, где приступает к плавному подъему зародыша по каналу в позвоночнике к макушке головы, через отверстие в которой (аналог отверстия Брахмы индо-буддийской традиции) зародыш (новое тело и новое "я" адепта) рождается.

Адепт как бы пока наделен двумя телами: прежним, грубым, и новым, утонченным, которое, как считается, может странствовать, по желанию адепта, вне его прежнего тела.

Здесь перед "новорожденным" появляется "демон" (объективизация остатков аффективных загрязнений психики адепта), готовый пожрать "младенца". Но "младенец" побеждает "демона" и укрепляет свое тело. После этого он возвращается в грубое тело для его полной трансформации. Наконец происходит полное его превращение, и оба тела сливаются и становятся одним бессмертным и нерушимым телом, в котором нет ничего омраченного, посленебесного, тленного и на которое перенесены все атрибуты божественного дао-универсума. Путь к бессмертию завершен.*

* Berling J. Op. cit. P. 98-101.

Правда, возможен и другой вариант, когда адепт покидает навсегда свое грубое тело и переносит самосознание исключительно в тело "бессмертного младенца", которое мужает, укрепляется и становится новым, бессмертным и нерушимым его телом. В нем адепт, утверждают даосские тексты, может делаться невидимым, проходить сквозь стены и бывать одновременно в бесконечном количестве мест в созданных мыслью "превращенных телах" (хуа шэнь), аналоге буддийских нирманакая. На этом мы завершим описание процесса "внутренней" алхимии.

Но вернемся к вопросу об уподоблении женственному, имеющему место в даосской традиции.

Вот что рассказывается в "Жизнеописании патриарха Люя" ("Люй-цзу чжи") об одном случае из жизни одного из самых почитаемых даосских персонажей – Люй Дун-биня (VII в.):

"В Лояне жила куртизанка по имени Ян Лю. Она считалась самой красивой женщиной столицы. Даосский монах решил поселиться в ее доме. Он часто делал ей прекрасные подарки, но никогда не спал с ней. Однажды ночью, когда она была пьяна, она попыталась соблазнить его. Монах ответил куртизанке: "Возрастающие инь и ян в моем теле соединились. Они сочетаются браком, как люди, и я уже беременей; скоро y меня родится ребенок, как же я могу любить тебя? И более того, позволь сказать, что любовь внутренняя безгранично приятнее, нежели любовь наружная". После этих слов монах Люи Дун-бинь исчез". (См.: Schipper К. At. Science, Magic and Mystique of the Body: Notes on Taoism and Sexuality // The Clouds and the Rain. The Art of Love in China. Fribourg; London, 1969. P. 136. Русский перевод см.: Скиппер К. Заметки о даосизме и сексуальности // Китайский эрос: Научно-художественный сборник. М., 1993. С. 102-123.)

Таким образом, Люй Дун-бинь говорит о своем теле, "имеющем во чреве бессмертный зародыш", как о теле женском и пользуется образом беременности. Попутно отметим и известное место из "Чжан-цзы" (гл. 7), где рассказывается о том, как после постижения истины мудрец Ле-цзы занялся женским делом – удалился на кухню. Думается, что это место имеет более глубокий смысл уподобления женственному в процессе мистической плавки (варки) жизненных энергий, нежели "отказ от различения возвышенного и низменного", о чем говорят традиционные экзотерические комментарии.

Но этим не исчерпывается роль женственного в практике пестования жизни (ян шэн). Стремление даосского адепта уподобиться женственному первоначалу ведет его к восприятию женоподобности в прямом физиологическом смысле.

Так, в "Лао-цзы сян эр", ортодоксальном комментарии к "Дао дэ цзину" традиции Небесных наставников, говорится о том, что даос должен культивировать женское поведение.*

* Жао Цзун-и. Лао-цзы сян эр чжу цзяо цзянь (Комментарий "Сян эр" на книгу Лао-цзы с исправленными пояснениями). Гонконг, 1956. С. 9; Schipper К.М. The Taoist Body. P. 364.

Даос, питающий "бессмертный зародыш" (мать), и воспринимает себя как женщину. Правда, здесь следует сделать одну очень важную оговорку: в конце практики, когда зародыш созреет и "бессмертный младенец" родится, адепт отождествит себя с ним и мать и дитя совпадут, составят единое лицо, образуют одноипостасное единство. Здесь перинатальный мотив восстановления синергетического единства с матерью, согласно паттернам БПМ I – БПМ IV, дополняется чисто трансперсональным переживанием единства или даже тождества великого дао-Пути вселенной (мать) и совершенного адепта (дитя), тождества субъективного ("я" адепта) и объективного – универсума как тела дао. В этом переживании нераздельно переплетаются мотивы упокоения адепта в мировом лоне сокровенного дао, единства со всем сущим, образования единого тела (и ти) со всем множеством существ и вещей космоса (вань y), погружения в предкосмическую пустоту первозданного хаоса ("сперматическая энергия превращается в пневму, пневма превращается в дух, дух превращается в пустоту") и нового рождения – возрождения святого-бессмертного, неотделимого от Матери-дао и ее универсальной тотальности.

Но вернемся к проблеме "женственное – женоподобное". К упомянутому выше комментарию "Лао-цзы сян эр" прилагаются еще "заповеди". Первая из них гласит: "Упражняйся в недеянии* и податливости, сохраняй женственное в себе и не двигайся первым". Кроме того, тексты говорят о необходимости "быть восприемницей" и походить на "сияющую деву"** (ср. "Чжун-цзы", гл. 1: "На горе Мяогуешань живут божественные люди. Кожа y них словно снег, красота подобна красоте отроковицы, живущей в тереме девственницы"***).

* Недеяние (y вэй) – важная категория даосской мысли, означающая поведение, основанное на полной гармонии человека и ситуации, человека и окружения. Философски означает отказ от веры в субъекта деятельности и запрограммированной целеполагающей активности.

** Schipper К.М. The Taoist Body. P. 364.

*** Ср. перевод Л.Д.Позднеевой в кн.: Мудрецы Китая. Ян Чжу, Лецзы, Чжуан цзы. СПб., 1994. С. 126.

К.М.Скиппер сообщает также, что один из раннесредневековых даосских текстов содержит предписание: "не мочись стоя" (бу дэ ли сяо бянь), а тайваньцы считают, что истинный даосский наставник всегда мочится только сидя, поскольку его мужские гениталии втянуты внутрь его тела, подобно гениталиям коня* (попутно отметим, что втянутые внутрь тела гениталии, "как y слона", являются одним из канонических признаков Пробужденного – Будды, а также сакрального вселенского монарха – чакравартина).

* Schipper К.М. The Taoist Body. P. 364.

Здесь даосский культ женственного окончательно превращается в культ женоподобного, отбросившего мужскую природу и уподобившегося женственному первопринципу – дао.

Но полно, не встречались ли мы с этим уже раньше? Вспомним шаманов, меняющих пол для брака с небесной аями. Да и само женственное дао, лоно, рождающее все сущее, Сокровенная Самка Поднебесной разве не та же самая Великая Мать Кибела, освободившаяся от своей мифологической индивидуализированности? А скрывающий свое мужское естество даос не подобен ли в чем-то скопцам-галлам богини и их божественному прототипу – Аттису? Еще никому, кажется, не приходило в голову видеть в даосизме культ плодородия, и надо надеяться, не придет. Таким образом, то в более мифологизированной, то в утонченно-философской форме мы встречаемся с выражением одного и того же опыта, лежащего в основе различных религий и культов и базирующегося на перинатальных паттернах, проникновение в них и разрешение завязанных на них психологических комплексов открывает путь к прорыву в сферу трансперсонального.

Но даосы понимали двойственную природу перинатальных паттернов, и материнское лоно воспринималось ими не только как источник жизни и энергии, но и как могила, результирующая жизнь, построенную на растрате жизненной силы, подобно тому, как БПМ I предполагает восприятие матернего лона как места безопасности и блаженства, БПМ II и БПМ III – как источника мучения и гибели. Упоминавшемуся выше Люй Дун-биню приписываются и такие слова: "Врата, через которые я в жизнь пришел, являются вратами смерти также". Эта фраза повторяется и в знаменитом дидактико-эротическом романе XVI в. "Цзинь, Пин, Мэй" – как бы предостережение читателю от бездумной растраты жизненной энергии, но уже в ином, сексуальном, контексте. Во всяком случае, амбивалентность женского начала никогда не забывалась в Китае.

Какой тип трансперсонального опыта характерен для даосизма? Для ответа на этот вопрос обратимся к классификации С.Грофа. Гроф выделяет особый тип экстаза, названный им "океаническим", или "аполлоническим". Мы уже упоминали о нем раньше, теперь дадим его характеристику.

Согласно С.Грофу, для "океанического" экстаза (вспомним о морских волнах, на которых покоится нерожденный Младенец-Мудрец "Дао дэ цзина") характерно свободное от напряжения блаженство, утрата границ "эго" и абсолютное единство с природой, космическим порядком и Богом. Этому состоянию присущи глубокое непосредственное понимание реальности и познавательные акты универсальной значимости. Вспомним в связи с этим, что идеалом даосизма является спонтанное и абсолютно естественное следование своей собственной глубинной (восходящей к самому пустотному дао-Пути) природе (цзы жань) и природе других вещей, всего мирового целого, предполагающее отсутствие отрефлектированной целеполагающей активности ментально сконструированного, но лишенного реального онтологического статуса субъекта деятельности (недеяние). Что же касается непосредственного понимания реальности, то фразы типа "возвращение к корню, возврат к источнику" являются очень характерными для даосских текстов, провозглашающих и эпистемологический идеал даосизма: "Знающий не говорит, говорящий не знает" ("Дао дэ цзин", §56).

По мнению С.Грофа, условия "океанического" экстаза четко соответствуют опыту симбиотического единства с матерью в период внутриутробного развития и грудного вскармливания.

"Как и следовало ожидать, – пишет он, – в состоянии океанического экстаза присутствует стихия воды как колыбели жизни... Переживания зародышевого существования, отождествление с различными подводными формами или сознание океана, видение звездного неба и ощущение космического сознания весьма распространены в этом контексте". (Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии. М., 1993, С 336.)

Все эти характеристики как нельзя лучше подходят для описания даосского опыта.

Отметим весьма любопытное обыгрывание в поздней традиции китайского религиозного сектантства с даосской тенденцией темы нерожденности. Здесь дао-Женственное выступает как божество У шэн лао му (Нерожденная Престарелая Матушка). К сожалению, никто из синологов еще не отметил парадоксальности мировосприятия сектантов, воспринимавших себя детьми нерожденной матери. Парадокс матери, которая сама не рождена, настолько потрясающе заострен, что напоминает собой чаньский (дзэнский) гунъань (коан).* Даже само слово "нерожденный" уже парадоксально, и известны случаи просветления чаньских монахов при сосредоточенном созерцании (медитации) смысла этого слова. Поистине, нерожденная мать неродившегося младенца – это само Великое дао.

* О коанах см.: Дюмулен Г. История Дзэн-буддизма. Индия и Китай. СПб., 1994. С. 262-274.

В книге С.Грофа "За пределами мозга..." (с. 380) имеется рисунок, по существу изображающий архетипического Лао-цзы – Мудреца-Младенца, седовласое дитя. Рисунок сделан участником психоделического сеанса и отражает переживание БПМ I. На нем изображен сидящий в позе лотоса на цветке лотоса младенец с длинными седыми волосами, из тела которого выходит пуповина, "тянущаяся, подобно нити". Текст С.Грофа, поясняющий рисунок, гласит:

"Отождествление с плодом в период безмятежного внутриутробного существования обладает, как правило, божественным качеством. Рисунок демонстрирует обретенное на ЛСД-сеансе с высокой дозой интуитивное прозрение в связность эмбрионального блаженства и природы Будды".

И здесь мы вновь сталкиваемся со сложнейшим вопросом соотношения перинатального и собственно трансперсонального переживания, к которому теперь и обратимся. В настоящее время вряд ли можно решить этот вопрос сколько-нибудь исчерпывающе и однозначно, и потому все, о чем мы будем говорить ниже, имеет исключительно предварительный, гипотетический и поисковый характер.

Во-первых, мы должны еще раз со всей определенностью заявить, что вслед за С.Грофом отнюдь не склонны приравнивать трансперсональный (мистический, психотехнический) опыт к перинатальному, выводить первый из второго или сводить первый ко второму. Более того, они принципиально различаются хотя бы тем, что если для перинатальных переживаний мы можем представить себе гипотетический материальный субстрат, то для ряда трансперсональных и эмпирически засвидетельствованных переживаний, связанных с трансцендированием временных, пространственных и персоналистических (индивидуально-личностных) ограничений, мы даже не можем помыслить такового.

Во-вторых, сами перинатальные переживания, так или иначе индуцируемые y взрослого и образованного человека, конечно, резко отличаются по своему богатству как содержательному, так и образному от состояний недифференцированного сознания ребенка внутриутробного и послеродового периода. К подобным состояниям, как мы считаем, добавляются архетипические формы, лежащие на гораздо более глубоком уровне бессознательного, а точнее, эти архетипические паттерны и гештальты оказываются своего рода априорной формой повторного переживания перинатальных состояний подобно тому, как в философии Канта время и пространство выступают априорными формами чувственного созерцания, обусловливая сам характер видения нами трансцендентной этим формам реальности.

И тем не менее мы можем констатировать определенный параллелизм перинатальных и трансперсональных переживаний, параллелизм, при котором перинатальному гештальту соответствует определенное трансперсональное состояние, коррелирующее с этим гештальтом.

Более того, в ряде случаев мы можем говорить о суперпозиции, взаимоналожении перинатального и трансперсонального переживаний. В таком случае первое из них оказывается своего рода ключом, открывающим для сознания врата, ведущие ко второму.

Мы можем лишь гипотетически объяснить этот феномен определенным подобием или аналогией конкретных перинатальных и психотехнических (трансперсональных, "мистических") состояний. Например, существует определенное подобие между переживанием безмятежного внутриутробного существования БПМ I и трансперсональным переживанием космического единства или слияния с мировым целым. Поэтому достижение первого переживания как бы снимает барьеры бессознательного и открывает его глубинные уровни, соответствующие этому единству, пропуская туда сознание. Другими словами, человеку, обретшему слиянность с матерью в БПМ I, проще достичь параллельного, но более высокого состояния переживания единства со всем сущим, поскольку первое переживание как бы запускает механизм обнажения аналогичных ему более высоких (или глубинных) слоев и уровней бессознательного, на которых личностно-индивидуальные барьеры между психическим миром множества субъектов уже сняты.*

* См.: Гроф С. За пределами мозга. С. 332-333.

Мы можем поэтому осторожно предположить определенный изоморфизм базовых состояний сознания разных уровней (системы конденсированного опыта – базовые перинатальные матрицы – трансперсональный опыт), коренящийся в холистичности и моноструктурности (холономности*) реальности как таковой, включающий в себя и психическое измерение. Но к этим вопросам онтологии психического мы вернемся (весьма кратко в силу их выхождения за пределы нашей компетенции) в заключении, завершающем настоящую работу. Пока же констатируем ярко выраженное взаимоналожение перинатального и трансперсонального уровней глубинного опыта в даосской религиозной традиции.

* Термин С.Грофа. См.: Гроф С. За пределами мозга. С. 92-94.

Теперь предложим вниманию читателя краткий очерк исторического развития даосской психотехники.