К. Кастанеда. СКАЗКИ О СИЛЕ | ОГЛАВЛЕHИЕ СЕКРЕТ СВЕТЯЩИХСЯ СУЩЕСТВ Дон Хенаро долгое время

СЕКРЕТ СВЕТЯЩИХСЯ СУЩЕСТВ

Дон Хенаро долгое время развлекал меня какими-то абсурдными инструкциями относительно того, как я должен управляться со своим повседневным миром. Дон Хуан посоветовал мне самым серьезным образом отнестись к рекомендациям дона Хенаро, потому что, хоть они и забавны, но ни в коем случае не являются шутками.

Около полудня дон Хенаро поднялся и, не сказав ни слова, пошел в кусты. Я тоже начал вставать, но дон Хуан придержал меня и бесстрастным голосом заявил, что Хенаро попытается сделать со мной еще одну вещь.

– Что он задумал? – спросил я. – Что еще он собирается делать со мной?

Дон Хуан заверил меня, что мне не нужно беспокоиться.

– Ты приближаешься к перепутью, – сказал он. – Определенному перепутью, к которому подходит каждый воин.

У меня мелькнула мысль, что он говорит о моей смерти. Он, казалось, предвидел мой вопрос и сделал мне знак помолчать.

– Мы не будем обсуждать этот предмет, – сказал он. – Удовлетворись тем, что перепутье, о котором я говорю, – это объяснение магов. Хенаро считает, что ты к нему готов.

– Когда ты собираешься рассказать мне о нем?

– Я не знаю. Это зависит от тебя. Ты сам должен решить, когда.

– А чем плохо, если сейчас?

– Решить – это не значит выбрать время наугад. Решить – означает, что ты настроил свой дух и сделал его неуязвимым и что ты сделал все возможное, чтобы быть достойным знания и силы.

Сегодня, однако, по просьбе Хенаро ты должен будешь решить одну маленькую задачку. Он ушел раньше и будет ожидать нас где-то в чапарале. Мы не знаем ни места, где он будет находиться, ни времени, когда нужно будет отправиться к нему. Если ты сумеешь правильно определить время для нашего выхода из дома, то ты сможешь также и привести нас туда, где он ждет нас.

Я сказал, что и представить не могу, как решить такую задачу.

– Какая связь между временем нашего ухода и местом, где будет ждать нас дон Хенаро? – спросил я.

Дон Хуан улыбнулся и начал напевать какую-то мелодию. Казалось, мое возбуждение доставляло ему удовольствие.

– Это и есть та проблема, которую Хенаро поставил перед тобой, – сказал он. – Если у тебя достаточно личной силы, то ты абсолютно точно определишь правильное время для выхода из дома. Как именно точное время будет вести тебя, не знает никто. Но если у тебя хватит личной силы, то ты убедишься, что так оно и будет.

– Но что значит "будет вести", дон Хуан?

– Этого тоже никто не знает.

– Мне кажется, дон Хенаро просто надувает меня.

– Тогда лучше поберегись: если Хенаро тебя надувает, то ты можешь лопнуть.

Дон Хуан рассмеялся над своей собственной шуткой. Я никак не мог к нему присоединиться. Мой страх перед возможной опасностью, связанной с манипуляциями дона Хенаро, был слишком реален.

– Может, ты поможешь мне хотя бы намеком? – спросил я.

– Здесь нет места для намеков, – сказал он отрывисто.

– Почему дон Хенаро затеял все это?

– Он хочет испытать тебя, – сказал он. – Скажем так, ему очень важно узнать, сможешь ли ты понять объяснение магов. Если ты решишь загадку, из этого будет следовать, что ты накопил достаточно личной силы и что ты готов. Но если ты провалишься, то это произойдет потому, что личной силы у тебя недостаточно. В таком случае объяснение магов не будет иметь для тебя никакого смысла. Лично я думаю, что мы должны дать тебе это объяснение независимо от того, поймешь ты его или нет. Но, в отличие от меня, Хенаро более консервативный воин. Он любит, чтобы все было в должном порядке, и не хочет давать тебе его до тех пор, пока не сочтет, что ты готов.

– Почему бы тебе самому не дать мне объяснение магов?

– Потому что тем, кто помогает тебе, должен быть Хенаро.

– Почему, дон Хуан?

– Потому что Хенаро не хочет, чтобы я рассказывал тебе, почему.

– Разве мне повредит, если я узнаю объяснение магов?

– Я так не думаю.

– Тогда прошу тебя, дон Хуан, расскажи мне.

– Ты, должно быть, шутишь. У Хенаро есть свои соображения по этому поводу, и мы должны уважать их.

Он сделал повелительный жест, чтобы утихомирить меня. После долгой успокаивающей паузы я спросил:

– Но как же я смогу решить эту задачу, дон Хуан?

– Я действительно не знаю этого, поэтому ничего не могу тебе посоветовать, – сказал он. – Хенаро бесконечно эффективен в своих поступках. И поскольку он делает это ради твоего же блага, то он настроен только на тебя одного. Поэтому только ты один можешь выбрать точное время, чтобы выйти из дому. Он сам позовет тебя и будет вести тебя посредством своего зова.

– Каким будет его зов?

– Я не знаю, его зов для тебя, а не для меня. Он будет касаться непосредственно твоей воли. Иными словами, ты должен использовать свою волю, превратив ее в действующее начало.

"Воля" была еще одной концепцией дона Хуана, которую он тщательно обосновал, отчего, правда, она не стала для меня более ясной. Я понял из его объяснений лишь то, что "воля" представляет собой некую силу, исходящую из живота через невидимое отверстие чуть ниже пупка, которое он называл "просвет". "Воля" намеренно культивировалась только магами. Она приходила к практикующим таинственным образом и якобы давала им возможность совершать необычайные поступки.

Я заметил дону Хуану, что не вижу для себя ни малейшего шанса сделать действующим началом в своей жизни нечто столь неопределенное.

– Здесь ты ошибаешься, – сказал он. – воля развивается в воине несмотря на любое сопротивление разума.

– Разве не мог дон Хенаро, будучи магом, узнать, готов ли я, не проверяя меня? – спросил я.

– Конечно, мог, – сказал он. – Но такое знание не имело бы никакой ценности или последствий, потому что оно было бы изолировано от тебя. Ты – тот, кто учится. Поэтому ты сам должен провозгласить знание силой, а не Хенаро. Хенаро интересует не его знание, а твое. Ты сам должен обнаружить, работает или нет твоя воля. Это очень трудно сделать. Несмотря на все то, что мы с Хенаро знаем о тебе, ты должен доказать самому себе, что способен провозгласить знание силой. Другими словами, ты должен убедиться сам, что можешь использовать свою волю. Если это не так, значит ты должен убедиться в этом сегодня. Если ты не сможешь выполнить эту задачу, тогда дон Хенаро решит, что несмотря на все, что он видит относительно тебя, ты еще не готов.

Меня переполняло волнение.

– Это действительно необходимо? – спросил я.

– Это – просьба Хенаро, и она должна быть выполнена, – сказал он твердо, но дружелюбно,

– Но какое отношение ко мне имеет дон Хенаро?

– Может быть, сегодня ты это обнаружишь.

Я упрашивал дона Хуана, чтобы он не мучил меня своими недомолвками. Он засмеялся, хлопнул меня по груди и пошутил насчет мексиканского грузчика, у которого огромные грудные мускулы, но он не может выполнять тяжелой физической работы, потому что у него слабая спина.

– Следи за теми мышцами, – сказал он. – Они должны быть не только для вида.

– Мои мышцы не имеют отношения к тому, что ты говоришь, – проворчал я.

– Имеют, – ответил он. – Чтобы воля стала действующим началом, тело должно быть совершенным.

Я с раздражением отметил про себя, что дон Хуан опять увел меня в сторону. Поднявшись, я пошел на кухню выпить воды. Дон Хуан последовал за мной и предложил мне потренироваться в воспроизведении крика животного, которому дон Хенаро обучил меня. Мы отошли от дома, я сел на поленницу дров и сосредоточился на имитации этого крика. Пару раз дон Хуан поправил меня и показал, как правильно дышать. Конечным результатом было состояние полной релаксации. Мы вернулись на веранду и снова сели. Я сказал, что моя беспомощность иногда раздражает меня самого.

– Нет ничего неправильного в чувстве собственной беспомощности, – сказал дон Хуан. – Все мы хорошо знакомы с ним. Вспомни, что мы провели целую вечность как беспомощные младенцы. Я уже говорил тебе, что сейчас ты похож на младенца, который не может выбраться сам из колыбели, а тем более – действовать самостоятельно. Хенаро вынимает тебя из колыбели, скажем, берет тебя на руки. Но ребенок хочет действовать, а поскольку он не может, он жалуется на жизнь. В этом нет ничего плохого, но совсем другое дело – индульгировать, протестуя и жалуясь.

Он велел мне расслабиться и предложил задавать вопросы до тех пор, пока мой ум не успокоится.

От неожиданности я не сразу нашелся, что спросить. Дон Хуан развернул соломенную циновку и сказал, чтобы я сел на нее. Затем он наполнил водой большую тыквенную флягу и положил ее в сумку. Казалось, он готовился к путешествию. Он снова сел и выжидательно поднял брови, как приглашая задавать вопросы.

Я попросил его еще раз рассказать мне о бабочке. Он бросил на меня изучающий взгляд и усмехнулся.

– Это олли, – сказал он. – Ты знаешь это.

– Что олли представляет собой в действительности? – спросил я.

– Невозможно сказать, что он такое в действительности. Точно так же, как невозможно сказать, что такое дерево.

– Дерево – это живой организм, – сказал я.

– Мне это мало о чем говорит, – сказал он. – Я могу сказать также, что олли – это сила, напряжение, и я уже говорил тебе это, но это мало что сказало тебе об олли.

Так же как и в случае с деревом, узнать, что такое олли, – значит воспринять его. Ты, возможно, не понимаешь этого, но тебе потребовалось несколько лет подготовки для того, чтобы встретиться с деревом. Встреча с олли – это то же самое. Учитель должен знакомить своего ученика с олли мало-помалу, шаг за шагом. С годами ты накопил достаточно знаний об этом, и теперь ты способен собрать эти знания воедино и ввести в свой опыт олли так же, как ты ввел в свой опыт дерево.

– Я и понятия не имел, что делаю это.

– Твой разум не сознает этого прежде всего потому, что он не может принять саму возможность существования олли. К счастью, совсем не разум собирает олли вместе. Это делает тело. Ты воспринимал олли много раз и в значительной степени. Каждое из этих восприятий откладывалось в твоем теле. Суммой всех этих кусочков и является олли. Я не знаю, как описать его иначе.

Я сказал, что не могу взять в толк, как это тело может действовать само по себе, словно отдельное существо, независимое от моего рассудка.

– Они не разделены, это мы их сделали такими, – сказал он. – Наш мелочный разум всегда в разногласии с телом. Это, конечно, только способ говорить, но достижение человека знания как раз и состоит в том, что он объединяет эти две части воедино. Поскольку ты не человек знания, твое тело сейчас делает странные вещи, которые неспособен воспринять твой разум. Олли – одна из таких вещей. Ты не был безумен и не спал, когда воспринимал олли в ту ночь прямо здесь.

Я спросил о той пугающей мысли, которую они с доном Хенаро зачем-то внушили мне, что олли – это существо, ожидающее меня на краю маленькой долины в горах северной Мексики. Они сказали мне, что рано или поздно я должен буду пойти на это свидание с олли, чтобы бороться с ним.

– Все это лишь способы говорить о тех тайнах, для которых не существует слов. Мы с Хенаро сказали, что на краю той долины тебя ожидал олли. Это заявление было правильным, но не в том смысле, который ты ему придаешь. Олли ждет тебя, это совершенно верно. Но не на краю какой-либо долины, а прямо здесь, или вон там, или в любом другом месте. Олли ждет тебя точно так же, как ждет тебя смерть – повсюду и нигде.

– Зачем он меня ждет?

– Затем же, зачем тебя ждет смерть, – сказал он. – Потому что ты был рожден. В данный момент невозможно объяснить, какой смысл кроется за всем этим. Сначала ты должен ввести олли в свой опыт. Тогда объяснение магов сможет пролить на него свет. Пока что у тебя было достаточно силы, чтобы прояснить по крайней мере один момент, что олли – это бабочка.

Несколько лет назад мы ходили в горы, и там ты столкнулся с чем-то неизвестным. Тогда я не мог рассказать тебе, что именно происходит. Ты видел странную тень, летающую взад и вперед над костром. Ты сам сказал, что она выглядела как бабочка. Хотя ты не знал, о чем говоришь, ты был абсолютно прав. Тень была бабочкой. Затем при других обстоятельствах что-то очень сильно испугало тебя после того, как ты заснул опять-таки перед огнем. Я предупреждал тебя, чтобы ты не спал, но ты не обратил внимания на мои слова. Ты заснул, и это отдало тебя во власть олли, и бабочка наступила тебе на шею. Почему ты остался жив, навсегда останется для меня загадкой. Тогда ты этого не знал, но я уже считал тебя мертвым. Настолько серьезной была твоя оплошность.

С тех пор каждый раз, когда мы бывали в горах или в пустыне, ты даже не замечал, что бабочка всегда следовала за тобой. Так что в общем мы можем сказать, что для тебя олли – это бабочка. Но я не имею в виду, что это бабочка в обычном смысле этого слова. Называть олли бабочкой – опять-таки только способ говорить, способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.

– А для тебя олли тоже бабочка? – спросил я,

– Нет. То, как каждый понимает олли, – это его личное дело.

Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали. Он так и не рассказал мне, что представляет собой олли на самом деле.

– Не стоит приходить в замешательство, – сказал он. – Замешательство – это настроение, в него можно войти, но точно так же и выйти. В данный момент нет возможности прояснить что-либо. Может быть, еще сегодня мы сможем рассмотреть эти вещи более детально, Все зависит от тебя. Или, скорее, от твоей личной силы.

Больше он не проронил ни слова. Я стал очень нервничать от страха, что провалю испытание. Дон Хуан отвел меня за дом и усадил на циновку возле оросительной канавы. Вода текла так медленно, что казалась почти застывшей. Он приказал мне сесть спокойно, остановить внутренний диалог и смотреть на воду. Несколько лет назад я узнал от него, что у меня есть какая-то особая привязанность к воде, что было весьма кстати для тех испытаний, в которые я был вовлечен. Я заметил ему тогда, что у меня нет никакой особой любви к водоемам, хотя и неприязни тоже нет. Он сказал, что как раз потому вода так благоприятна для меня, что я был безразличен к ней. В условиях стресса вода не может схватить меня, но не может и оттолкнуть.

Он сел чуть позади меня справа и велел мне не бояться, потому что он рядом и поможет, если возникнет необходимость.

На мгновение я испугался. Я посмотрел на него, ожидая дальнейших инструкций. Он с силой повернул мою голову в направлении воды и приказал мне начинать, У меня не было ни малейшего представления о том, чего он хочет от меня, и я просто расслабился. Когда я смотрел на воду, то краем глаза заметил камышинки на противоположной стороне. Бессознательно я остановил на них несфокусированные глаза. Медленное течение заставляло их дрожать. Вода имела окраску пустынной почвы. Я заметил, что завихрения воды вокруг камышинок были похожи на развилки или овраги на гладкой поверхности. В какой-то момент эти складки стали гигантскими, и вода превратилась в гладкую охристую поверхность, а затем через доли секунды я крепко спал, или, может быть, впал в состояние, для которого у меня нет другого названия. Больше всего это было похоже на то, что я заснул и увидел очень ясный сон.

Я чувствовал, что могу оставаться в этом состоянии бесконечно, если захочу. Но я намеренно прервал его, включив свой внутренний диалог. Я раскрыл глаза. Я лежал на соломенной циновке, а дон Хуан был в нескольких футах от меня. Мой сон был настолько великолепен, что я тут же начал пересказывать его. Дон Хуан знаком велел мне молчать. Взяв прутик, он указал им на две длинные тени от сухих веток чапараля и очертил по земле сначала одну из них, а затем другую. Тени были около фута длиной и дюйма шириной на расстоянии шести-семи дюймов друг от друга. Движения прутика нарушили мою фокусировку, и я обнаружил, что смотрю раскошенными глазами на четыре тени. Внезапно две тени в середине слились в одну и создали необычайное ощущение глубины. В тени, образовавшейся таким образом, была какая-то необъяснимая округлость и объем. Она почти походила на прозрачную трубу, круглую балку из какой-то неизвестной субстанции. Я знал, что мои глаза раскошены, и тем не менее они казались сфокусированными на одном месте. Поле моего зрения в этом месте было кристально ясным. Я мог двигать глазами, не нарушая общей картины.

Я продолжал наблюдать, стараясь не терять контроля. Я ощутил любопытный порыв отступиться и погрузиться в наблюдаемую сцену. Что-то в том, что я наблюдал, казалось, тянуло меня. Но что-то внутри меня пробилось на поверхность, я начал полусознательный диалог с самим собой и почти мгновенно осознал окружающее в мире повседневной жизни.

Дон Хуан наблюдал за мной. Он, казалось, был озадачен. Я спросил его, все ли в порядке. Не отвечая, он помог мне сесть. Только тогда я сообразил, что лежал на спине, глядя в небо, а дон Хуан склонился надо мной.

Моим первым порывом было рассказать ему, что я в действительности видел тени на земле в то время как смотрел в небо, но он приложил мне руку ко рту. Некоторое время мы сидели молча. У меня не было мыслей. Я испытывал ощущение мира и покоя, а затем совершенно внезапно почувствовал непреодолимое желание встать и пойти в чапараль на поиски дона Хенаро.

Я сделал попытку заговорить с доном Хуаном, но он вздернул подбородок и сжал губы, молчаливо приказывая мне не разговаривать. Я попытался организовать свои ощущения разумным образом, но моя внутренняя тишина мне настолько нравилась, что не было никакого желания утруждать себя логическими соображениями.

После минутной паузы я опять почувствовал настоятельную необходимость идти в чапараль. Я пошел по тропинке. Дон Хуан шел позади меня, как если бы я был лидером.

Мы шли около часа. Мне по-прежнему удавалось оставаться без всяких мыслей. Наконец мы пришли к склону холма. Дон Хенаро сидел у гребня скалы. Он с большим воодушевлением приветствовал меня, но ему приходилось почти кричать, так как он находился примерно в пятидесяти футах над землей. Дон Хуан усадил меня и сел рядом. Дон Хенаро объяснил, что я нашел то место, где он прятался, потому что меня вел звук, который он издавал. Тут я понял, что действительно слышал какой-то звук, который до сих пор считал звоном в ушах. Казалось, он имел внутреннее происхождение, зависел от состояния тела и был настолько неопределенным, что я никак не оценивал и не интерпретировал его. Мне показалось, что в левой руке у дона Хенаро был какой-то маленький инструмент. С того места, где я сидел, я не мог его рассмотреть. Инструмент был похож на варган. С его помощью он производил мягкий неземной звук, который был практически неразличим. Он продолжал играть на нем некоторое время, как бы давая мне возможность осознать то, что он мне сказал. Затем он раскрыл ладонь. Никакого инструмента там не было. Меня ввело в заблуждение то, как он прикладывал руку ко рту. В действительности он издавал звук при помощи губ и края ладони между большим и указательным пальцами.

Я повернулся к дону Хуану, собираясь объяснить ему, что дон Хенаро одурачил меня своими движениями. Дон Хуан быстрым жестом велел мне не разговаривать, а наблюдать за действиями дона Хенаро. Я повернулся, чтобы взглянуть на дона Хенаро, но его не было. Я подумал, что он уже спустился вниз. Несколько секунд я ждал, пока он появится из-за кустов. Скала, на которой он стоял, была любопытным образованием. Она больше походила на огромный карниз сбоку от еще большей скалы. Я, должно быть, отвел от него глаза всего на пару секунд. Если бы он забрался наверх, то я успел бы заметить его, прежде чем он достиг бы верха каменной стены. Если бы он спустился вниз, то его тоже можно было бы видеть с того места, где я сидел.

Я спросил, куда делся дон Хенаро. Дон Хуан ответил, что тот все еще стоит на выступе. Насколько я видел, там никого не было, но он настойчиво утверждал, что дон Хенаро все еще стоит на скале. Казалось, он не шутил. Его глаза были жесткими и смотрели в упор. Он отрывисто сказал, что моих органов чувств недостаточно, чтобы уследить за действиями дона Хенаро, и приказал остановить внутренний диалог. Я сразу попытался это сделать и закрыл глаза, но он бросился ко мне, встряхнул за плечи и прошептал, чтобы я смотрел на каменный карниз.

Его слова донеслись до меня как сквозь сон. Совершенно автоматически я взглянул на карниз и снова увидел там дона Хенаро, но это почему-то оставило меня равнодушным. Почти бессознательно я отметил, что мне очень трудно дышать, но не успел я подумать об этом, как дон Хенаро прыгнул вниз со скалы. Это не произвело на меня никакого впечатления. Они взяли меня под руки и поставили на ноги. Затем дон Хенаро помог мне сделать несколько шагов. Он прошептал мне на ухо что-то непонятное, и внезапно тело мое рванулось вверх каким-то невероятным образом. Ощущение было таким, словно он вцепился в кожу моего живота и швырнул на карниз или, возможно, на другую скалу. Я знал только, что мгновенно оказался на скале. Картина была мимолетной, и я не успел разобрать деталей, но тем не менее мог бы поклясться, что это был тот самый каменный карниз. Затем что-то во мне сдалось, и я полетел назад, проваливаясь в обволакивающую дурноту. Через какое-то время я осознал, что дон Хуан обращается ко мне. Я был как во сне, пытаясь пробиться изнутри через окутавшую меня завесу, тогда как дон Хуан пробивался через нее снаружи. Наконец она действительно лопнула, и я отчетливо услышал слова дона Хуана. Он приказывал мне выбираться на поверхность. Я отчаянно пытался совладать со своим состоянием, но безуспешно, невольно удивляясь тому, как это трудно.

Я старался заговорить с самим собой. Дон Хуан, казалось, понимал, что со мной происходит. Он настойчиво приказывал приложить больше усилий. Что-то извне не давало мне начать привычный внутренний диалог. Казалось, какая-то неведомая сила делала меня сонным и безучастным. Я продолжал бороться с ней, пока не начал задыхаться. Я слышал, как дон Хуан что-то сказал мне. Мое тело непроизвольно задрожало от напряжения. Я почувствовал себя так, как будто меня захватило и втянуло в смертельную битву что-то не дающее мне дышать. У меня не было даже страха. Скорее, какая-то неконтролируемая ярость овладела мной и достигла такой степени, что я рычал и визжал, как животное. Затем мое тело испытало толчок, который мгновенно остановил меня. Я опять мог нормально дышать и понял, что дон Хуан льет воду из фляги мне на живот и шею.

Он помог мне сесть. Дон Хенаро стоял на карнизе. Он позвал меня по имени, а затем спрыгнул на землю. Я увидел его падение с высоты около пятидесяти футов и испытал непереносимое ощущение в области пупка. Такое же ощущение у меня бывало, когда я падал во сне.

Дон Хенаро подошел ко мне и улыбаясь спросил, понравился ли мне его прыжок. Я безуспешно пытался что-нибудь сказать. Он опять позвал меня по имени.

– Карлитос! Следи за мной!

Он взмахнул руками в стороны четыре или пять раз, как бы набирая инерцию, а затем прыгнул и исчез из виду или сделал что-то такое, чего я не смог бы описать. Он был в пяти-шести футах от меня, а затем исчез, как будто его втянула какая-то неконтролируемая сила.

Я чувствовал себя утомленным и безучастным. Было ощущение безразличия и я не хотел ни думать, ни говорить с самим собой. Я чувствовал не испуг, а необъяснимую печаль. Мне хотелось плакать. Дон Хуан несколько раз ударил меня костяшками пальцев по голове и засмеялся, как если бы все, что случилось, было шуткой. Затем он потребовал, чтобы я разговаривал с собой, потому что на этот раз внутренний диалог был отчаянно нужен. Я слышал, как он приказывает мне: "Разговаривай! Разговаривай!"

Губы сводила судорога. Мой рот двигался без единого звука. Я вспомнил, как дон Хенаро двигал ртом подобным же образом, когда устраивал клоунаду, и хотел бы сказать, как сказал он: "Мой рот не хочет разговаривать". Я попытался произнести что-нибудь, и мои губы болезненно искривились. Дон Хуан, казалось, вот-вот свалится от смеха. Его радость была так заразительна, что я тоже засмеялся. Наконец он помог мне подняться. Я спросил, собирается ли дон Хенаро вернуться. Он сказал, что на сегодня с меня достаточно.

– Ты почти сделал это, – сказал дон Хуан. Мы сидели на кухне у горящего очага. Дон Хуан настаивал, чтобы я поел, но я не чувствовал ни голода, ни усталости. Мною овладела необычайная меланхолия; я чувствовал себя отстраненным от событий дня. Дон Хуан вручил мне мой блокнот. Я через силу выдавил из себя несколько замечаний, пытаясь вернуться в свое обычное состояние. В конце концов это мне удалось. Казалось, с меня внезапно спала какая-то пелена, и я вновь оказался в привычном состоянии заинтересованности и ошеломленности,

– Хорошо, хорошо, – сказал дон Хуан, погладив меня по голове. – Я говорил тебе, что подлинным искусством воина служит умение уравновешивать ужас и удивление.

Настроение дона Хуана было необычным. Он выглядел каким-то нервным, встревоженным. Казалось, он о чем-то хотел поговорить со мной. Я решил, что он готовит меня к объяснению магов и сам встревожился. В его глазах был странный блеск, который прежде я видел лишь несколько раз. Я спросил, что с ним. Дон Хуан ответил, что рад за меня и что как воин он разделяет радость побед окружающих его людей, если только это победы духа. Он добавил, что я, к сожалению, еще не готов к объяснению магов, потому что, хотя я и успешно решил задачу дона Хенаро, но не смог отразить его последнюю атаку и был почти мертв, когда дон Хуан лил на меня воду.

– Сила Хенаро была подобна приливу, который поглотил тебя, – сказал он.

– Разве дон Хенаро желает мне вреда? – спросил я.

– Нет, – сказал он. – Хенаро хочет помочь тебе, но сила может быть встречена только силой. Он испытывал тебя, и ты не выдержал испытания.

– Но ведь я решил его задачу, не так ли?

– Это ты сделал прекрасно, – сказал он. – Настолько прекрасно, что Хенаро решил, что ты способен к настоящей задаче воина. И ты почти выполнил ее. Но на этот раз тебя подкосило не индульгирование.

– А что же?

– Ты слишком нетерпелив и в тебе слишком много насилия. Вместо того, чтобы расслабиться и идти вместе с Хенаро, ты стал сопротивляться ему. Ты не можешь победить его. Он сильнее тебя.

Затем дон Хуан дал мне несколько советов относительно моих отношений с людьми вообще. Его замечания, в сущности, были переложением на серьезный лад недавних шутливых поучений дона Хенаро. Он был благодушно настроен и без всяких уговоров с моей стороны стал объяснять, что происходило во время двух моих последних приездов.

– Как ты знаешь, – сказал он, – главная помеха в магии – внутренний диалог: это ключ ко всему. Когда воин научится останавливать его, все становится возможным. Самые невероятные проекты становятся выполнимыми. Ключом ко всякому колдовству и магическому опыту, который ты пережил недавно, был тот факт, что ты смог остановить внутренний разговор с самим собой. В трезвом уме ты видел олли, двойника Хенаро, видящего сон и видимого во сне, а сегодня был близок к тому, чтобы узнать о целостности самого себя. Это было задачей воина, и Хенаро считал, что ты ее выполнишь, потому, что к тому времени ты уже накопил достаточно личной силы. В прошлый твой визит я увидел очень важный знак. Когда ты приехал, я заметил, что олли бродит вокруг. Я услышал его мягкие шаги, а потом увидел бабочку, которая смотрела, как ты выходил из машины. Олли был неподвижен, наблюдая за тобой. Это было для меня наилучшим знаком. Если бы он возбужденно двигался вокруг, как это бывало раньше, словно недовольный твоим присутствием, то ход событий был бы совсем другим. Много раз я замечал олли, недружелюбно настроенного по отношению к тебе, но в этот раз знак был верный, и я знал, что у него есть для тебя кусочек знания. Вот почему я сказал тебе, что у тебя назначено свидание со знанием, свидание с бабочкой, которое долго откладывалось. По какой-то непонятной для нас причине олли предпочел явиться тебе в форме бабочки.

– Но ты говорил, что олли бесформенный и что о нем можно судить только по его проявлениям, – сказал я.

– Верно, – ответил он. – Но олли является бабочкой и для связанных с тобой наблюдателей – Хенаро и меня. Для тебя олли – только проявление, ощущение в твоем теле, или звук, или золотые крупинки знания. Тем не менее, это остается фактом: избрав форму бабочки, олли говорит мне и Хенаро что-то очень важное. Бабочки дают знание, они друзья и помощники магов. Именно потому, что олли предпочел быть рядом с тобой бабочкой, Хенаро поставил на тебя так много.

В ту ночь твоя встреча с бабочкой, как я и предвидел, была для тебя истинным свиданием со знанием. Ты узнал зов бабочки, почувствовал золотую пыльцу на ее крыльях, но главное, в ту ночь ты впервые осознал, что видел, а твое тело узнало, что мы – светящиеся существа. Ты еще не полностью оценил это поразительное событие в твоей жизни. Хенаро продемонстрировал тебе со страшной силой и ясностью, что мы являемся чувством, ощущением, а то, что мы называем своим телом – это пучок светящихся волокон, наделенных сознаванием.

Прошлой ночью ты вновь находился под покровительством олли. Когда ты приехал, я посмотрел на тебя и понял, что нужно позвать Хенаро, чтобы он смог объяснить тебе тайну видимого во сне и видящего сон. Как обычно, ты считал тогда, что я тебя разыгрываю, но Хенаро вовсе не прятался в кустах, как ты полагал. Он действительно появился ради тебя, даже если твой разум отказывается в это поверить.

Эта часть разъяснений дона Хуана была действительно слишком трудной, чтобы принять ее на веру. Я не мог ее признать и сказал, что дон Хенаро был реальным и относился к этому миру.

– Все, что ты видел и чему до сих пор был свидетелем, было реальным и относилось этому миру, – сказал он. – Другого мира нет. Твой камень преткновения – это особая настойчивость с твоей стороны, и эту твою особенность нельзя вылечить объяснениями, поэтому сегодня Хенаро обращался непосредственно к твоему телу. Тщательный анализ того, что ты сделал сегодня, покажет тебе, что твое тело превосходно смогло объединить отдельные части мозаики. Каким-то образом ты воздержался от индульгирования в своих видениях у оросительной канавы. Ты удерживал редкостный контроль и отрешенность, как это и должен делать воин; ты ничего не принимал на веру, и все же действовал эффективно и поэтому смог последовать зову Хенаро. Ты действительно нашел его без всякой помощи с моей стороны.

Когда мы подошли к каменному выступу, ты был пропитан силой, и ты увидел Хенаро стоящим там, где с той же целью стояли другие маги. Он подошел к тебе после того, как спрыгнул с выступа. Он сам был силой. Если бы ты продолжал действовать так же, как у оросительной канавы, то ты бы увидел его таким, каким он есть в действительности – светящимся существом. Вместо этого ты испугался, особенно когда Хенаро заставил тебя прыгнуть. Одного этого прыжка было бы достаточно, чтобы вывести тебя из твоих собственных границ. Но у тебя не было сил, и ты вновь рухнул в мир своего разума. После этого ты, конечно, вступил в смертельную битву с самим собой. Что-то в тебе – твоя воля – хотело идти с Хенаро, тогда как твой разум противился этому. Если бы я тебе не помог, ты бы лежал сейчас, мертвый и был похоронен на месте силы. Но был момент, когда исход был сомнительным даже несмотря на мою помощь.

Несколько минут мы молчали. Я ждал, что он заговорит. В конце концов я спросил:

– Дон Хенаро действительно заставил меня прыгнуть на каменный выступ?

– Это не был прыжок в том смысле, в каком ты привык его понимать. Повторяю тебе еще раз, что это только способ говорить. До тех пор, пока ты думаешь, что ты твердое тело, ты не способен воспринять моего объяснения.

Он насыпал на землю пепел возле лампы, покрыв участок примерно в два квадратных фута, и пальцем нарисовал диаграмму, состоящую из восьми точек, соединенных между собой линиями. Это была геометрическая фигура.

Такую же фигуру он рисовал мне год назад, пытаясь объяснить, что когда я наблюдал четыре раза подряд падение одного и того же листа с одного и того же дерева, это не было иллюзией.

Диаграмма на пепле имела два центра. Один он назвал "разумом", а второй – "волей". "Разум" был непосредственно соединен с точкой, названной им "говорением". Через "говорение" "разум" косвенно был соединен с тремя точками: "ощущение", "сновйдение" и "вйдение". Другой центр, "воля", был непосредственно связан с "ощущением", "сновйдением" и "вйдением", но только косвенно с "разумом" и "говорением".

Я отметил, что диаграмма отличалась от той, которую я зарисовал в своем блокноте год назад.

– Внешняя форма не имеет значения, – сказал он. – Эти точки представляют человека и могут быть нарисованы как угодно.

– Они представляют тело? – спросил я.

– Не называй это телом, – сказал он. – На волокнах светящегося существа есть восемь точек. На диаграмме ты видишь, что главное в человеке – это воля, ведь она непосредственно связана с тремя точками: ощущением, сновйдением и вйдением. И лишь во вторую очередь человек – это разум. Центр разума играет гораздо меньшую роль, так как соединен только с говорением.

– А что значат две другие точки, дон Хуан?

Он взглянул на меня и улыбнулся.

– Сейчас ты намного сильнее, чем тогда, когда мы впервые говорили об этой диаграмме, но еще недостаточно силен, чтобы понять значение всех восьми точек. Со временем Хенаро покажет тебе оставшиеся две.

– У каждого ли имеются все восемь точек, или только у магов?

– Можно сказать, что у каждого. Две из них – разум и говорение – известны всем. Так или иначе мы знакомы и с чувством, хотя и смутно. Но лишь в мире магов достигается знакомство со сновйдением, вйдением и волей. Наконец на краю этого мира встречаешься еще с двумя. Сознавание всех восьми точек – это именно то, что приводит нас к целостности самих себя.

Он показал на диаграмме, что все точки могут косвенно соединяться между собой.

Я снова спросил о двух таинственных точках. Он сказал, что они соединяются только с "волей", удалены от "чувства", "сновйдения" и "вйдения" и еще дальше – от "говорения" и "разума", показав пальцем, что они изолированы не только от остальных точек, но и друг от друга.

– Эти две точки недоступны ни говорению, ни разуму, – сказал он. – Только воля может иметь с ними дело, разум настолько удален от них, что пытаться понять их совершенно бессмысленно. Этот момент – один из труднейших, так как природа разума заставляет его стремиться понять даже то, что не имеет ничего общего с пониманием.

Я спросил его, соответствуют ли эти восемь точек каким-то участкам тела или органам.

– Соответствуют, – сухо ответил он и стер диаграмму.

Он стал показывать центры, прикасаясь к соответствующим местам на моем теле. Голова была центром "разума" и "говорения", верхняя часть груди – центром "чувства", место чуть ниже пупка – "воли". Центр "сновйдения" был с правой стороны против ребер, а "вйдения" – с левой. Он сказал, что у некоторых воинов центры "вйдения" и "сновйдения" расположены на одной стороне.

– А где остальные две точки? – спросил я.

Он дал мне совершенно непристойный ответ и расхохотался.

– Ты очень хитрый, – сказал он. – Думаешь, что я сонный старый козел, не так ли?

Я объяснил, что спросил скорее по инерции.

– Не торопись, – сказал он. – В свое время ты это узнаешь, но с той поры будешь предоставлен самому себе.

– Ты хочешь сказать, что я никогда больше не увижу тебя?

– Никогда, – сказал он. – Мы с Хенаро станем тем, чем были всегда – пылью при дороге.

У меня перехватило дыхание.

– О чем ты говоришь, дон Хуан?

– Я говорю о том, что все мы – непостижимые существа, светящиеся и безграничные. Ты, Хенаро и я связаны одной целью, которую мы для себя не выбирали.

– Что это за цель?

– Это цель пути воина. Ты не можешь сойти с него, и мы тоже. До тех пор, пока наше главное достижение впереди, ты будешь находить меня или Хенаро. Но когда мы с ним достигнем своей цели, ты полетишь свободно, и никому не известно, куда понесет тебя сила твоей жизни.

– Какую роль играет в этом дон Хенаро?

– Пока что эта тема не для тебя. Сегодня я должен углубить зацепку Хенаро и помочь тебе лучше осознать тот факт, что все мы – светящиеся существа, что мы не объекты, а чистое сознавание, не имеющее ни плотности, ни границ. Представление о плотном мире лишь облегчает наше путешествие на земле, это описание, созданное нами для удобства, но не более. Однако наш разум забывает об этом, и мы сами себя заключаем в заколдованный круг, из которого редко вырываемся в течение жизни.

Сейчас, например, ты пытаешься высвободиться из пут разума. Появление дона Хенаро на краю чапараля кажется тебе невероятным и немыслимым; тем не менее ты не можешь отрицать, что был свидетелем этого. Ты видел это своими глазами.

Дон Хуан усмехнулся и тщательно нарисовал на пепле другую диаграмму, но не позволил ее скопировать, прикрыв шляпой.

– Мы – воспринимающие существа, – продолжал он. – Однако воспринимаемый нами мир – это иллюзия. Он создан описанием, которое нам внушали с рождения.

Мы, светящиеся существа, рождаемся с двумя кольцами силы, но для создания мира используем только одно из них. Это кольцо, которое замыкается на нас в первые годы жизни, есть разум и сопутствующее ему говорение. Именно они и состряпали этот мир, столковавшись между собой, а теперь поддерживают его.

Так что твой мир, охраняемый разумом, создан описанием и его неизменными законами, которые разум научился принимать и отстаивать,

Секрет светящихся существ заключается в том, что у них есть второе кольцо силы, которое почти никогда не используется – Воля. Мага использует тот же прием, что и обычный человек. У обоих есть описание, но только обычный человек поддерживает свое при помощи разума, а маг – при помощи воли. Оба описания имеют свои законы, и эти законы поддаются восприятию. Но воля по сравнению с разумом более всеобъемлюща, и в этом преимущество мага.

Сейчас, я хочу тебе предложить, чтобы, начиная с этой минуты, ты позволил себе воспринимать и поддерживать оба описания – мира разума и мира воли. Чувствую, что для тебя это единственный способ использовать твой повседневный мир как вызов и как средство накопить достаточно личной силы для обретения целостности самого себя.

И тогда, быть может, тебе ее хватит уже в следующий твой приезд. Но жди до тех пор, пока не почувствуешь, как сегодня у оросительной канавы, что внутренний голос подсказывает тебе поступить именно так, а не иначе. Помни, что приезжать в любом другом настроении для тебя не только бесполезно, но и опасно.

Я заметил, что если мне следует ждать такого голоса, то мы, вероятно, больше никогда не увидимся.

– Ты не представляешь себе, насколько хорошо можно действовать, когда тебя прижмут к стенке, – сказал он.

Дон Хуан поднялся, взял охапку дров и подбросил в глиняную печь несколько сухих палок; разгоревшееся пламя отбрасывало на землю желтоватые отблески. Потушив лампу, он сел на корточки перед своей шляпой, которая накрывала рисунок, сделанный им на пепле.

Он велел мне расслабиться, выключить внутренний диалог и смотреть на шляпу. С минуту я боролся с собой, а затем возникло ощущение парения или падения с высоты. Казалось, меня ничто не поддерживало, я как бы не имел тела.

Дон Хуан поднял шляпу. Под ней были спирали пепла. Я смотрел на них, не думая. Я видел, что спирали двигаются и ощущал их своим животом. Пепел, казалось, собрался в кучу, а затем взметнулся, развеялся, и внезапно я увидел дона Хенаро, сидящего передо мной.

Это зрелище мгновенно вернуло мой внутренний диалог. Думая, что это сон, я начал прерывисто дышать и попытался открыть глаза, но они и так были открыты.

Я слышал как дон Хуан велит мне вставать и двигаться. Вскочив, я побежал на веранду. Дон Хуан и дон Хенаро бросились за мной. Дон Хуан пошел в дом, вынес лампу и повесил ее на балку. Я никак не мог перевести дыхание и пытался успокоиться, как делал это раньше, повернувшись к западу и выполняя бег на месте с поднятыми руками. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал, что эти движения делаются только в сумерках.

Дон Хенаро закричал, что для меня это сумерки, и оба они рассмеялись. Дон Хенаро побежал к кустам, а затем прыгнул обратно на веранду, как если бы он был привязан к огромной резиновой ленте, которая растянулась, а затем дернула его обратно. Он повторил это движение три-четыре раза, а затем подошел ко мне. Дон Хуан пристально смотрел на меня, хихикая, как ребенок. Они незаметно переглянулись, и дон Хуан громким голосом сказал дону Хенаро, что мой разум опасен и что он может убить меня, если его не усмирить.

– Бога ради! – взревел дон Хенаро. – Усмири его разум!

Они подпрыгивали и смеялись, как дети. Дон Хуан усадил меня на освещенное лампой место и вручил блокнот.

– Сегодня мы действительно разыграли тебя, – сказал он тоном заговорщика. – Не бойся. Хенаро просто прятался под моей шляпой.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>