Глава 6 О ТЕОРИЯХИ ИХ ПОЛЕЗНОСТИ - Возрастная психология - Абрамова

(Очень личная и очень короткая)

 ...Чем же тебе так противны люди? - Чем? своей низо-стью, мелкостью души. Боже мой! Когда подумаешьсколько подлостей вращается там, где природа бросилатакие чудные семена... - Да тебе что за дело? Исправитьчто ли, хочешь людей9

И.А.Гончаров,«Обыкновенная история»

Мы уже с вами говорили о том, что в своей ежедневнойжизни каждый из нас встречается с идеями Добра и Зла, Жиз-ни и Смерти, Я и другого, они воплощают в себе переживаниячеловеком своей сущности. Эти переживания нельзя не заме-чать, их нельзя не чувствовать, так как они отражаются в томнеравенстве между людьми, которое приводит к непонима-нию, к конфликтам не только между двумя людьми, но междубольшими общностями людей, мы испытываем их на себе какфакт присутствия другого человека. То, чем руководствуетсяэтот другой, может определить жизнь миллионов людей. Еготеории превращаются в практику.

Еще много десятилетий народ нашей страны будет пере-живать последствия применения одной теории на практике -теории научного коммунизма, сделавшей невозможным суще-ствование не только других теорий, но и жизней очень мно-гих людей.

В судьбе не одного поколения людей разных стран будутотзываться идеи равенства и братства, внедряемые силойоружия разного вида.

Я же хотела поговорить о других идеях и теориях, - о тех,которые возникают в науке и начинают жить совершенно неве-роятным способом. Достаточно, например, ссылки на то, как таили иная идея поддерживается или рассматривается в науке, какона приобретает большую убедительность. Люди склонны до-верять научному знанию, хотя не устают в то же время обесце-нивать его значение в собственном стремлении к счастью.

Наука - это особая сфера деятельности людей, задача ко-торой состоит в выработке и теоретической систематизацииобъективных знаний о действительности.

Наука призвана открывать законы, ее результат - прира-щение знания. Это относительно новое завоевание человече-ства - наука оформилась как профессиональная деятельностьв XVII - начале XVIII века, когда в Европе были организова-ны первые научные сообщества. История науки и частных ееотраслей - захватывающее приключение человеческого духа.

Но я хотела бы поговорить не об этом, а о той истории отече-ственной психологии, непосредственным свидетелем и участ-ником которой мне пришлось стать.

Несколько биографических строчек: я поступила на фа-культет психологии Московского государственного универ-ситета им. М.В.Ломоносова, когда заканчивалась знаменитаятеперь оттепель, во время которой и был организован самфакультет (1968 г.). В период обучения на факультете меня, даи не только меня, очень увлекла идея формирования качествпсихической деятельности человека, сама возможность (таккрасиво экспериментально доказываемая) добиться от чело-века тебе, экспериментатору, уже известных заранее показате-лей его активности. Это наполняло гордостью за человече-ский разум, за вполне, казалось, реальную возможность уст-роить жизнь красиво, разумно, справедливо. Загадочные идо сих пор слова «субъект» и «объект» делили мир строго иметодично. Оправдание, нет, обоснование для воздействияна другого человека было найдено - научная истина. Имен-но она оправдывает формирование, обучение, управлениепознавательной и другой деятельностью человека. Не толь-ко обосновывает, но разрешает это делать, так как наукадает знания об истине.

Магическими были слова Л.С.Выготского о том, что вовнутреннем мире человека нет ничего, чего бы не было вотношениях с другими людьми. Они долго поддерживалииллюзию ценности формирования, формирующего экспери-мента, экспериментирования как способа получения данныхо человеке, пока я по-настоящему (для себя) не прочла еготексты: отношения между людьми опосредованы множест-вом факторов, а не только тем содержанием, которое исполь-зуется в понятиях. Чтобы понять это, потребовались время исилы отказаться от роли экспериментатора для получения«истинного» знания о людях. Но это факт моей личной био-графии.

Насколько я могу судить, идея формирования, формирую-щего эксперимента стала достоянием гуманитарных наук не такдавно - в XX столетии, и корни ее в философии насилия, оп-равдывающей существование силы воздействия одного челове-ка на другого ради... (вместо точек можно поставить любую извысоких гуманистических целей: счастья всех, счастья человека,успеха, уничтожения страдания и тому подобное).

Недаром до сих пор ломаются копья в вопросе о том, какучить человека, то есть как формировать у него что-то полез-ное, с точки зрения учителя. Насколько здесь возможно, нужно, необходимо насилие? Я бы не упрощала ответ на этотвопрос, как и сам вопрос о том, владеет ли человек (без учите-ля) представлением о том, что ему полезно. Ведь это опятьвопросы о сущности человека, которые я уже не раз задавалана этих страницах.

Формировать значит оказывать воздействие, обосновываяего. Естественно, что если меняется содержание обоснованиявоздействия, то и оно претерпит изменения, будет вписывать-ся в другую систему смыслов воздействующего.

Мы уже обсуждали проявление позиции во взаимодейст-вии, наличие собственной позиции, трансцендентальных ак-тов. Надо иметь право на воздействие, оно будет возникать изсодержания этой дистанции, которую воздействующий можетпроявить и сохранить по отношению к собственному Я, что-бы дать возможность за счет этого существовать Я другогочеловека.

Для меня проблема формирования сместилась в сферу эти-ки, где сама целесообразность успеха в освоении действия илипонятия не выглядела как что-то значимое.

Умение писать или знание о том, что жук - это насекомое,как-то мало влияли на экзистенциальную характеристикучеловека, а его нравственные качества так и вообще весьмаслабо коррелировали со знаниями, умениями и другими, кра-сивыми, на первый взгляд, качествами. Дебильный ребенок, струдом освоивший акты письма и счета, был добродушнее,вежливее, даже деликатнее бойкого умника, с вызовом ос-корблявшего учителя и одноклассников.

В масштабах общества идея формирования как-то оченьбодро звучала и отложилась в сознании словами: «Не хочешь -заставим, не можешь - научим». Собственное сознание проти-вилось мысли, что можно поэтапно сформировать творческоемышление, воображение, восприятие. Наука начинала казатьсячем-то опасным и ненужным в жизни, о которой, думается,честнее всех писали поэты.

Потом появился З.Фрейд, нет, не в виде своих собственныхтекстов, а в разных вариантах его интерпретации другими.Внутренний мир человека, благодаря первому прикосновениюк идеям З.Фрейда, ожил, стал как бы относительно независи-мым от экспериментатора.

Учение З.Фрейда при знакомстве с ним впервые по-настоящему заставило задуматься о том, что весь оптимизмусвоения, присвоения, социализации человека мало чем оправ-дан. Я поняла З.Фрейда так: у человека есть что-то изначальноему данное, это что-то не сводится к результатам внешнего

воздействия, это что-то само преобразует эти воздействия, по-тому что умеет изменять их в соответствии со своим же собст-венным строением. Описание этого строения З.Фрейдом, выде-ление устойчивых и узнаваемых по жизненным фактам харак-теристик Я, Оно и Сверх-Я, возможность увидеть защитныемеханизмы в бытовой, обыденной жизни были одним из глав-ных событий в моем изучении психологии.

Я, место которому так трудно было найти в «совокупностиобщественных отношений», стало будто бы ближе, оно, примоем понимании Фрейда, просто стало принадлежать самомусебе. Его нельзя было сформировать кому-то, оно или было учеловека, или его не было. Это одно из самых сильных впе-чатлений при знакомстве с идеями З.Фрейда.

Я было в постоянном напряжении, испытывая на себевсю противоречивость своей же жизни, где было место - бес-сознательному Оно и было место высшему, идеальному -Сверх-Я. Оно и Сверх-Я таинственны и недоступны как глу-бина океана и высота небес. Где-то между ними протекаетобыденная жизнь Я, которая не разрушается от перегрузокпогружения в глубину или восхождения к вершинам, Я надонаучиться жить на своем уровне, определив его с помощьюзащитных механизмов.

Такая картина понимания З.Фрейда у меня была долгоевремя, она стала существенно меняться, когда я прочиталамногие из его текстов, но главное осталось - осталось чувст-во, что Фрейд пытался найти ключи к пониманию страданийживых людей, с которыми он, как врач, имел дело. Они длянего не были отстраненными испытуемыми, они его пациен-ты, они (их здоровье) зависели от того, что сделает с нимиЗ.Фрейд, как он сумеет понять то, что с ними происходит.З.Фрейд отвечал за здоровье своих пациентов, когда людистановились ими, он воспринимал их реально, во всей полно-те их жизни, как сам ее чувствовал и понимал.

Этого не требовалось от психологов-экспериментаторов,проводивших формирование в соответствии со своими ги-потезами. Психология для меня стала приобретать болеечеловеческое лицо, в ней было уже место не только психиче-ским функциям - памяти, вниманию, мышлению, ощуще-нию, восприятию, воображению, а чему-то более сложному -сверхсложному.

Тем удивительнее было читать работы людей, которые на-зывали себя психоаналитиками и учениками Фрейда, работы,в которых человеческое в человеке - его творчество - своди-лось к сексуальности. Чего-то не хватало в их анализе, он был

слишком прост и поверхностен. Сегодня я бы сказала, что внем не было самого З.Фрейда - того, который есть в его соб-ственных текстах.

Только сегодня я отчетливо понимаю, что теорию нельзязаимствовать, - она продукт и процесс творчества человекаее создающего, то, что осталось от теории в его текстахтолько маленькая толика того, что думал, чувствовал он насамом деле.

Когда я сейчас думаю о том, сколько написано книг и статейо З.Фрейде и его учении (очень-очень много), о самой жизниЗ.Фрейда, я понимаю, что таких книг будет все больше, таккак современная психология все равно не может (пока?) за-фиксировать и объяснить тайну Я. Ту тайну, которая связа-на в нашем сознании со знакомыми каждому с детства сло-вами любовь,совесть,вера.

З.Фрейд, по-моему, показал, что ключи для разгадки тай-ны можно найти, можно, используя их, подойти к ней. Но утайны Я оказалось одно важное свойство - чем ближе к нейприближались, тем заметнее она меняла свой облик, - най-денный ключ уже не годился. Вот и думается, что столь мно-гочисленные толкования и понимания З.Фрейда и его идейпохожи на поход толпы за тайной, и при этом используетсяодна карта на всех, но в процессе движения карта меняется иочень быстро. Толпа может не заметить этого.

Эта карта менялась и в руках самого З.Фрейда - он пере-живал тупики и озарения в своем понимании психического.Сегодня, когда его имя и идеи доступны многим в весьма уп-рощенной и безличной форме, у них возникает то отношениек этим идеям, которое они сами могут выработать. Уверена,что оно будет далеко не тем, каким оно было у З.Фрейда, аэто очень много значит. Иногда гораздо больше, чем думаетоб этом сам человек, слепо доверяя своим мыслям, подавляяестественные чувства или, наоборот, полностью доверяя толькосвоим влечениям и чувствам и отказываясь слушать голоссобственного разума.

Это тот самый парадокс психологии, что познающий ееделает это так, как Он (а не кто-то другой) это умеет, как этоему дано в качествах его (исследователя) Я.

Современная психология для меня сегодня по-прежнемучасто выглядит набором формально-логических рассужденийо предмете психологии.

В свое время благодаря работам 3. Фрейда наука стала вы-глядеть по-другому, она шла от страданий живых людей истремилась облегчить эти страдания, понимая их причину.

Поичиной оказалось несовершенсгво человека, его зависимость

самого себя. Зависимость, которую он мог преодолеть и спомощью другого. И этим другим оказывался ученый.

На какое-то время показалось, что в поиске путей пре-одоления страданий человека и есть смысл теорий науки (яуже говорила, что примерно через десять лет столкнулась и сдругими причинами, вызывающими страдания моих совре-менников). Но это как-то не соответствовало чувству, с дет-ства звучащему в словах: «Я жить хочу, чтоб мыслить истрадать», «На свете счастья нет, но есть покой и воля».

Ни З.Фрейд, ни другие люди, о которых я к тому времениуже слышала или читала, не объяснили этого. Человек казалсямне в научных текстах вообще исчезнувшим, их стало трудночитать - эксперименты по анализу детьми слова и подобноеим не вызывали ничего, кроме ужаса от невозможности уви-деть суть происходящего в них в целом; вопрос о том, зачемвсе это нужно, исчезал, так как в ходе экспериментов всегдаподтверждалась гипотеза, которую мудрый исследователь такточно сумел сформулировать.

Я бесконечно благодарна судьбе за встречу с В.В.Давы-довым, Э.В.Ильенковым, В.П.Зинченко, М.К.Мамардашвили,я была их студенткой. Сейчас, через двадцать лет после моегоученичества, я могу оценить то, что они делали и сделали дляпсихологии. Они не дали ей умереть от собственного оптимиз-ма в то время, когда «идеи партии торжествовали», думаю, чтоне дадут умереть и сейчас, когда торжествуют другие идеи.

Во время тех живых встреч, а потом через книги и статьи, явсе больше понимала не только сложность их работы в идео-логизированной науке, но и их мужество не упрощать проблемусущности человека для нас, их учеников. Мыслить о мыслиможно, потому что человек не есть мысль. Значит, в отношени-ях между людьми есть нечто позволяющее мыслить о мысли.

Это потом, через много лет сам В.П.Зинченко написал опроблеме Богочеловека в психологии, сделав ее как бы ле-гально названной, а тогда, в 1989 г., он впервые говорил наВсесоюзном съезде психологов о других принципах психоло-гии, и я, слушая его, замирала от ожидания - скажет ли онслово «Бог». Тогда я его не услышала, но узнала, как узнава-ла его и в собственных рассуждениях о том, что идеальное(идеал, ценность) приходит к человеку особым путем, покрайней мере мне этот путь не назвать сегодня иначе как пу-тем откровения.

Идею можно внедрять насильно, идеал - нельзя. Нужнаособая работа человека, чтобы он создал идеал, и ей есть

название - это любовь к Богу, нужна только сила, чтобызаставить человека следовать идее, но сила иссякнет и путьпрекратится.

Работа по созданию идеала обладает бесконечным потен-циалом энергии. Вот поэтому человек формирующий - и по-хож на дрессировщика с кнутом, а человек, созидающий ивоплощающий идеал, - похож только на самого себя, ему ненужен кнут (и пряник тоже), он сам оказывает воздействиетакого же качества, как свет на тьму. Примеры этому много-численны в жизни великомучеников и святых. Тьма обладает,как и свет, своей силой и энергией, своим конкретным вопло-щением, люди давно знают об этом и говорят о Добре и Зле.Психология обходила и обходит эту тему, заменяя ее чемугодно, словно эти два понятия не содержат в себе метафизи-ческого смысла существования человека.

Мне сейчас становится неуютно, когда коллеги с легко-стью говорят о том, что «самоуважение и самоутверждение -главные качества человека», но надо научить его (человека)находить путь к успеху. И вот закрывается та сторона жизнидуши, которая есть экзистенция, а остается лишь идея о ней.

Трудно признаться, что наши (мои тоже) мысли о реально-сти своей жизни еще не есть она сама. «Я думаю, а на самомделе...». Трудно признать себя - профессионала - не носите-лем истины, а лишь другим человеком, который сам движетсяк собственной сущности с большим трудом. Идея духовнойпомощи другому соблазнительна как никакая, особенно когдавыражается высокими словами. Но! Я много раз вспоминалаВ.Франкла, когда работала и работаю с людьми. Вспоминалаего слова о том, что же такое человек? «Это существо, посто-янно принимающее решения, что оно такое. Он то самое су-щество, которое изобрело газовые камеры, но это и то суще-ство, которое шло в эти газовые камеры с гордо поднятойголовой и молитвой на устах».

За человека нельзя принять решения о том, что он такое,это будет подобно изобретению газовой камеры. За человека,если он называет себя ученым, никто не скажет об относи-тельности истины, которую он познал, или считает, что по-знал. Он отвечает перед совестью за свои поиски истины, ка-кими бы опасными или безопасными они ни были. Его путь ксобственной совести является не менее важным, чем путь кистине, а поступки по совести не менее трудными, чем упор-ное отстаивание найденной истины.

Духовная помощь отличается от помощи психологиче-ской, как сущность человека отличается от проявлений его Я.

Духовная помощь может быть понята как помощь в обрете-нии человеком совести, свободы, ответственности, веры илюбви к Богу. Насколько она возможна под влиянием дру-гого человека?

Существование множества различий и возникновение но-вых показывают, что люди нуждаются в них. Сколько быпсихологических теорий ни было на свете, они не могут прой-ти мимо факта духовной работы человека. Чем она можетбыть вызвана? Какова в ней роль другого человека?Мне эти вопросы отчасти кажутся риторическими.Практика моей работы с людьми, сопоставляемая с дан-ными доступных для меня исследований, позволяет говоритьо том, что человек, задающий вопросы о собственной экзи-стенции, готов к переживанию религиозных чувств или ужепереживает их, испытывая перед ними страх неизвестности.Ему только нужен его собственный символ, позволяющийему же общаться с Богом. Будет это символ какой-то суще-ствующей религии или он создаст свой собственный - этоуже неважно.

Дело помощи человеку не в привлечении его к какому-товерованию, учению, а в том, чтобы дать предметное содер-жание, соответствующее тем феноменам, которые прояви-лись у него в трансцендентальном акте. Таким предметнымсодержанием, способствующим проявлению в человеке егоэкзистенции - его веры и любви, - может быть в принципелюбой предмет, который выполняет роль языка религиозно-сти человека.

Через этапы языка и может осуществляться духовная по-мощь человеку как понимание его языка другими людьми.Такой прорыв в трансцендентальность описан в рассказеЛ.Андреева «Жизнь Василия Фивейского», где его герой,пройдя немыслимые для человека страдания, произноситсвое «Верую!», обращенное к небесам, со страстью, доступ-ной немногим.

В работе с отношением человека к жизни, когда сам фактего же собственного отношения (как им осуществляемого иему же подвластного) становится прорывом в реальность пси-хического, в его свойства, становится очевидным и другое -экзистенциальная пустота порождена отчуждением от собст-венной жизни. Это не только массовое явление, это и главноесодержание страданий моих современников. Отчасти поэтомутакую силу приобретают обещания скорого счастья, идущиеот нечистых на помыслы праведников, обещающих за платувзять на себя организацию чьей-то экзистенции.

Все же у любого человека есть выбор - через свое страда-ние пройти свой путь или за деньги получить возможностьсамовыражения, и при этом пережить свою слабость и бес-силие как ценность с точки зрения мудрого Великого Ин-квизитора, охраняющего доступ к нашей любви и совести.Недаром говорит народная мудрость, что где власть, там исласть. «Сласть» - наслаждение сильного, владеющего ду-шой слабого, отдавшего ему это свое единственное достоя-ние за свои же собственные деньги. Сегодня в газете былорекламное объявление еще одной провидицы.

Скоро придет конец XX веку - страшному властью инкви-зиторов всех мастей, умело делающих свое дело. Каким он бу-дет, XXI век? Как-то оценятся в нем усилия людей по поискусобственной экзистенции?