С.Л. Рубинштейн. ОСНОВЫ ОБЩЕЙ ПСИХОЛОГИИ

Человек как субъект практической и теоретической деятельности, который познает и изменяет мир, не является ни бесстрастным созерцателем того, что происходит вокруг него, ни таким же бесстрастным автоматом, производящим те или иные действия наподобие хорошо слаженной машины. Действуя, он не только производит те или иные изменения в природе, в предметном мире, но и воздействует на других людей и сам испытывает воздействия, идущие от них и от своих собственных действий и поступков, изменяющих его взаимоотношения с окружающими; он переживает то, что с ним происходит и им совершается; он относится определенным образом к тому, что его окружает. Переживание этого отношения человека к окружающему составляет сферу чувств или эмоций. Чувство человека – это отношение его к миру, к тому, что он испытывает и делает, в форме непосредственного переживания.

Эмоции можно предварительно в чисто описательном феноменологическом плане охарактеризовать несколькими особенно показательными признаками. Во-первых, в отличие, например, от восприятии, которые отражают содержание объекта, эмоции выражают состояние субъекта и его отношение к объекту. Эмоции, во-вторых, обычно отличаются полярностью, т.е. обладают положительным или отрицательным знаком: удовольствие – неудовольствие, веселье – грусть, радость – печаль и т.п. Оба полюса не являются обязательно внеположными. В сложных человеческих чувствах они часто образуют противоречивое единство: в ревности страстная любовь уживается с жгучей ненавистью.

Существенными качествами аффективно-эмоциональной сферы, характеризующими положительный и отрицательный полюса в эмоции, являются приятное и неприятное. Помимо полярности приятного и неприятного в эмоциональных состояниях сказываются также (как отметил В.Вундт) противоположности напряжения и разрядки, возбуждения и подавленности. Независимо от того, будут ли они признаны, наравне с приятным и неприятным, основными "измерениями" чувств (как это делал Вундт в своей трехмерной теории чувств), или же напряжение и разрядка, возбуждение и подавленность будут рассматриваться лишь как органические ощущения аффективного характера (как это имеет место у ряда психологов: О.Кюльпе, Г.Эббингауз, Ж.Дюма), во всяком случае нужно признать, что роль их в эмоциях и чувствах весьма значительна. Наличие напряжения, возбуждения или противоположных им состояний вносит существенную дифференциацию в эмоции. Наряду с возбужденной радостью (радостью-восторгом, ликованием) существует радость покойная (растроганная радость, радость-умиление) и напряженная радость, исполненная устремленности (радость страстной надежды и трепетного ожидания); точно так же существует напряженная грусть, исполненная тревоги, возбужденная грусть, близкая к отчаянию, и тихая грусть – меланхолия, в которой чувствуется разрядка и успокоенность. Этим, конечно, тоже не исчерпывается реальное многообразие чувств. В действительности чувства представляют большое многообразие различных качеств и оттенков. При этом эмоции никак не сводимы к голой эмоциональности, или аффективности, как таковой. Эмоциональность, или аффективность, – это всегда лишь одна, специфическая, сторона процессов, которые в действительности являются вместе с тем познавательными процессами, отражающими – пусть специфическим образом – действительность. Эмоциональные процессы, таким образом, никак не могут противопоставляться процессам познавательным как внешние, друг друга исключающие противоположности. Сами эмоции человека представляют собой единство эмоционального и интеллектуального, так же как познавательные процессы обычно образуют единство интеллектуального и эмоционального. И одни и другие являются в конечном счете зависимыми компонентами конкретной жизни и деятельности индивида, в которой в единстве и взаимопроникновении включены все стороны психики.

Для подлинного понимания эмоций в их отличительных особенностях необходимо выйти за пределы намеченной выше чисто описательной их характеристики.

Основной исходный момент, определяющий природу и функцию эмоций, заключается в том, что в эмоциональных процессах устанавливается связь, взаимоотношение между ходом событий, совершающимся в соответствии или вразрез с потребностями индивида, ходом его деятельности, направленной на удовлетворение этих потребностей, с одной стороны, и течением внутренних органических процессов, захватывающих основные витальные функции, от которых зависит жизнь организма в целом, – с другой; в результате индивид настраивается для соответствующего действия или противодействия.

Соотношение между этими двумя рядами явлений в эмоциях опосредовано психическими процессами – простой рецепцией, восприятием, осмысливанием, сознательным предвосхищением результатов хода событий или действий.

Эмоциональные процессы приобретают положительный или отрицательный характер в зависимости от того, находится ли действие, которое индивид производит, и воздействие, которому он подвергается, в положительном или отрицательном отношении к его потребностям, интересам, установкам; отношение индивида к ним и к ходу деятельности, протекающей в силу совокупности объективных обстоятельств в соответствии или вразрез с ними, определяет судьбу его эмоций.

Взаимоотношение эмоций с потребностями может проявляться двояко – в соответствии с двойственностью самой потребности, которая, будучи испытываемой индивидом нуждой его в чем-то ему противостоящем, означает одновременно и зависимость его от чего-то и стремление к нему. С одной стороны, удовлетворение или неудовлетворение потребности, которая сама не проявилась в форме чувства, а испытывается, например, в элементарной форме органических ощущений, может породить эмоциональное состояние удовольствия – неудовольствия, радости – печали и т.п.; с другой – сама потребность как активная тенденция может испытываться как чувство, так что и чувство выступает в качестве проявления потребности. То или иное чувство наше к определенному предмету или лицу – любовь или ненависть и т.п. – формируется на основе потребности по мере того, как мы осознаем зависимость их удовлетворения от этого предмета или лица, испытывая те эмоциональные состояния удовольствия, удовлетворения, радости или неудовольствия, неудовлетворения, печали, которые они нам доставляют. Выступая в качестве проявления потребности – в качестве конкретной психической формы ее существования, эмоция выражает активную сторону потребности. Поскольку это так, эмоция неизбежно включает в себя и стремление, влечение к тому, что для чувства привлекательно, так же как влечение, желание всегда более или менее эмоционально. Истоки у воли и эмоции (аффекта, страсти) общие – в потребностях: поскольку мы осознаем предмет, от которого зависит удовлетворение нашей потребности, у нас появляется направленное на него желание; поскольку мы испытываем саму эту зависимость в удовольствии или неудовольствии, которое предмет нам причиняет, у нас формируется по отношению к нему то или иное чувство. Одно явно неотрывно от другого. Вполне раздельное существование функций или способностей эти две формы проявления единого ведут разве только в некоторых учебниках психологии и нигде больше.

В соответствии с этой двойственностью эмоции, отражающей заключенное в потребности двойственное активно-пассивное отношение человека к миру, двойственной или, точнее, двусторонней, как увидим, оказывается и роль эмоций в деятельности человека: эмоции формируются в ходе человеческой деятельности, направленной на удовлетворение его потребностей; возникая, таким образом, в деятельности индивида, эмоции или потребности, переживаемые в виде эмоций, являются вместе с тем побуждениями к деятельности.

Однако отношение эмоций и потребностей далеко не однозначно. Уже у животного, у которого существуют лишь органические потребности, одно и то же явление может иметь различное и даже противоположное – положительное и отрицательное – значение в силу многообразия органических потребностей: удовлетворение одной может идти в ущерб другой. Поэтому одно и то же течение жизнедеятельности может вызвать и положительные, и отрицательные эмоциональные реакции. Еще менее однозначно это отношение у человека.

Потребности человека не сводятся уже к одним лишь органическим потребностям; у него возникает целая иерархия различных потребностей, интересов, установок. В силу многообразия потребностей, интересов, установок личности одно и то же действие или явление в соотношении с различными потребностями может приобрести различное и даже противоположное – как положительное, так и отрицательное – эмоциональное значение. Одно и то же событие может, таким образом, оказаться снабженным противоположным – положительным и отрицательным – эмоциональным знаком. Отсюда часто противоречивость, раздвоенность человеческих чувств, их амбивалентность. Отсюда также иногда сдвиги в эмоциональной сфере, когда в связи со сдвигами в направленности личности чувство, которое вызывает то или иное явление, более или менее внезапно переходит в свою противоположность. Поэтому чувства человека не определимы соотношением с изолированно взятыми потребностями, а обусловлены их местом в структуре личности в целом. Определяясь соотношением хода действий, в которые вовлечен индивид, и его потребностей, чувства человека отражают строение его личности, выявляя ее направленность, ее установки; что оставляет человека равнодушным и что затрагивает его чувства, что его радует и что печалит, обычно ярче всего выявляет – а иногда выдает – истинное его существо.

Эмоции и образ жизни

На уровне биологических форм существования у животных, когда индивид выступает лишь как организм, эмоциональные реакции связаны с органическими потребностями и инстинктивными формами жизнедеятельности. Именно протекание основных для животного организма форм жизнедеятельности, связанных с самосохранением, питанием, размножением, определяет его эмоциональные реакции.

На уровне исторических форм существования у человека, когда индивид выступает как личность, а не как организм, эмоциональные процессы связаны не только с органическими, но и с духовными потребностями, с тенденциями и установками личности и многообразными формами деятельности. Объективные отношения, в которые вступает человек в процессе удовлетворения своих потребностей, порождают разнообразные чувства. Развивающиеся в процессе трудовой деятельности людей формы сотрудничества порождают многообразные социальные чувства. Даже если обратиться к семейным чувствам, то, несмотря на органические основы сексуального чувства, все же не раз навсегда данные чувства порождают различные формы семейной жизни, а изменяющиеся в процессе общественно-исторического развития формы семьи порождают изменяющиеся и развивающиеся семейные чувства. Человеческие чувства выражают в форме переживания реальные взаимоотношения человека как общественного существа с миром, прежде всего с другими людьми.

В этих исторических формах общественного бытия человека, а не в одних лишь их физиологических механизмах нужно прежде всего искать материальные основы человеческих чувств и эмоций, так же как в основных формах биологического существования, а не в одних лишь их физиологических механизмах самих по себе надо в конечном счете искать материальные основы эмоций у животных.

Поскольку эмоции основываются на выходящих за пределы сознания жизненно значимых взаимоотношениях индивида с окружающим, теория и классификация эмоций должна исходить как из первичной основы не из тонкостей феноменологического анализа эмоционального переживания или физиологического изучения механизмов эмоционального процесса самого по себе, а из тех реальных взаимоотношений, которые лежат в основе эмоций. Поскольку у животных эмоциональные реакции связаны с основными сторонами и проявлениями их жизнедеятельности, с важнейшими для животного организма биологическими актами – питания, размножения и с борьбой за существование, постольку исходя от Ч.Дарвина биологическая теория эмоций, которая связывала их с органической стимуляцией инстинктов, в отношении животных в основном правильна. Грубейшая ошибка биологической теории эмоций начинается лишь там, где эта теория переносится с животных на человека. Между тем с изменением форм существования у человека изменяется и основа его эмоций. Биологизаторская же теория неразрывно связывает эмоции человека с инстинктами.

По существу, из этой именно точки зрения исходил уже У.Джемс, отмечавший, что объект побуждает не только к действию, он вызывает изменения в установке, в лице; он различным образом сказывается на дыхании, кровообращении и органических функциях. Когда действия заторможены, эмоциональные проявления еще сохраняются, и мы можем прочесть гнев в чертах лица даже тогда, когда удар не был нанесен. Инстинктивные реакции и эмоциональные проявления сливаются в незаметных переходах. Джемс признает затруднительным провести грань между описанием эмоционального процесса и инстинктивной реакции. Эту формулу полностью воспринял современный бихевиоризм: инстинкт, по Дж.Уотсону, представляет собой наружное действие, эмоция – реакция, связанная с организмом, но между эмоцией и инстинктом нет четкой грани; так же как инстинкт, эмоция является наследственной стереотипной реакцией.

Эта теория о неразрывной связи, почти неразличимости инстинкта и эмоции в дальнейшем была конкретизирована в двух вариантах. Эмоции представляются либо как субъективная сторона инстинктов, как специфическое переживание, связанное с инстинктивным действием, либо как пережиток инстинктов, как тот след, который, отживая, они оставляют в психике. В частности, У.Мак-Дугалл, считая, что он осуществляет идею Ч.Дарвина, развил теорию эмоций, исходящую из того положения, что всякая эмоция есть аффективный аспект инстинктивного процесса.¹⁹⁸

Соотношению между эмоцией и инстинктом, которое попытался установить Мак-Дугалл, в последнее время другим исследователем – Л. де Бансель – была противопоставлена другая теория, по-своему интерпретирующая теорию Дарвина. Эта теория гласит: эмоция не аспект или как бы оборотная сторона инстинкта, она – рудимент или неудавшийся инстинкт.

Неразрывно связывая человеческие эмоции с примитивными инстинктами, эти теории превращают эмоции в исключительно биологические образования и лишают их всяких перспектив развития; эмоции – пережитки прошлого. Они либо продукты разложения инстинкта, дезорганизующие всякую человеческую деятельность, либо неотлучные спутники инстинктов.

Но идея исключительной связи эмоции с инстинктом расходится с физиологическими данными, говорящими в пользу корковой обусловленности эмоций и подкорковой локализации инстинктов; она не согласуется и с психологическими фактами.

Генетически, несомненно, эмоции были первоначально связаны с инстинктами и влечениями. Связь эта сохраняется, но неправильно отождествлять чувства человека исключительно с инстинктивными реакциями и примитивными влечениями. Эмоциональная сфера проходит длинный путь развития – от примитивной чувственной, аффективной реакции у животного к высшим чувствам человека.

Чувства человека – это чувства исторического человека.

У человека эмоции связаны с основными формами общественно-исторического существования – образа жизни человека и основными направлениями его деятельности.

Зарождение на основе совместного труда общественных форм сотрудничества, специфически человеческих отношений человека к человеку порождает и целый новый мир специфически человеческих чувств человека к человеку и к другим людям, реальная основа которых заключена в сотрудничестве и вытекающей из него общности интересов. Отсюда рождаются гуманистические чувства, чувства солидарности, симпатии, любви к человеку и т.д., и отсюда же, с возникновением общественных противоречий как реальных материальных фактов, рождается человеческое негодование, возмущение, вражда, ненависть. Первично реальные отношения, в которые включается человек, определяют его чувства, и лишь затем вторично его чувства обусловливают те отношения к другим людям, в которые он вступает.

По мере того как первично чисто природные отношения индивидов различного пола, матери к детенышу и т.п. перестраиваются на общественной основе и принимают характер семейных, у человека формируются специфические человеческие чувства – различных членов семьи друг к другу. Половое влечение переходит в человеческое чувство любви, которое в связи с изменяющимся в ходе общественно-исторического развития характером семьи осложняется многообразными, в него вплетающимися оттенками чувств; отношение родителей и детей, пронизываясь общественно-историческим содержанием, перерастает во взаимосвязь, а иногда и антагонизм поколений, которые порождают и питают сложные чувства родителей к детям и детей к родителям.

Через отношение к другим людям формируются у человека и специфические человеческие чувства к самому себе как человеческому существу, как личности, формируются личностные чувства как чувства общественные.

Не появление личностных чувств порождает личность и специфическое для человека отношение к окружающему миру и к самому себе, а становление в процессе общественной практики и исторического развития личности как субъекта практики и конкретного носителя общественных отношений порождает личностные чувства.

Труд, основа человеческого существования, становится важнейшим источником человеческих чувств. Важнейшие эмоции, которые играют в жизни обычно очень большую роль и существенно сказываются на общем эмоциональном состоянии, на настроении человека, связаны с ходом его трудовой деятельности, ее успехом или неуспехом, ее удачами или неудачами.

Различные направления общественно-трудовой деятельности порождают или развивают различные направления и стороны эмоциональности. В ходе исторического развития они не только проявляются, но и формируются. Развитие общественных межлюдских отношений порождает моральные чувства. С выделением из практической деятельности теоретической порождаются интеллектуальные чувства – любознательность, любовь к истине, которая, приходя в столкновение с господствующими взглядами, приводила людей науки на костры инквизиции.¹⁹⁹ В процессе создания изобразительных искусств, музыки, поэзии формируются эстетические чувства человека; то же происходит при восприятии великих творений народного творчества, классических произведений великих мастеров.

Таким образом, чувства человека, не отрываясь, конечно, от организма и его психофизических механизмов, далеко выходят за узкие рамки одних лишь внутриорганических состояний, распространяясь на всю безграничную ширь мира, который человек в своей практической и теоретической деятельности познает и изменяет. Каждая новая предметная область, которая создается в общественной практике и отражается в человеческом сознании, порождает новые чувства, и в новых чувствах устанавливается новое отношение человека к миру. Отношение к природе, к бытию предметов опосредовано социальными отношениями людей. Ими опосредованы и чувства человека. Участие в общественной жизни формирует общественные чувства. Объективные обязательства по отношению к другим людям, превращаясь в обязательства по отношению к самому себе, формируют моральные чувства человека. Существование таких чувств предполагает целый мир человеческих отношений. Чувства человека опосредованы и обусловлены реальными общественными отношениями, в которые включен человек, нравами или обычаями данной общественной среды и ее идеологией. Укореняясь в человеке, идеология сказывается и на его чувствах. Процесс формирования чувств человека неразрывен со всем процессом становления его личности.

Высшие чувства человека – это определяемые идеальными – интеллектуальными, этическими, эстетическими – мотивами процессы. <...> Чувства человека – самое яркое выражение "природы, ставшей человеком", и с этим связано то волнующее обаяние, которое исходит от всякого подлинного чувства.²⁰⁰

В ходе событий, порождающих у человека те или иные эмоции, он всегда является в какой-то мере не только пассивным и страдательным, но и активным, действенным существом. Даже там, где человек оказывается во власти событий, с которыми он в конечном счете не в силах совладать, ход которых в целом не от него зависит, он неизбежно в какой-то мере либо содействует ему, давая вовлечь себя, либо противодействует ему, хотя бы и безуспешно, во всяком случае так или иначе относится к происходящему.

Таким образом, все происходящее с человеком вызывает или включает и какую-то активность с его стороны – внешнюю или внутреннюю. С другой стороны, ход собственной деятельности человека и тех событий, которые в основном зависят от нее, неизбежно включает и ту или иную меру пассивности, внешней обусловленности, так как результат действий, которые совершает человек, зависит не только от его побуждений и намерений, но и от объективных обстоятельств.

Таким образом, объективно в действиях человека налицо и действенность, активность, и страдательность, пассивность, в этой своей противоположности данные в единстве и взаимопроникновении. Соответственно они представлены и в эмоциональной сфере человека, которая включает в себя и активность того или иного эмоционального отношения к происходящему, и пассивность того или иного состояния, которое испытывает человек, подвергаясь различным воздействиям.

Это взаимоотношение активности и пассивности накладывает существенный отпечаток на эмоциональную сферу. Оно проявляется в выше уже отмеченной двусторонности эмоциональных образований, выступающих, с одной стороны, как активные эмоциональные тенденции, стимулирующие к деятельности, с другой – как эмоционально переживаемые состояния, которые испытывает человек.

В учениях, авторы которых пытались глубже проникнуть в природу эмоций, эта полярность активности и пассивности отмечалась как существенная черта эмоциональной сферы, но объяснения при этом давались различные. Р.Декарт, следуя в основном христианской традиции и развивая учение о дуализме двух субстанций, усматривал источник этой полярности в дуализме души и тела. Страсть, поскольку она активность души, – акт мысли, чистого познания; она активна, поскольку не есть влечение тела, а познание души; она же есть нечто страдательное, пассивное (passion), поскольку является порождением плоти и ее влечений. Активность, таким образом, относится на счет души, пассивность – на счет воздействия на душу со стороны тела.

Б.Спиноза, заостряя интеллектуалистические тенденции концепции души, основу которой заложил Декарт, ищет источники этой полярности внутри самой души как познающего субъекта и усматривает ее в дуализме совершенного и несовершенного познания. Активность или пассивность души зависит у Спинозы от адекватности или неадекватности познания. Душа пассивна, поскольку она имеет неадекватные идеи и поскольку ее аффекты – это страсти, т.е. страдательные, пассивные состояния; поскольку она имеет адекватные идеи, она активна, ее аффекты – действия души.

Мы видим источник этой противоположности активности и пассивности в действенных взаимоотношениях субъекта и объекта, взаимопроникающих друг в друга, так что отношение между активностью и пассивностью перестает быть метафизически внешним. Каждая эмоция не является или пассивной, или активной, а и пассивной, и активной. Весь вопрос лишь в мере одной и другой, в силу которой эмоция выступает в одном случае преимущественно как страдательное состояние аффицированности, плененности, в другом – преимущественно как активный процесс порыва, устремленности, действенности.

На этой основе мы можем тоже прийти к положению, которое в рамках своей концепции сформулировал Спиноза, определив аффекты (что у него равнозначно с нашим понятием эмоции, а не с более узким современным понятием аффекта) как состояния, которые увеличивают или уменьшают способность к действию ("Этика", часть третья, определение 3).

Эмоции и деятельность

Если все происходящее, поскольку оно имеет то или иное отношение к человеку и поэтому вызывает то или иное отношение с его стороны, может вызвать у него те или иные эмоции, то особенно тесной является действенная связь между эмоциями человека и его собственной деятельностью. Эмоция с внутренней необходимостью зарождается из соотношения – положительного или отрицательного – результатов действия к потребности, являющейся его мотивом, исходным побуждением.

Это связь взаимная: с одной стороны, ход и исход человеческой деятельности вызывают обычно у человека те или иные чувства, с другой – чувства человека, его эмоциональные состояния влияют на его деятельность. Эмоции не только обусловливают деятельность, но и сами обусловливаются ею. Характер эмоций, их основные свойства и строение эмоциональных процессов зависят от нее.

Так как объективный результат человеческих действий зависит не только от побуждений, из которых они исходят, но и от объективных условий, в которых они совершаются; так как у человека много самых различных потребностей, из которых то одна, то другая приобретает особую актуальность, результат действия может оказаться либо в соответствии, либо в несоответствии с наиболее актуальной для личности в данной ситуации на данный момент потребностью. В зависимости от этого ход собственной деятельности породит у субъекта положительную или отрицательную эмоцию, чувство, связанное с удовольствием или неудовольствием. Появление одного из этих двух полярных качеств всякого эмоционального процесса будет, таким образом, зависеть от складывающегося в ходе деятельности и в ходе деятельности изменяющегося соотношения между действием и его исходными побуждениями. Возможны и объективно нейтральные участки в действии, когда выполняются те или иные операции, не имеющие самостоятельного значения; они оставляют личность эмоционально нейтральной. Поскольку человек как сознательное существо в соответствии со своими потребностями, своей направленностью ставит себе определенные цели, можно сказать также, что положительное или отрицательное качество эмоции определяется соотношением между целью и результатом действия.

В зависимости от отношений, складывающихся по ходу деятельности, определяются и другие свойства эмоциональных процессов. В ходе деятельности есть обычно критические точки, в которых определяется благоприятный для субъекта или неблагоприятный для него результат, оборот или исход его деятельности. Человек как сознательное существо более или менее адекватно предвидит приближение таких критических точек. При приближении к ним в чувстве человека – положительном или отрицательном – нарастает напряжение. После того как критическая точка пройдена, в чувстве человека – положительном или отрицательном – наступает разрядка.

Наконец, любое событие, любой результат собственной деятельности человека в соотношении с различными его мотивами или целями может приобрести амбивалентное – одновременно и положительное, и отрицательное – значение. Чем более внутренне противоречивый, конфликтный характер принимает протекание действия и вызванный им ход событий, тем более сумбурный характер принимает эмоциональное состояние субъекта. Такой же эффект, как неразрешимый конфликт, может произвести и резкий переход от положительного – особенно напряженного – эмоционального состояния к отрицательному и наоборот. С другой стороны, чем более гармонично, бесконфликтно протекает процесс, тем более покойный характер носит чувство, тем меньше в нем остроты и возбуждения.

Мы пришли, таким образом, к выделению трех качеств, или измерений, чувства. Стоит сопоставить их трактовку с той, которая дана в трехмерной теории чувств В.Вундта. Вундт выделял именно эти измерения (удовольствия и неудовольствия, напряжения и разрядки [разрешения], возбуждения и успокоения). Каждую из пар он попытался соотнести с соответствующим состоянием пульса и дыхания, с физиологическими висцеральными процессами. Мы связываем их с различным отношением к событиям, в которые включается человек, с различным ходом его деятельности. Для нас эта связь фундаментальна. Значение висцеральных физиологических процессов, конечно, не отрицается, но им отводится иная – подчиненная – роль; чувства удовольствия или неудовольствия, напряжения и разрядки и т.п. связаны, конечно, с органическими висцеральными изменениями, но сами изменения имеют у человека по большей части производный характер; они лишь "механизмы", посредством которых осуществляется определяющее влияние взаимоотношений, которые в ходе деятельности складываются у человека с миром. <...>

Многообразие чувств зависит от многообразия реальных жизненных отношений человека, которые в них выражаются, и видов деятельности, посредством которых они осуществляются.

Характер эмоционального процесса зависит далее и от структуры деятельности. Эмоции прежде всего существенно перестраиваются при переходе от биологической жизнедеятельности, органического функционирования к общественной трудовой деятельности. С развитием деятельности трудового типа эмоциональный характер приобретает не только процесс потребления, использования тех или иных благ, но также и прежде всего их производство, даже в том случае, когда – как это неизбежно бывает при разделении труда – данные блага непосредственно не предназначены служить для удовлетворения собственных потребностей. У человека эмоции, связанные с деятельностью, занимают особое место, поскольку именно она дает положительный или отрицательный результат. Отличное от элементарного физического удовольствия или неудовольствия чувство удовлетворения или неудовлетворения со всеми его разновидностями и оттенками (чувства успеха, удачи, торжества, ликования и неуспеха, неудачи, краха и т.д.) связано прежде всего с ходом и исходом деятельности.

При этом в одних случаях чувство удовлетворения связано преимущественно с результатом деятельности, с ее достижениями, в других – с ходом ее. Однако и тогда, когда это чувство связано в первую очередь с результатом деятельности, результат переживается эмоционально, поскольку осознается как достижение по отношению к деятельности, которая к ним привела. Когда данное достижение уже закреплено и превратилось в обычное состояние, во вновь установившийся уровень, не требующий напряжения, труда, борьбы за его сохранение, чувство удовлетворения относительно быстро начинает притупляться. Эмоционально переживается не остановка на каком-нибудь уровне, а переход, движение к более высокому уровню. Это можно наблюдать на деятельности любого рабочего, добившегося резкого повышения производительности труда, на деятельности ученого, совершившего то или иное открытие. Чувство достигнутого успеха, торжества сравнительно быстро затухает, и каждый раз снова разгорается стремление к новым достижениям, ради которых нужно биться и работать.

Точно так же, когда эмоциональные переживания вызывает сам процесс деятельности, то радость и увлечение процессом труда, преодоление трудностей, борьба не являются чувствами, связанными лишь с процессом функционирования. Наслаждение, которое доставляет нам процесс труда, – это в основном наслаждение, связанное с преодолением трудностей, т.е. с достижением частичных результатов, с приближением к результату, который является конечной целью деятельности, с движением по направлению к нему. Таким образом, чувства, связанные по преимуществу с ходом деятельности, хотя и отличны, но неотрывны от чувств, связанных с ее исходом. <...> Последние в трудовой деятельности обычно преобладают. Осознание того или иного результата как цели действия выделяет его, придает ему ведущее значение, в силу которого эмоциональное переживание ориентируется главным образом по нему.

Это отношение несколько смещается в игровой деятельности. Вопреки очень распространенному мнению эмоциональные переживания и в игровом процессе никак не сводятся к чисто функциональному удовольствию (за исключением разве первых, самых ранних, функциональных игр ребенка, в которых совершается первоначальное овладение им своим телом). Игровая деятельность ребенка не сводится к функционированию, а тоже состоит из действий. Так как игровая деятельность человека является производной от трудовой и развивается на ее основе, то и в игровых эмоциях выступают черты, общие с теми, которые вытекают из строения трудовой деятельности. Однако, наряду с чертами общими, есть в игровой деятельности, потому и в игровых эмоциях и черты специфические. И в игровом действии, исходя из тех или иных побуждений, ставятся те или иные цели, но только воображаемые. В соответствии с воображаемым характером целей в игре значительно увеличивается удельный вес эмоций, связанных с ходом действия, с процессом игры, хотя и в игре результат, победа в состязании, удачное разрешение задачи и т.п. далеко не безразличны. Это перемещение центра тяжести эмоциональных переживаний в игре связано и с иным, специфическим для нее соотношением мотивов и целей деятельности.

Своеобразное смещение эмоционального переживания происходит в тех сложных видах деятельности, в которых расчленяется разработка замысла, плана действия и его дальнейшее осуществление, и первая выделяется в относительно самостоятельную теоретическую деятельность, а не совершается в ходе практической деятельности. В таких случаях особенно сильный эмоциональный настрой может прийтись на эту начальную стадию. В деятельности писателя, ученого, художника разработка замысла произведения может переживаться особенно эмоционально – острее, чем его последующее кропотливое осуществление.

К.Бюлер выдвинул закон, согласно которому по ходу действия положительные эмоции перемещаются от конца к началу. Закон, так сформулированный, не вскрывает подлинных причин явлений, которые обобщает. Подлинные причины перемещения положительных эмоций от конца действия к его началу лежат в изменении характера и строения деятельности. По существу, эмоции, как положительные, так и отрицательные, могут быть связаны со всем ходом действия и с его исходом. Если для ученого или художника с особенно интенсивной радостью может быть сопряжен начальный этап замысла своего произведения, то это объясняется тем, что разработка замысла или плана превращается в предваряющую, относительно самостоятельную и притом очень напряженную, интенсивную деятельность, ход и исход которой поэтому доставляют свои очень яркие радости и – иногда – муки.

Смещение эмоционального переживания к началу действия связано также с ростом сознания. Маленький ребенок, не способный предвидеть результат своих действий, не может и заранее, с самого начала испытать эмоциональный эффект от последующего результата. Но у того, кто в состоянии предвидеть результаты и дальнейшие последствия своих поступков, переживание, соотнесение предстоящих результатов действия к побуждениям, определяющее его эмоциональный характер, сможет определиться уже с самого начала.

Таким образом, раскрывается многообразная и многосторонняя зависимость эмоций человека от его деятельности.

В свою очередь эмоции существенно влияют на ход деятельности. Как форма проявления потребностей личности эмоции выступают в качестве внутренних побуждений к деятельности. Эти внутренние побуждения, выражающиеся в чувствах, обусловлены реальными отношениями индивида к окружающему его миру.

Для того чтобы уточнить роль эмоции в деятельности, необходимо различать эмоции, или чувства, и эмоциональность, или аффективность как таковую.

Ни одна реальная эмоция не сводима к изолированно взятой, чистой, т.е. абстрактной, эмоциональности или аффективности. Всякая реальная эмоция обычно представляет собой единство аффективного и интеллектуального, переживания и познания, поскольку она включает в себя в той или иной мере и волевые моменты, влечения, стремления, поскольку вообще в ней в той или иной мере выражается весь человек. Взятые в конкретной целостности, эмоции служат побуждениями, мотивами деятельности. Они обусловливают ход деятельности индивида, будучи сами обусловлены им. В психологии часто говорят о единстве эмоций, аффекта и интеллекта, полагая, что этим преодолевают абстрактную точку зрения, расчленяющую психологию на отдельные элементы, или функции. Между тем подобными формулировками исследователь лишь подчеркивает свою зависимость от идей, которые стремится преодолеть. В действительности нужно говорить не просто о единстве эмоций и интеллекта в жизни личности, но о единстве эмоционального, или аффективного, и интеллектуального внутри самих эмоций, так же как и внутри самого интеллекта.

Если теперь в эмоции выделить эмоциональность, или аффективность, как таковую, то можно будет сказать, что она вообще не детерминирует, а лишь регулирует детерминируемую иными моментами деятельность человека; она делает индивида более или менее чувствительным к тем или иным побуждениям, создает как бы систему шлюзов, которые в эмоциональных состояниях устанавливаются на ту или иную высоту; приспособляя, адаптируя и рецепторные, вообще познавательные, и моторные, вообще действенные, волевые функции, она обусловливает тонус, темпы деятельности, ее настроенность на тот или иной уровень. Иными словами, эмоциональность как таковая, т.е. эмоциональность как момент или сторона эмоций, обусловливает по преимуществу динамическую сторону или аспект деятельности.

Неправильно было бы (как это делает, например, К.Левин) переносить это положение на эмоции, на чувства в целом. Роль чувства и эмоций не сводима к динамике, потому что и сами они не сводимы к одному лишь изолированно взятому эмоциональному моменту. Динамический момент и момент направленности теснейшим образом взаимосвязаны. Повышение восприимчивости и интенсивности действия носит обычно более или менее избирательный характер: в определенном эмоциональном состоянии, охваченный определенным чувством, человек становится более восприимчивым к одним побуждениям и менее – к другим. Таким образом, динамические изменения в эмоциональных процессах обычно носят направленный характер. В конечном счете эмоциональный процесс включает и задает динамическое состояние и направленность, поскольку выражает то или иное динамическое состояние в определенной направленности или определенным образом направленные динамические соотношения. При этом динамическая характеристика эмоций неотрывна от их содержания, и в содержательных отношениях индивида к тому объекту, на который направлена его деятельность, нужно искать причину того или иного распределения динамических соотношений, а не наоборот.

Только в тех случаях, когда, как при аффектах, очень сильное эмоциональное возбуждение тормозит сознательную интеллектуальную деятельность, динамические моменты начинают преобладать над смысловым содержанием и избирательной направленностью действия: сильное эмоциональное возбуждение создает напряжение, при котором любой повод может вызвать разрядку. Такой разрядкой и является импульсивное действие. Оно обусловлено по преимуществу динамическими отношениями, создавшимся в индивиде напряжением. Действие разрядки при этом сплошь и рядом направляется вовсе не на то и не на того, чем или кем было порождено обусловившее его напряжение. Такое действие поэтому представляется мало мотивированным; "реакция" не адекватна "стимулу": ничтожный повод может в таких условиях вызвать непомерно большую вспышку. У разных людей подверженность таким эмоциональным вспышкам или взрывам, аффективным разрядкам различна: она зависит от особенностей их темперамента. У одного и того же человека она различна в разных ситуациях: аффективные взрывы порождают, собственно, лишь конфликтные ситуации, в которых индивид подвергается действию сильных побуждений, направленных в противоположные стороны, т.е. несовместимых между собой.

Таким образом, конкретно взаимоотношения между динамическими и содержательными, смысловыми компонентами эмоциональных процессов могут при различных условиях складываться по-разному. В основе своей они взаимосвязаны. Но в некоторых случаях они могут выступать и различно: динамическое напряжение, возникшее из одного источника, и энергия, им порожденная или мобилизованная, могут быть переключены на другое, отличное от первоначального, русло. Такое переключение мобилизованной в эмоциональном состоянии энергии на новые, более важные и ценные пути, при некоторых условиях возможное, может иметь большое практическое значение. Не следует, однако, представлять его себе так упрощенно и, главное, механистично, как это иногда делают, говоря о переключении и сублимации. Для того чтобы произошло переключение энергии и сосредоточение ее в новом фокусе, отличном от очага, в котором она первоначально скопилась, необходимо, чтобы этот новый очаг сам тоже обладал притягательной эмоциональной силой; только тогда он сможет "переключить" – собрать и сосредоточить на себе порожденную в другом очаге динамическую силу. Неправильно было бы, например, предположить (как это делает З.Фрейд), что подлинные импульсы к деятельности исходят только из сексуальных источников, и при этом говорить о переключении сексуальной энергии на другие пути, о ее сублимировании. Вызванный специальным эмоциональным процессом динамический эффект может иррадиировать и дать общее разлитое возбуждение; но для того чтобы заключенные в нем силы сконцентрировались на новом очаге, нужно, чтобы к этому последнему их привлекли самостоятельно здесь действующие стимулы.

Динамическое значение эмоционального процесса может быть вообще двояким: эмоциональный процесс может повышать тонус, энергию психической деятельности и может снижать, тормозить ее. Одни – особенно У.Кеннон, который специально исследовал эмоциональное возбуждение при ярости и страхе, – подчеркивают по преимуществу их мобилизующую функцию (emergency function по Кеннону), для других (Э.Клапаред, Кантор и др.), наоборот, эмоции неразрывно связаны с дезорганизацией поведения; они возникают при дезорганизации и порождают срыв.

Каждая из двух противоположных точек зрения опирается на реальные факты, но обе они исходят из ложной метафизической альтернативы "либо – либо" и потому, отправляясь от одной категории фактов, вынуждены закрывать глаза на другую. На самом деле не подлежит сомнению, что и здесь действительность противоречива: эмоциональные процессы могут и повысить эффективность деятельности, и дезорганизовать ее. Иногда это может зависеть от интенсивности процесса: положительный эффект, который дает эмоциональный процесс при некоторой оптимальной интенсивности, может перейти в свою противоположность и дать отрицательный, дезорганизующий эффект при чрезмерном усилении эмоционального возбуждения. Иногда один из двух противоположных эффектов прямо обусловлен другим: повышая активность в одном направлении, эмоция тем самым нарушает или дезорганизует ее в другом; остро подымающееся в человеке чувство гнева, способное мобилизовать его силы на борьбу с врагом и в этом направлении оказать благоприятный эффект, может в то же время дезорганизовать умственную деятельность, направленную на разрешение каких-либо теоретических задач. Это не значит, что динамический эффект каждой эмоции всегда специфичен или всегда обладает противоположным знаком для различно направленных видов деятельности. Иногда эмоциональный процесс может дать генерализованный динамический эффект, распространяющийся с того очага, в котором он возник, на все проявления личности.

Сильная эмоция может в результате "шока" дезорганизовать деятельность человека и оставить его на некоторое время в таком подавленном состоянии, в котором он не может сделать что-либо, требующее какого-то напряжения и сосредоточения. И вместе с тем иногда необычное чувство, охватившее человека, может вызвать такой подъем всех его сил и сделать его способным на такие достижения, до которых он никогда бы не поднялся без этого чувства. Радость, порожденная каким-нибудь значительным для личности переживанием, может вызвать прилив сил, при котором любая работа будет делаться легко. Реальные взаимоотношения чрезвычайно многообразны и противоречивы. Сплошь и рядом выступающая противоречивость – то положительного, адаптивного и стимулирующего, то отрицательного, дезорганизующего – динамического эффекта эмоций связана, в частности, с многообразием эмоций и стереотипностью периферического физиологического механизма эмоциональности.

Б.Спиноза правильно определял эмоции как состояния, которые "увеличивают или уменьшают способность самого тела к действию, благоприятствуют ей или ограничивают ее" ("Этика", часть третья, определение 3). Радостное чувство, порожденное успехом, обычно повышает энергию для дальнейшей успешной деятельности, а печаль, уныние, наступающие при не ладящейся работе, в свою очередь могут снизить энергию для дальнейшей деятельности. Однако эту противоположность положительного и отрицательного динамического эффекта эмоционального процесса не следует превращать в чисто внешнее их противопоставление. Деление чувств на стенические, повышающие, и астенические, понижающие жизнедеятельность (И.Кант), имеет лишь относительное значение, поскольку одно и то же чувство в зависимости от различных условий – прежде всего силы его – может быть и астеническим", и "астеническим". <...>

Роль периферических реакций в эмоциональном процессе особенно интересовала У.Джемса и К.Ланге, построивших в результате свою психологическую теорию эмоций.

Джемс следующим образом резюмирует свою теорию: "Телесное возбуждение следует непосредственно за восприятием вызвавшего его факта: осознание нами этого возбуждения и есть эмоция. Обыкновенно принято выражаться следующим образом: мы потеряли состояние, огорчены и плачем, мы повстречались с медведем, испуганы и обращаемся в бегство, мы оскорблены врагом, приведены в ярость и наносим ему удар. Согласно защищаемой мной гипотезе порядок этих событий должен быть несколько иным: именно первое душевное состояние не сменяется немедленно вторым; между ними должны находиться телесные проявления, и потому наиболее рационально выражаться следующим образом: мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого, боимся, потому что дрожим, а не говорить: мы плачем, бьем, дрожим, потому что опечалены, приведены в ярость, испуганы. Если бы телесные проявления не следовали немедленно за восприятием, то последнее было бы по форме своей чисто познавательным актом, бледным, лишенным колорита и эмоциональной "теплоты". Мы в таком случае могли бы видеть медведя и решить, что всего лучше обратиться в бегство, могли бы нанести оскорбление и найти справедливым отразить удар, но мы не ощущали бы при этом страха или негодования".

Основной смысл этих парадоксально звучащих утверждений заключается в том, что эмоции обусловлены исключительно периферическими изменениями: внешние впечатления чисто рефлекторно, минуя высшие центры, с которыми связаны процессы сознания, вызывают ряд изменений в организме; эти изменения обычно рассматриваются как следствие или выражение эмоций, между тем как по Джемсу, лишь последующее осознание этих органических изменений, обусловленное их проекцией на кору, и составляет эмоцию. Эмоция, таким образом, отожествляется с осознанием органических изменений.

Аналогичную точку зрения развил К.Ланге в своей "сосудодвигательной теории" эмоций. Эмоции-аффекты, по Ланге, определяются состоянием иннервации и шириной сосудов, которые задействованы при этих эмоциях.

Анализируя, например, грусть, Ланге говорит: "Устраните усталость и вялость мускулов, пусть кровь прильет к коже и мозгу, появится легкость в членах, и от грусти ничего не останется". Для Ланге, таким образом, эмоция – это осознание происходящих в организме сосудодвигательных (вазомоторных) изменений и их последствий. Теория Ланге, таким образом, принципиально однородна с теорией Джемса. Поэтому обычно их объединяют и говорят о теории эмоций Джемса-Ланге. Но Джемс, не сужая так, как Ланге, физиологические основы эмоций, вместе с тем значительно более четко поставил основной вопрос о периферической или центральной обусловленности эмоций. Вокруг этой проблемы сосредоточилась в дальнейшем экспериментальная работа.

Теория Джемса-Ланге правильно отмечала существенную роль, которую играют в эмоциях органические изменения периферического характера. Действительно, без вегетативных, висцеральных реакций нет эмоций. Они являются не только внешним выражением эмоций, но и существенным их компонентом. Если выключить все периферические органические изменения, которые обычно имеют место при страхе, то останется скорее мысль об опасности, чем чувство страха; в этом Джемс прав. Но теория Джемса-Ланге совершенно ошибочно свела эмоции исключительно к периферическим реакциям и в связи с этим превратила сознательные процессы центрального характера лишь во вторичный, следующий за эмоцией, но не включенный в нее и ее не определяющий акт. Современная физиология показала, что эмоции не сводимы к одним лишь периферическим реакциям. В эмоциональных процессах участвуют в теснейшем взаимодействии как периферические, так и центральные факторы. Психология не может этого не учитывать.

Выразительные движения

Широко разлитые периферические изменения, охватывающие при эмоциях весь организм, распространяясь на систему мышц лица и всего тела, проявляются в так называемых выразительных движениях (мимике – выразительные движения лица; пантомимике – выразительные движения всего тела и "вокальной мимике" – выражение эмоций в интонации и тембре голоса). <...>

В повседневной жизни мы по выразительным движениям, по тончайшим изменениям в выражении лица, в интонации и т.д. чувствуем иногда малейшие сдвиги в эмоциональном состоянии, в "настроении" окружающих нас людей, особенно близких нам. Ряд американских исследователей (А.Фелеки, Г.С.Лэнгфелд, К.Лэндис, М.Шерманн) пришли к выводу, что суждения об эмоциональном состоянии на основании выражения лица оказываются по большей части сбивчивыми и ненадежными. Конечно, смех, улыбка обычно не вызывают сомнений и расхождения в суждениях; относительно легко опознается выражение презрения, но уже удивление и подозрение и даже страх и гнев, а тем паче более тонкие оттенки чувств труднее дифференцировать по выражению лица.

В специальных опытах некоторые из исследователей (К.Лэндис, М.Шерманн) в лабораторных условиях вызывали у людей различные эмоциональные состояния. Испытуемые, не будучи осведомленными об эмоциональных состояниях этих людей, должны были их определить по выражению лиц.

Иногда исследователи подменяли живое человеческое лицо фотографией, на которой либо сам исследователь (А.Фелеки), либо актер специально изображал ту или иную эмоцию (Г.С.Лэнгфелд, К.Лэндис). При этом старания исследователей были направлены на то, чтобы определить для каждой эмоции, какую в точности группу мышц лица она включает и какое в точности движение каждой из этих мышц для нее специфично. Оказалось, что в игре мышц при различных эмоциях наблюдаются значительные индивидуальные различия и для более тонких оттенков чувств трудно установить какой-либо единый набор мышц.

Результаты, к которым привели эти исследования, можно отчасти объяснить отличием тех экспериментальных условий, при которых наблюдались эмоции в лабораторных исследованиях, от реальных условий, в которых мы в жизни или даже на сцене, наблюдая игру актеров, судим об эмоциях. В частности, на фотографиях дано лишь статическое, застывшее выражение, между тем как в жизни мы наблюдаем динамику, переход от одного выражения к другому, изменение выражения, и именно в этом изменении, собственно, и заключается выражение. В одном, изолированно взятом, выражении лица, естественно, не всегда можно расчленить его общее характерологическое выражение и специальное выражение того или иного эмоционального состояния, лишь в игре этого лица, в переходе от одного выражения к другому проявляются изменяющиеся эмоциональные состояния; между тем в этих опытах одно выражение лица рассматривается вне соотношения с другими. Далее, само лицо рассматривается в отрыве от человека и вне его конкретных отношений к той ситуации, из которой возникает и к которой относится эмоция.

При такой постановке вопроса вскрываются принципиальные теоретические предпосылки этих исследований – бихевиористское представление о том, будто эмоция – это интраорганическая реакция, реакция, ограниченная поверхностью организма, хотя в действительности органические реакции – это не эмоция, а лишь компонент эмоции, конкретный смысл которого определяется из целого; значение эмоции раскрывается из отношения человека к окружающему, к другим людям. В изолированно взятом выражении лица напрасно ищут раскрытие существа эмоции; но из того, что по изолированно взятому выражению лица, без знания ситуации, не всегда удается определить эмоцию, напрасно заключают, что мы узнаем эмоцию не по выражению лица, а по ситуации, которая ее вызывает. В действительности из этого можно заключить только то, что для распознания эмоций, особенно сложных и тонких, выражение лица служит не само по себе, не изолированно, а в соотношении со всеми конкретными взаимоотношениями человека с окружающим. Выразительные движения – это выразительный "подтекст" (см. главу о речи) к некоторому тексту, который необходимо знать, чтобы правильно раскрыть смысл подтекста. <...>

Но и тут распознавать индивидуально своеобразные выразительные движения каждого человека и по ним улавливать все оттенки его чувств, правильно интерпретируя его выразительные движения, мы научаемся лишь в процессе более или менее длительного и близкого общения с ним. Поэтому также малоплодотворно (как это делает К.Дунлап и др.) в абстрактной форме ставить вопрос о том, какова относительная значимость в общем выражении лица верхней и нижней его части, в частности глаз (точнее, глазных мышц) и рта (точнее, мышц рта).

Вопрос в конечном счете упирается в общую теорию выразительных движений, неразрывно связанную с общей теорией эмоций. Лишь в свете такой теории можно осмыслить и истолковать экспериментальные факты. Для представителей традиционной психологии, интерпретирующих сознание как замкнутый внутренний мир переживаний, выразительные движения – это внешний коррелят или спутник переживания. Эта точка зрения была развита в теории выразительных движений В.Вундта. "Аффекты, – пишет он, – это та сторона душевной жизни, по отношению к которой выразительные движения и порождающие их процессы иннервации должны рассматриваться как их физические корреляты".²⁰¹ Вундт при этом исходит из того, что "с каждым изменением психических состояний одновременно связаны изменения им соответствующих (коррелятивных) физических явлений".²⁰² В основе этой теории выразительных движений лежит, таким образом, принцип психофизического параллелизма. Она извне соотносит движение с переживанием; называя это движение выразительным, она трактует его как сопутствующее, сопроводительное; реальная связь у выразительного движения имеется лишь с порождающими его процессами иннервации. Эта психофизиологическая точка зрения связывает выразительные движения с внутренними органическими процессами и лишь внешне соотносит их с внутренними душевными переживаниями. Точка зрения психолога-идеалиста – интероспекциониста, параллелиста – и точка зрения физиолога, который ищет конечного объяснения выразительных движений лишь во внутриорганических процессах иннервации и т.п., совпадают потому, что как одна, так и другая пытаются понять выразительные движения лишь из соотношений внутри индивида. При таких условиях движение и психическое содержание неизбежно распадаются, и выразительное движение перестает что-либо выражать; из выражения в собственном смысле слова оно превращается лишь в сопровождение, в лишенную всякого психического содержания физиологическую реакцию, сопутствующую лишенному всякой действенной связи с внешним миром внутреннему переживанию.

Для того чтобы понять выразительные движения, так же как и само переживание, надо перейти от абстрактного индивида, только переживающего, к реальному индивиду. В отличие от точки зрения имманентно-психологической (феноменологической) и физиологической, эта точка зрения – биологическая и социальная. С биологической точки зрения подходил к выразительным движениям, в частности, Ч.Дарвин. Согласно первому началу, которое Дарвин вводит для объяснения выразительных движений, они являются рудиментарными обрывками прежде целесообразных действий. Точка зрения, рассматривающая выразительное движение как начало намечающегося, но невыполненного, заторможенного действия, принимается поведенческой психологией, которая превращает, таким образом, выразительное движение в отрывок поведения, в соответствующую тому или иному поведению установку или "позу" (Дж.Уотсон). Однако если рассматривать поведение – с точки зрения бихевиориста – лишь как внешнюю реакцию организма, лишенную внутреннего содержания, то от выразительного движения, как связанного с внутренним содержанием личности, ничего не остается, так же как ничего не остается и от самого внутреннего содержания. Для того чтобы подход к выразительному движению от действия, от поведения был плодотворен, необходимо, чтобы в самом действии раскрывалось внутреннее содержание действующего лица. Нужно учесть при этом, что выразительным может быть не только движение, но и действие, не только его намечающееся начало, но и дальнейшее течение. Так же как в логическую ткань живой человеческой речи вплетаются выразительные моменты, отражающие личность говорящего, его отношение к тому, что он говорит, и к тому, к кому он обращается, так и в практический конспект человеческих действий непрерывно вплетаются такие же выразительные моменты; в том, как человек делает то или иное дело, выражается его личность, его отношение к тому, что он делает, и к другим людям. В трудовых действиях людей эти выразительные движения характеризуют стиль работы, свойственный данному человеку, его "туше" и играют определенную роль как бы настроя в организации и протекании работы.

Так же как вообще действие не исчерпывается внешней своей стороной, а имеет и свое внутреннее содержание и, выражая отношения человека к окружающему, является внешней формой существования внутреннего духовного содержания личности, так же и выразительные движения не просто лишь сопровождение эмоций, а внешняя форма их существования или проявления.

Выразительное движение (или действие) не только выражает уже сформированное переживание, но и само, включаясь, формирует его; так же как, формулируя свою мысль, мы тем самым формируем ее, мы формируем наше чувство, выражая его. Когда У.Джем c утверждал, что не страх порождает бегство, а бегство порождает панику и страх, не уныние вызывает унылую позу, а унылая поза (когда человек начинает волочить ноги, мина у него делается кислой и весь он как-то опускается) порождает у него уныние, ошибка Джемса заключалась только в том, что, переворачивая традиционную точку зрения, он также недиалектично взял лишь одну сторону. Но отмеченная им зависимость не менее реальна, чем та, которую обычно односторонне подчеркивает традиционная теория. Жизнь на каждом шагу учит тому, как, давая волю проявлениям своих чувств, мы этим их поддерживаем, как внешнее проявление чувства само воздействует на него. Таким образом, выразительное движение (или действие) и переживание взаимопроникают друг в друга, образуя подлинное единство. Объяснение выразительных движений можно дать не на основе психофизического параллелизма, а лишь на основе психофизического единства. Выразительное движение, в котором внутреннее содержание раскрывается вовне, – это не внешний лишь спутник или сопровождение, а компонент эмоций. Поэтому выразительные движения и выразительные действия создают – как это имеет место в игре актера – образ действующего лица, раскрывая его внутреннеесодержание во внешнем действии. В игре актера подлинная сущность выразительного движения и выразительного действия выступает особенно отчетливо (и здесь его и нужно бы изучать). Через выразительность своих движений и действий актер не только раскрывает чувства зрителю, через них он сам входит в чувства своего героя и, действуя на сцене, начинает жить ими и их переживать.

Как сами эмоции, или чувства, человека, так и выразительные движения, которыми они сопровождаются, согласно мысли Дарвина, являются только пережитками или рудиментами прежде целесообразных инстинктивных движений. Не подлежит сомнению, что эмоции в прошлом генетически были связаны с инстинктами, и частично происхождение выразительных движений может быть объяснено на основании дарвиновского принципа; однако это объяснение только частичное. <... >

Но существо вопроса в том, что как бы сначала ни возникли выразительные движения и какова бы ни была первоначальная функция этих движений, они во всяком случае не просто рудиментарные образования, потому что они выполняют определенную актуальную функцию, а именно функцию общения; они – средство сообщения и воздействия, они – речь, лишенная слова, но исполненная экспрессии. Эта реальная функция выразительных движений в настоящем, конечно, не менее существенна для их понимания, чем гипотетическая функция их в прошлом. Исключительно тонко дифференцированная мимика человеческого лица никогда не достигла бы современного уровня выразительности, если бы в ней лишь откладывались и запечатлевались ставшие бесцельными движения. Но менее всего можно говорить о выразительных движениях как о мертвых рудиментах, не выполняющих никакой актуальной функции. Иногда едва уловимая улыбка, на мгновение осветившая лицо человека, может стать событием, способным определить всю личную жизнь другого человека, чуть заметно сдвинутые брови могут оказаться более эффективным средством для предотвращения какого-либо чреватого последствиями поступка, чем иные пространные рассуждения и сопряженные с большой затратой сил меры воздействия.

Социальная функция, выполняемая выразительными движениями, оказывает на них определяющее влияние. Поскольку они служат средствами выражения и воздействия, они приобретают характер, необходимый для выполнения этих функций. Символическое значение, которое выразительное движение приобретает для других людей в процессе общения, начинает регулировать употребление его индивидом. Форма и употребление наших выразительных движений преобразовываются и фиксируются той общественной средой, к которой мы принадлежим, в соответствии со значением, присвоенным ею нашим выразительным движением. Общественная фиксация этих форм и их значения создает возможность чисто конвенциональных выразительных движений (конвенциональная улыбка), за которыми нет чувства, ими выражаемого. Но и подлинное выражение действительных чувств получает обычно установленную, стилизованную, как бы кодифицированную социальными обычаями форму. Нигде нельзя провести грани между тем, что в наших выразительных движениях природно и что в них социально; природное и социальное, естественное и историческое здесь, как и повсюду у человека, образуют одно неразложимое единство. Нельзя понять выразительных движений человека, если отвлечься от того, что он – общественное существо.

Чтобы до конца понять выразительные движения людей, нужно подойти к ним, исходя из того действия или воздействия, которое они оказывают на других людей. Наши выразительные движения, воспринимаясь и истолковываясь другими людьми из контекста нашего поведения, приобретают для них определенное значение. Значение, которое они приобретают для окружающих, придает им новое значение для нас самих. Первоначально рефлекторная реакция превращается в семантический акт. Мы сплошь и рядом производим то или иное выразительное движение именно потому, что, как мы знаем, оно имеет определенное значение для других. Выражение и воздействие взаимосвязаны и взаимообусловлены. Черпая свое значение из общения, они в известной степени заменяют речь. Природная основа непроизвольных рефлекторных выразительных реакций дифференцируется, преобразуется, развивается и превращается в тот исполненный тончайших нюансов язык взглядов, улыбок, игры лица, жестов, поз, движений, посредством которого и тогда, когда мы молчим, мы так много говорим друг другу. Пользуясь этим. "языком", большой артист может, не вымолвив ни одного слова, выразить больше, чем слово может вместить.

Этот язык располагает утонченнейшими средствами речи. Наши выразительные движения – это сплошь и рядом метафоры. Когда человек горделиво выпрямляется, стараясь возвыситься над остальными, либо наоборот, почтительно, униженно или подобострастно склоняется перед другими людьми и т.п., он собственной персоной изображает образ, которому придается переносное значение. Выразительное движение перестает быть просто органической реакцией; в процессе общения оно само становится действием и притом общественным действием, существеннейшим актом воздействия на людей.

Если таким образом выразительные движения, насыщаясь своеобразной семантикой, переходят в речь, лишенную слов, но исполненную экспрессии, то, с другой стороны, собственно речь человека, звуковая сторона слов сама включает в себя "мимику" – вокальную, и в значительной мере из этой мимики черпает она свою выразительность. В речи каждого человека эмоциональное возбуждение сказывается в целой гамме выразительных моментов – в интонациях, ритме, темпе, паузах, повышениях и понижениях голоса, усиливающих построений, разрывов и т.п. Вокальная мимика выражается и в так называемом вибрато – в ритмической пульсации частоты и интенсивности человеческого голоса (при пении в среднем 6-7 пульсаций в секунду). Вибрато связано с эмоциональным состоянием и оказывает эмоциональное воздействие. Волнующее действие, которое часто производит скрипка, связано, по-видимому, со значительной ролью в скрипичной игре вибрато (К.Сишор). При пении также вибрато придает голосу особую прелесть. У некоторых (по данным специальных исследований, среди взрослых примерно у 20%) встречается непроизвольное вибрато и в речи.

Зарождаясь в виде непроизвольного проявления эмоционального состояния говорящего, выразительные моменты речи перерабатываются соответственно тому воздействию, которое они оказывают на других; таким образом, они превращаются в искусно разработанные средства более или менее сознательного воздействия на людей. Так, у больших мастеров слова из непроизвольных сначала эмоционально-выразительных проявлений речи вырабатываются утонченнейшие стилистические приемы выразительности, так же как из непроизвольных выразительных движений в творчестве большого актера вырабатывается жест, которым он как бы лепит скульптурно четкий образ человека, волнуемого страстями. Так выразительное движение у человека проходит длинный путь развития, в результате которого оно оказывается преображенным; сначала очаровательное, но порой необузданное, еще дикое дитя природы превращается в прекрасное произведение искусства.