В. И. Несмелов. НАУКА О ЧЕЛОВЕКЕ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Будущее откровение в мире Божия царства.

По христианскому учению, пока существует настоящий мир, в нем неизбежно будет существовать и зло, потому что оно создается и поддерживается не столько религиозным невежеством и нравственной испорченностью людей, сколько прямой ненавистью к Богу и решительным упорством во лжи со стороны мира преступных духов. Было время, когда люди были достойными Бога, но злая воля мятежного духа порешила сделать их враждебными Богу, и они действительно не устояли в истине своего положения и разрушили Божию мысль о бытии. Это преступление было совершено ими только в состоянии обольщения, и потому, сделавшись преступниками Божией воли, они на самом деле все-таки не сделались врагами Бога; но так как своим преступлением они все-таки разрушили план и цель божественного творчества, то само собой разумеется, что в своем преступлении они явились совсем не такими людьми, которых Богу угодно было создать и которых Он действительно создал, и что материальный мир, в силу их преступления, оказался совсем не тем совершенным бытием, I которое служило действительным осуществлением божественной идеи бытия. На самом деле и преступные люди, и бессмысленный мир преступления были созданы не Богом, а врагом Его – дьяволом; так что, несмотря на то что дьявол не достиг своей цели, – не вложил именно в сердце людей свою дикую ненависть к Богу, он все-таки сделал из Божия мира другой – не Божий мир, и поскольку он именно сделал этот не Божий мир, он естественно и является князем мира сего (Иоан. 14, 30) и богом века сего (2 Кор. 4, 4), Правда, Бог не оставил своего творения. Ввиду того, что грешный человек, по крайней мере в желании своем, остался почитателем и служителем Бога, Бог Сам явился в царстве мира и века сего, чтобы разрушить дела дьявола (1 Иоан. 3, 8) и спасти от погибели своего грешного почитателя. И несомненно, что дьявол не ожидал и не мог ожидать этого чуда Божией любви, потому что о Божием намерении явить это чудо не было известно даже и ангелам. Тем не менее, когда Бог действительно явил это чудо, дьявол нисколько не поразился им. Напротив, в решительном ослеплении своего гордого ума, он осмелился даже приступить ко Владыке бытия и, с явным желанием унизить и оскорбить Его, осмелился даже с видимым злорадством прямо указать Ему на то, что он именно, дьявол, является полновластным князем и богом мира и века сего (Мф. 4, 8-9; срав. Лк. 4, 5-7). Очевидно, он вполне был уверен в непоколебимой силе своего владычества над миром и, в силу этой уверенности своей, мог даже самодовольно воображать о себе, что будто он может отнять человеческую жизнь у воплотившегося Сына Божия и таким образом может с великим позором и навсегда удалить Его из пределов своего темного царства.

В этих расчетах дьявол ошибся. Сын Божий действительно был опозорен злыми людьми и по Своему человечеству действительно умер на кресте, но смерть не удалила Его из нашего мира. Он воскресил Свое человечество и таким образом навеки остался в мире превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени, именуемого не только в веке сем, но и в будущем (Ефес. 1, 21). Следовательно, одним уже тем, что Он остался в мире, Он отнял силы у начальств и властей враждебного Ему сонмища падших духов и, по выражению апостола, властно подверг их позору, как ничтожных лжецов; потому что в Нем фактически открылась всему разумному миру истинная сила и власть действительного Владыки и Бога (Колос. 2, 15). Тем не менее, однако, по слову откровения, дьявол не смирился пред совершившимся фактом, а порешил еще продолжать свою упорную борьбу с всемогущим Царем, чтобы снова овладеть отнятым у него царством. По известной притче Спасителя, он усиливается испортить Божию ниву пшеницы и сделать ее полем плевел своих (Мф. 13, 24-25, 27-39), и для этого, по слову апостольского учения, он не только обольщает людей материальными благами мира (Деян. 5, 1-4), но и возбуждает прямые гонения на истинных служителей Бога (1 Петр. 5, 8-9; срав. Апок. 2, 9-10). Люди, по слепоте своего невежественного ума, конечно, могут заблуждаться и могут иногда думать, что Бога нет совсем, но верить в Бога и враждовать с Ним они ни в каком случае не могут; и вследствие этого, по своему нравственному бессилию, они могут, конечно, уклоняться от Божия закона жизни, но хвалить себя за то, что они дурно живут, они ни в каком случае не могут. Поэтому всякая вражда к Богу и к божественному со стороны людей совершенно неестественна, и если в действительности она бывает в людях, то в этом случае люди подчиняются влиянию того, кому такая вражда действительно свойственна, т.е. влиянию князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления (Ефес. 2, 2). Этот "князь" располагает еще огромным миром всех добровольных грешников (1 Иоан. 3, 8-12), и потому он еще может свободно выражать свою ненависть к Богу стремлением разрушить Божие дело спасения мира путем усиленного развития и распространения зла на земле.

По слову христианского откровения, из мира грешного человечества вместе с церковью святых, желающих облечься в нравственные совершенства И.Христа, будут выступать также и гордые люди с резко выраженными качествами падшего духа, – люди, которые презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших (2 Петр. 2, 10). Эти люди, развращенные умом и невежды в вере, благодаря своему наглому характеру, всегда будут идти впереди людей, разумеющих истину и любящих добро, и потому они со временем доведут человечество до полного разрушения всех нравственных устоев жизни, и семейной и общественной, и заразят ядом своего бесчинства даже верующее общество самих христиан (2 Тим. 3, 1-8). Вопреки ясному наставлению Спасителя, что Он только один – Учитель людей (Мф. 23, 8), и вопреки ясному убеждению апостолов, что истина в Иисусе (Ефес. 4, 21), и что в Нем только одном сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Колос. 2, 2-3), и что поэтому никто не может положить другого основания религиозной веры и надежды людей, кроме положенного Самим Христом и данного именно во Христе (1 Кор. 3, 11), гордые люди поврежденного ума (1 Тим. 6, 5) не захотят более иметь во Христе своего единственного учителя, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху (2 Тим. 4, 3). В силу такого распутства ума, зло естественно будет развиваться в людях и естественно же вызовет свое неизбежное следствие. Водимые страстью ненасытного себялюбия, опорочившие разум и поправшие голос совести, люди примутся истреблять друг друга: друг друга будут предавать и возненавидят друг друга; и восстанет народ на народ, и царство на царство, и наступит такая великая скорбь, какой еще не было от начала мира (Мф. 24, 10; 7, 21). Но даже и великая скорбь не образумит людей. Хотя среди ужасов всеобщей резни они несомненно будут вспоминать о христианской вере во Христа и несомненно будут желать, чтобы Христос действительно пришел к ним на помощь, но, по причине умножения беззакония (Мф. 24, 12), они будут желать себе другого Христа, который льстил бы их слуху и был бы для них сильным царем непременно от мира сего. Поэтому многие бессовестные искатели приключений воспользуются тогда людским ожиданием Христа и будут выдавать себя за Него; и найдутся между ними такие искусные чародеи, которые дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных (Мф. 24, 24), т.е. людей, которые останутся верными почитателями истинного Бога Христа; и наконец даже откроется такой человек греха, сын погибели, который поставит себя выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он как Бог, выдавая себя за Бога (1 Фессал. 2, 3-4), и этот именно человек окажется как раз таким человеком, пред которым тогда пожелает преклониться все развращенное поколение людей (Апок. 13, 7-8). А между тем этот человек греха обратится к людям с явной хулой на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе (Апок. 13, 6); и люди настолько будут увлечены его гордым безумием, что поверят ему, что настоящий Бог – не тот, которого они считали Владыкой неба и земли, а тот, о котором они думали как о враге великого Бога, т.е. люди поверят своему гордому богохульнику – царю, что настоящий Бог – это сатана, давший их царю силу свою, и престол свой, и великую власть (Апок. 13, 2-4). И таким образом, по слову откровения, в будущем настанет даже такое время, когда в мире явно откроется безбожное царство сатаны; но вместе с этим царством наступит наконец и неизбежная погибель мира.

Из этих сообщений новозаветного откровения всякому вполне очевидно, что христианская религия может, собственно, рассчитывать лишь на самое скромное положение в мире. Чудное дело Бога Спасителя, христианство должно бы было являться свободным делом познания и жизни всего человечества, а между тем люди далеко еще не избавились от власти тьмы, и потому истинно-христианское мировоззрение, даже в собственных недрах самого христианского общества, в действительности имеет не только своих убежденных поборников, но и самых решительных противников. Время от времени появляются гордые глашатаи человеческой мудрости и с достоинством поучают христианский мир своими заявлениями, что будто они переросли христианскую веру и могут ясно видеть крупные недостатки даже в моральном учении Христа¹⁶. Такие глашатаи в христианстве и ранее часто бывали, и всегда они будут, и всегда же, конечно, будут находиться люди, для которых вся истина заключается в том, чтобы услаждать себя наивной верой, будто они и в самом деле переросли бесконечную высоту христианской веры, так как об этом доподлинно узнали и всему миру поведали самые авторитетные ученые. Это явление в свое время было предсказано Христом и Его апостолами, и потому в нем нет и не будет ничего неожиданного, как не будет ничего неожиданного даже и в том, что со временем повсюду оскудеет христианская вера и со всех сторон раздадутся победные клики торжествующего неверия. Конечно, по самому существу своей веры, как веры в истину действительного спасения мира, христианин естественно может думать только о торжестве своей веры, потому что истина непобедима и Божие дело не может быть уничтожено никакими силами ада. Но если Бог совершил дело любви Своей и предоставил людям самим избрать себе вечную жизнь или смерть, то видимое противоречие между верой в действительность Божия спасения мира и фактом действительного разрушения людьми этого самого спасения на самом деле нисколько не может смущать совесть и мысль христиан. Если бы еще не было дано в откровении пророческого изображения земной судьбы христианства, то можно было бы смущаться широким развитием неверия и, пожалуй, даже можно было бы сомневаться в истине христианской веры, если ей действительно суждено постепенно терять ряды своих исповедников. Но истина пророческих указаний относительно развития неверия вполне гарантирует собой истину этих указаний и относительно вечного торжества христианской веры в будущем откровении Божия царства.

По сообщению христианского откровения, даже и в период богохульного царствования антихриста развращенные люди не будут оставлены без всякого вразумления. Предстоящая катастрофа мировой погибели в действительности даст о себе знать такими переменами физических условий жизни, что при всем ослеплении своем люди не могут, однако, не узнать в них очевидного наступления конца мира. Прежде всего неожиданно поразят людей жестокие гнойные раны, и раны эти одновременно поразят всех без исключения ратоборцев антихриста (Апок. 16, 2). Одновременность, неожиданность и всеобщность этой напасти вполне убедительно, конечно, покажут людям, что в мире совершается что-то неладное; и физическая природа к этому вполне доказательно затем укажет людям, что в мире действительно совершается нечто неладное, потому что неожиданно изменится вид и состав морей, и вода в них сделается как бы кровью мертвеца, и все одушевленное действительно умрет в них (Апок. 16, 3); а потом и в реках и в источниках вода также неожиданно сделается кровавой, и людям, по выражению пророка, дано будет пить кровь (Апок. 16, 4,6). Эти грозные признаки наступающей смерти вскоре затем дополнятся таким угрожающим признаком, который уж не оставит ни малейшего сомнения в том, что именно ожидает наш мир: температура воздуха на земле неожиданно поднимется до такой высоты, что воздух будет жечь людей огнем (Апок. 16, 8), и люди в мучительных страданиях от раскаленного воздуха по необходимости должны будут почувствовать страшный признак наступающего мирового пожара¹⁷. Но, по сообщению откровения, даже и очевидная опасность неминуемой погибели тогда не заставит людей образумиться. Великий пророк, которому дано было созерцать последние картины истории мира, видел все царство антихриста и слышал, как люди этого царства, сжигаемые раскаленным воздухом, хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу (Апок. 16, 9). Очевидно, в безумном увлечении своим чародеем-царем они всю надежду своего спасения возложат только на его сатанинскую силу и великую власть, в Боге же будут видеть только своего личного врага, как будто Он на то лишь одно и способен, чтобы поражать людей всякими язвами. Между тем антихрист бессилен будет остановить стихийный процесс мирового разорения.

В то время как раскаленный воздух будет жечь людей как бы пламенеющим огнем (2 Фессал. 1,8), солнце померкнет (Мф. 24, 29), и наступит мрак на земле, и среди этого мрака богохульные люди, по изображению пророка, будут кусать от боли языки свои и тем не менее все-таки будут хулить Бога небесного от страданий своих и язв своих и не раскаются в делах своих (Апок. 16, 10-11). Очевидно, они все еще будут надеяться на могущественную силу антихриста, но питать в себе эту надежду им уж придется недолго; потому что в темном пространстве небес пред ними выступит светлый образ Сына Человеческого (Мф. 24, 30; срав. Апок. 14, 14), и они узнают тогда истину отвергнутого ими Христа и сознают все безумие своей вражды к Нему, и потому восплачутся при этом видении все племена земные (Мф. 24, 30). Но даже и в то время, по слову новозаветного пророка, антихрист еще попытается удержать людей во власти сатаны и попытается еще сделать их врагами Бога до самого последнего конца. Ради этого он созовет всех царей земли на мнимую войну с Сыном Человеческим и отчасти успеет в своих замыслах; потому что даже и в эти последние дни существования мира найдутся слепые поклонники его могущества, которые и в самом деле соберутся на указанное им место, чтобы воевать с Богом Вседержителем (Апок. 16, 13-14, 16). Однако день этого безумного собрания безумных людей будет именно великим днем Бога Вседержителя, когда во всех концах вселенной раздастся голос: совершилось (Апок. 16, 17), и все люди увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силой и славой великою (Мф. 24, 30). Земля исчезнет тогда в страшном пламени всемирного пожара, и божественная сила Христа Спасителя мгновенно преобразует хаос разоренных стихий погибшего мира в новый славный мир Божия царства.

Этот момент откровения Божия царства будет моментом откровения вечной жизни людей. Все те люди, при жизни которых совершится погибель мира, разумеется, должны будут погибнуть в пламени мирового пожара. Но именно в этот момент всеобщего разорения материальных стихий бессмертному духу человеческому, как собственнику вечной человеческой природы, Христос возвратит силу творчества жизни, и дух каждого человека мгновенно образует себе новое тело применительно к условиям существования нового мира. Поэтому все люди, захваченные мировым пожаром, собственно, не умрут, а только изменятся, потому что момент внешнего уничтожения их пламенем мирового пожара совпадет с творческим моментом внутреннего преобразования ими своих настоящих тел в новые тела. Все же люди, которые когда-либо жили на земле и уснули сном смерти, мгновенно восстанут от этого сна, т.е. души их мгновенно образуют себе новые тела, и они, стало быть, воскреснут из мертвых (1 Фессал. 4, 13-16; 1 Кор. 15, 51-52). Мысль об изменении живых людей, при образовании нового мира, ясно определяется общими законами человеческих отношений к миру, и потому, при логической обработке этой мысли, никаких недоумений не может быть. Мысль же о воскресении умерших людей нисколько не связана с наличными законами мирового существования, и потому, при логической обработке этой мысли с точки зрения наличных законов природы, она всегда вызывала серьезное недоумение: как воскреснут умершие и с каким именно телом они возвратятся к жизни? Дело в том, что материальный организм умершего человека разлагается на свои составные элементы, и эти элементы могут быть рассеяны по всему лицу земли. Весьма сомнительно, конечно, чтобы ограниченный дух человека мог следить за судьбой каждого атома своего бывшего тела, и еще более сомнительно, чтобы в одно мгновение ока он мог собрать все эти атомы со всех концов земли. В силу же возможности и основательности этого сомнения, даже в период апостольской проповеди христианства находились некоторые христиане, которые понимали учение о воскресении в смысле аллегории и совершенно отвергали действительное возвращение к жизни умершего человека в сложном составе его психофизической природы (1 Кор. 15, 2; 2 Тим. 2, 17-18). По поводу этого заблуждения древние христианские учители, как известно, старались усиленно доказывать, что воскресение тела безусловно необходимо с точки зрения Божия правосудия; потому что жизнь будущего века явится только простым следствием жизни настоящего века, а свою настоящую жизнь человек ведет не в качестве бесплотного духа, а в качестве духа, существующего в материальных условиях физической природы. Тело здесь участвует и в подвигах духовной жизни, и в служении человека греху. Поэтому было бы явно несправедливо, если бы один только дух наследовал вечную жизнь и тело не приняло бы никакого участия в блаженстве или страданиях будущей жизни когда и страдать и блаженствовать человек будет именно за свою настоящую жизнь. По существу этой аргументации вопрос о будущем теле воскресения, очевидно, разрешается сам собой. Та самая необходимость, которая требует воскресения тела, обязательно требует, чтобы воскресшее тело было именно тем самым человеческим телом, с которым человек жил на земле и с которым он умер. В таком случае, разумеется, логическая последовательность мысли необходимо должна требовать такого заключения, что в состав воскресшего тела должна будет войти не только материальная масса умершего тела, но и вся вообще материальная масса, которая входила в состав человеческого организма за все время его земного существования: так как иначе воскресшее тело хотя и будет тем же самым, с которым человек умер, но оно уж не будет, конечно, тем же самым, с которым он действительно жил на земле. Между тем человек вовсе не знает сейчас своего бывшего тела: ни где оно находится, ни что оно представляет из себя, так что фактически он вполне подтверждает сейчас то затруднение, которое издавна смущало человеческий ум в мышления возможности воскресения. Если в самом деле воскресшее тело будет именно тем самым, с которым человек жил на земле, то как же найдет и узнает дух все рассеянные элементы его? Древняя вера выходила из этого затруднения только мыслью о Божием всемогуществе. Христианские учители именно указывали, что если мы можем мыслить чудо творения из ничего, то тем более мыслимо для нас чудо воскресения из мертвых; потому что где бы ни находились рассеянные элементы человеческого тела, они, во всяком случае, существуют, и стало быть, нет ничего невозможного в том, что по мановению Божией воли тело воскресшего человека составится из тех же самых элементов, из которых прежде состояло живое тело его¹⁸. Таким путем серьезное недоумение древней богословской мысли действительно было устранено, и вопрос о том, как воскреснут умершие, был положительно решен христианской верой в чудо божественного всемогущества. Но это решение, вполне удовлетворявшее собой богословскую мысль древнего времени, не может, конечно, считаться удовлетворительным для современной научной мысли.

Дело в том, что, в силу механического круговорота физической жизни, вполне возможно такое явление, что телесный состав умершего человека может войти по частям в телесный состав бесчисленного множества других людей. Тело умершего человека, например, может войти в состав растения, а растение может войти в состав тела животного, а тело животного может войти в состав тела человеческого. Такой круговорот материи непрерывно совершается от начала творения мира и будет совершаться до последнего конца мировой жизни. Поэтому в полной мере возможно, что одни и те же элементы материи последовательно побывают в телесном составе многих миллионов людей, и в полной мере возможно, что в телесном составе какого-нибудь современного человека нет ни единого атома, который в течение минувших веков и тысячелетий не входил бы в состав живого тела какого-нибудь другого человека. Следовательно, в момент будущего воскресения умерших, если только дух человека непременно должен будет соединиться с тем самым телом, с которым он жил на земле, на одни и те же элементы телесной организации могут явиться сотни и тысячи разных претендентов, и могут даже оказаться такие люди, телесный организм которых весь без остатка будет разобран по частям его первоначальными хозяевами. В таком случае с каким же телом восстанут из гроба эти умершие собственники чужого имущества? Ясное дело, что при таких обстоятельствах даже и Божие всемогущество не может пособить человеку, потому что ведь Бог не может же, конечно, обделить одного человека, чтобы составить тело другому человеку. А вследствие этого если в день воскресения действительно должны будут возвратиться к жизни все вообще умершие люди, между тем как одни и те же элементы материи могут оказаться одновременно принадлежащими целому множеству различных людей, то ясное дело, что воскресение умершего человека, несомненно, может совершиться не только чрез восстановление его прежнего тела, но и чрез образование его духом своего физического тела совершенно независимо от тех материальных элементов, которые во время земной жизни человека последовательно входили в состав его материального организма.

При таком способе воскресения умерших тело воскресшего человека, понятно, может оказаться не тем же самым, с которым человек жил на земле. Но это тождество на самом деле ни с какой точки зрения не может считаться необходимым. По крайней мере те богословские соображения, которые обыкновенно приводятся в доказательство этой необходимости, на самом деле ровно ничего собой не доказывают. В этом случае обыкновенно указывают на факт воскресения И.Христа, оживившего то самое тело Свое, которым Он умер на кресте и которое было положено во гробе. Но ведь этот факт, определивший собой необходимость всеобщего воскресения умерших, всей совокупностью тех обстоятельств, при которых он действительно совершился, доказывает, собственно, не то, что человек непременно должен будет воскреснуть из мертвых с тем именно материальным составом тела, с которым он умер, а лишь то одно, что для вечной жизни будущего века человеку требуется не отложение материального тела и не облечение в какое-нибудь другое нематериальное тело, а непременно новое соединение человеческого духа именно с материальным телом. В том, что такое соединение действительно произойдет в мире будущего века, христианина безусловно удостоверяет то самое обстоятельство, что Спаситель воскрес из мертвых не с каким-нибудь особенным телом, а именно с материальным телом; потому что воскресшее тело Его было то самое тело, с которым Он родился, и жил, и добровольно принял свои крестные мучения и смерть. Стало быть, тождество умершего и воскресшего тела Спасителя дает нам положительное основание сказать, что при откровении будущей жизни человек непременно будет иметь материальное тело и что поэтому для него нет и не может быть никакой необходимости явиться в день воскресения не с тем же самым телом, с которым он жил во время своего земного существования. Т.е. другими словами: если уж в день воскресения человек непременно будет иметь материальное тело, то всего естественнее для него иметь именно свое прежнее тело, и потому всякий человек, тело которого уподобилось телу Спасителя, т.е. не подверглось тлению или по крайней мере не поступило в круговорот мировой жизни и не сделалось временной собственностью многих других людей, наверное воскреснет с своим прежним телом, но только он воскреснет с этим телом не в силу того, что будто бы иначе он уж совсем и не может воскреснуть, а лишь в силу того одного, что у него будет возможность иметь свое прежнее тело, и он не будет иметь никаких оснований к тому, чтобы заменить материальный состав своего прежнего тела таким же другим составом.

Следовательно, фактом воскресения И.Христа определяется только необходимость воскресения умерших людей, но не определяется необходимое тождество воскресшего тела с умершим телом. Необходимость этого тождества нисколько не определяется и теми моральными соображениями, на которые по преимуществу указывали древние богословы как на обязательно требующие воскресения того самого тела, с которым человек жил на земле. Они указывали на вечные следствия временной жизни и действительностью этих следствий надеялись доказать, что в отношении тела они были бы совершенно несправедливы, если бы именно тело воскресшего человека было не то же самое, в котором человек действительно служил на земле развитию добра или зла. Но опасение несправедливости в данном случае было совершенно напрасно. Ведь тело само по себе не может делать ни добра ни зла, и не может оно само до себе ни страдать, ни блаженствовать. Ощущение различных деятельностей и состояний тела, как состояний боли или удовольствия, принадлежит сознающему духу человека, и произвольный выбор телесных состояний, как мотивов и целей практической деятельности человека, всецело принадлежит свободно-разумной личности его. Поэтому, имея в виду справедливое соотношение временной жизни и вечных результатов ее, нужно спрашивать, очевидно, не о том, в каком теле воскреснет человек, – в том ли самом, в котором он жил на земле, или в другом, а о том, какой именно человек наследует вечные результаты наличной жизни, – тот ли самый, который, живя в теле, делал доброе или худое (2 Кор. 5, 10), или другой? Если бы воскресший человек был не тем, который жил на земле, то это действительно было бы разрушением всего дела спасения, потому что в таком случае воскресение было бы не спасением погибшего человека, а созданием нового. Если же воскресение будет не созданием новых людей, а возвращением к жизни именно тех самых людей, которые жили на земле и умерли, то вопрос о тождестве воскресшего тела и умершего ни с богословской, ни с нравственно-юридической, ни с научно-психологической точек зрения, очевидно, не имеет решительно никакого значения.

На самом деле тождество человека создается исключительно только единством его личности. В телесном составе своем, пока он живет, он ни единой секунды не остается неизменным, потому что физическая жизнь его совершается только путем физиологического обмена веществ, и вследствие этого за время земной жизни своей человек на самом деле может сменить несколько телесных организмов. Может ли он жалеть о том, что материальные элементы, которые, несомненно, входили в состав его организма, вышли из этого состава, а, напротив, элементы, которые не были его телом, вошли в состав его тела? И может ли он требовать, чтобы все те элементы, которые когда-либо входили в состав его телесного организма, обязательно были возвращены ему, потому что иначе он уж будет не тем самым человеком, который жил и грешил или делал добро? Ничего этого, понятно, не может быть; потому что, при всех изменениях своего тела, сам человек всегда остается одним и тем же, и то тело, с которым он уходит в могилу, в действительности является ничуть не менее его собственным телом, чем то тело, которое он получил в день своего рождения от матери своей, хотя тело смерти, если только человек переживет период своего младенчества, будет вовсе не то же самое тело, с которым он родился на свет, И потому, если бы в день воскресения, по голосу всемогущего Сына Божия, он получил возможность и силу образовать себе новое тело, то это новое тело его было бы ничуть не меньше его собственным телом, чем то тело, с которым он умер, хотя бы на самом деле оно и было не тем самым телом, с которым он умер.

Конечно, в силу вековой привычки мысли к представлению обязательного тождества между умершим и воскресшим телом по их материальному составу, может найтись немало людей, для которых очень трудно будет перейти к нашему представлению о воскресении. Но во всяком случае наше представление в полной мере согласуется с новозаветным учением о воскресении, как оно в полной мере согласуется и с научным познанием о сущности человека и о сущности процесса человеческой жизни. На вопрос о том, как воскреснут мертвые и в каком теле придут, апостол дает совершенно ясный ответ: безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет, и когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно... Так и при воскресении мертвых (1 Кор. 15, 35-37, 42). Из этого ответа вполне очевидно, что богочеловеческой силой И.Христа смерть является отложением временной жизни для получения вечной жизни и что состояние этого отложения в отношении к будущему состоянию человека в день воскресения наглядно выражается отношением посеянного зерна к выходящему из него растению. О смысле и значении этого наглядного выражения, разумеется, не может быть никакого спора, потому что если бы оно неточно выражало собой апостольскую мысль, то апостол никогда бы, конечно, и не указал на него. А потому событие будущего воскресения людей мы, очевидно, можем и должны представлять себе именно в духе и смысле данного апостолом представления о нем. Представление же апостола ясно говорит не о том, что будто человеческие души в день воскресения моментально вселятся в свои прежние тела, мгновенно созданные для них всемогущею силой Бога, а о том, что по данной им силе от Бога они мгновенно разовьют свою собственную творческую деятельность и сами образуют себе свои будущие тела; так что воскресение, стало быть, произойдет путем мгновенного повторения того же самого творческого процесса жизни, которым образуются живые тела людей и в настоящий период их земного существования. Ведь растение в самом деле создается не внешнею силой природы помимо зерна, а развивается изнутри умершего зерна творческой силой семенного зародыша. Следовательно, если так именно, по апостолу, будет и при воскресении умерших, то вполне очевидно, что погребение умершего человека действительно является не положением в землю будущего тела его, а лишь временным упокоением голого зерна будущей жизни в задержанной деятельности творческого духа. Когда наступит час, назначенный Богом, творческие силы будут возвращены умершим людям, и они из элементов ли своих прежних тел или из других элементов образуют себе новые материальные тела как необходимые орудия живых отношений их к новому миру.

Когда придет этот час всеобщего воскресения? Об этом никому не известно. По слову Спасителя, этот час будет определен личной волею Бога Отца, и потому он известен только Его личному ведению (Мф. 24, 36; срав. Мр. 13, 32). Но совершит воскресение и преобразует наш мир, по воле Бога Отца, Творец и Спаситель мира – Богочеловек Христос, Поэтому день воскресения в новозаветном откровении обыкновенно называется днем Господним, днем Христовым, днем Сына Человеческого (Лк. 17, 22-26; 1 Кор. 1, 8; Филип. 1, 6, 10; Фессал. 5, 2). В этот именно день откроется вечная сила и слава Его, – сила в том, что Он сотворит все новое, и слава в том, что все живое увидит и признает тогда, что Он – воистину Господь, и потому преклонится пред Ним всякое колено небесных и земных и преисподних (Филип. 2, 10-11). Но так как со времени первого преступления не все Его творение одинаково служило и служит Ему и даже не все Его творение одинаково относилось и относится к Нему, то день откровения державной силы Его естественно будет днем суда Его над всем миром духов и людей. До времени наступления этого дня зло еще будет царствовать в мире, и хотя все верные исповедники Христовой истины, повторяя известные слова молитвы Господней, всегда просили и будут просить Бога о том, чтобы наступило в мире царство Его, однако оно еще не может наступить, пока не уничтожится настоящий мир греха и не явится новое небо и новая земля¹⁹. Поэтому люди, спасенные Христом, по выражению апостола, пока еще спасены в надежде (Рим. 8, 24), т.е. они могут пока только верить в свое спасение, а не видеть его (2 Кор. 5, 7), и в этом положении они должны будут находиться до времени второго пришествия Христа²⁰. Как только исчезнет наличный мир греха и все умершие люди наконец восстанут нетленными на новой земле, все они в то же мгновение увидят сходящего на землю Спасителя, окруженного сонмом всех Своих ангелов (Матф. 25, 31). Это именно схождение Спасителя и будет фактическим оправданием веры и исполнением надежды христиан, и потому все те люди, которые действительно веровали во Христа и, в надежде на вечную жизнь, старались идти по следам Его, естественно будут обрадованы славным явлением своего Избавителя и естественно устремятся навстречу к Нему. Тогда их новые удобоподвижные тела дадут им возможность подняться на воздух и стоять на облаках, и они встретят своего Господа в пространстве небес на пути Его славного шествия и с этого момента навсегда уж останутся с Ним (1 Фессал. 4, 16-17). Господь примет их с приветом благословения и присоединит их к Своему царству, дотоле состоявшему только из сонма святых Его ангелов (Мф. 25, 34), так что с этого момента ангельский собор и человеческий лик соединятся вместе под великой державой всесильного Царя, и вместе они будут торжествовать в Его царстве вечную победу добра над злом.

Подробных сведений о будущем торжестве святых новозаветное откровение нам не сообщает, потому что в отношении духовного торжества, разумеется, нет и не может быть какой-нибудь однообразной формы выражения. Каждый человек, в меру своего личного духовного развития, будет и мыслить, и чувствовать, и действовать, взирая открытым лицом на славу Господню и сам, по слову апостола, преобразуясь в тот же образ от славы в славу (2 Кор. 3, 17-18; срав. 1 Иоан. 3, 2); потому что духовная жизнь заключается не в механическом повторении одних и тех же явлений жизни, а в свободном развитии творческих сил разумного человеческого духа, и потому будущая вечная жизнь Божиих святых, несомненно, может заключаться лишь в вечном свободном творчестве и в неустанном достижении человеком все новых и новых ступеней духовного совершенства. Поэтому в день откровения вечной жизни будущего мира общими пока могут быть лишь внешние условия будущей жизни, а также и благодарное чувство довольства этими условиями. Там именно отнимется всякая сила у зла и уничтожится всякое обольщение греха, потому что в день воскресения люди освободятся наконец от своего подчиненного отношения к миру и явятся такими, какими назначила им сделаться Божия воля в день создания их прародителей. По сообщению откровения, новые материальные тела их одухотворятся и сделаются бессмертными (1 Кор. 15, 44, 46, 54), так что люди потом умереть уже не могут (Лк. 20, 36), и им не нужно будет заботиться о поддержании своей жизни, и даже самая потребность питания тогда упразднится (1 Кор. 6, 13). В силу же этого одухотворения тел никаких физических страданий тогда, очевидно, не будет существовать. Люди не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной (Апок. 7, 16), и стало быть – тогда уже нельзя будет господствовать над ними, устрашая и поражая их муками голода или жажды или вообще какими бы то ни было физическими пытками. Поэтому тогда отрет Бог всякую слезу человека, и не будет в Его царстве ни плача, ни вопля, ни болезни (Апок. 21, 4), и не войдет в Его царство никакой соблазн греха (Мф. 13, 41). По той же самой причине, по которой в мире воскресения невозможно будет подавить человека страхом физических мучений, невозможно будет и обольстить его представлением какого-нибудь физического удовольствия; потому что одухотворенное тело его не в состоянии будет возбуждать плотских страстей, как не в состоянии оно будет и удовлетворять таким страстям. Ввиду этого все материальные ценности там неизбежно должны будут потерять свое значение и естественно перестанут служить предметом человеческих желаний. Люди не будут тогда ни покупать, ни продавать, так как все, что можно было бы купить или продать, так окажется никому и ни на что не пригодным. Богач увидит там, что с золотом ему нечего делать, и бедный признает тогда, что он совершенно напрасно ранее завидовал бывшему богачу, и у бывшего вора тогда исчезнет всякое желание заниматься кражами никому не нужных сокровищ. Значит, тогда исчезнут все вообще ненормальные явления жизни, которые неизбежно возникают теперь на почве материальных интересов физического довольства.

Вместе с недугами физической жизни в мире воскресения исчезнут наконец и все нравственные недуги людей. Там отнимется возможность сомнений и недоумений и навсегда исчезнет всякое беззаконие гордого своеволия. Теперь человек разумеет отчасти, и если может созерцать в мысли будущее, то лишь гадательно, как бы сквозь тусклое стекло (1 Кор. 13, 9, 12). Поэтому, даже при искреннем желании своем верить в истину христианского откровения, он все-таки может колебаться в вере, потому что он может встречать непреодолимые затруднения в рассудочном мышлении ее таинственных догматов. Тогда же прекратится нужда в сомнительных гаданиях человеческой мысли, потому что все предметы христианской веры тогда окажутся фактами существующей действительности, и человек увидит истину мыслимого и ожидаемого так же ясно и неотразимо, как он может видеть теперь только наличную действительность представляемых вещей. Такое непосредственное отношение к новой действительности естественно отнимет у человека всякую возможность сказать, что будто ее нет совсем, и потому, если он может теперь спокойно жить своими отношениями к миру, совершенно забывая о Боге, или даже сомневаясь в Его бытии, или даже совсем отвергая Его бытие, то в Божией действительности нового мира он уже ни в каком случае не может забыть о Боге; потому что все его жизненные отношения там естественно будут определяться одним неотразимым фактом, именно – чувственным видением божественной славы И.Христа, и одной неотразимою мыслью, именно – сознанием невозможности такого положения, чтобы эта слава была невидима для него. Поэтому самый дерзкий хулитель Бога, когда, вопреки своей воле, он встанет из гроба и очутится пред лицом Христа и, при всем желании своем, не найдет решительно никакой возможности куда-нибудь скрыться от лица Его, падет ниц пред Ним и исповедует тогда все невежество и бесчинство своей мысли и воли. Поэтому даже и сам дьявол тогда ясно увидит, что все гордые замыслы его окончательно разрушены, и что никого уж он более не может смутить или обольстить, и никому уж он более не может показаться сильным вождем и царем; потому что в день, когда Спаситель придет прославиться во святых Своих и явиться дивным во всех веровавших (2 Фессал. 1, 10), даже изначальные соратники дьявола ясно увидят, что дьявол – лжец, а Бог истинен, что на самом деле все от Бога и Богу принадлежит, а у дьявола не было и нет ничего, и он – только жалкий отщепенец от Божия царства. Вследствие этой неизбежной потери своей силы и власти даже сам дьявол тогда вынужден будет наконец склониться пред очевидным фактом, что он совершенно напрасно боролся с Богом, так как никакой возможности продолжать эту безумную борьбу для него уж более не будет; и потому в день своего великого позора он по необходимости должен будет признать себя навеки побежденным и по необходимости же должен будет покориться наконец действительному Владыке всего сущего (1 Кор. 15, 24-25, Евр. 10, 12-13). Таким образом, с откровением нового мира зло будет решительно побеждено и совершенно уничтожено, потому что зло заключается в разрушении Божией мысли о бытии, а это разрушение в будущем мире воскресения окажется совершенно невозможным. Там уж невозможно будет невольное разрушение божественного миропорядка по неведению истины, потому что истина тогда явно откроется в наглядном созерцании мирового бытия как Божия создания и Божия царства. И там невозможно будет намеренное отрицание Божией воли по чувству ненависти к Богу, потому что явление Христовой силы и славы вполне изобличит безумие этого чувства и с полной очевидностью докажет явное безумие безнадежной борьбы с Богом; так как, вопреки всем усилиям вражеской злобы, всемогущий Бог все-таки осуществит Свою вечную мысль о бытии и действительно воцарится в мире, а враги Его, с потерею настоящего мира преступления, не в состоянии будут даже укрыться куда-нибудь от позора своего поражения и должны будут оставаться лицом к лицу пред Богом в день явления Его царственной силы и славы. Следовательно, условия будущей жизни, несомненно, окажутся совершенно отличными от условий настоящей жизни. Если в настоящее время нравственное добро отстаивает свое существование лишь путем страданий своих поборников, то в будущем мире оно, напротив, сделается единственной силой, способной вызывать светлую радость жизни. При живом обращении с Богом Спасителем люди постоянно будут иметь пред своими глазами истинную полноту божественного совершенства, и потому они естественно будут жить свободным стремлением к отображению в себе этой полноты, так как выше этой цели жизни нет и не может быть никакой другой цели, а условия достижения этой цели тогда естественно определятся из самых условий жизни. Спаситель тогда явится видимым Главой своей церкви; Он всегда будет жить с людьми и всегда будет принимать непосредственное участие в их жизни, – будет просвещать их ум, и укреплять их лучами любви своей, и вводить их в живое общение с Богом – Отцом Своим. Тогда, объединенная благодарным чувством благоговейной любви к Богу и Спасителю, вся торжествующая церковь Христова действительно представит из себя как бы одно живое тело одной божественной Главы; потому что, при полном сохранении всех индивидуальных особенностей каждого члена церкви, все они создадут, однако, такой гармоничный мир духовных сил и нравственных стремлений, который явится полным и совершенным откровением бытия и жизни Бога, так что Бог тогда будет, по выражению апостола, все и во всем (1 Кор. 15, 28; срав. Колос. 3, 11; Ефес. 1, 16-23).

Но жизнь будущего века, как свободное создание Бога Спасителя, явится завершением Его спасительного дела в мире. А между тем люди не все исповедуют Христа, да и те, которые исповедуют Его, не все живут надеждой на славное пришествие Его. Поэтому что же тогда будет со всем этим миром грешного человечества? Само собой разумеется, что грешные люди не устремятся навстречу Христу, потому что они не посмеют этого сделать. Когда они увидят Его, идущего на землю, то в их сознании мгновенно осветится вся их прежняя жизнь, и они вспомнят все дела свои и все помышления свои (1 Кор. 4, 5; срав. Рим. 2, 16) и на этом основании увидят в Спасителе только верховного Судию своего. Тогда, в ясном сознании своей греховности, даже люди, искренно почитавшие Христа своим Господом, не посмеют присоединиться к торжествующему обществу тех людей, которые умерли еще до первого явления в мире Христа, но жили глубокой верой в будущее явление Его, и тем более не посмеют они присоединиться к торжествующему обществу тех христиан, которые жили в мире подвигом мученической жизни за Христа и потому ожидали Его второго пришествия как желанного дня своего спасения. Тем не менее Христос все-таки сойдет на землю, и все люди по необходимости должны будут оказаться пред лицом Его (Мф. 25, 32; Рим. 14, 10). Тогда, по учению христианского откровения, совершится наконец праведный суд Божий и определится вечная судьба всякого грешника.

Собственно говоря, самое пришествие И.Христа будет Божиим судом и осуждением всякого грешника, потому что фактом этого пришествия будет ясно показано всем и каждому, что мир есть Божий мир, и что все существующее в мире есть Божие творение, и что все разумное в существующем может жить и развиваться лишь в направлении свободного познания и отображения Бога как полноты вечной жизни и бесконечного совершенства. Ввиду этого все грешные люди, как и все падшие духи, уклонившиеся от истинной жизни и даже враждовавшие с ней, с откровением в мире Божия царства сами увидят, что они находятся вне его, и сами же увидят, что создавать жизнь, несообразную с Божиим царством, как в силу особых условий будущей жизни, так и особенно в силу чувственного присутствия в мире самого Бога и Творца всего мира, никакой возможности не будет. А между тем они все-таки должны будут существовать, и сами они вполне ясно увидят, что как не в их власти было прийти в бытие, так не в их же власти будет и прекратить свою жизнь. Следовательно, они должны будут существовать такой жизнью, сравнительно с которой смерть была бы только желанным благодеянием для них. И в этом положении Христос мог бы, конечно, оставить их, так как ведь они сами признают себя недостойными Божия царства и сами же они осудят себя на вечную скорбь и тесноту жить мучительным желанием невозможной смерти. Но христианское откровение положительно говорит, что, несмотря на правдивый суд человеческой совести, Христос все-таки и Сам еще непременно будет судить весь мир ангелов и людей, потому что Он – не только Верховный Творец всего мира, но и действительный Спаситель его. Об этом прежде всего говорит Сам Христос в своей речи о воскресении умерших. "Как Отец, – говорит Он, – воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет: ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, потому что Он есть Сын Человеческий" (Иоан. 5, 21-22, 27; срав. Деян. 10, 42). Это основание, в силу которого Бог Отец передал свою верховную власть суда над миром своему божественному Сыну, вполне ясно показывает, что последний Божий суд над миром будет не просто лишь судом абсолютной божественной правды, но и праведным судом великой божественной любви, – той именно самоотверженной любви, которая сделала Сына Божия истинным Сыном Человеческим. Пред судом Божией правды всякий грешник, конечно, есть только существо, (недостойное Бога, и потому если бы судить всех грешников судом неумолимого правосудия, то следовало бы не только отвергнуть их от лица Божия, но и нарочито предать их особенным казням, так как закон правды обязательно требует соответственной кары за грех. В действительности, однако, самое посольство в мир единородного Сына Божия и все Его спасительное дело в мире вполне убедительно доказывают, что у нелицеприятного Бога милость выше суда и что в мире не может найтись такого великого грешника, который не мог бы надеяться на безмерное милосердие Христа.

Во время своего земного служения делу спасения мира Спаситель заявил однажды иудейским ревнителям правды законной, что Он имеет власть на земле прощать грехи (Мф. 9, 6), и в подтверждение этой власти своей Он действительно нередко прощал людей, – прощал и таких людей, которые пользовались только дурной репутацией за свою низкую жизнь, прощал и таких людей, которые, несомненно, подлежали суровому суду закона, и, наконец, даже таких людей, которые прямо несли на себе жестокую кару закона. Женщина, взятая в любодеянии, как об этом совершенно верно заявляли иудейские законники, подлежала смерти чрез побиение камнями, и тем не менее Спаситель сказал этой женщине: Я не осуждаю тебя, иди и впредь не греши (Иоан. 8, 11). Благоразумный разбойник и сам вполне признавал, что, осужденный на страшную смерть, он принял только достойное по делам своим, и, однако же, Спаситель сказал этому разбойнику: ныне же будешь со Мной в раю (Лк. 23, 43). Правда, это было на земле, когда женщина-грешница могла еще исправиться и сделаться совсем другим человеком и когда разбойник, исповедавший уничиженного Христа Господом и Царем своим, действительно оканчивал свою земную жизнь совсем не тем человеком, который совершал свои злодеяния. Но мы знаем, что свою великую проповедь примирения и прощения Спаситель не ограничил земным миром одних только живых людей. Умерший плотью, но живой духом, Он возвестил евангелие спасения и миру умерших людей, и притом возвестил это евангелие не одному только миру умерших праведников, но и всем людям, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению во дни Ноя, во время строения ковчега (1 Петр. 3, 20), т.е. тем самым людям, которые совершенно угасили в себе образ Божий (Быт. 6, 3, 5, 12) и не пожелали раскаяться в позоре своих преступлений даже во время грозного предостережения, данного им построением Ноева ковчега. И мы знаем из сообщения апостола, что Спаситель возвестил этим людям евангелие Своего божественного дела не затем, чтобы повергнуть их в ужас при мысли о неизбежном возвращении к жизни на вечную муку, а затем, чтобы они, подвергшись суду по человеку плотью, жили по Богу духом (1 Петр. 4, 6), т.е. затем, чтобы, окончив в волнах потопа свою плотскую преступную жизнь, они могли бы, однако, возвратиться к жизни другими людьми, именно – людьми, способными к духовной жизни в Божием царстве.

О результатах евангельской проповеди Спасителя в загробном мире человеческих душ мы не имеем положительных сведений, потому что откровение об этом ничего не говорит. Но, имея в виду самый факт евангельской проповеди и спасительную цель ее, мы все равно не можем сомневаться в истине такого положения, что если бы все души всех умерших людей ответили бы на голос Спасителя чувством искреннего раскаяния и все бы единодушно сказали Ему: помяни нас, Господи, когда придешь в Свое царство, то все они тогда и услышали бы в ответ божественное обетование Христа: вы будете со Мной в раю. И потому в день воскресения все загробные слушатели И.Христа, во главе с Адамом – своим родоначальником, с понятной радостью устремились бы навстречу сходящему на землю Спасителю, так как этот день в таком случае, очевидно, был бы для них днем исполнения Христова обетования, – днем несомненного спасения их. Значит, при условии всеобщего обращения ко Христу, для всего человеческого рода, жившего до времени Христова воскресения из мертвых, спасение, несомненно, возможно, хотя до этого времени все люди, несомненно, умирали во грехах своих, и в истории дохристианского человечества был даже такой исключительный период жизни, когда весь род человеческий, за исключением восьми человек, состоял из одних только нераскаянных грешников. С явлением на землю Спасителя мира условия возможности спасения, конечно, существенно изменились, потому что людям воссиял во Христе свет истины и жизни и на помощь им вступила и остается в мире божественная сила Спасителя Христа; но внешние условия действительного совершения спасения остались все-таки неизменными и после Христа, и потому, при наличности истинного света в мире, множество людей на самом деле все-таки остается во тьме и, при наличности божественной помощи к праведной жизни, люди все-таки могут падать в своей борьбе со злом и на самом деле никогда не могут освободиться от греха. Существует ли для них возможность спасения, если они оканчивают свою настоящую жизнь, в сущности, такими же грешными людьми, какими и раньше всегда уходили в могилу люди дохристианского мира? И по логике аналогии, и по собственному слову Христа Спасителя, несомненно, существует. Не могут же, в самом деле, современники Ноя быть счастливыми только потому, что они позорили Бога своими беззакониями до времени пришествия Христа; и не могут же люди христианского периода мировой истории быть несчастными только потому, что они живут после пришествия Христа. Все люди одинаково составляют творение Его, и все они одинаково дороги Ему; и потому Он не только обрадовал даром Своего спасения умерших грешников дохристианского мира, но и всему последующему миру грешных людей Он даровал Свое божественное утешение надежды, что они могут получить от Него прощение грехов в день второго пришествия Его. Он говорит: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа Святого не простится человекам – ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12, 31-32; срав. Мр. 3, 28-29; Лк. 12, 8-10). Если же хула на Духа Святого не может быть прощена человеку ни в сем веке, ни в будущем, то ясное дело, что всякий грех, который может, быть прощен человеку, может быть прощен ему не только в настоящем веке, но и в будущем. Ведь условия прощения в этом случае будут совершенно однородны с теми условиями, при которых Спаситель благоволил проповедать Божие спасение "сущим в темнице духам", так как ведь умершие люди могут, конечно, исправиться не в период своего загробного существования, а только по воскресении своем в вечную жизнь, и стало быть – если только не напрасна была евангельская проповедь в аду, т.е. если только умершие люди дохристианского мира действительно могут войти в Божие царство, то само собой разумеется, что они могут войти в него не за дела свои праведные, а исключительно только по собственной милости спасающего Бога, т.е. исключительно только в силу Божия прощения грехов. Но ведь таким путем, очевидно, может вступить в Божие царство и все вообще грешное человечество, если только Боту угодно будет простить его.

Конечно, с нравственно-педагогической точки зрения это очевидное положение может показаться весьма соблазнительным. Еще великий апостол, по преимуществу раскрывавший людям тайну Божия спасения даром, встречал иногда нелепое возражение несмысленных людей, что будто учение о Божием даре спасения делает совершенно безразличным, как человек живет на земле – хорошо или худо, и что будто ввиду этого оно неизбежно должно усиливать порочные наклонности в людях и даже вызывать в них прямое глумление над истиной самого дела спасения; потому что всегда могут найтись такие безрассудные люди, которые нисколько не постыдятся высказать свое кощунственное соображение, что будто человеку даже следует проводить на земле порочную жизнь, чтобы дать потом возможность Богу прославиться на всемирном суде Его бесконечностью Своего милосердия (Рим. 3, 7-8). Но истина, конечно, не может бояться глумления несмысленных людей, и не может она, конечно, принести вред от того, что некоторые люди могут исказить ее требования и употребить во зло свое познание о ней. Кто действительно верит во Христа, для того живой источник нравственной энергии во всяком случае заключается не в мысли о Страшном Суде Христовом, а в мысли о превышающей разумение любви Христовой (Ефес. 3, 19), так что он может бояться Христова суда над собой лишь в том одном отношении, что, при своей греховной нечистоте, он может явиться недостойным Христа и Христос может отлучить его от живого общения с Собой. Это отлучение для него страшнее всякого наказания, потому что жизнь со Христом для него выше всякой награды (Филип. 1, 21-23), и потому он может создавать свою жизнь во Христе, очевидно, не по желанию небесных наград и не по страху адских мучений, а исключительно только по нравственной потребности своей чистой, благоговейной любви ко Христу. Такой человек, разумеется, никогда не допустит безнравственной мысли о том, что будто люди могут грешить в надежде на Божие милосердие, потому что в этой надежде он может утверждать только несомненную истину своей веры, что по великому милосердию Спасителя Христа люди могут спастись от греха. Следовательно, кто обращает Божие милосердие в повод к распутству, тот вовсе не знает Христа и вовсе не думает о Божием милосердии, – он просто кощунствует по невежеству безумных людей (1 Петра 2, 15); и уж само собой разумеется, что поставить его на путь истины и сделать его добродетельным может не устрашение его будущей грозой всемирного суда, а только духовное просвещение его нравственным светом Христовой истины. При этом просвещении никто и никогда бы не попрал позором кощунственного глумления великой любви Христовой к миру и к людям, и все люди, несмотря на свои нравственные немощи и многие грехи, все-таки согласно бы работали и стремились к Богу именно по силе неложной надежды своей на великое милосердие Христа; потому что, несомненно, дана Ему всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18) и Он, несомненно, имеет верховную власть прощать грехи, как в настоящем веке, так и в будущем.

При втором пришествии Своем, когда соберутся пред Ним все народы от края небес до края их (Мф. 24, 31), Он произведет Свой праведный суд, начиная с дома Божия (1 Петра 4, 17), т.е. с людей, принадлежавших на земле к составу церкви Его. Христианам известна святая воля Владыки, и они первые должны будут сказать Ему, что именно они сделали с теми талантами Божией благодати, которые были дарованы им по силе их веры во Христа. Конечно, все, что они могут сказать о себе, вполне известно всеведущему Христу, но добровольные признания их, собственно, нужны будут не для Него, а для них же самих, как всемирное откровение в них Божией истины и милости. От многих христиан тогда уведает мир о необычайных подвигах нравственной силы, и многие христиане расскажут тогда о чудесных делах своей пламенной веры, и многие христиане поведают миру о плодотворных действиях в них благодатной силы молитвы, – и во всех этих христианах тогда, очевидно, прославится Христос как бесконечно богатый Своей благодатью, и потому каждый из них получит наконец свой венец правды по своему труду (1 Кор. 3, 8; срав. 2 Тим. 4, 8). Непонятно, что не все христиане – подвижники веры и соработники Христа. Многие – и может быть, даже большинство христиан – должны будут сказать о себе, что они ничего доброго не сделали и богаты только своими грехами; и многие – именно все умершие в младенческом возрасте – совсем ничего не скажут о себе, потому что они совсем ничего не успели сделать – ни доброго ни злого. Эти последние, конечно, будут нисколько не повинны в том, что они ничего не успели сделать за свою короткую жизнь, и потому Спаситель, несомненно, привлечет их к Себе и с любовью благословит их на вечную жизнь в Своем царстве, чтобы они научились там разумению истины и возросли на служение вечному добру. Что же касается безответных грешников, то они, разумеется, могут ждать только осуждения себе. Но великий Судия, как истинный Сын Человеческий, примет во внимание все условия и обстоятельства человеческой жизни и внутреннее настроение своих грешных последователей и, если только найдет в них что-нибудь доброе, Сам укажет миру на это доброе в людях, и Сам Он окажет людям божественное снисхождение Свое, потому что в безмерной полноте Своей творческой и спасающей любви Он не может дать напрасно погибнуть в немощном человеке святому семени добра. Ведь Он потому именно и создал мир, что в мысли созерцал его весьма хорошим, и для того именно Он и являлся в мире, чтобы спасти в нем все хорошее, как предвечное дело Свое и вечное достояние Свое. Поэтому Ему ли при уничтожении плевел зла уничтожить вместе с ними и посеянную Им же Самим пшеницу добра? Он не может этого сделать, потому что Он не может желать погубить добро (Иоан. 6, 40). А вследствие этого во всяком, способном к добру, грешном последователе Своем Он, несомненно, спасет эту нравственную способность к добру – тем более что все беззакония всякого грешника тогда уж совершенно будут уничтожены.

По слову апостола, мировой огонь испытает дело каждого, каково оно есть: у кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду, а у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, если именно сам он способен к добру, он сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 13-15). Вечную ценность и вечное значение в мире имеет одно только нравственное добро, и потому оно только одно может перейти и действительно перейдет в вечность будущей жизни. Все же злые дела людей, несомненно, погибнут вместе с погибелью настоящего мира, и в новый вечный мир перейдут не дела, а именно только люди, совершившие их и повинные суду и осуждению за них. Все эти виновные люди, конечно, никаким путем не могут быть спасены от погибели, если на самом деле в них не окажется душевного желания добра и не останется действительной способности развивать добро, т.е. если на самом деле они и явятся ни с чем, и окажутся решительно неспособными жить по вечному закону истинной жизни. Но если, несмотря на язву своих многочисленных прегрешений, они еще сохранят в себе некоторые живые черты Божия образа и явятся пред Спасителем-Судией хотя и весьма недостойными, но все-таки Его детьми, а не детьми врага его – дьявола, то Спаситель, ради истины в них святого образа Своей неизреченной славы, всех их может милостиво призвать к Себе, и тогда фактом помилования Своих грешных последователей Он еще раз дивно прославится в мире как бесконечно богатый Своей милостью.

По учению христианского откровения, спасительную милость святого суда Его могут испытать на себе не одни только грешные христиане, но также и миллионы исповедников всех других религий (Рим. 2, 12-15). Все эти люди, конечно, могут сказать о себе только одну печальную правду, что они и жили в неведении истины, и умерли во лжи; потому что многие из них совсем даже и не слышали о Христовом спасении мира, многие же хотя и слышали об этом спасении, однако все-таки не пришли к познанию Спасителя Христа, так как не в состоянии были поверить в истину христианской проповеди о Нем. Ввиду этого никто из них не служил Христу, и никто не ожидал откровения царства Его, и все они явятся пред лицом Его совершенно чужими для Него. Но подлинно праведен и милостив будет всемирный суд Христов. В ответ на скорбное признание всех язычников, что они совершенно не знали Его и что Он может считать их только совершенно чужими для Себя, Спаситель изумит всех исполнителей естественного нравственного закона Своим божественным благословением за верное служение Ему. Алкал Я, – скажет Он, – и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне (Мф. 25, 35-36). Люди, по словам евангелия, будут бесконечно поражены этими словами Великого Судии, потому что на самом деле они никогда не видали Его, но Он Сам объяснит им эту дивную правду Своей божественной милости к ним (Мф. 25, 37-40), и из Его собственного объяснения люди узнают тогда, что всякий человек, любящий правду и делающий добро, тем самым истинно служит Богу, потому что исполняет в жизни святую волю Его; и что поэтому, хотя не все люди знают Христа и не все принадлежат Ему, Сам Он, однако, знает всех людей и всякое доброе дело, кто бы ни сделал его, Сам Он считает за дело доброго служения, оказанного лично Ему. На этом основании, в день Своего великого суда над людьми, многим из тех, которые во имя Его пророчествовали и именем Его многие чудеса творили, Он может сказать: Я никогда не знал вас (Мф. 7, 22-23), и, наоборот, многим из тех, которые никогда на земле даже не слышали о Нем, но по голосу совести следовали Божию закону жизни, Он может сказать: придите, благословенные Отца Моего. Значит, в день откровения Своего вечного царства Он спасет, очевидно, все вообще доброе в людях, какую бы религию они ни исповедовали.

Может быть, это положение кому-нибудь покажется странным и, пожалуй, даже соблазнит какого-нибудь простодушного исповедника христианства вопросом недоумения: если действительно могут спастись не одни только христиане, но и язычники, то зачем же существует христианская религия и какое же преимущество быть христианином? На этот вопрос всегда можно ответить словами апостола Павла относительно ветхозаветного преимущества быть иудеем: великое преимущество во всех отношениях (Рим. 3, 2). Ведь христианство – не доктрина, а Божие дело спасения мира. Один только Христос может очистить все беззакония грешника, и Он же только один может принять оправданного Им грешника в Свое вечное царство. Между тем об этом знают не все люди, а одни лишь христиане, и потому идти к своей цели прямым путем, очевидно, могут они лишь одни. И мало того, что они знают истинный путь оправдания, – им, кроме того, еще, по силе их жизненно-религиозных отношений ко Христу, даны все божественные силы, содействующие достижению ими вечного царства, тогда как язычники и верного пути к вечной жизни не знают, и никакой помощи к праведной жизни не имеют. Стало быть, сравнительное положение христианина и язычника весьма точно может быть выяснено огромной разницей в положении двух человек, которые оба попали в одно и то же опасное болото, но из которых один знает верный выход из болота и на пути к этому выходу еще поддерживается рукой сильного проводника, другой же не знает выхода из болота и потому поневоле должен бродить по нему, рискуя ежеминутно погибнуть. В настоящее время люди все одинаково находятся в опасном болоте неправедной жизни, и Бог всем им без различия желает спасения. Ради этого Он для всех них создал истинный путь спасения, и всем Он готов помогать в совершении спасения, но всем богатством Его силы и милости на самом деле могут пользоваться теперь одни только христиане. Стало быть, если язычники не знают истинного пути в Божие царство и не могут пользоваться божественной помощью Христа, то в этом заключается великое несчастие для них; и потому христианин, по заповеди Христа о любви к Своим ближним, должен не завидовать тому, что в конце концов, именно в день воскресения, и язычники все-таки явятся пред лицом Христа и могут быть с любовью приняты Им, а жалеть о том, что они теперь-то не знают Христа и по неведению ходят опасными путями жизни без благодатного содействия Его.

Спасение – от Христа, и Он может помиловать всякого грешника, которого найдет заслуживающим Своей милости. В день воскресения пред Ним предстанут не только люди, не знавшие Его, но и все личные враги Его, начиная от распявших Его иудеев и кончая последним противником Его в лице антихриста, и от Его божественной власти всецело будет зависеть, если Он пожелает явить Свое спасение даже и некоторым врагам Своим. В божественном предвéдении всей истории Своего дела на земле Он заранее знал, что люди будут гнать Его последователей, как гнали и Его Самого, и что они будут возводить всякие злые хулы на многострадальную церковь Его и даже на Него Самого, но что не всегда они будут делать это по сознательной вражде своей к истинному и божественному. Пред началом Своего крестного подвига Он сообщил Своим ученикам: наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Иоан. 16,2), т.е. в обольщении своим мнимым знанием воображаемой истины люди будут отвергать действительную истину Его учения и всеми силами будут стараться разрушить Его божественное дело на земле, и при этом все-таки будут воображать, что на самом деле они будто бы отвергают не истину, а только несомненное заблуждение, и многие при этом будут вполне искренно верить, что будто они даже обязаны бороться с христианством в силу своих религиозных обязанностей по отношению к Богу. Такими именно врагами Христа и христианства были прежде всего иудеи, неустанно гнавшие и наконец предавшие крестной смерти Христа; и такими же врагами были римские язычники, думавшие залить живой огонь христианской веры кровью неповинных исповедников Христа; и такими же врагами являются теперь некоторые ученые и философы, с печальным рвением истощающие весь обширный запас человеческих злых глаголов для поругания Христа и христианского откровения. Все эти враги Христа в день всемирного суда Его по необходимости, разумеется, предстанут пред Ним, и в наличной действительности Его вечного царства все они ясно увидят свое заблуждение. Весьма возможно, конечно, что между ними найдутся такие люди, которые даже и пред лицом победителя Христа искренне пожалеют не о том, что они грубо заблуждались в своих отношениях к Нему, а, напротив, только о том, что истина вовсе не согласуется с земными соображениями их человеческой премудрости, что она именно, к несчастию, является совсем не такой, какой они представляли ее себе и какую они желали бы видеть в действительности. Но не может быть никакого сомнения в том, что найдутся между ними и такие люди, которые пожалеют именно о том, что они заблуждались, и которые поэтому глубоко устыдятся за печальную борьбу своего мнимого ведения против подлинной истины Христова учения и дела. В силу же возможности этого различия в душевном настроении людей Христос не может, конечно, одинаково отнестись ко всем без различия побежденным врагам Своим. Если на всемирном суде Его пред Ним действительно окажется такой человек, который будет жалеть не о том, что он – ложь, а, напротив, о том, что Бог праведен, то ясное дело, что такой человек не будет иметь в себе духа истины и самое настроение его, как безусловно греховное, безусловно исключит собой возможность оправдания и помилования его. Стало быть, он, несомненно, будет осужден и отвергнут Христом как совершенно недостойный и неспособный к жизни в Божием царстве. Но если бы все земные враги Христа действительно пожалели о своих заблуждениях и действительно устыдились бы земной вражды своей к вечной истине, то в этом случае для них осталась бы еще возможность помилования по собственному слову Христа, что будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили (Мр. 3, 28), и что даже всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет (Лк. 12, 10). Это ясное слово не оставляет никакого сомнения в том, что Спаситель может простить всякие беззакония грешника и что Он может помиловать даже личного врага Своего, так что весь вопрос может заключаться лишь в том, пожелает ли Он помиловать такого человека, в отношении которого, именно для Него одного, как Судии и Спасителя мира, существует возможность помилования?

На этот вопрос положительно отвечает пророческое слово апостола Павла относительно "тайны" судьбы богоизбранного народа, т.е. относительно тех именно людей, которые, по собственному слову апостола, убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и чрез это всегда наполняют меру грехов своих (1 Фессал. 2, 15-16). Относительно этих самых людей в дали неведомого людям будущего апостол видит "время", когда ожесточение их наконец прекратится и весь Израиль, по обетованию Божию, будет спасен Избавителем от Сиона, ибо дары и призвание Божие непреложны (Рим. 11, 25-29). Когда наступит это время, апостол не говорит, но если действительно весь Израиль будет помилован, то он может быть помилован только на всемирном суде Христовом, когда исчезнет всякое ослепление человека и иудеи сами увидят и горько раскаются в том, что они имели ревность по Боге не по разуму (Рим. 10, 2). Тогда, очевидно, исполнится крестная молитва И.Христа о прощении Его хулителей и мучителей, потому что от Его именно воли будет зависеть тогда, осудить или помиловать всех врагов Его, а Сам Он желает только спасения людям, и никогда Он не может пожелать погубить человека, если на самом деле Он может помиловать его. Поэтому Он не перестанет быть Богом Спасителем даже и на всемирном суде Своем и, кого только может помиловать, всех помилует (Рим. 11, 31), и весь мир увидит и прославит тогда превосходящую разумение любовь Его,

Но, помимо людей, в день откровения царства Его пред Ним явятся и все падшие духи. Относительно дьявола и соратников его выражения новозаветных писаний настолько определенны, что, при всей несомненной образности их, в них положительно все-таки утверждается одна совершенно ясная мысль, что дьявол и соратники его будут осуждены и навсегда будут оставлены вне Божия царства. О людях в Писании говорится, что если они окажутся достойными Божия царства, то они и войдут в царство, уготованное именно для них, а если они окажутся достойными осуждения, то они пойдут в огонь вечный, уготованный, собственно, не для них, а только для дьявола и ангелов его (Мф. 25, 41). Конечно, это выражение не может означать, что будто дьявол и ангелы его были созданы Богом для вечной погибели и что будто Сам Бог приготовил для них мучение вечного огня. Оно, очевидно, заключает в себе мысль о таком извращении нравственной природы падших духов, в силу которого они сделались решительно неспособными к праведной жизни и потому никогда не обратятся к ней. Такое положение в полной мере мыслимо и психологически совершенно возможно, потому что для падших духов, как сознательных противников божественного миропорядка, познание действительной истины о Боге, очевидно, не может составлять достаточного основания для свободного стремления к истинной жизни по Боге. Ведь они и теперь, без всякого сомнения, знают, что всемогущий Бог действительно существует и что Он – действительный Творец и единственный Владыка бытия; и тем не менее это знание нисколько не мешает им стремиться к разрушению Божией воли и всеми силами бороться с Богом за воображаемую свободу всякого беззакония. Стало быть, и в день всемирного суда Христова, так как на этом суде для них откроется не больше того, чем сколько они знают теперь, существенно может измениться только внешнее положение их, а не сами они. Тогда именно всемирное явление божественной славы и силы Творца и Спасителя мира обязательно заставит их признать себя побежденными, и они вынуждены будут примириться с фактом своего поражения и не будут уж более противиться Богу по решительной невозможности противиться Ему, словом, все падшие духи тогда по необходимости должны будут покориться Христу. Но эта покорность – именно потому, что она будет вынужденной, – сама по себе, разумеется, не может вызвать в них ни одного доброго чувства и ни одного доброго желания, так что хотя они и перестанут быть злыми, однако в силу этого одного они еще вовсе не сделаются добродетельными. Они могут не делать зла и при этом все-таки быть совершенно равнодушными к добру, и даже более того – при внешней необходимости отказаться от всякой злой деятельности, они могут прямо мучиться сознанием невозможности продолжать в будущем мире свою богоборческую работу.

Такое положение и мыслимо и возможно; и раз уж Писание положительно утверждает, что дьяволу и ангелам его уготован вечный огонь, то он, очевидно, уготован для них именно этим положением, и он уж, очевидно, будет для них именно вечным огнем неутолимых желаний их бессильной воли. Ведь сколько бы ни прошло веков и тысячелетий, к тем условиям, в которых окажутся все ангелы и люди в день всемирного суда Христова, существенно ничего не прибавится, и потому если эти условия окажутся недостаточными для вразумления и исправления Божиих врагов, то значит – их уж ничто и никогда не вразумит и не исправит, и они уж веки вечные должны будут мучиться всемирным позором своего поражения. Эта вечная мука, при обычном представлении ее – не как неизбежного следствия злой настроенности падших духов, а как Божией кары за их минувшую злую деятельность – естественно возмущает человеческую мысль как безмерно резкое выражение беспощадной жестокости Бога, и на этом основании действительность этой муки нередко отрицается в пользу идеи восстановления всего мирового бытия в его первобытное состояние. Но мысль о страшной Божией каре, несомненно, ложная мысль, потому что она безусловно противоречит и предвечной цели божественного творчества, и историческому восстановлению этой цели в спасительной деятельности И.Христа. На самом деле Бог желает только добра Своему творению и только спасает свое грешное создание, погибает же, кто погибает, всякий сам от себя; и потому, жалея всякое погибшее Божие создание, мы не можем, однако, обвинять за его погибель никого другого, кроме него самого. Это обстоятельство в рациональной обработке христианской эсхатологии обыкновенно опускается из виду, а между тем, кажется, весьма нетрудно понять, что оно имеет существенно важное значение; потому что, имея в виду это обстоятельство, мы совершенно не можем продумать реального значения идеи апокатастасиса. Ведь в полной мере понятно и ясно, что для восстановления всего мирового бытия в первобытное состояние требуется не только согласие Бога на это восстановление, но и свободное желание самих добровольных грешников действительно возвратиться к изначальной истине бытия. А так как, по учению Писания, падшие духи окажутся совершенно неспособными к праведной жизни и подчинятся Христу не свободно, а только по силе необходимости, то каким же образом может осуществиться в действительности идея всеобщего восстановления?

Древние поборники этой идеи могли указать в этом случае только на один путь к действительному осуществлению своей великой мечты. Ориген и его последователи, как известно, смотрели на будущие мучения добровольных грешников как на Божию кару за все их бывшие грехи, и потому они предполагали в этих мучениях совершенно достаточное средство для вразумления и исправления всякого нечестивца. Но кто имеет в виду истинную природу добра, тот, разумеется, нисколько не затруднится понять, что здесь и причина будущих мучений указана совершенно неверно, и педагогическое значение их предположено совершенно неправильно. На самом деле нравственное добро всегда и совершенно свободно, и никогда оно не может быть осуществлено путем насилия, хотя бы даже и со стороны самого Господа Бога. Для того чтобы быть добродетельным, нужно уметь ценить вечную истину добра, и нужно свободно желать его как своего верховного блага, и нужно свободно стремиться к нему как к своей единственной цели. А какое же здесь признание истины добра к какая же здесь свобода в желании и стремлении к добру, если к деланию его в действительности может обратить падших духов одна только жестокая сила адских мучений? При этом условии, конечно, если бы даже дьявол и стал делать угодное Богу, то дело его все-таки не могло бы иметь нравственного значения, потому что, как всякое вообще вынужденное дело, оно вошло бы, очевидно, в обширную область механически необходимых явлений и, стало быть, совсем бы вышло за пределы моральной оценки.

Идея апокатастасиса, несомненно, имеет высокую внутреннюю ценность, и несомненно, что в сфере рациональных соображений можно вполне основательно утверждать будущую реальность этой идеи; потому что с психологической точки зрения, действительно, одинаково мыслимо и одинаково возможно как то, что падшие духи в конце концов вразумятся и обратятся к суду Божия милосердия, так и то, что они останутся совершенно чуждыми Богу и выразят лишь такую покорность Ему, которая, в сущности, будет с их стороны лишь необходимой покорностью неумолимой судьбе. Но именно потому, что одинаково мыслимо и одинаково возможно и то и другое положение, мы уж не можем отступать от ясных указаний новозаветного откровения, что в явлении будущего мира осуществится именно вторая возможность, т.е. что падшие духи останутся навеки неисправимыми. А вследствие этого мы, очевидно, можем ставить вопрос не о том, прекратятся ли когда-нибудь будущие мучения падших духов, потому что в этом отношении отрицательный ответ откровения не допускает никакого сомнения; а мы можем ставить вопрос лишь о том, все ли падшие духи останутся навеки неисправимыми и все ли они действительно погибнут для Божия царства, потому что ясного и точного ответа на этот вопрос мы в откровении не имеем. Правда, в апостольских писаниях сообщается мысль, что согрешившие ангелы, связанные узами адского мрака, находятся в мучительном ожидании Божия суда над собой (2 Петра 2, 4; срав. Иуды, ст. 6); и правда, что на суд великого дня безразлично явится все вообще Божие творение, т.е. и добрые ангелы, и люди, и падшие духи; но так как обязательное явление на суд вовсе не влечет за собой непременного осуждения судимого, то и явление на всемирном суде Христовом всех без исключения падших духов само по себе еще нисколько не доказывает, что все они обязательно будут осуждены Христом. Во всяком случае некоторые факты евангельской истории дают вполне достаточное основание думать, что нравственное состояние падших духов весьма неодинаково и что многие падшие духи еще в самом начале спасительной деятельности И.Христа вполне сознали всю вину своего великого преступления и совершенно отказались от всякой враждебной деятельности по отношению к Богу. В этом отношении особенно замечательно исцеление Спасителем гадаринского бесноватого. Те многие духи, которые одержали этого несчастного человека, не только не направили его бежать от Спасителя, а, напротив, позволили ему издалека увидеть Его, и прибежать, и поклониться Ему, и заставили его сказать Сыну Бога Всевышнего: "Заклинаю Тебя Богом, не мучь меня" (Мр. 5, 6-7), "умоляю Тебя, не мучь меня" (Лк. 8, 28). Спаситель видел, что не простой человек признает в Нем Сына Бога Всевышнего и что не простой человек заклинает и умоляет Его об освобождении от муки, и потому спросил бесноватого: "Как тебе имя?" – и бесноватый ответил: "Легион имя мне, потому что нас много" (Мр. 5, 9), т.е. своим ответом бесноватый показал, что его обращение к Спасителю принадлежит, собственно, не ему, а сонму одержавших его нечистых духов. И вот, все бесы и много упрашивали Спасителя, чтобы Он "не высылал их вон из страны той" (Мр. 5,10, 12), именно – чтобы Он не повелел идти им в бездну (Лк. 8, 31), а позволил бы войти в большое стадо свиней, и Спаситель дал им на это свое позволение. В этом случае, правда, бесы не умоляли Спасителя о прощении и спасении их, но они все-таки прямо отказались от всякой борьбы с Ним и, в трепетном ожидании заслуженной ими муки, сами обратились к Нему с неотступной мольбой, по крайней мере о временном помиловании их. Такими соратниками, которые бегут навстречу Сыну Бога Всевышнего, чтобы умолять Его о помиловании, дьявол ни в каком случае, разумеется, не мог быть доволен, и уж после этого случая он, наверное, не мог ими пользоваться как своими ангелами для утверждения своей власти в мире. А потому эти и подобные им падшие духи хотя и окажутся на всемирном суде Христовом в общем сонме всех падших духов, однако по своему нравственному настроению они, очевидно, резко будут отличаться и от дьявола, и от деятельных ангелов его; так что, по нравственному настроению их, на самом деле не будет решительно ничего невозможного в том, что всепобеждающая сила любви Христовой вновь зажжет в них погасший огонь добра и Великий Судия, к великому изумлению всех святых ангелов Своих и всех праведных людей, увидит в бывших нечистых духах злобы поднебесной не только побежденных врагов Своих, но и светлое создание святой воли Своей. Кто же посмел бы тогда сказать Спасителю – Сыну Бога Всевышнего: я не хочу, чтобы Ты спасал бесов, и пусть же они, нечистые, веки вечные мучатся? Наверное, никто бы не посмел. Наверное, даже и сам дьявол был бы только поражен чудом превышающей разумение любви Христовой, сказать же что-нибудь против спасения своих бывших клевретов даже и он бы, наверное, ничего не посмел.

*   *   *

При своем появлении в мире христианство оказалось чужим для мира, и апостол с глубокой скорбью должен был засвидетельствовать пред небом и землей: мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие (1 Кор. 1, 23). С тех пор прошло уже почти девятнадцать веков, но мир очень мало изменился в своем отношении к христианству. Все равно и теперь христианская проповедь о распятом Спасителе мира для многих представляется великим соблазном и многим кажется очевидным безумием. И это нередко кажется так не одному только внешнему миру, но и многим людям, которые выходят из среды самих христиан, и даже таким людям, которые желают считать себя последователями Христа и поборниками учения Его. В объяснение этого обстоятельства мы изложили все известные соблазны христианской веры и указали общий корень этих соблазнов в отсутствии положительных оснований для признания истины веры. Дело в том, что содержание истины может быть сообщено человеку, но мыслить истину этого содержания человек может лишь на основании познания о том, что оно и на самом деле заключает в себе истину. Ради этого все содержание сообщаемой истины нужно привести в органическую связь с содержанием всех тех познаний, которыми уже владеет человек и которые имеют какое-либо отношение к предмету сообщаемой истины; так чтобы новая истина стала не только совершенно понятной уму, но и стала бы вполне очевидной для ума именно по силе очевидности его прежних познаний. При таком порядке раскрытия и усвоения человеком неизвестной ему прежде истины само собой понятно, что и догматическое учение христианского откровения именно ради того, чтобы оно могло быть раскрыто и усвоено человеческим умом как действительная истина, также должно быть приведено в органическую связь со всем миром человеческой мысли о сущем, т.е. со всем миром человеческих познаний о Боге, о мире и человеке. Между тем эти познания, при появлении христианства, были настолько несродны миру христианских идей, что из них решительно невозможно было не только выяснить истину христианского учения, но и просто лишь сделать это учение хоть сколько-нибудь понятным для мысли. Поэтому совершенно естественно, что и для иудеев, и для язычников христианство одинаково представлялось как невероятное учение о невозможном деле, И поэтому же совершенно естественно, что апостолы преимущественно обращались к нравственному смыслу людей: близко к тебе слово нашей проповеди, в сердце твоем и в устах твоих (Рим. 10, 8) – это обращение апостола Павла вполне точно характеризует собой обычный метод церковно-апостольского раскрытия и доказательства христианской истины.

Древние проповедники христианства старались будить в людях нравственные потребности и стремления духа и делали христианство близким именно сердцу людей. Но интересы сердца, понятно, не устраняли и не могли устранять собой интересов мысли. Кто принимал христианство верой чистого сердца, для того изменялось не значение познания, а только отношение познания к вере, именно – вместо того, чтобы составлять условие возможности веры, познание истины принятой веры становилось нравственной обязанностью верующего человека, и потому верующий-христианин все-таки не мог убежать от невольных соблазнов ума. Даже в период апостольской проповеди, в эту исключительную эпоху великих чудес и знамений и силы, находились такие христиане, которые глубоко смущались основным догматом апостольского вероучения, что распятый Христос есть истинный Бог и что после крестной смерти Своей Он воскрес из мертвых и положил начало общему воскресению людей. В мышлении этого догмата христиане естественно встречались с тревожными вопросами недоумения: кто это восходил на небо, чтобы оттуда Христа свести, т.е. другими словами – как это возможно, чтобы истинный Бог воплотился? или: кто это сходил в ад, чтобы Христа из мертвых возвести (Рим. 10, 6-7), т.е. другими словами – как это возможно, чтобы умерший человек воистину воскрес из мертвых? И так как на оба эти вопроса, по религиозно-философским понятиям того времени, можно было ответить только отрицательно, то еще в период апостольской проповеди естественно возник неразрешимый конфликт веры и разума, науки и откровения, и тогда же определились все те существенные искажения христианского вероучения, от которых христианство не может освободиться и по настоящее время. Между тем это освобождение возможно, потому что познаваемое Бога (το γνωστον του Θεου, – Рим. 1, 19) может быть сделано вполне очевидным для мысли, и в своей очевидности оно может составить непоколебимое основание для познания истины церковно-апостольского вероучения. Конечно, христианская вера при этом так и останется верой, и странно было бы думать о невозможном превращении сверхчувственного содержания веры в опытную истину положительной науки. Но тем не менее мы все-таки можем вполне основательно ставить вопрос об истине христианской веры, потому что мы можем научно выяснить мировую действительность положительных оснований этой веры, и вследствие этого мы можем сделать христианскую веру не безотчетным исповеданием непостижимых формул, а совершенно ясным и совершенно разумным объяснением всей совокупности наших познаний о мире. При таком представлении теоретического содержания веры по крайней мере никогда уж более не может быть никакого спора о том, в чем именно заключается подлинная сущность христианства, так как при этом представлении не может быть решительно ничего непонятного в том, что христианство учит о воплощении Бога, и о крестных страданиях и смерти Его за грехи сотворенного Им мира, и о будущем откровении в мире Божия царства силой умершего и воскресшего Богочеловека – Христа. Все это учение христианства на самом деле совершенно понятно и ясно, и в христианстве на самом деле нет ни единого догмата, которого нельзя было бы осветить светом ясного разумения. Христианская вера, конечно, так и остается верой, но в свете научно-философских изыскании о конечной истине бытия христианин по крайней мере может понять и может выяснить, почему именно он верит так, как учат его верить церковные формулы веры. Он может связать религиозные идеи этих формул с точными фактами научного знания о сущем, и потому он может, стало быть, в чисто научном смысле иметь положительное основание для религиозной веры своей в истину сверхразумного содержания христианского откровения.