В. И. Ленин. МАТЕРИАЛИЗМ И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Русские махисты, как мы уже видели, разделяются на два лагеря: г. В.Чернов и сотрудники "Русского Богатства"⁹⁵ – цельные и последовательные противники диалектического материализма и в философии и в истории. Другая, наиболее интересующая нас здесь, компания махистов желает быть марксистами и старается всячески уверить читателей, что махизм совместим с историческим материализмом Маркса и Энгельса. Правда, эти уверения большей частью только уверениями и остаются: ни один махист, желающий быть марксистом, не сделал ни малейшей попытки сколько-нибудь систематически изложить действительные тенденции основоположников эмпириокритицизма в области общественных наук. Мы остановимся вкратце на этом вопросе и возьмем сначала имеющиеся в литературе заявления немецких эмпириокритиков, а потом их русских учеников.

1. ЭКСКУРСИИ НЕМЕЦКИХ ЭМПИРИОКРИТИКОВ
В ОБЛАСТЬ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК

В 1895 году, еще при жизни Р. Авенариуса, в издаваемом им философском журнале была помещена статья его ученика, Ф. Блея: "Метафизика в политической экономии".* Все учителя эмпириокритицизма воюют с "метафизикой" не только открытого, сознательного философского материализма, но и естествознания, стихийно стоящего на точке зрения материалистической теории познания. Ученик предпринимает войну с метафизикой в политической экономии. Война эта направлена против самых различных школ в политической экономии, но нас интересует исключительно характер эмпириокритической аргументации против школы Маркса и Энгельса.

* "Vierteljahrsschrift für wissenschaftliche Philosophic", 1895, XIX том. F.Blei. "Die Metaphysik in der Nationalökonomie", SS. 378-390 ("Трехмесячник Научной Философии", 1895, XIX том. Ф.Блей. "Метафизика в политической экономии", стр. 378-390. Ред.).

"Цель настоящего исследования, – пишет Ф.Блей, – показать, что вся современная политическая экономия оперирует с метафизическими предпосылками при объяснении явлений хозяйственной жизни: она "выводит" "законы" хозяйства из его "природы", и человек выступает лишь как нечто случайное по отношению к этим "законам"... Всеми своими современными теориями политическая экономия стоит на метафизической почве, все ее теории небиологичны и поэтому ненаучны и не имеют никакой ценности для познания... Теоретики не знают, на чем они строят свои теории, плодами какой почвы эти теории являются. Они мнят себя реалистами, оперирующими без всяких предпосылок, так как они-де занимаются такими "простыми" (nüchterne), "практическими", "очевидными" (sinnfällige) хозяйственными явлениями... И все они имеют, со многими направлениями в физиологии то сходство между родней, которое дает детям – в пашем случае: физиологам и экономистам – только происхождение от тех же отца и матери, именно: от метафизики и от спекуляции. Одна школа экономистов анализирует "явления" "хозяйства" (в кавычки Авенариус и его школа берут обычные слова, желая показать, что они-то, истинные философы, понимают всю "метафизичность" подобного вульгарного, не очищенного "гносеологическим анализом" словоупотребления), не ставя в связь того, что она находит (das Gefundene) на этом пути, с поведением индивидов: физиологи исключают поведение индивидуума как "действия души" (Wirkungen der Seele) из своих исследований, – экономисты этого направления объявляют поведение индивидов не имеющим значения (eine Negligible) по отношению к "имманентным законам хозяйства" (378-379). У Маркса теория констатировала из конструированных процессов "хозяйственные законы", причем "законы" стояли в начальном отделе (Initialabschnitt) зависимого жизненного ряда, а хозяйственные процессы в конечном отделе (Finalabschnitt)... "Хозяйство" превратилось у экономистов в трансцендентную категорию, в которой они открывали такие "законы", которые хотели открыть: "законы" "капитала" и "труда", "ренты", "заработной платы", "прибыли". Человек превратился у экономистов в платоническое понятие "капиталиста", "рабочего" и т.д. Социализм приписал "капиталисту" свойство быть "жадным до прибыли", либерализм – рабочему свойство быть "требовательным", – и оба закона при этом были объясняемы из "закономерного действия капитала" (381-382).

"Маркс подошел к изучению французского социализма и политической экономии уже с социалистическим миросозерцанием, и познавательной целью его было дать "теоретическое обоснование" этому миросозерцанию для "обеспечения" его исходной ценности. Маркс нашел у Рикардо закон стоимости, но... выводы французских социалистов из Рикардо не могли удовлетворить Маркса для "обеспечения" его E-ценности, приведенной в состояние жизнеразности, т.е. "миросозерцания", ибо эти выводы уже входили составной частью в содержание его начальной ценности, в виде "возмущения обкрадыванием рабочих" и т.д. Выводы были отвергнуты как "экономически формально неверные", ибо они суть простое "применение морали к политической экономии". "Но что неверно в формальном экономическом смысле, может быть верно в всемирно-историческом смысле. Если нравственное сознание массы объявляет известный экономический факт несправедливым, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых тот факт стал невыносимым и несохранимым. Позади формальной экономической неправды может быть, следовательно, скрыто истинное экономическое содержание" (Энгельс в предисловии к "Нищете философии").

"В этой цитате, – продолжает Ф.Блей, приводя цитату из Энгельса, – снят (abgehoben – технический термин у Авенариуса, в смысле: дошел до сознания, выделился) средний отдел (Medialabschnitt) зависимого ряда, интересующего нас здесь. После "познания" того, что позади "нравственного сознания неправды" должен быть скрыт "экономический факт", наступает конечный отдел...". (Finalabschnitt; теория Маркса есть высказывание, т.е. E-ценность, т.е. жизнеразность, проходящая три стадии, три отдела: начало, середина, конец, Initialabschnitt, Medialabschnitt, Finalabschnitt)... "т.е. "познание" этого "экономического факта". Или другими словами: теперь задача состоит в том, чтобы начальную ценность", т.е. "миросозерцание", "снова найти" в "экономических фактах" для "обеспечения" этой начальной ценности. – Эта определенная вариация зависимого ряда содержит в себе уже марксову метафизику, – безразлично, как бы ни выступало "познанное" в конечном отделе (Finalabschnitt). "Социалистическое миросозерцание", как самостоятельная E-ценность, "абсолютная истина", обосновывается "задним числом" посредством "специальной" теории познания – именно: посредством экономической системы Маркса и материалистической теории истории... Посредством понятия прибавочной стоимости "субъективно" "истинное" в марксовом миросозерцании находит свою "объективную истину" в теории познания "экономических категорий", – обеспечение начальной ценности завершено, метафизика получила задним числом критику познания" (384-386).

Читатель, вероятно, негодует на нас за то, что мы так долго цитируем эту невероятно пошлую галиматью, это квазиученое шутовство в костюме терминологии Авенариуса. Но – wer den Feind will verstehen, muß im Feindes Lande gehen: кто желает знать врага, тот должен побывать во вражеской стране.⁹⁶ А философский журнал Р.Авенариуса – настоящая вражеская страна для марксистов. И мы приглашаем читателя преодолеть на минуту законное отвращение к клоунам буржуазной науки и проанализировать аргументацию ученика и сотрудника Авенариуса.

Первый довод: Маркс – "метафизик", не постигший гносеологической ".критики понятий", не разработавший общей теории познания и просунувший прямо материализм в свою "специальную теорию познания".

В этом доводе нет ничего, принадлежащего лично Блею и только Блею. Мы уже видели десятки и сотни раз, как все основоположники эмпириокритицизма и все русские махисты обвиняют материализм в "метафизике", т.е., вернее, повторяют истасканные доводы кантианцев, юмистов, идеалистов против материалистической "метафизики".

Второй, довод: марксизм так же метафизичен, как естествознание (физиология). – Ив этом доводе "повинен" не Блей, а Мах и Авенариус, ибо они провозгласили войну против "естественноисторической метафизики", называя этим именем ту стихийно-материалистическую теорию познания, которой держится (по собственному их признанию и по суждению всех сколько-нибудь знающих вопрос людей) громадное большинство естествоиспытателей.

Третий довод: объявление марксизмом "личности" за величину, не имеющую значения, quantité négligeable, признание человека "случайностью", подчинение его каким-то "имманентным экономическим законам", отсутствие анализа des Gefundenen – того, чтó мы находим, чтó нам дано, и т.д. – Этот довод целиком повторяет круг идей эмпириокритической "принципиальной координации", т.е. идеалистического выверта в теории Авенариуса. Блей совершенно прав, что нельзя найти у Маркса и Энгельса и тени намека на допущение подобного идеалистического вздора и что с точки зрения этого вздора неизбежно приходится отвергнуть марксизм целиком, с самого начала, с самых основных его философских посылок.

Четвертый довод: теория Маркса "небиологична", она никаких "жизнеразностей" и тому подобной игры в биологические термины, составляющей "науку" реакционного профессора Авенариуса, знать не знает. – Довод Блея правилен с точки зрения махизма, ибо пропасть между теорией Маркса и "биологическими" бирюльками Авенариуса действительно сразу бросается в глаза. Мы сейчас увидим, как русские махисты, желая быть марксистами, шли на деле по стопам Блея.

Пятый довод: партийность, пристрастность теории Маркса, предвзятость его решения. Эмпириокритицизм весь, а вовсе не один только Блей, претендует на беспартийность и в философии и в общественной науке. Ни социализм, ни либерализм. Не разграничение коренных и непримиримых направлений в философии, материализма и идеализма, а стремление подняться выше их. Мы проследили эту тенденцию махизма на длинном ряде вопросов гносеологии и мы не вправе удивляться, встречая ее в социологии.

Шестой "довод": высмеивание "объективной" истины. Блей сразу почуял, и почуял совершенно справедливо, что исторический материализм и все экономическое учение Маркса насквозь пропитаны признанием объективной истины. И Блей правильно выразил тенденции доктрины Маха и Авенариуса, когда он "с порога", что называется, отверг марксизм именно за идею объективной истины, – когда он сразу объявил, что ничего, кроме "субъективных" взглядов Маркса, на деле за учением марксизма не скрывается.

И если наши махисты отрекутся от Блея (а они, наверное, отрекутся от него), то мы скажем им: неча на зеркало пенять, коли... и т.д. Блей есть зеркало, верно отражающее тенденции эмпириокритицизма, а отречение наших махистов свидетельствует только об их благих намерениях – и об их нелепом эклектическом стремлении соединить Маркса с Авенариусом.

От Блея перейдем к Петцольдту. Если первый – простой ученик, то второго такие выдающиеся эмпириокритики, как Лесевич, объявляют учителем. Если Блей прямо поставил вопрос о марксизме, то Петцольдт, – не опускающийся до того, чтобы считаться с каким-то там Марксом или Энгельсом, – в положительной форме излагает взгляды эмпириокритицизма в социологии, давая возможность сопоставить их с марксизмом.

Второй том петцольдтовского "Введения в философию чистого опыта" озаглавлен: "На пути к устойчивости" ("Auf dem Wege zum Dauernden"). Тенденцию к устойчивости автор кладет в основу своего исследования.

"Окончательное (endgÜltig), устойчивое состояние человечества может быть с формальной стороны раскрыто в своих главных чертах. Таким образом мы приобретаем основы для этики, эстетики и формальной теории познания" (S. III). "Человеческое развитие несет в себе свою цель", оно идет к "совершенному (vollkommenen), устойчивому состоянию" (60).

Признаки этого многочисленны и разнообразны. Например, много ли таких ярых радикалов, которые бы к старости не "поумнели", не успокоились? Правда, эта "преждевременная устойчивость" (S. 62) есть свойство филистера. Но разве филистеры не составляют "компактного большинства"? (S. 62).

Вывод нашего философа, печатаемый курсивом:

"Самый существенный признак всех целей нашего мышления и творчества есть устойчивость" (72). Пояснение: многие "не могут видеть", как картина на стене висит криво или ключ на столе положен криво. И такие люди "вовсе не обязательно педанты" (72). Они имеют "чувство того, что есть какой-то беспорядок" (72; курсив Петцольдта). Одним словом, "тенденция к устойчивости есть стремление к самому окончательному, по своей природе последнему состоянию" (73).

Все это из пятой главы второго тома, озаглавленной: "Психическая тенденция к устойчивости". Доказательства этой тенденции все самые веские. Например:

"Стремлению к самому последнему, к самому высокому в первоначальном, пространственном смысле следуют люди, любящие восхождение на горы. Их толкает на это не всегда одно только стремление к виду вдаль и к физическому упражнению, стремление к чистому воздуху и великой природе, но также и глубоко заложенное во всяком органическом существе стремление быть настойчивым во взятом раз направлении деятельности вплоть до достижения естественной цели" (73).

Еще пример: каких только денег не платят люди за то, чтобы собрать полную коллекцию почтовых марок!

"Может закружиться голова, как поглядишь на прейскурант торговца почтовыми марками... А тем не менее ничего не может быть естественнее и понятнее, чем это стремление к устойчивости" (74).

Философски необразованные люди не понимают всей широты принципов устойчивости или экономии мышления. Петцольдт развивает для профанов подробно свою "теорию".

"Сострадание есть выражение непосредственной потребности в устойчивом состоянии" – гласит содержание §28-го... "Сострадание не есть повторение, удвоение наблюдаемого страдания, а страдание по поводу этого страдания... Непосредственность сострадания должна быть с величайшей энергией выдвинута вперед. Если мы признаем ее, то мы признáем тем самым, что благо других может так же непосредственно и первоначально интересовать человека, как и его собственное благо. Таким образом, мы тем самым отклоняем всякое утилитаристское и эвдемонистское обоснование учения о нравственности. Человеческая природа, именно благодаря ее стремлению к устойчивости и к покою, в основе своей не зла, а проникнута готовностью оказать помощь.

Непосредственность сострадания часто обнаруживается в непосредственности помощи. Чтобы спасти другого, нередко бросаются без размышления на помощь утопающему. Вид человека, борющегося со смертью, невыносим и заставляет бросающегося на помощь забыть прочие свои обязанности, даже рисковать своим существованием и существованием своих близких ради спасения бесполезной жизни какого-нибудь опустившегося пьяницы, т.е. сострадание может при известных обстоятельствах увлечь на действия, не заслуживающие оправдания с нравственной точки зрения"...

И подобными несказанными пошлостями заняты десятки и сотни страниц эмпириокритической философии!

Мораль выводится из понятия "нравственного устойчивого состояния" (второй отдел второго тома: "Устойчивые состояния души", глава 1-я: "О нравственном устойчивом состоянии").

"Устойчивое состояние по своему понятию не содержит ни в одном из своих компонентов никаких условий изменения. Отсюда уже следует, без дальнейших рассуждении, что это состояние не оставляет никакой возможности для войны" (202). "Хозяйственное и социальное равенство вытекает из понятия окончательного (endgultig), устойчивого состояния" (213). Не из религии вытекает это "устойчивое состояние", а из "науки". Не "большинство" осуществит его, как думают социалисты, не власть социалистов "поможет человечеству" (207), – нет, "свободное развитие" приведет к идеалу. Разве не понижается, в самом деле, прибыль на капитал, не растет постоянно заработная плата? (223). Неправда все эти утверждения насчет "наемного рабства" (229). Рабам безнаказанно перебивали ноги, а теперь? Нет, "нравственный прогресс" несомненен: взгляните на университетские поселения в Англии, на армию спасения (230), на немецкие "этические общества". Во имя "эстетического устойчивого состояния" (глава 2-я второго отдела) отвергается "романтика". А к романтике относятся и все виды непомерного расширения Я, и идеализм, и метафизика, и оккультизм, и солипсизм, и эгоизм, и "насильственное майоризирование меньшинства большинством", и "социал-демократический идеал организации всего труда государством" (240-241).*

* В том же духе Мах высказывается за чиновничий социализм Поппера и Менгера, обеспечивающий "свободу индивидуума", тогда как-де "невыгодно отличающееся" от этого социализма учение социал-демократов грозит "рабством еще более всеобщим и более тяжелым, чем в монархическом или олигархическом государстве". См. "Erkenntnis und Irrtum", 2. Autlage, 1906, SS. 80-81 ("Познание и заблуждение", 2 изд., 1906, стр. 80-81. Ред.).

Беспредельное тупоумие мещанина, самодовольно размазывающего самый истасканный хлам под прикрытием "новой", "эмпириокритической" систематизации и терминологии, – вот к чему сводятся социологические экскурсии Блея, Петцольдта, Маха. Претенциозный костюм словесных вывертов, вымученные ухищрения силлогистики, утонченная схоластика, – одним словом, то же самое и в гносеологии, и в социологии, то же реакционное содержание за такой же крикливой вывеской.

Посмотрим теперь на русских махистов.

2. КАК БОГДАНОВ ИСПРАВЛЯЕТ И "РАЗВИВАЕТ" МАРКСА

В статье своей "Развитие жизни в природе и в обществе" (1902 г. См. "Из псих. общ.", с. 35 и сл.) Богданов цитирует известное место из предисловия к "Zur Kritik"⁹⁷, где "величайший социолог", т.е. Маркс, излагает основы исторического материализма. Приведя слова Маркса, Богданов заявляет, что "старая формулировка исторического монизма, не переставая быть верною в своей основе, уже не вполне нас удовлетворяет" (37). Автор хочет, следовательно, внести поправку или развить теорию, исходя из ее же основ. Главный вывод автора следующий:

"Мы показали, что общественные формы принадлежат к обширному роду – биологических приспособлений. Но этим мы еще не определили области общественных форм: для определения надо установить не только род, но и вид... В своей борьбе за существование люди не могут объединяться иначе, как при помощи сознания: без сознания нет общения. Поэтому социальная жизнь во всех своих проявлениях есть сознательно психическая... Социальность нераздельна с сознательностью. Общественное бытие и общественное сознание, в точном смысле этих слов, тождественны" (50, 51. Курсив Богданова).

Что этот вывод не имеет ничего общего с марксизмом, было уже указано Ортодоксом ("Философские очерки", СПБ., 1906, стр. 183 и пред.). А Богданов ответил ему просто бранью, придравшись к ошибке в цитате: вместо "в точном смысле этих слов" Ортодокс процитировал: "в полном смысле". Ошибка налицо, и поправить ее автор имел все права, но кричать по атому поводу об "искажении", "подмене" и т.п. ("Эмпириомонизм", кн. III, стр. XLIV) – значит просто жалкими словами замазывать суть разногласия. Какой бы "точный" смысл слов "общественное бытие" и "общественное сознание" Богданов ни придумывал, остается несомненным, что приведенное нами положение его неверно. Общественное бытие и общественное сознание не тождественны, – совершенно точно так же, как не тождественно бытие вообще и сознание вообще. Из того, что люди, вступая в общение, вступают в него, как сознательные существа, никоим образом не следует, чтобы общественное сознание было тождественно общественному бытию. Вступая в общение, люди во всех сколько-нибудь сложных общественных формациях – и особенно в капиталистической общественной формации – не сознают того, какие общественные отношения при этом складываются, по каким законам они развиваются и т.д. Например, крестьянин, продавая хлеб, вступает в "общение" с мировыми производителями хлеба на всемирном рынке, но он не сознает этого, не сознает и того, какие общественные отношения складываются из обмена. Общественное сознание отражает общественное бытие – вот в чем состоит учение Маркса, Отражение может быть верной приблизительно копией отражаемого, но о тождестве тут говорить нелепо. Сознание вообще отражает бытие, – это общее положение всего материализма. Не видеть его прямой и неразрывной связи с положением исторического материализма: общественное сознание отражает общественное бытие – невозможно.

Попытка Богданова незаметным образом поправить и развить Маркса "в духе его основ" представляет из себя очевидное искажение этих материалистических основ в духе идеализма. Смешно было бы отрицать это. Припомним базаровское изложение эмпириокритицизма (не эмпириомонизма, как можно! ведь между этими "системами" такая громадная, такая громадная разница!): "чувственное представление и есть вне нас существующая действительность". Это явный идеализм, явная теория тождества сознания и бытия. Припомните, далее, формулировку В.Шуппе, имманента (который так же усердно клялся и божился, что он не идеалист, как Базаров и К°, и так же решительно оговаривал особо "точный" смысл своих слов, как Богданов): "бытие есть сознание". Сопоставьте теперь с этим опровержение исторического материализма Маркса имманентом Шубертом-Зольдерном:

"Всякий материальный процесс производства есть всегда явление сознания по отношению к его наблюдателю... В гносеологическом отношении не внешний процесс производства есть первичное (prius), а субъект или субъекты; другими словами: и чисто материальный процесс производства не выводит (нас) из общей связи сознания" (Bewußtseinszusammenhangs). См. цит. книгу: "Das menschliche Gluck und die soziale Frage", S. 293 и 295-296.*

* "Человеческое счастье и социальный вопрос", стр. 293 и 295-296. Ред.

Богданов может сколько угодно проклинать материалистов за "искажение его мыслей", но никакие проклятия не изменят простого и ясного факта. Поправка к Марксу и развитие Маркса якобы в духе Маркса со стороны "эмпириомониста" Богданова ничем существенным не отличается от опровержения Маркса идеалистом и гносеологическим солипсистом Шубертом-Зольдерном. Богданов уверяет, что он не идеалист. Шуберт-Зольдерн уверяет, что он реалист (Базаров даже поверил этому). В наше время нельзя философу не объявлять себя "реалистом" и "врагом идеализма". Пора же понять это, господа махисты!

И имманенты, и эмпириокритики, и эмпириомонист спорят о частностях, деталях, о формулировке идеализма, мы же отвергаем с порога все основы их философии, общие всей этой троице. Пусть Богданов в самом лучшем смысле и с самыми лучшими намерениями, принимая все выводы Маркса, проповедует "тождество" общественного бытия и общественного сознания; мы скажем! Богданов минус "эмпириомонизм" (минус махизм, вернее) есть марксист. Ибо эта теория тождества общественного бытия и общественного сознания есть сплошной вздор, есть безусловно реакционная теория. Если отдельные лица примиряют ее с марксизмом, с марксистским поведением, то мы должны признать, что эти люди лучше, чем их теории, но не оправдывать вопиющих теоретических извращений марксизма.

Богданов примиряет свою теорию с выводами Маркса, принося в жертву этим выводам элементарную последовательность. Каждый отдельный производитель в мировом хозяйстве сознает, что он вносит такое-то изменение в технику производства, каждый хозяин сознает, что он обменивает такие-то продукты на другие, но эти производители и эти хозяева не сознают, что они изменяют этим общественное бытие. Сумму всех этих изменений во всех их разветвлениях не могли бы охватить в капиталистическом мировом хозяйстве и 70 Марксов. Самое большее, что открыты законы этих изменений, показана в главном и в основном объективная логика этих изменений и их исторического развития, – объективная не в том смысле, чтобы общество сознательных существ, людей, могло существовать и развиваться независимо от существования сознательных существ (только эти пустяки и подчеркивает своей "теорией" Богданов), а в том смысле, что общественное бытие независимо от общественного сознания людей. Из того, что вы живете и хозяйничаете, рожаете детей и производите продукты, обмениваете их, складывается объективно необходимая цепь событий, цепь развития, независимая от вашего общественного сознания, не охватываемая им полностью никогда. Самая высшая задача человечества – охватить эту объективную логику хозяйственной эволюции (эволюции общественного бытия) в общих и основных чертах с тем, чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить к ней свое общественное сознание и сознание передовых классов всех капиталистических стран.

Все это Богданов признает. Значит? Значит, его теория "тождества общественного бытия и общественного сознания" на деле выкидывается им за борт, оставаясь пустым схоластическим привеском, – таким же пустым, мертвым и никчемным, как "теория всеобщей подстановки" или учение об "элементах", "интроекции" и весь прочий махистский вздор. Но "мертвый хватает живого", мертвый схоластический привесок против воли и независимо от сознания Богданова превращает его философию в служебное орудие Шубертов-Зольдернов и прочих реакционеров, которые на тысячи ладов с сотни профессорских кафедр распространяют вот это самое мертвое за живое, против живого, с целью задушить живое. Богданов лично – заклятый враг всякой реакции и буржуазной реакции в частности. Богдановская "подстановка" и теория "тождества общественного бытия и общественного сознания" служит этой реакции. Это – печальный факт, но факт.

Материализм вообще признает объективно реальное бытие (материю), независимое от сознания, от ощущения, от опыта и т.д. человечества. Материализм исторический признает общественное бытие независимым от общественного сознания человечества. Сознание и там и тут есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизительно верное (адекватное, идеально точное) его отражение. В этой философии марксизма, вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объективной истины, не падая в объятия буржуазно-реакционной лжи.

Вот еще примеры того, как мертвый философский идеализм хватает живого марксиста Богданова.

Статья: "Что такое идеализм?" 1901 г. (там же, стр. 11 и след.).

"Мы приходим к такому выводу: и там, где люди сходятся в своих высказываниях относительно прогресса, и там, где они расходятся, основной смысл идеи прогресса остается один и тот же: возрастающая полнота и гармония жизни сознания. Таково объективное содержание понятия прогресс... Если теперь мы сравним полученное нами психологическое выражение идеи прогресса с выясненным раньше биологическим ("биологически прогрессом называется возрастание суммы жизни", стр. 14), то мы легко убедимся, что первое вполне совпадает со вторым и может быть из него выведено... Так как жизнь социальная сводится к психической жизни членов общества, то и здесь содержание идеи прогресса остается все то же – возрастание полноты и гармонии жизни; только надо прибавить – социальной жизни людей. И, конечно, иного содержания идея социального прогресса никогда не имела и не может иметь" (стр. 16).

"Мы нашли... что идеализм выражает победу в душе человека настроений более социальных над менее социальными, что прогрессивный идеал есть отражение общественно-прогрессивной тенденции в идеалистической психике" (32).

Нечего и говорить, что во всей этой игре в биологию и социологию нет ни грана марксизма. У Спенсера и у Михайловского можно найти сколько угодно ничуть не худших определений, ничего не определяющих, кроме "благонамеренности" автора, и показывающих полное непонимание того, "что такое идеализм" и что такое материализм.

Третья книга "Эмпириомонизма", статья "Общественный подбор" (основы метода) 1906 г. Автор начинает с того, что отвергает "эклектические социально-биологические попытки Ланге, Ферри, Вольтмана и мн. др." (стр. 1), а на стр. 15 уже излагается следующий вывод "исследования":

"Мы можем следующим образом формулировать основную связь энергетики и общественного подбора:

Всякий акт общественного подбора представляет из себя возрастание или уменьшение энергии того общественного комплекса, к которому он относится. В первом случае перед нами "положительный подбор", во втором – "отрицательный"". (Курсив автора.)

И подобный несказанный вздор выдается за марксизм! Можно ли себе представить что-нибудь более бесплодное, мертвое, схоластичное, чем подобное нанизывание биологических и энергетических словечек, ровно ничего не дающих и не могущих дать в области общественных наук? Ни тени конкретного экономического исследования, ни намека на метод Маркса, метод диалектики и миросозерцание материализма, простое сочинение дефиниций, попытки подогнать их под готовые выводы марксизма.

"Быстрый рост производительных сил капиталистического общества есть, несомненно, увеличение энергии социального целого..."

– вторая половина фразы есть, несомненно, простое повторение первой половины, выраженное в бессодержательных терминах, которые кажутся "углубляющими" вопрос, а на деле ни на волос не отличаются от эклектических биолого-социологических попыток Ланге и К°! –

"но дисгармоничный характер этого процесса приводит к тому, что он завершается "кризисом", громадной растратой производительных сил, резким уменьшением энергии; положительный подбор сменяется отрицательным" (18).

И это вам не Ланге? К готовым выводам о кризисах, ни на каплю не прибавляя ни конкретного материала, ни выяснения природы кризисов, пришивается биологически-энергетическая этикетка. Все это весьма благонамеренно, потому что автор хочет подтвердить и углубить выводы Маркса, но на деле он разжижает их невыносимо скучной, мертвой схоластикой. "Марксистского" тут только повторение заранее известного вывода, все же "новое" обоснование его, вся эта асоциальная энергетика" (34) и "социальный подбор", это – простой набор слов, сплошная издевка над марксизмом.

Богданов занимается вовсе не марксистским исследованием, а переодеванием уже раньше добытых этим исследованием результатов в наряд биологической и энергетической терминологии. Вся эта попытка от начала до конца никуда не годится, ибо применение понятий "подбора", "ассимиляции и дезассимиляции" энергии, энергетического баланса и проч. и т.п. в применении к области общественных наук есть пустая фраза. На деле никакого исследования общественных явлений, никакого уяснения метода общественных наук нельзя дать при помощи этих понятий. Нет ничего легче, как наклеить "энергетический" или "биолого-социологический" ярлык на явления вроде кризисов, революций, борьбы классов и т.п., но нет и ничего бесплоднее, схоластичнее, мертвее, чем это занятие. Не в том суть, что Богданов при этом все свои итоги и выводы подгоняет под Маркса, или "почти" все (мы видели "поправку" к вопросу об отношении общественного бытия и общественного сознания), – а в том, что приемы этого подгоняния, этой "социальной энергетики" сплошь фальшивы и ровно ничем не отличаются от приемов Ланге.

"Г-н Ланге, – писал Маркс 27-го июня 1870 года к Кугельману, – ("О рабочем вопросе и т.д.", 2 изд.) сильно хвалит меня... с целью самого себя выставить великим человеком. Дело в том, что г. Ланге сделал великое открытие. Всю историю можно подвести под единственный великий естественный закон. Этот естественный закон заключается во фразе "Struggle for life" – борьба за существование (выражение Дарвина в этом употреблении его становится пустой фразой), а содержание этой фразы составляет мальтусовский закон о населении или, вернее, о перенаселении. Следовательно, вместо того, чтоб анализировать эту "Struggle for life", как она исторически проявлялась в различных общественных формах, не остается ничего другого делать, как превращать всякую конкретную борьбу во фразу "Struggle for life", а эту фразу в мальтусовскую фантазию о населении. Нужно согласиться, что это очень убедительный метод для напыщенного, притворяющегося научным, высокопарного невежества и лености мысли".⁹⁸

Основа критики Ланге заключается у Маркса не в том, что Ланге подсовывает специально мальтузианство⁹⁹ в социологию, а в том, что перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза. С "хорошими" ли целями предпринимается такое перенесение или с целями подкрепления ложных социологических выводов, от этого фраза не перестает быть фразой. И "социальная энергетика" Богданова, его присоединение к марксизму учения об общественном подборе есть именно такая фраза.

Как в гносеологии Мах и Авенариус не развивали идеализма, а загромождали старые идеалистические ошибки претенциозным терминологическим вздором ("элементы", "принципиальная координация", "интроекция" и т.д.), так и в социологии эмпириокритицизм ведет, даже при самом искреннем сочувствии к выводам марксизма, к искажению исторического материализма претенциозно-пустой энергетической и биологической словесностью.

Исторической особенностью современного российского махизма (вернее: махистского поветрия среди части с.-д.) является следующее обстоятельство. Фейербах был "материалист внизу, идеалист вверху"; – то же относится в известной мере и к Бюхнеру, Фогту, Молешотту и к Дюрингу с тем существенным отличием, что все эти философы были пигмеями и жалкими кропателями по сравнению с Фейербахом.

Маркс и Энгельс, вырастая из Фейербаха и мужая в борьбе с кропателями, естественно обращали наибольшее внимание на достраивание философии материализма доверху, т.е. не на материалистическую гносеологию, а на материалистическое понимание истории. От этого Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме. Наши махисты, желающие быть марксистами, подошли к марксизму в совершенно отличный от этого исторический период, подошли в такое время, когда буржуазная философия особенно специализировалась на гносеологии и, усваивая в односторонней и искаженной форме некоторые составные части диалектики (например, релятивизм), преимущественное внимание обращала на защиту или восстановление идеализма внизу, а не идеализма вверху. По крайней мере позитивизм вообще и махизм в частности гораздо больше занимались тонкой фальсификацией гносеологии, подделываясь под материализм, пряча идеализм за якобы материалистическую терминологию, – и мало сравнительно обращали внимания на философию истории. Наши махисты не поняли марксизма, потому что им довелось подойти к нему, так сказать, с другой стороны, и они усвоили – а иногда не столько усвоили, сколько заучили – экономическую и историческую теорию Маркса, не выяснив ее основы, т.е. философского материализма. Получилось то, что Богданов и К° должны быть названы русскими Бюхнерами и Дюрингами наизнанку. Они желали бы быть материалистами вверху, они не умеют избавиться от путаного идеализма внизу! "Наверху" у Богданова – исторический материализм, правда, вульгарный и сильно подпорченный идеализмом, "внизу" – идеализм, переодетый в марксистские термины, подделанный под марксистские словечки. "Социально-организованный опыт", "коллективный трудовой процесс", все это – слова марксистские, но все это – только слова, прячущие идеалистическую философию, которая объявляет вещи – комплексами "элементов"-ощущений, внешний мир – "опытом" или "эмпириосимволом" человечества, физическую природу – "производным" от "психического" и т.д. и т.п.

Все более тонкая фальсификация марксизма, все более тонкие подделки антиматериалистических учений под марксизм, – вот чем характеризуется современный ревизионизм и в политической экономии, и в вопросах тактики, и в философии вообще, как в гносеологии, так и в социологии.

3. О СУВОРОВСКИХ "ОСНОВАНИЯХ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ"

"Очерки "по" философии марксизма", которые заканчиваются указанной статьей тов. С.Суворова, представляют из себя необыкновенно сильно действующий букет именно в силу коллективного характера книги. Когда перед вами выступают вместе и рядом Базаров, который говорит, что по Энгельсу "чувственное представление и есть вне нас существующая действительность", Берман, объявляющий диалектику Маркса и Энгельса мистикой, Луначарский, договорившийся до религии, Юшкевич, вносящий "Логос в иррациональный поток данного", Богданов, называющий идеализм философией марксизма, Гельфонд, очищающий И.Дицгена от материализма, и, наконец, С.Суворов со статьей "Основания социальной философии", то вы сразу чувствуете "дух" новой линии. Количество перешло в качество. "Ищущие", искавшие доселе порознь в отдельных статьях и книгах, выступили с настоящим пронунциаменто. Частные разногласия между ними стираются самым фактом коллективного выступления против (а не "по") философии марксизма, и реакционные черты махизма, как течения, становятся очевидными.

Статья Суворова тем интереснее при таких обстоятельствах, что автор не эмпириомонист и не эмпириокритик, а просто "реалист", – его сближает, следовательно, с остальной компанией не то, что отличает Базарова, Юшкевича, Богданова, как философов, а то, что обще всем им против диалектического материализма. Сравнение социологических рассуждении этого "реалиста" с рассуждениями эмпириомониста поможет нам обрисовать их общую тенденцию.

Суворов пишет:

"В градации законов, регулирующих мировой процесс, частные и сложные сводятся к общим и простым – и все они подчиняются универсальному закону развития, – закону экономии сил. Сущность этого закона состоит в том, что всякая система сил тем болев способна к сохранению и развитию, чем меньше в ней трата, чем больше накопление и чем лучше трата служит накоплению. Формы подвижного равновесия, издавна вызывавшие идею объективной целесообразности (солнечная система, круговорот земных явлений, процесс жизни), образуются и развиваются именно в силу сбережения и накопления присущей им энергии, – в силу их внутренней экономии. Закон экономии сил является объединяющим и регулирующим началом всякого развития, – неорганического, биологического и социального" (стр. 293, курсив автора).

Замечательно легко пекут "универсальные законы" наши "позитивисты" и "реалисты"! Жаль только, что законы-то эти ничуть не лучше тех, которые так же легко и быстро пек Евгений Дюринг. "Универсальный закон" Суворова – такая же бессодержательная, напыщенная фраза, как и универсальные законы Дюринга. Попробуйте применить этот закон к первой из трех указанных автором областей: к неорганическому развитию. Вы увидите, что никакой "экономии сил", помимо закона сохранения и превращения энергии, сюда применить и притом "универсально" применить вам не удастся. А закон "сохранения энергии" автор уже выделил прочь, уже упомянул раньше (стр. 292), как особый закон.* Что же осталось помимо этого закона в области неорганического развития? Где те дополнения, или усложнения, или новые открытия, или новые факты, которые позволили автору видоизменить ("усовершенствовать") закон сохранения и превращения энергии в закон "экономии сил"? Никаких таких фактов или открытий нет, и Суворов не заикнулся даже об них. Он просто – для ради важности, как говорил тургеневский Базаров, – размахнулся пером и махнул новый "универсальный закон" "реально-монистической философии" (стр. 292). Знай наших! Чем мы хуже Дюринга?

* Характерно, что открытие закона сохранения и превращения энергии¹⁰⁰ Суворов называет "установлением основных положений энергетики" (292). Слыхал ли наш "реалист", желающий быть марксистом, что и вульгарные материалисты Бюхнер и К° и диалектический материалист Энгельс считали этот закон установлением основных положений материализма? Подумал ли наш "реалист", чти значит эта разница? О, нет, он просто перенял моду, повторил Оствальда, и все тут. В том-то и беда, что подобные "реалисты" пасуют перед модой, тогда как Энгельс, например, усвоил новый для него термин энергия и стал употреблять его в 1885 г. (предисловие ко 2-му изд. "Анти-Дюринга") и в 1888 г. ("Л.Фейербах"), но употреблять наравне о понятиями "сила" и "движение", вперемежку о ними, Энгельс сумел обогатить свой материализм, усвоив новую терминологию. "Реалисты" и прочие путаники, схватив новый термин, не заметили разницы между материализмом и энергетикой!

Возьмите вторую область развития – биологическую. Универсален ли здесь, при развитии организмов путем борьбы за существование и подбора, закон экономии сил или "закон" расхищения сил? Не беда! Для "реально-монистической философии" можно понимать "смысл" универсального закона в одной области так, а в другой иначе, например, как развитие высших организмов из низших. Нужды нет, что универсальный закон становится от этого пустой фразой, – зато соблюден принцип "монизма". А для третьей области (социальной) можно в третьем смысле понимать "универсальный закон", как развитие производительных сил. На то и "универсальный закон", чтобы под него можно было подвести, что угодно.

"Хотя общественная наука еще и молода, – она уже имеет и прочный базис и законченные обобщения; в XIX столетии она развилась до теоретической высоты, – и это составляет главную заслугу Маркса. Он возвел социальную науку до степени социальной теории..."

Энгельс сказал, что Маркс превратил социализм из утопии в науку,¹⁰¹ но Суворову этого мало. Будет покрепче, если мы еще от науки (а была социальная наука до Маркса?) отличим теорию, – не беда, что различение выйдет бессмысленное!

"...установив основной закон социальной динамики, в силу которого эволюция производительных сил является определяющим началом всего хозяйственного и общественного развития. Но развитие производительных сил соответствует росту производительности труда, относительному понижению траты и повышению накопления энергии..." (видите, как плодотворна "реально-монистическая философия": дано новое, энергетическое обоснование марксизма!)... "это – принцип экономический. Таким образом Маркс в основу социальной теории положил принцип экономии сил..."

Это "таким образом" поистине бесподобно! Так как у Маркса есть политическая экономия, то по этому случаю давайте жевать слово "экономия", называя продукты жвачки "реально-монистической философией"!

Нет, Маркс не клал в основу своей теории никакого принципа экономии сил. Это пустяки, придуманные людьми, которым не дают спать лавры Евгения Дюринга. Маркс дал совершенно точное определение понятию рост производительных сил и изучал конкретный процесс этого роста. А Суворов придумал новое словечко для обозначения анализированного Марксом понятия и придумал очень неудачно, только запутав дело. Ибо, что значит "экономия сил", как ее смерить, как это понятие применять, какие точные и определенные факты сюда подходят – этого Суворов не объяснил, и нельзя этого объяснить, ибо это – путаница. Слушайте дальше:

"...Этот закон социальной экономии является не только принципом внутреннего единства социальной науки" (вы понимаете тут что-нибудь, читатель?), "по и связующим звеном между социальной теорией и всеобщей теорией бытия" (294).

Так. Так. "Всеобщая теория бытия" вновь открыта С. Суворовым после того, как ее много раз открывали в самых различных формах многочисленные представители философской схоластики. Поздравляем русских махистов с новой "всеобщей теорией бытия"! Будем надеяться, что следующий свой коллективный труд они посвятят всецело обоснованию и развитию этого великого открытия!

Какое изложение теории Маркса получается у нашего представителя реалистической или реально-монистической философии, видно из такого примера.

"В общем производительные силы людей образуют генетическую градацию" (уф!) "и состоят из их трудовой энергии, подчиненных стихийных сил, культурно измененной природы и орудий труда, образующих производительную технику... По отношению к процессу труда эти силы выполняют чисто экономическую функцию; они сберегают трудовую энергию и повышают производительность ее затрат" (298).

Производительные силы выполняют экономическую функцию по отношению к процессу труда! Это все равно, как если бы сказать: жизненные силы выполняют жизненную функцию по отношению к процессу жизни. Это не изложение Маркса, а засорение марксизма невероятным словесным сором.

Всего этого сора в статье Суворова не перечислить.

"Социализация класса выражается в росте его коллективной власти и над людьми, и над их собственностью" (313)... "Классовая борьба направлена к установлению форм равновесия между социальными силами" (322)... Социальная рознь, вражда и борьба по существу – явления отрицательные, противообщественные. "Социальный прогресс, по его основному содержанию, есть рост общественности, социальной связи людей" (328).

Можно заполнить томы такими коллекциями плоскостей, – и заполняют ими томы представители буржуазной социологии, но выдавать это за философию марксизма – это уже чересчур. Будь статья Суворова опытом популяризации марксизма, – ее нельзя бы было судить особенно строго; всякий признал бы, что намерения автора благие, но опыт совсем неудачен, только и всего. Когда же группа махистов преподносит нам такую вещь под названием "Оснований социальной философии", когда мы видим те же приемы "развития" марксизма в философских книжках Богданова, то получается неизбежно вывод о неразрывной связи реакционной гносеологии с реакционными потугами в социологии.