Глава 8. ЛУЧШЕ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ С НАДЕЖДОЙ, ЧЕМ ДОСТИЧЬ ПУНКТА НАЗНАЧЕНИЯ - Как стать несчастным без посторонней помощи - П. Вацлавик

Лучше

путешествовать с надеждой, чем достичь пункта назначенияп,- гласит  муд-

рая японская поговорка. Но не одни  японцы  заметили  коварные  свойства

достигнутой цели. Ведь еще Лао-цзы настоятельно рекомендовал  немедленно

забывать о цели, как только нам удалось  ее  достичь.  Шекспир  в  своем

129-м сонете писал:

   Утолено,- влечет оно презренье,

   В преследованье не жалеет сил.

   И тот лишен покоя и забвенья,

   Кто невзначай приманку проглотил28 Тут же приходит на ум  и  знамени-

тый,  часто  цитируемый  без  упоминания  имени  автора  афоризм  Оскара

Уайльда, что в жизни возможны всего лишь две трагедии: первая - не  осу-

ществить своей страстной мечты, вторая - добиться ее осуществления.

   Соблазнитель в одноименной поэме Германа Гессе умоляет предмет  своих

желаний в следующих выражениях: оСопротивляйся же мне, прекрасная женщи-

на, застегни получше свое платье! Очаровывай меня, мучай меня  -  но  не

дари мне своей благосклонности...п Этот герой слишком хорошо  знал,  что

одействительность убивает мечтуп. Современник Германа Гессе Альфред  Ад-

лер трактует ту же самую проблему пусть не в такой  поэтичной,  но  зато

куда более конкретной форме. В своем труде, с которым давно пора бы поб-

лиже познакомить современного читателя, Адлер в деталях описывает  образ

жизни вечного путешественника, у которого хватает ума никогда не  прибы-

вать к месту назначения.

   Если мы до предела упростим главную идею Адлера, то сможем определить

основные правила нашей игры с будущим. Они сводятся примерно к следующе-

му. Достижение цели - под которым мы, в  буквальном  или  метафорическом

смысле, понимаем достижение цели нашего  путешествия  или  осуществление

наших желаний - считается важным критерием успеха, власти,  признания  и

самоуважения. Соответственно неудача в достижении цели или, что еще того

хуже, бессмысленное топтание на месте из-за недостатка рвения  являются,

по общему признанию, явными признаками тупости, лени,  безответственнос-

ти, трусости. Однако путь к успеху весьма тернист, преодолеть его - дело

куда как хлопотное, и даже самые напряженные  усилия  могут  закончиться

полной неудачей. И кому, спрашивается, охота заниматься этой суетой? Так

вот, вместо того чтобы погрязать в этой отактике мелких шажковп, которая

медленно и постепенно будет приближать вас к разумной и вполне  достижи-

мой цели, бывает весьма удобно и полезно избрать для себя цель  восхити-

тельно возвышенную, но абсолютно недостижимую. Преимущества  такой  цели

должны быть очевидны моему читателю и  без  дополнительных  разъяснений.

Вспомним хотя бы о фаустовском стремлении к познанию  и  господству  над

миром, о поисках Синей птицы, об аскетическом отречении от всех  бренных

земных радостей - ведь все, кто имел дерзость взвалить на себя эти  тяж-

кие ноши, снискали себе не только обожание своих матушек, но  и  высокое

общественное признание. Кроме того, раз цель так высока и недоступна, то

и дураку ясно, что путь к ней обещает быть долгим и изнурительным, а та-

кое путешествие, само собой разумеется, требует серьезной  подготовки  и

длительных сборов. Ну кто, интересно, осмелится после этого осуждать нас

за то, что мы все еще не отправились в путь, или заблудились по  дороге,

или толчемся на одном и том же месте, или, наконец, присели, чтобы слег-

ка перевести дух и собраться с силами для нового  броска?  Литература  и

история кишмя кишат героическими примерами  дерзких  искателей,  которые

запутались в сложных лабиринтах или потерпели поражения,  стремясь  дос-

тичь своих сверхчеловеческих целей. Нам же, смиренным продолжателям этих

славных традиций, да будет позволено хотя бы погреться в лучах их славы.

Но и это еще только часть правды. Даже достижение самой что ни  на  есть

возвышенной цели - как о том справедливо предостерегали авторы  высказы-

ваний, приведенных в начале  этой  главы,-  неизбежно  чревато  особенно

серьезной опасностью, которая носит название - оразочарование, постигаю-

щее нас после того, как мы благополучно прибыли в пункт назначенияп.  Об

этой опасности знают все талантливые специалисты по несчастью. Создается

полное впечатление, что творец этого мира специально  устроил  так,  что

недостижимая цель кажется нам во сто крат желаннее, романтичнее и  прив-

лекательнее реальной. Так что хватит водить самих себя за  нос,  давайте

посмотрим правде в глаза. Медовый месяц  быстро  теряет  свои  прелести.

Стоит прибыть в манивший вас издалека экзотический город, как первый  же

таксист портит настроение, норовя содрать втридорога. С  блеском  выдер-

жанные выпускные экзамены не дают вам, по сути дела, ничего, кроме  кучи

дополнительных хлопот и неожиданных обязанностей.  А  ваша  долгожданная

жизнь на пенсии даже отдаленно не напоминает того  безмятежного  рая,  о

котором вы так мечтали все эти годы.

   Чушь, могут возразить мне некоторые наиболее воинственно  настроенные

читатели, не надо обобщать. Если люди, которые  готовы  довольствоваться

такими жалкими, анемичными идеалами, и остаются в конце концов с пустыми

руками, то так им и надо, лучшей участи они не достойны. Но ведь есть же

и другие. Что скажете вы, например, о величайших радостях  удовлетворен-

ной любовной страсти? Или о священном гневе,  который  находит  выход  в

пьянящем акте возмездия за перенесенные страдания и восстановлении  поп-

ранной всеобщей справедливости? Кто перед лицом таких бесспорных  приме-

ров наивысшего удовлетворения может говорить о неизбежном оразочаровани-

ип, которое якобы ждет каждого, кто достиг желаемого?

   Весьма сожалею, но в жизни все получается, увы, не так прекрасно, как

в теории. А тем, кто этого еще не понял,  я  бы  настоятельно  советовал

прочитать очерк Джорджа Оруэлла оГорькая местьп. Правда, там  есть  нес-

колько рассуждений, исполненных такого глубокого  достоинства,  и  такой

умиротворяющей мудрости, что они вряд ли уместны в учебнике для тех, кто

хочет научиться быть несчастным. И все-таки  надеюсь,  читатель  простит

мне, если я процитирую отрывок из этой книги, поскольку он имеет  непос-

редственное отношение к теме нашего разговора.

   В 1945 году, будучи военным корреспондентом, Оруэлл посетил  располо-

женный на севере Германии лагерь для военнопленных. Его сопровождал  мо-

лодой австрийский еврей, в чьи функции входил допрос заключенных.  Когда

они вошли в специальное отделение,  где  содержались  высокопоставленные

эсэсовские офицеры, сопровождающий со всей силы пнул своим  тяжелым  ар-

мейским ботинком и без того чудовищно опухшую ступню одного из  военноп-

ленных. Как выяснилось, этот германский офицер занимал генеральский пост

в политическом управлении войск СС.

   оМожно было почти наверняка утверждать, что  в  его  непосредственном

ведении находились концентрационные лагеря и по его личному приказу  пы-

тали и вешали людей. Короче говоря, он олицетворял все то,  против  чего

мы воевали последние пять лет...

   Было бы нелепо осуждать жителя Германии или Австрии за желание свести

свои личные счеты с нацистами. Одному Богу известно, какие веские  осно-

вания могли быть для этого у молодого австрийца,  вполне  возможно,  что

нацисты уничтожили всю его семью, да и что такое в конце  концов  жалкий

пинок, доставшийся одному из заключенных,  по  сравнению  с  чудовищными

преступлениями, совершенными гитлеровским режимом? Все дело в  том,  что

эта сцена - так же как и многие другие, которые мне  приходилось  наблю-

дать тогда в Германии,- со всей очевидностью  показала,  что  сама  идея

мести и наказания - не более чем ребяческие  мечты.  Собственно  говоря,

месть как таковая вообще не существует. Месть - это некая акция, о кото-

рой вы мечтаете именно потому, что слабы и беспомощны: но едва  исчезает

ощущение бессилия, как вместе с ним испаряется сама жажда мести.

   Кто бы из нас не подпрыгнул от радости в 1940 году  при  одной  мысли

увидеть, как будут пинать и унижать эсэсовских офицеров?  Однако,  когда

это действительно стало возможным, вся сцена мести превратилась в жалкое

и отталкивающее зрелищеп.

   Затем, все в том же самом очерке, Оруэлл рассказывает, как он  вместе

с одним бельгийским военным корреспондентом через несколько часов  после

падения Штутгарта вошел в город. Бельгиец - и кто осмелился  бы  его  за

это осуждать? - был настроен еще более антигермански, чем любой  средний

англичанин или американец.

   оНам пришлось входить в город через маленький пешеходный мостик,  ко-

торый немцы, судя по всему,  отчаянно  обороняли.  У  подножия  лестницы

навзничь лежал мертвый немецкий солдат. Лицо его отливало восковой  жел-

тизной.

   Проходя мимо трупа, бельгиец отвернулся. Когда  мост  остался  далеко

позади, он признался мне, что впервые воочию  увидел  мертвеца.  На  мой

взгляд, ему было лет тридцать пять, и он уже четыре года  вел  по  радио

военную пропагандуп.

   Для бельгийца это оприбытиеп в Штутгарт  оказалось  решающим.  Оно  в

корне изменило его отношение к обошамп.

   оКогда мы уходили из города, бельгиец  отдал  немцам,  у  которых  мы

квартировались, остатки захваченного с собой кофе. Неделю назад его при-

вела бы в негодование сама мысль поделиться кофе с обошамип. Но  отноше-

ние моего случайного знакомого, как он сам мне в этом признался,  карди-

нально изменилось после того, как он увидел у моста "се pauvre  mort"29,

внезапно ему открылась вся жестокая бессмыслица  войны.  А  случись  нам

войти в город другой дорогой, и ему так и не довелось бы увидеть ни  од-

ного трупа, в которых превратила миллионы живых людей войнап30. Но  вер-

немся к нашей действительности. Если даже месть не так сладка,  то  нас-

колько же менее приятным должно оказаться достижение целей, которые  ра-

нее, казалось, сулили нам счастье и блаженство?  Так  что  повторяю:  не

старайтесь достичь цели. Кстати, наверное, не случайно Томас Мор  назвал

тот далекий остров счастья Утопией, что означает Нигде?