С. Мадди. ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

Точка зрения Адлера на периферию личности содержится в его понятии стиль жизни. Стиль жизни человека, или тип, по нашей терминологии, – это паттерн взаимосвязанных конкретных периферических характеристик, которые постоянно в нем проявляются и определяют его индивидуальность. Основы стиля жизни закладываются к пяти годам, после чего коренных изменений уже не происходит, за исключением случаев такого специфического воздействия, как психотерапия. Адлер (Ansbacher and Ansbacher, 1956) ясно определяет отношение между ядром и периферией личности, когда показывает, что стиль жизни человека – это конкретный результат того направления, которое принимает тенденция ядра (стремление к превосходству) на фоне существующих и воображаемых недостатков и существующей в семье атмосферы. Реальные и воображаемые недостатки берут свое начало в основном в неполноценности органов и особенностях семейной констелляции (Dreikurs, 1963). Я полагаю, что вопрос неполноценности органов достаточно ясен, несмотря на деликатную проблему диагностики. Неполноценностью органа может быть все что угодно, от слишком маленьких рук до порока сердца. Под семейной констелляцией адлерианцы обычно понимают положение человека относительно его братьев и сестер. Считается, что единственный ребенок будет иметь проблемы, отличные от тех, что характерны для младшего ребенка, или среднего ребенка, или старшего. Предполагается, что относительное превосходство и более низкое положение детей в семье стимулируют сложную систему соперничества, носящего различный характер в зависимости от порядка рождения. Так, например, старший ребенок с сильными интеллектуальными способностями может породить чувство соперничества в младшем ребенке, и это соперничество может проявиться в прямой интеллектуальной борьбе, а может – в избегании интеллектуальной области и предпочтении ей другой сферы, в которой господство старшего не так заметно.

Ощущение человеком своих недостатков и его способы обойти или преодолеть их необходимо понимать как выражение тенденции ядра стремиться к превосходству. Но об этом следует сказать больше. Стиль жизни разовьется из содержания недостатков и из содержания способов, которыми они преодолеваются или обходятся. У сторонников этой теории нет никакого перечня или классификации типов недостатков, и, конечно же, это слабое место с точки зрения точности описания и определения конкретных стилей жизни. Но Драйкурс (Dreikurs, 1963) предложил классификацию способов проявления стремления к превосходству, которая, несмотря на свою отрывочность, является довольно многообещающей. Стремясь преодолеть свою неполноценность, вы можете проявлять активность или пассивность, соперничество или сотрудничество. Конкретная комбинация способов, принимаемых ребенком, частично определяется тем, что адлерианцы называют семейной атмосферой. Если создаваемая родителями атмосфера предполагает сотрудничество, взаимное доверие и уважение, тогда ребенка будут поощрять к проявлению попыток преодолевать свою неполноценность в манере, конструктивной по отношению к себе самому и другим. И наоборот, если семейная атмосфера – это атмосфера соперничества и недоверия, ребенок, пытаясь преодолеть свою неполноценность, будет вести себя деструктивно. Будет ли ребенок активным или пассивным в этих попытках, зависит от того, поощряется ли семейной атмосферой личная инициативность.

Из того, что я сказал, можно сделать вывод, что семейная атмосфера полностью формирует конструктивность либо деструктивность, активность либо пассивность личности. Хотя на самом деле именно эта позиция, в моем представлении, наиболее соответствует структуре адлерианского мышления. Я должен отметить, что некоторые выдающиеся адлерианцы (например, Dreikurs, 1963) считают семейную атмосферу лишь частью истории и также придают значение свободной воле. Согласно им, человек обладает свободой выбора сущности своих установок относительно собственной неполноценности, но прошлый опыт оказывает влияние на этот выбор. Драйкурс (1963, с. 247) говорит:

"Это обеспечивает способность ребенка решать, что делать с теми препятствиями, с которыми он сталкивается, хотя такое решение и не принимается на сознательном уровне, поскольку у ребенка, к тому моменту как это решение становится необходимо, возможно, развиваются лишь зачатки вербальных способностей. Точка зрения Адлера на такую свободу воли являлась – и до сих пор является – не понятой большинством изучающих психологию студентов. Они хотят знать, что заставляет одного ребенка сдаться, другого прибегнуть к компенсации, а еще одного – к гиперкомпенсации. Они не могут поверить, что ничто не "заставляет" ребенка поступить так, это его личное решение, его личная реакция, его собственная оценка значимой ситуации. Это акт творчества, который сам по себе является феноменом, с трудом понимаемым нашими детерминистически ориентированными современниками".

Если под "актами творчества" понимается что-то божественное, что-то, что не имеет истоков в прошлом опыте или в самой личности, тогда Драйкурс определенно покинул бы храм науки. Но если сами "акты творчества" можно объяснить как конечные результаты определенного паттерна прошлого опыта, тогда здесь нет большой проблемы, за исключением путаницы, возникающей из-за употребления таких слов, как "свободная воля". Я предполагаю, что на самом деле Драйкурс разделяет эту последнюю точку зрения, а его вводящая в заблуждение терминология связана со страстным стремлением убедить читателей в том, что ребенок на самом деле обладает формой и содержанием. Однако если я прав в своей интерпретации, то семейная атмосфера – это единственное понятие, необходимое для объяснения средств, посредством которых ребенок научится стремиться к превосходству.

Как вы могли догадаться на основе предшествовавшего обсуждения, адлерианцы выделяют четыре типа периферии личности, или стиля жизни. Это активно конструктивный, пассивно конструктивный, активно деструктивный и пассивно деструктивный стили. Эти стили устанавливаются в детстве, и считается, что в дальнейшем они не сильно изменяются. Можно предположить, что, с точки зрения адлерианцев, каждая из этих ориентации составляет совокупность целей или финализмов. Но эти финализмы случайны и субъективны, и поэтому их следует считать фикциями. Но несмотря на странный характер термина фикционный финализм, мне кажется, что адлерианцы просто подчеркивают мотивационный характер явлений или признаков, составляющих стили жизни.

Чтобы понять четыре стиля жизни, вы должны помнить, что существуют четыре вида фикционных финализмов, или целей. Этими четырьмя целями являются: 1) получение внимания и помощи, 2) отвержение власти, 3) достижение отмщения и 4) требование оставить себя в покое. На самом деле только первый вид целей соотносится с двумя конструктивными стилями жизни. Вы поймете, почему это так, если вспомните, что конструктивные стили подразумевают сотрудничество и уважение к другим и к себе. Поэтому проблемы власти, мести и изоляции не могут здесь иметь место. Признаком активно конструктивного

Стиля жизни является честолюбие, или направленность на успех, в то время как признак пассивно конструктивного стиля – обаяние, то есть получение особого внимания скорее за то, какой человек, а не за то, что он делает. Как показано выше, все четыре вида целей могут иметь отношение к двум деструктивным, или соперничающим и недоверяющим типам. В активно деструктивном стиле цель получения внимания Принимает форму надоедливости, в то время как цели власти, мести и изоляции принимают формы непокорства, злобы и клеветы соответственно. Цели получения внимания, власти, мести и изоляции в пассивно деструктивном типе принимают форму лени, упрямства, пассивной агрессивности и отчаяния соответственно.

Чтобы достичь здесь лучшего понимания, давайте обратимся к гипотетическим рассуждениям о том, каким образом могла бы сориентироваться упомянутая раньше неполноценность органа – слишком маленькие руки – в каждом из четырех стилей жизни. Человек с активно конструктивным стилем жизни мог бы попытаться преодолеть маленький размер рук в прямой, бескомпромиссной и социально полезной манере. Он мог бы, обладая музыкальным талантом и склонностями, постараться стать концертирующим пианистом, пытаясь достичь совершенства, опираясь на ловкость и долгие тренировки. Преодоление неполноценности органа произошло бы в контексте честолюбия и успеха. И наоборот, человек пассивно конструктивного типа мог бы как-то украсить свои руки, так, что то, что изначально было неполноценным, теперь стало бы объектом восхищения. Он бы достиг превосходства посредством обаяния. Активно деструктивная личность могла бы надоедливо ныть в обществе других людей по поводу своего недостатка, добиваться власти, мстить или клеветать, заставляя людей с нормальными руками чувствовать себя виноватыми за то, что они так хорошо обеспечены и удовлетворены собой. И наконец, пассивно деструктивная личность могла бы проявлять лень, не работая, объясняя это своим недостатком, и демонстрировать упрямство, пассивную агрессивность и отчаяние, отказываясь от благотворительных пожертвований и других попыток ему помочь. Хотя мой пример касался реальной неполноценности органа, тот же самый подход приложим и тогда, когда речь идет о вымышленной или психологически обусловленной неполноценности. Я также хотел бы, чтобы вы отметили один момент, связанный с разделением деструктивности и конструктивности. Две деструктивные ориентации являются, с точки зрения адлерианцев, психопатологией, в то время как две конструктивные – здоровыми. Если попытки достичь превосходства происходят за счет других людей – это патология, в то время как если они протекают в сотрудничестве с другими людьми и в их окружении, это свидетельствует о здоровье.

Хотя эту точку зрения на конкретные признаки определенных стилей жизни едва ли можно считать достаточно разработанной, чтобы убедить нас в возможности ее реального применения и изучения, тем не менее это хорошее начало. Описанные цели вполне согласуются с тем, что можно было бы ожидать, изучив общий акцент, который делается в теории Адлера на болезненности неполноценности и стремлении ее преодолеть. И конечно, свойства обыденной жизни, рассмотренные этой теорией, в чем-то отличаются – и поэтому особенно интересны – от тех, что описывали Роджерс и Фрейд.

В этой связи и в заключение данного раздела вы должны осознать, что, хотя с точки зрения теории Адлера периферия личности – это нечто, формирующееся посредством научения в течение нескольких первых лет жизни, он, в отличие от Фрейда, не выделяет типы личности на основе стадий развития. В качестве основания для разграничения типов Адлер использует структуру семьи, неполноценность и семейную атмосферу. Это согласуется с тем вниманием, которое Адлер уделяет целостности и всеобщности, когда неравное отношение ко второму году жизни по сравнению с третьим или четвертым не выглядит оправданным. С точки зрения Адлера, обстоятельства, подобные семейной атмосфере, едва ли могут измениться столь кардинально, что можно было бы приписать определенные формы личности взрослого особенностям развития в течение кратких периодов раннего детства.

ПОЗИЦИЯ УАЙТА

Уайт всего лишь предоставил нам набросок направлений, по которым он мог бы развить теорию периферии личности. Эти направления включают компетентность в противоположность некомпетентности и чувство компетентности в противоположность стыду. При нормальном развитии событий выражение тенденции ядра – потребности производить воздействие на мир – приводит через тренировку способностей к реальной компетентности и к субъективному переживанию чувства компетентности. Но если родители мешают проявлениям мотивации эффективности и наказывают за них, развивается реальная некомпетентность и субъективное переживание стыда. Уайт (1960) четко разделяет стыд и вину, связывая первое с переживанием недостаточного или неудачного достижения значимой цели вследствие нехватки способностей, а второе – с нарушением нравственных ограничений. Стыд связан с некомпетентностью. И наоборот, вина не предполагает, что человек не способен что-то сделать; она обозначает, что человек сделал или думает о том, чтобы сделать что-то, находящееся в его власти, но запрещенное. Вина связана с совестью, а не с компетентностью. В любом случае, если бы Уайту пришлось развить следствия из своей теории, связанные с периферией личности, он несомненно предложил бы типологию людей, основанную на их специфических проявлениях компетентности и некомпетентности и на содержании их стыда и чувства компетентности.

В действительности, общую форму, которую могла бы принять такая классификация, возможно вывести из того чувства согласия, которое Уайт (1960) испытывает по отношению к разработанному Эриксоном варианту эгопсихологии. Точка зрения Эриксона на восемь стадий развития человека, обсужденная ранее в этой части, представляет, по мнению Уайта, проницательный взгляд на проблемы развития периферии личности. То, в чем Уайт не согласен с Эриксоном, – это центрированность на психосоциальной модели конфликта, предложенной Фрейдом. По мнению Уайта, Эриксону не удалось понять, что большинство из рассмотренных им аспектов типов характера и стадий развития гораздо целесообразнее анализировать в рамках модели компетентности, а не конфликта. Хотя Эриксон, естественно, как и другие эгопсихологи, отстаивает взгляд на эго как на нечто независимое от ид, а не простое его расширение, он, с точки зрения Уайта, все еще слишком тесно связан со своим психоаналитическим прошлым.

Чтобы объяснить свои взгляды, Уайт (1960) приводит блестящий анализ стадий психосексуального развития, в ходе которого он пытается показать, что конфликтная модель, несомненно объясняющая некоторые моменты развития личности, тем не менее не подходит для толкования большинства способов жизнедеятельности или черт характера, подробно описанным Эриксоном. Рассматривая анальную стадию, он (White, 1960, с. 118-119) пишет:

"Модель тренировки кишечника ошибочна, как мне представляется, по двум причинам. Во-первых, она имеет отношение к функции, управляющейся автономной нервной системой, которая никогда не попадает под прямой произвольный контроль и которая не несет переживания инициативности, связанной с произвольным действием. Ребенок может гордиться, когда ему удается оправдать ожидания родителей, но это будет гордость от выполнения какого-то загадочного требования с помощью какого-то загадочного процесса образования привычки, а не гордость от овладения вещами с помощью прямого использования метода проб и ошибок, как это происходит, когда кто-то учится бросать или отбивать мяч. Во-вторых, эта ситуация, в которой господствуют культурные требования. Кишечник тренируется у всех детей. Это гораздо большая победа власти, чем общее доминирование в какой-то иной сфере; в других областях ребенок сохраняет большую свободу, чтобы сопротивляться, умолять, упрашивать и добиваться уступок со стороны окружающих взрослых. Короче говоря, модель тренировки кишечника не учитывает инициативности и изменчивости ребенка, которые являются важнейшим аспектом любой настоящей автономии. Лучшим исходом проблемы тренировки кишечника может стать то, что ребенок научится желать неизбежного".

Уайт указывает на то, что он считает несоответствием между акцентом Эриксона на автономии как результате успешного завершения анальной стадии и тем, что он, как и Фрейд, в качестве главного механизма достижения автономии выбирает ситуацию тренировки кишечника.

Подобно этому Уайт (1960, с. 125) указывает на трудность рассмотрения Эдипова конфликта на фаллической стадии в качестве прототипа инициативности:

"И мне кажется, что Эдип оказывается несостоятельным прототипом общей модели фаллической стадии, так же как и обучение пользованию туалетом – неудачная модель для анальной стадии. Фрейд еще раз выбрал в качестве центрального образа безвыходную ситуацию, где поражение ребенка неизбежно. Ребенок должен научиться отказываться от Эдипова желания целиком, так же как он должен научиться отказываться от каждой мысли, что его кишечник может остаться нетренированным. Я утверждаю, что, если бы это были правильные и определяющие модели, было бы довольно трудно объяснить, как вообще сохраняется какое-то чувство инициативности. Эти модели помогают понять, почему у нас есть стыд и вина, но они не дают нам достаточных оснований предполагать, что у нас могут развиться автономия и инициативность. Модель компетентности, безусловно, не такая жесткая, хотя она и не пытается приукрасить трагические особенности детства".

Продолжая развивать свою идею о логическом несоответствии между взглядами Эриксона на развитие и теорией конфликта Фрейда, Уайт подвергает аналогичной критике и генитальную фазу. Во фрейдизме половой акт, или, конкретнее, оргазм, является прототипом зрелости или генитальности. Но хотя оргазм хорошо логически подходит на роль прототипа любви в более широком смысле, он вовсе не подходит для понимания работы. Любовь и работа – это термины, в которых можно обобщить большую часть того, что Эриксон и другие психоаналитики вкладывают в представления об успешной жизни взрослого. Любовь, как и оргазм, подразумевает сильные, единичные и спонтанные эмоции, мысли и действия. Но работа – это нечто противоположное, здесь подчеркивается стабильность, настойчивость и самоконтроль. С точки зрения Уайта, модель компетентности гораздо больше подходит для понимания многих аспектов жизнедеятельности взрослого, которая связана с работой и продуктивностью, чем теория конфликта Фрейда.

Акцент в высказываниях Уайта делается на том, что, хотя фрейдистская теория частично справедлива относительно развития, она совершенно не соответствует тому главенствующему положению, которое ей отводили ранее. Уайт принимает хронологию Эриксона и классификацию черт характера или типов, но полагает, что для них в качестве объяснительной модели лучше подходит теория самореализации, а не конфликта, которая подчеркивает мотивацию эффективности и компетентности, а не сексуальность саму по себе. Хотя Уайт не может подвергнуть оральность как прототип первого года жизни такой же общей критике, как анальную, фаллическую и генитальную стадии, он тем не менее собрал много наблюдений за поведением в течение первого года жизни, которые трудно понять в оральных терминах. Он (White, 1960, с. 110-111) говорит:

"Каким-то образом у нас сложилось представление, что младенец на первом году жизни делит свое время между едой и сном. Петер Вольф (Peter Wolff, 1959) недавно показал, что это неверно даже для новорожденных младенцев, которые демонстрируют четкие предпосылки того, что позже превратится в игровую исследовательскую деятельность. Гезелл (Gesell) отмечает, что в четыре недели возможно появление периода бодрствования во второй половине дня, в течение которого начинает накапливаться опыт зрительного восприятия. В 16 недель этот период может длиться полчаса, и это время постоянно увеличивается до возраста одного года, когда, в представлении Гезелла, "поведенческий день" включает час игры до завтрака, два часа перед обедом, часовую прогулку в коляске, еще час игры днем и, возможно, еще один час до сна. В возрасте 12 месяцев ребенок уделяет игре уже шесть часов в день, не считая дополнительного времени во время еды и купания".

Очевидно, что многие виды деятельности на первом году жизни трудно понять как оральные или даже как обобщение орального прототипа. И затем Уайт, естественно, расправляется с латентной стадией – временем, которое психоаналитики никогда даже не пытались объяснить в рамках своей теории сексуального конфликта. Уайт находит название "латентная" совершенно неправильным, поскольку это – период интенсивной активности, связанной с социальной и производительной компетентностью.

Критикуя фрейдистскую модель конфликта как объяснительный принцип типов характера Эриксона, Уайт предлагает нам основные положения теории развития мотивации эффективности и указывает на определенную совокупность социальных последствий такого развития. В течение первого года жизни ребенок не действует как единое целое, демонстрируя вместо этого зачаточные, отрывочные проявления мотивации эффективности. Зачаточный характер способностей ребенка в этот период проявляется в том, что в попытках произвести воздействие на окружающий мир используются главным образом руки, рот и голос и в незначительной степени, что придает этим попыткам видимость чего-то игривого и неважного. На самом деле, эти попытки очень важны, поскольку к концу первого года ребенок уже достигает какой-то части будущей основы для компетентного взаимодействия с миром неодушевленных предметов и людей. Согласно Уайту, это физическое созревание, позволяющее ходить, и когнитивное созревание, позволяющее ощущать себя в качестве организованной сущности, что знаменует переход на следующую стадию в развитии. На этой стадии мотивация эффективности выражается более конкретным, организованным, настойчивым образом и строится на основании компетентности, достигнутой на первой стадии, расширенной так, чтобы включить передвижение.

В социальной сфере ребенок чувствует себя как нечто, обладающее гораздо большей силой, чем ранее, того же мнения о нем придерживаются и окружающие. Сражение вокруг туалета – один результат этого, но это лишь пример, а не прототип более общего негативизма, который следует понимать как зарождающуюся уверенность в себе. Продолжая, Уайт предполагает, что то, что называется фаллической стадией и инициируется, согласно психоаналитикам, генитальным эротизмом, в действительности представляет собой стадию развития, отмеченную большим скачком в трех сферах компетентности: передвижении, речи и воображении. Передвижение достигает такой точки развития, что становится полезным инструментом, а не рискованным трюком. Подобно этому, речь достигает состояния, при котором она может помогать лучшему пониманию и социальному обмену. Что касается воображения, это время, когда ребенку впервые удается поддерживать фантазию о воображаемом приятеле. Он также начинает разыгрывать роли взрослых. Уайт полагает, что этот рост компетентности приводит к важному эмоциональному и внутриличностному кризису, мало связанному с сексуальностью. Он (White, 1960, с. 124-125) утверждает, что

"может быть, лучше всего это можно понять, если представить на минуту ребенка на фаллической стадии, который нормален во всех отношениях, за исключением того, что у него не происходит роста генитальной чувствительности. У этого ребенка все так же будут развиваться навыки воображения, речи, он будет стремиться походить на взрослых, будет сравнивать предметы по размеру, будет любопытен, будет задавать бесчисленные вопросы и получать отпор, ему будут сниться сны, он будет испытывать чувство вины по поводу воображаемых агрессивных или враждебных действий, будет узнавать о половых ролях, будет пытаться понять свои отношения с другими членами семьи и, вполне вероятно, может высказать желание вступить в брак с одним из родителей. Все эти явления – неизбежное следствие роста компетентности. Все они имеют важные эмоциональные последствия. Во всех этих ситуациях есть возможность поддержать и усилить чувство инициативности, у них всех также есть возможность того, что окружение будет действовать так, что возникнет чувство вины".

С точки зрения Уайта, к моменту вступления в латентную фазу ребенок достигает такого уровня компетентности и зрелости организма, что исследование, игра и убеждение уже больше его не удовлетворяют. Наряду со стремлением походить на взрослого ребенку необходимо чувствовать, что он полезен и может делать то и поступать так, как это важно в мире взрослых. И естественно, от этой стадии он переходит в другую – генитальную, на которой он в действительности начинает принимать на себя роли и обязанности взрослых.

Заканчивая раздел, посвященный Уайту, я хотел бы, чтобы вы осознали, что Уайт поддерживает положение о стадиях развития и типах характера, предложенное Эриксоном, но страстно убеждает, что естественнее всего они выводятся из модели самореализации, подчеркивающей эффективность и компетентность, а не из модели конфликта, делающей акцент на сексуальности и компромиссе. Хотя Адлер и Уайт разделяют сходные взгляды на ядро личности, у Уайта мы видим более разработанную, дифференцированную позицию относительно периферии личности. Разрабатывая представления о совокупности периферических характеристик, Уайт основывался на своих представлениях о тенденции ядра, он более подробно описал и дифференцировал их в стадии развития. Адлер же, напротив, не пытается создать модель развития проявлений тенденции ядра, предпочитая вместо этого выводить периферические характеристики, дифференцируя различные виды неполноценности органов, структуры семьи и семейной атмосферы.

ПОЗИЦИЯ ОЛПОРТА

Олпорт, как и Мюррей, большое внимание уделял проблеме наилучшего осмысления конкретных периферических характеристик. Но, придя к совершенно иному выводу, чем Мюррей, Олпорт избрал в качестве самой важной конкретной периферической характеристики нечто, напоминающее личностную черту или совокупность привычек. Изначально он (Allport, 1937) назвал свое понятие личностной чертой, но позже обозначил его личностной диспозицией (Allport, 1961, с. 273), определяемой как "обобщенная нейропсихическая структура (специфичная для человека), обладающая способностью преобразовывать множество функционально эквивалентных стимулов и порождать и направлять конкретные (эквивалентные) формы адаптивного и преобразующего поведения". Чтобы лучше понять этот концепт, мы обсудим некоторые его следствия. В ходе этого обсуждения я буду сравнивать личностную диспозицию с понятием потребности у Мюррея, поскольку Мюррей – это еще один персонолог, уже рассмотренный нами. Он относится к конкретным следствиям из своих периферических понятий настолько серьезно, чтобы привести их точные определения и подробные описания.

Прежде всего давайте рассмотрим предполагаемое воздействие, которое оказывают личностные диспозиции на жизнедеятельность человека. Олпорт показывает, что личностная черта действует, порождая эквиваленты в функции и значении между образами восприятия, объяснениями, чувствами и действиями, необязательно эквивалентными в обычном мире. Описывая это влияние, Олпорт (1961, с. 322) приводит следующий пример. Хотя русские, преподаватели колледжа, либералы, члены организаций борьбы за мир и противники сегрегации, для многих наблюдателей могут сильно различаться, для человека с личностной диспозицией страха коммунизма все эти структуры символов могут быть равнозначны в их воспринимаемых "коммунистических" качествах. Такая личностная диспозиция также может вызвать ответные реакции, которые по своей функции эквивалентны снижению воображаемой угрозы коммунизма. Такой человек поддержал бы войну с русскими, подозрительно относился бы к преподавателям колледжа, голосовал бы за крайне правых кандидатов, присоединился бы к ку-клукс-клану и т.д. Эквивалентность стимулов и реакций определяется на основе воспринимаемых значений и соответствующего копинг-поведения, а не на объективно существующем сходстве. Хотя понятие потребности схоже с личностной диспозицией в некоторых аспектах, понятие потребности гораздо больше подчеркивает целенаправленную организацию поведения и последовательность инструментальных действий, направленных на приближение к цели, за которыми следуют действия, приводящие к ее окончательному достижению.

Это различие между понятиями потребности и личностной диспозиции можно определить и по-другому, сказав, что первое более мотивационно, чем второе. У потребности порождаемая эквивалентность функционирования тесно связана с целями, которых человек пытается достичь с тем, что можно назвать "зачем" поведения. Так, порожденное потребностью поведение демонстрирует усиление и спад в зависимости от того, актуализирована потребность или удовлетворена. И наоборот, личностная диспозиция, как и другие понятия черт личности, – это устойчивая, неизменяющаяся структура, оказывающая постоянное влияние на жизнедеятельность. Там почти нет усиления и спада, поскольку, строго говоря, нет никакой цели, к которой нужно стремиться и которой можно достичь. Понятие личностной диспозиции уделяет больше внимание "какое" и "как" поведения, чем понятие потребности. Но здесь нужно быть осторожным, чтобы не сделать вывод о том, что Олпорт не интересуется проблемами мотивации. На самом деле, он (Allport, 1961, с. 370) считает все личностные диспозиции мотивационными в той мере, в какой они являются причиной поведения. И, что еще более важно, он разделяет черты на том основании, в какой степени они содержат в себе стремления, называя их соответственно динамическими и стилистическими (Allport, 1961, с. 222-223). В конечном счете динамические личностные диспозиции напоминают потребности, а стилистические диспозиции – это, возможно, нечто, похожее на интеграт потребности.

Следующее различие касается напряжения. Потребность действует в соответствии с некоторой разновидностью принципа уменьшения напряжения, и это необходимо с логической точки зрения, в то время как для большинства личностных диспозиций снижение напряжения не рассматривается в качестве цели. Это различие не нужно понимать так, что в понятии Олпорта не учитывается мотивационная значимость потребности в чем-либо, скорее, мотивация для него в ее наиболее важном и точном значении – это синоним сознательного намерения, а не состояния напряжения (Allport, 1961, с. 222-223).

Рассмотрев некоторые следствия из понятия личностной диспозиции, мы можем теперь обратиться к невероятно важному акценту, делаемому Олпортом. Он полагает, что каждая личностная диспозиция человека уникальна. На самом деле, Олпорт (1961, с. 349) вводит в свою теорию периферии личности менее важное понятие общей черты для обозначения сходства, обусловленного общей человеческой природой и общей культурой. Но общая черта, несмотря на то, что это приемлемое и полезное понятие, является для Олпорта лишь абстракцией, поэтому в определенной степени это понятие неизбежно упускает из виду реальные диспозиции каждого человека. Считается, что реальная личность вырисовывается только после определения личностных диспозиций, а это требует тщательного изучения прошлой, настоящей и ожидаемой в будущем жизнедеятельности человека с помощью таких методов, как составление личной истории и контент-анализ личных документов (Allport, 1961, с. 367-369; 1962). Олпорт (Allport and Odbert, 1936) не хотел сокращать количество диспозиций, так чтобы в возможных комбинациях могли использоваться 18 000 или около того названий общих черт, существующих в английском языке.

Олпорт уделял огромное внимание уникальности, поэтому совсем неудивительно, что он нигде не предлагает никакого списка типичных личностных диспозиций. Ближе всего он подходит к определению типичного содержания личностных диспозиций, когда предлагает два основания для их классификации. Одна классификация (Allport, 1961, с. 365) основана на степени распространенности и постоянства влияния, которое личностная черта оказывает на жизнедеятельность. Выделяются кардинальные, центральные и вторичные диспозиции. Кардинальные диспозиции, если они существуют в личности, задают общую модель жизни человека. Центральные диспозиции, имеющиеся практически у всех людей, – это важные стабилизирующие свойства жизнедеятельности. Вторичные диспозиции порождают относительно недолговечные структуры. Принцип другой классификации менее ясен и несколько напоминает основание только что представленной классификации. Он относится к степени, в которой диспозиция находится в сердцевине бытия человека (Alport, 1961, с. 264). Применение этого принципа приводит к разделению генотипических и фенотипических диспозиций в соответствии с теорией Курта Левина; последняя, хотя она и порождает определенную конкретику существования, в меньшей степени отражает важнейшую сущность личности, чем первая. Но взгляды Олпорта здесь схематичны, и не совсем понятно, чем отличаются генотипическая и кардинальная диспозиции, с одной стороны, и фенотипическая и центральная – с другой. Вы также должны понимать, что то немногое, что Олпорт сделал для организации и категоризации личностных диспозиций, не нацелено на изображение типов или стилей жизни. То, что он не уделяет внимания типологии, также может быть обусловлено его крайней приверженностью идее уникальности личности.

Если личностные диспозиции одного человека могут совершенно отличаться от диспозиций другого, то как можно составить список диспозиций и объединить их в типы? И все же, хотя с точки зрения логики Олпорт прав в том, что он не предлагает списков диспозиций и типологии в соответствии со своим представлением об уникальности, он передал в наши руки модель периферии личности, которую очень трудно использовать каким-то конкретным образом. Практически все, что Олпорт предоставляет для применения своей позиции, это идея о том, что диспозиции можно определить по тому факту, что они порождают эквивалентность стимулов и реакций. Но это достаточно трудно использовать. Жизнедеятельность человека достаточно сложна, так что без более конкретных указателей эквивалентность стимулов и реакций можно находить на самых разнообразных уровнях и самыми разнообразными способами. В определении каждой диспозиции любой исследователь может опираться исключительно на свои умения. Ему ничем не помогут определения, сделанные другими исследователями, и даже свои собственные прежние результаты. И определенно, он не может предсказать заранее, до наблюдения, каковы будут диспозиции личности. Более того, он даже не может быть целиком и полностью уверен, что использует понятие личностной диспозиции в соответствии с идеей Олпорта.

Но Олпорту, как и Мюррею, нужно отдать должное хотя бы за определение сущности (если не содержания) конкретных периферических характеристик и за попытку описать способ их влияния на жизнедеятельность. Такое теоретическое внимание к конкретным периферическим характеристикам очень важно для персонологии. Подобная позиция могла бы привести к взглядам, столь подробно и конкретно разработанным, что стало бы возможным их реальное использование и эмпирическая проверка. Но, к сожалению, теоретических усилий Олпорта оказалось недостаточно для достижения целей полезности и эмпирической проверки, что обусловлено тем сильнейшим акцентом, который он делает на уникальности личностных диспозиций. Естественно, тогда мы должны тщательно изучить причины возникновения такой крайней точки зрения, пытаясь определить, действительно ли она настолько необходима. Но я отложу рассмотрение этого вопроса до 9-й главы.

Нам осталось обсудить природу взаимоотношений между личностными диспозициями (периферией личности) и проприативными функциями (ядром личности). Фактически Олпорт нигде прямо не описывает эти взаимоотношения, поэтому мне придется собрать то, что, как представляется, имеет отношение к этому вопросу. В своих самых ранних утверждениях о проприуме Олпорт (Allport, 1955, с. 41-56) совершенно ясно показывает, что проприум содержит в себе функции или способности, общие для всех людей и не обладающие выраженной структурой или фиксированным содержанием. Если это так, тогда очевидно, что личностные диспозиции не должны рассматриваться как часть самого проприума, поскольку они представляют собой структурную основу для соединения определенных стимулов и определенных реакций способом, характерным для данного человека. Но позже Олпорт (Allport, 1961, с. 10-38) оставляет одну неясность относительно того, включает или нет проприум структурные компоненты. Если проприум должен включать структурные компоненты, можно представить, что кардинальные и генотипические диспозиции, являющиеся достаточно общими, могут быть частью ядра личности. Но не похоже, чтобы это совпадало с замыслом Олпорта, поскольку он также предполагает, что структура личности формируется в результате взаимодействия между проприативными функциями и окружающей средой.

Гораздо правильнее и полезнее предположить, что проприативные функции, включающие тенденции и характеристики ядра, сами являются не комбинациями диспозиций, а, скорее, основными силами в сочетании с жизненным опытом человека, формирующими диспозиции. Например, проприативное стремление может иметь отношение к общей склонности к феноменологически значимому целеполаганию или, более простыми словами, к усердной работе по достижению представляющихся личностно значимыми целей. Благодаря проприативному стремлению было бы возможно развивать кардинальные и центральные диспозиции, обладающие динамическими характеристиками. Кардинальные и даже генотипические диспозиции тогда не располагались бы на уровне ядра личности, скорее они были бы наиболее общими и распространенными из всех личностных диспозиций. Но вне зависимости от степени обобщенности и распространенности диспозиции, однако, были бы более периферическими по сравнению с проприативными функциями. Таким образом, кардинальные и генотипические диспозиции могли бы служить своей первоначальной цели подчеркивания индивидуальности, поскольку, будучи частью периферии личности, они не были бы одинаковы у всех людей.

Теория личности – явление изменяющееся, растущее, и вполне вероятно, что Олпорт двигался в том направлении, которое я здесь обрисовал. Он пытался осмыслить компоненты личности, которые представлялись системами личностных диспозиций, отражающими свойства проприативного функционирования. Примерами такого рода объединений являются его характеристики зрелости (Allport, 1961, р. 275-307), такие, как расширение границы "Я", навыки установления теплых отношений с другими (например, терпимость), устойчивая эмоциональная надежность, или самопринятие, склонности к реалистическому восприятию, умение центрироваться на проблеме, развитая самообъективация в форме проницательности и юмора и объединяющая философия жизни, включающая особые ценностные ориентации, дифференцированные религиозные чувства и персонализированную совесть. Если я не ошибаюсь, в описании характеристик зрелости Олпорт вырывается из западни излишнего акцента на уникальности. Конечным результатом могла бы стать классификация типов личности, построенная на основе направлений содержания и отражающая конкретные ответвления в поведении от тенденции ядра проприативного функционирования.

Поскольку очевидно, что личностные диспозиции усваиваются в процессе научения, важно знать, как именно этот процесс протекает. Здесь прежде всего нужно осознать, что личностные диспозиции выражают проприативное функционирование хотя бы потому, что они описывают индивидуальность. Но изначально существование младенца скорее оппортунистично, а не проприативно. Оппортунистическое существование управляется потребностями биологического характера и служит им. На этом уровне жизнедеятельности младенец не имеет значительной свободы выбора, скорее реагируя на давление, чем являясь силой, воздействующей на мир. Если ребенок получает поддержку, любовь и пищу, необходимую ему на этом этапе, у него начнут развиваться зачатки самости. Это означает, что произойдет смена с оппортунистического функционирования на проприативное, а, как вы уже знаете, проприативное функционирование проактивно, а не реактивно, оно управляется собственными психологическими целями, ценностями и принципами личности. Эти цели, ценности и принципы должны составить содержимое личностных диспозиций.

Возможно, раннее оппортунистическое стремление создаст основу для того, что потом станет личностными диспозициями. Олпорт предполагает, что изначальные оппортунистические стремления выражаются в определенных паттернах действий, которые возникают, поскольку они полезны для удовлетворения этих стремлений. Но когда личность немного созревает и если другие люди предоставляли ей достаточную заботу и поддержку, значимость оппортунистических целей снижается, потому что они легко могут быть достигнуты и их существование не является источником тревоги. Однако паттерны инструментальных действий не обязательно атрофируются даже несмотря на то, что они уже не нужны, поскольку оппортунистические цели потеряли свою значимость. Некоторые паттерны действий приобретают функциональную автономию (Allport, 1961, с. 229) от своего происхождения и продолжают существовать в качестве личностных диспозиций. Сохраняющиеся таким образом паттерны действий – это, возможно, те, что наиболее тесно связаны с общими проприативными функциями, которые, как вы помните, включают такие явления, как самоидентичность и расширение самости.

В своем знаменитом понятии функциональной автономии Олпорт хотел передать представление о том, что паттерны действий, включающие ценности, мнения и цели, не теряют своей значимости просто потому, что они, возможно, зародились для удовлетворения какой-то биологической потребности, которая больше не является центральной. Но Олпорта часто критиковали за неопределенность понятия функциональной автономии. Как она работает? Каковы ее следствия? Что может служить организменной основой для такого представления? Недавно Олпорт попытался как-то прояснить и описать это понятие. Он предположил, что проприативная функциональная автономия возникает потому, что энергетический потенциал человека больше, чем его нужно для удовлетворения потребностей выживания, и поэтому существует постоянное стремление использовать этот излишек, наращивая компетентность и движение по направлению к унификации жизни (Allport, 1961, с. 249-253). Рассуждения Олпорта остаются несколько неясными в том, как он описывает специфические механизмы, благодаря которым функциональная автономия происходит, и это создает предпосылки для полемики. Ему не удалось уйти от повторяющейся критики по поводу того, что функциональная автономия – это скорее допущение, а не объяснительный принцип, хотя он полагает, что крайне критичное восприятие свидетельствует о разуме, закрытом ко всему новому, утверждая, что его понятие – это лишь способ высказать то, что мотивы людей изменяются и растут в течение жизни, потому что это заложено в природе человека. С этим трудно согласиться только ученым, преданным реактивной, гомеостатической, квазизакрытой модели человека (Allport, 1961, с. 252-253).

ПОЗИЦИЯ ФРОММА

Фромм разработал одну из самых сложных и, возможно, полных моделей периферии личности в персонологии. Его конкретная периферическая характеристика – черта характера, он описывает и ориентации, или типы характеров, представляющие собой системы взаимосвязанных черт. Фрейд оказал на Фромма огромное влияние, поэтому он (Fromm, 1947, с. 57) проявляет тенденцию сравнивать и противопоставлять свои взгляды взглядам сторонников теории конфликта:

"Представленная на следующих страницах теория повторяет характерологию Фрейда в центральных положениях: в утверждении о том, что черты характера лежат в основе поведения и должны выводиться из него; в том, что они составляют силы, которые, несмотря на их мощность, человек может совершенно не осознавать. Эта теория совпадает со взглядами Фрейда также в том, что основу характера составляет не одна характерная черта, а общая организация характера, из которой вытекает ряд личностных черт. Эти черты характера следует понимать в качестве синдрома, который образуется на основе особой организации, или, как я ее назову, ориентации характера".

Возможно, вы поняли, что не только Фромм и Фрейд, но также Адлер и Эриксон несомненно согласны с утверждениями, так четко сформулированными выше. Кроме того, такие персонологи, как Уайт, Мюррей и Олпорт, также могли бы с ними согласиться, хотя то, что они подчеркивают скорее отдельные личностные черты или потребности, чем типы, не позволяет судить об этом с полной уверенностью. В приведенной цитате Фромма новым для нас является признание различия между чертой характера и поведением, которое она объясняет. В главе 9 я покажу, что считаю понимание этого важным для персонолога, поскольку оно позволяет сосредоточиться на том, что составляет данные, которые он все-таки хочет объяснить. Любой ученый должен относиться к этой проблеме серьезно, но персонологи часто упускают се из виду. Фромм четко формулирует то, что должно быть справедливо для всех персонологов: периферическая характеристика личности является объяснительным понятием, изобретением ученого, а не простым описанием наблюдаемых явлений.

Теперь давайте обратимся к содержанию взглядов Фромма на периферию личности. Его характерологическими типами являются четыре непродуктивные ориентации и одна продуктивная ориентация. В разряде непродуктивных выделяются рецептивная, эксплуатирующая, накапливающая и рыночная ориентации. По словам Фромма (1947, с. 62-63), человек с рецептивной ориентацией

"...чувствует, что "источник всего хорошего" находится вовне, и полагает, что единственный способ достичь того, чего он хочет – будь это нечто материальное, привязанность, любовь, знание, удовольствие, – это получить объект своего желания из внешнего источника. В сфере любви такие люди почти исключительно стремятся "быть любимыми", а не любить сами. Такие люди склонны проявлять неразборчивость в выборе объектов своей любви, потому что переживание того, что их кто-то любит, настолько всеобъемлюще для них, что они "влюбляются" во всякого, кто дает им любовь или то, что на нее похоже. <...> В сфере мышления у них проявляется такая же ориентация: если они умны, они становятся лучшими слушателями, поскольку они сориентированы на восприятие, а не на продуцирование идей. <...> Их верность особого рода: в ее основе благодарность руке, которая кормит, и страх эту руку потерять. <...> Им трудно сказать "нет", и они легко попадаются в ловушку противоположных обещаний и преданности разным людям...

Они зависят не только от источников знаний и помощи, но и от людей в целом в том, что касается любой поддержки... Такой рецептивный тип испытывает большую нежность к еде и выпивке. Эти люди склонны с помощью еды и питья справляться с тревогой и депрессией. <...> В общем и целом можно сказать, что люди рецептивной ориентации выглядят оптимистичными и дружелюбными, они обладают определенной уверенностью в жизни и ее дарах, но становятся тревожными и обезумевшими от горя, если "источник их ресурсов" оказывается под угрозой".

К этому выразительному описанию Фромм добавил конкретный список черт, образующих рецептивную ориентацию. В этих чертах выделяются положительный и отрицательный полюсы. Фромм включает оба полюса, потому что полагает, что чем больше личность человека соответствует непродуктивному рецептивному типу, тем большее количество негативных полюсов черт будет в ее поведении. Но если рецептивная ориентация смягчена в какой-то мере более продуктивной ориентацией, более подходящими будут положительные полюсы черт. Я вернусь к этому положению, когда мы рассмотрим все ориентации. А сейчас мы должны сосредоточиться на списке личностных черт, который выглядит следующим образом (Fromm, 1947, с. 114):

Рецептивная ориентация

Возможно, вы представляете, что Фромм подразумевает под эксплуатирующей ориентацией. Он описывает ее следующим образом (Fromm, 1947, с. 64-65):

"Основой эксплуатирующей ориентации, как и рецептивной, является ощущение того, что источник всего хорошего находится вовне, что все, чего человек хочет, нужно искать там, и что человек сам ничего произвести не может. Но разница между этими двумя типами, однако, в том, что эксплуатирующий тип не ожидает ничего получить от других людей в качестве подарков, он забирает это силой или коварством... В области любви и привязанности такие люди склонны грабить и воровать. Их привлекают только люди, которых они могут отбить у кого-то еще... Те же самые установки мы находим и по отношению к мышлению и интеллектуальным устремлениям. Такие люди склонны не продуцировать идеи, а воровать их... Они используют и эксплуатируют все и всех, от чего или от кого они могут чего-нибудь добиться... Кажется, что символом этой ориентации может служить зубастый рот, который часто является заметной особенностью таких людей".

Для эксплуатирующей ориентации также разработан перечень черт характера (Fromm, 1947, с. 115):

Эксплуатирующая ориентация

Третьим непродуктивным стилем жизни является накапливающая ориентация. И снова Фромм (1947, с. 65-66) приводит выразительное описание этой ориентации:

"В то время как рецептивный и эксплуатирующий типы сходны в том, что они оба рассчитывают получать вещи из окружающего мира, накапливающая ориентация существенным образом от них отличается. Эта ориентация заставляет людей мало верить в то, что они получат что-то новое из окружающего мира; их безопасность основана на накоплении и сохранении, а трата воспринимается как угроза. Они как бы окружили себя защитной стеной, и их главная цель – внести как можно больше внутрь этих укреплений и выпускать оттуда как можно меньше. Их скупость распространяется на деньги и материальные ценности, а также на чувства и мысли. Любовь – это по большей части обладание; они не дарят любовь, а пытаются получить ее, обладая "любимым"... Их сентиментальность рисует образ золотого прошлого; они держатся за него и находят удовлетворение в воспоминаниях об отживших чувствах и событиях... Таких людей легко распознать по мимике и жестам. Их рот плотно сжат, жесты проявляют их изоляционистские установки... Другим характерным элементом этой ориентации является педантичная любовь к порядку. Человек такого типа держит в порядке свои вещи, мысли и чувства, но, как и в случае с воспоминаниями, эта упорядоченность бесплодна и ригидна... Его навязчивая чистоплотность – еще одно проявление потребности уничтожить следы контакта с окружающим миром".

Список черт характера, составляющих накапливающую ориентацию, выглядит следующим образом (Fromm, 1947, с. 115):

Накапливающая ориентация

Вероятно, от вашего внимания не ускользнуло, что эти три ориентации в чем-то похожи на фрейдистские характерологические типы. Как рецептивная, так и эксплуатирующая ориентации напоминают оральный тип характера. И действительно, если мы обратимся к некоторым психоаналитикам, например Абрахаму (Abraham, 1927a; 1927b), который разграничивает орально-пассивный и орально-агрессивный типы характера, то тогда сходство станет еще очевиднее. Оральная пассивность напоминает рецептивную ориентацию, а оральная агрессивность – эксплуатирующую. Кроме того, накапливающая ориентация очень похожа на анальный тип характера. Эти сходства не должны вас удивлять, поскольку Фромм начинал как ученый психоаналитической ориентации, хотя постепенно он очень сильно от нее отошел. Присутствие в теории Фромма первых трех ориентации показывает, что он считает справедливыми некоторые из утверждений Фрейда относительно периферии личности. Но, как вы увидите ниже, он тем не менее включил также несколько ориентации, не имеющих аналогов в психоаналитической теории. Если вы добавите сюда тот факт, что Фромм очень сильно расходится с Фрейдом в рассуждениях об уровне ядра личности, вы поймете, что было бы ошибкой считать Фромма ученым психоаналитического направления. Хотя Фромм и признает ценность некоторых утверждений Фрейда о типах характера, он объясняет их развитие на основе, не имеющей ничего общего с психосексуальностью.

Очень скоро мы рассмотрим взгляды Фромма на развитие, но сейчас давайте возвратимся к описанию оставшихся ориентации. Последний непродуктивный стиль жизни – это рыночная ориентация, и в ее описании проявляется в большой мере своеобразие Фромма как ученого-персонолога. Фромм использует современный рынок в качестве модели этой ориентации, в которой человек сводится к товару потребления (Fromm, 1947, с. 68-72):

"Современный рынок – это уже не место общения, а механизм, характеризующийся абстрактным и безличным спросом. Продукция производится для этого рынка, а не для известного круга покупателей, мнение рынка основывается на законах спроса и предложения, и он определяет, может ли товар быть продан и по какой цене... Ориентацию характера, основанную на восприятии себя как товара и своей ценности как обменной стоимости, я называю рыночной ориентацией.

В наше время рыночная ориентация растет быстро, наряду с развитием нового рынка, представляющего собой явление последних десятилетий – "рынка личностей"... Принцип оценивания – один и тот же и для рынка личностей, и для рынка товаров: на одном на продажу выставляются личности, а на другом – товары. Стоимостью в обоих случаях является меновая стоимость, для которой стоимость использования – необходимое, но не достаточное условие... Однако, если мы спросим, каков относительный вес мастерства и личности в качестве условия успеха, мы обнаружим, что только в исключительных случаях успех – это, главным образом, результат мастерства и некоторых других человеческих качеств, таких, как честность, порядочность, нравственная чистота. Хотя соотношение между мастерством и человеческими качествами, с одной стороны, и "личностью" – с другой, в качестве предпосылки успеха варьируется, "личностный фактор всегда играет решающую роль. Успех во многом зависит от того, насколько хорошо человек оценивает себя, насколько хорошо он подает свою личность, насколько хороша его "упаковка", "весел" ли он, "крепок", "настойчив", "надежен", "честолюбив", кроме того, каково его происхождение, к каким клубам он принадлежит, знает ли он нужных людей... Человек должен быть моден на рынке личностей, как дамская сумочка, а чтобы быть модным, нужно знать, личности какого типа больше всего нужны... Поскольку современный человек чувствует себя одновременно и продавцом, и товаром, который нужно продать на рынке, его самоуважение зависит от неподконтрольных ему условий. Если он "успешен", он ценен, а если нет – бесполезен. Степень появляющейся в результате этой ориентации неуверенности и неустойчивости трудно переоценить. Если человек чувствует, что его собственная ценность напрямую определяется не теми человеческими качествами, которыми он обладает, а его успехом на конкурентном рынке с постоянно изменяющимися условиями, самоуважение человека неизбежно становится неустойчивым и нуждается в постоянном подтверждении со стороны других. Поскольку человека побуждают беспрестанно стремиться к успеху, а любая неудача – это серьезнейший удар по самоуважению, в результате возникают чувства безнадежности, тревоги и неполноценности. Если превратности рынка – судьи человеческой ценности, чувство собственного достоинства и гордости разрушается".

Рыночная ориентация лежит в основе проблемы отчуждения, которой так озабочены современные социальные критики (например, Sontag, 1961), социологи (например, Simmel, 1950) и персонологи (например, Schachtel, 1961). Совершенно ясно, что эта ориентация сильно отличается от всего, о чем говорил Фрейд, и все же она так хорошо соотносится с современной жизнью. Черты характера, составляющие рыночную ориентацию, выглядят следующим образом (Fromm, 1947, с. 116):

Рыночная ориентация

Обсудив четыре непродуктивные ориентации, мы подошли к тому, что Фромм считает идеальным типом характера – продуктивную ориентацию. Как вы увидите, продуктивная ориентация носит черты сходства с фрейдистским генитальным характером, с полноценно функционирующей, или самоактуализирующейся, личностями Роджерса и Маслоу, а также с активно конструктивным стилем жизни у адлерианцев и зрелой личностью в понимании Олпорта. И вновь я позволю Фромму говорить от собственного имени, описывая продуктивную ориентацию (Fromm, 1947, с. 83-97):

"Рассматривая продуктивный характер, я осмелюсь произвести критический анализ и исследовать сущность характера, достигшего высшей ступени развития – цели развития человека и одновременно идеала гуманистической нравственности... Термин "продуктивная ориентация" личности относится к фундаментальной установке, состоянию взаимосвязанности во всех областях человеческого опыта. Она охватывает интеллектуальные, эмоциональные и сенсорные реакции по отношению к другим людям, самому себе и предметам. Продуктивность – это способность человека использовать свои силы и осознавать заключенный в себе потенциал. Когда мы говорим, что он должен использовать свои силы, мы подразумеваем, что человек должен быть свободен и не зависеть от кого-то, кто контролирует его силы. Кроме того, мы подразумеваем, что человек управляется рассудком, поскольку он может воспользоваться своими силами, только если знает, какие они, как их использовать и зачем. Продуктивность означает, что человек чувствует себя воплощением своих сил и "деятелем"" что он ощущает, что он и его силы – это единое целое, что они не служат объектом оценивания и отчуждения. <...> Продуктивность – это осознание человеком своих потенциальных возможностей, использование своих сил... Каковы отношения мира и человека, если последний продуктивно использует свои силы?.. Внешний мир может восприниматься двумя путями: репродуктивно, воспринимая действительность так же, как пленка делает буквальную запись фотографируемых объектов... и продуктивно, осмысляя и перерабатывая этот новый материал посредством спонтанной деятельности интеллектуальных и эмоциональных сил... Существование человека характеризуется тем, что он одинок и отделен от мира; не в силах перенести это отделение, он стремится к взамосвязанности и единству. Существует много способов, которыми он может реализовать эту потребность, но только один оставляет его уникальную сущность нетронутой, только один позволяет его собственным силам разворачиваться в процессе совместного бытия. Парадокс человеческого существования в том, что человек должен одновременно стремиться к близости и независимости, к единению с другими, а в то же время – к сохранению собственной уникальности и неповторимости. Как мы показали, ответом на этот парадокс – и на моральную проблему человека – является продуктивность.

Человек может построить продуктивные отношения с миром, действуя и осмысляя. Человек производит вещи, и в процессе созидания он учится овладевать материей. Человек постигает мир, интеллектуально и эмоционально, с помощью любви и рассудка. Способность думать позволяет ему проникать сквозь поверхность и понимать сущность своего объекта, вступая с ним в активные отношения. Способность любить позволяет человеку пробиться сквозь стену, отделяющую его от другого человека, и познать его. Хотя любовь и рассудок – просто две разные формы постижения мира, хотя ни одна из них невозможна без другой, в них проявляются различные силы – мышления и эмоций, поэтому они нуждаются в отдельном рассмотрении".

Фромм не приводит списка черт, составляющих продуктивную ориентацию. Частично это обусловлено тем, что, по его мнению, действительно продуктивный человек не может быть настолько предсказуем, чтобы можно было определить его черты. Все-таки под продуктивностью он не подразумевает старание на работе или совершение повторяющихся действий, а скорее что-то, больше напоминающее креативность и трансцендентность. Но, конечно, существуют некоторые черты, например богатое воображение, которые можно было включить в перечень свойств продуктивной ориентации, так что причины непредсказуемости недостаточно для объяснения того, почему Фромм решает не приводить списка личностных черт. Причина кроется и в его понимании отношений между продуктивной и непродуктивной ориентациями. Согласно Фромму, мало вероятно, что кто-то мог бы продемонстрировать продуктивную ориентацию, достигшую полного развития. В этом Фромм сходится с Роджерсом, который считал, что полноценно функционирующая личность – это идеальная характеристика жизни, никем в действительности не достигаемая. С точки зрения Фромма, то, что мы обычно встречаем, – это какое-то сочетание продуктивной и непродуктивной ориентации. Вот почему Фромм называл и положительные, и отрицательные стороны черт, составляющих непродуктивные ориентации. Чем сильнее непродуктивная ориентация соединена с продуктивной, тем более подходящими будут положительные стороны черт, составляющих непродуктивную ориентацию. Таким образом, положительные стороны черт, перечисленных при описании непродуктивных ориентации, могут характеризовать продуктивные качества стиля жизни человека.

Как я отметил в начале обсуждения продуктивной ориентации, она во многом схожа с идеальной периферической личностью в изображении некоторых других ученых. Возможно, вы понимаете, что я хочу сказать. Подчеркивание возможностей человека и проявлений креативности напоминает теории Роджерса и Маслоу. Подчеркивание стабильной эффективности и ориентация на продуктивность и совершенство напоминают взгляды Уайта и Адлера. Подчеркивание рассудка и любви заставляет нас вспомнить представления Олпорта о психологической зрелости. Хотя в выбранных мной цитатах это не очень заметно, существует сходство и с идеями Фрейда относительно того, что зрелая сексуальность в том, что касается оргазма и воспроизводства, также учитывает продуктивность. То, что взгляды Фромма похожи не только на взгляды других сторонников модели самореализации, но и на идеи некоторых сторонников теории конфликта, отражает на периферическом уровне трудности классификации, с которыми мы уже сталкивались на уровне ядра (см. главу 3). Хотя теория Фромма – это, главным образом, теория самореализации, в ней объединены также и элементы модели конфликта.

Перед тем как расстаться с Фроммом, мы должны рассмотреть его взгляды на развитие, на то, как различные ориентации могут возникнуть в результате выражения тенденции ядра и вступающей с ней во взаимодействие окружающей средой. Как я показал выше, взгляды Фромма на развитие очень сильно отличаются от позиции Фрейда. Прежде всего, они описывают разные тенденции ядра. С точки зрения Фромма, жизнь человека – это в основном попытка реализовать его человеческую природу, которая включает, как вы помните, потребности в установлении связей, преодолении и идентичности. Психосексуальность не играет во всем этом заметной роли. Второе отличие от Фрейда касается природы родительско-детских отношений, которые считаются важными в понимании развившихся в результате личностных типов. С точки зрения Фромма, тремя важнейшими типами взаимодействия являются симбиотическая взаимозависимость, деструктивное избегание и любовь (Fromm, 1947, с. 107-108). В ситуации симбиоза "...человек связан с другими, но теряет свою независимость или никогда ее не приобретает; он убегает от опасности одиночества, став частью другого человека, либо позволив этому человеку себя "проглотить", либо сам "проглотив" его"". Если человека "проглатывают" родители, развиваются мазохистские паттерны поведения, своего яркого проявления достигающие в рецептивной ориентации. Весь этот паттерн поощряется родителями, которые делают ребенка зависимым от себя особенно насильственным образом, в результате чего, стремясь к удовлетворению, человек приучается раскрываться и давать другим себя использовать. Но если складывается противоположная ситуация, когда родители отказываются от власти, удовлетворяя любую прихоть ребенка и позволяя ему себя использовать, паттерн, развившийся в результате, будет больше напоминать садизм. Садизм ребенка найдет свое полное воплощение в эксплуатирующей ориентации, которая выражает зависимость от других с целью применения в отношении их насилия.

Симбиотические отношения – это отношения близости и интимности с другим человеком, хотя и за счет свободы и целостности. И наоборот, тип деструктивного избегания в отношениях родителя и ребенка характеризуется дистанцией. По Фромму (1947, с. 109-110):

"В описанном здесь явлении избегание становится основной формой взаимоотношений с другими, как бы отрицательной взаимосвязью. Его эмоциональным эквивалентом становится равнодушие к другим людям, часто сопровождаемое компенсаторным ощущением чванства".

Этот паттерн избегания, который достигнет своей кульминации в рыночной ориентации, поддерживается родителями, пагубно влияющими на ребенка. Другими словами, они будут не просто фрустрировать его потребности, а стараться поработить и сломить его самого. Перед лицом таких нападений ребенок справляется с чувством беспомощности, уединяясь и становясь равнодушным. Но деструктивность, порождающая потребность избегания, не обязательно должна исходить от родителей. На самом деле, если родители равнодушны и отчуждены от ребенка, у него вполне может развиться паттерн деструктивности, который, с точки зрения Фромма (1947, с. 110), является активной формой избегания. Образующийся в результате паттерн напористости достигнет своего максимального проявления в накапливающей ориентации.

Вы уже наверняка догадались, что, когда основой родительско-детских отношений является любовь со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде взаимного уважения, поддержки и одобрения, ребенок будет развиваться в направлении продуктивной ориентации. Любимый своими родителями, такой ребенок будет любить самого себя и не иметь никаких причин, мешающих ему любить других людей.

Родители оказывают влияние на своих детей, будучи представителями своей культуры, и поэтому можно ожидать, что в определенных культурных условиях будет развиваться преимущественно та или иная ориентация. Фромм полагает, что рецептивная, эксплуатирующая и накапливающая ориентации были особенно характерны для XVIII-XIX веков, хотя, безусловно, они присутствуют и сейчас. Он так датирует их преобладание потому, что они требуют общественного устройства, в котором одна группа имеет узаконенное право эксплуатировать другую. Поскольку у эксплуатируемой группы нет сил измениться или даже задуматься о возможности изменить свое положение, она склонна считать своих поработителей кормильцами. Так мы получаем рецептивную ориентацию. Социальная модель эксплуатирующего характера уходит своими корнями к предкам-пиратам и феодалам и оттуда идет к главарям грабительских шаек XIX века, эксплуатировавшим природные ресурсы европейского материка. "Накопительная ориентация", по мнению Фромма (1947, с. 81), "существовала вместе с эксплуатирующей ориентацией XVIII и XIX веков. Накапливающий тип был консервативен, проявлял меньше склонности к безжалостному овладению, чем к стремлению методично экономить, основанном на конкретных принципах и сохранении того, что уже приобретено". Фромм связывает накапливающую ориентацию с протестантской моралью. Но рыночная ориентация достигла господствующего положения только в XX веке с его акцентом на современном рынке и его материалистических, поверхностных ценностях. И, как вы, возможно, догадались, социальная модель, совместимая с продуктивной ориентацией, по мнению Фромма, еще не появилась на мировой арене. Однако такую модель можно описать. Если сделать это в одном предложении, то это – общество, соответствующее потребностям человека, а не рынка. Это было бы по-настоящему здоровое общество (Fromm, 1955).

Я заканчиваю это обсуждение взглядов Фромма на периферию личности с ощущением некоторого смятения. Среди ученых, позиции которых мы уже рассмотрели, он один так четко и полно дал понять, что подразумевает и не подразумевает под личностными чертами и ориентациями. В действительности никто больше не пытался перечислить личностные черты, составляющие рассматриваемые типы характера. Хотя справедливо можно сказать, что Мюррей и Олпорт аккуратно подошли к описанию и определению конкретных периферических характеристик потребности и личностной диспозиции, Фромм превзошел их в том, что организовал черты в типы. И остается чувство, что можно было бы дать четкие определения чертам, которые он использует. Все это мне очень нравится в теории Фромма. Должно быть возможно определить эмпирическую эффективность концепции Фромма, поскольку он далеко продвинулся на пути к теоретическому формализму, необходимому, чтобы теория стала по-настоящему полезной. Но все же я чувствую также и какое-то разочарование, а поэтому и смятение. Для меня не вполне понятно и убедительно его объяснение процесса развития. Иногда он предполагает, что ребенок будет развиваться в противоположном направлении относительно того, как с ним обращаются родители. Это заметно в представлении о том, что родители, которые поглощают своих детей, порождают детей, которые просят мир поглотить их. Но иногда он предполагает, что ребенок будет развиваться в направлении, сходном с поведением родителя или общества, представителем которого этот родитель как-никак является. Это видно в таких представлениях, как то, что существование в обществе угнетенного класса было необходимо в качестве модели рецептивной ориентации. Возможно, это звучит вполне разумно, но позвольте мне обозначить свою трудность. Если вы, например, представитель такого угнетенного класса, вы бы поглотили своего ребенка или позволили бы ему поглотить вас в соответствии со взглядами Фромма? Здравый смысл подсказывает первое, а знание того, что классы склонны сохранять себя, – второе. И кажется, сам Фромм не способен это решить. Я не хочу здесь особенно критиковать его позицию, поскольку в конце концов эту трудность можно разрешить. Это – проблема для будущих теоретических изысканий. В конечном счете я рекомендую вам теорию Фромма как великолепный пример концепции периферии личности в независимости от того, сможет ли она найти свое эмпирическое подтверждение.