Обсуждение - Молодежь. Действовать на свой страх и риск - Кристиан Бютнер

  Сцены, которые я хотел бы здесь описать, произошли во вре­мя недельного семинара повышения квалификации учителей (с понедельника по субботу) по социальному обучению в школе. Из 28 участников, учителей всех ступеней общеобразовательной школы, в начале семинара были сформированы три примерно равные по размеру группы, подчиненные трем руководителям, так называемым капитанам (двое мужчин и одна женщина). Во время семинара работа в малых группах в первой половине дня чередовалась с пленарными заседаниями во второй половине дня. Вечерние заседания в малых группах служили для итоговой рефлексии событий, происходивших в течение дня.

  Содержание семинара задавалось общей темой, а методы работы в малых группах должны были определяться задачами самопознания участников. Перед капитанами стояла задача про­буждать работоспособность в группах и поддерживать ее. Их содержательные предложения в этом плане должны были быть адресованы компетенции учителя, а их вмешательство в группо­вой процесс должно было опираться на групподинамические или группоаналитические методы.

   Эти шесть пленарных заседаний в первую очередь предназна­чались для обмена сообщениями о состоянии работы в группах, о ходе групповых процессов и для ответов на возникающие при этом вопросы. Для последующего переноса на реальную школь­ную ситуацию участники должны были научиться вербально выражать свою вовлеченность, в групповой процесс в малых группах  для большей группы — пленума. Первая из описываемых мною сцен произошла на пленуме после четвертого заседания в малых группах, т. е. на раннем этапе семинара. Все участники и капитаны сидели в одном большом, составленном из стульев кругу. Все три группы друг за другом сценически или пантомимически представляли в центре круга актуальное состояние их группового процесса. Они готовились к этому перед пленумом в отсутствие своих капитанов. Группа, о которой идет речь в моем примере, в начале своего представления поставила в центре общего круга стол, а один из мужчин этой группы надел на себя множество элементов одежды остальных участников группы. Затем он надел себе на голову бумажную корону и встал на стол наподобие памятника. Кроме всего прочего, это был тот участ­ник группы, который на всех пленарных заседаниях проявлял себя ярче всех на фоне остальных членов этой группы.

   Члены группы складывали на стол к его ногам многочислен­ные бумажные рулоны, на которых они по предложению своего капитана (женщины) на первом заседании малой группы за день до этого изображали проблемные сцены из своих школьных будней. Они ходили вокруг стола, звуками и жестами показывая, что замерзают, до тех пор, пока, в конце концов, одна из участ­ниц не обратилась смиренно к “королю”. Он благосклонно рас­пределил между ними эти бумажные рулоны и снова во всем своем облачении принял прежнюю позу. Немного растерянные участники держали в руках свои бумаги, отходили от стола, а затем в некотором отдалении рассаживались на полу, объеди­нившись по двое или по трое. На этом группа закончила свое представление.

   В последовавшей после этого фазе рефлексии участники ос­тальных двух групп много раз спрашивали: не был ли прообра­зом короля капитан их группы и не выражало ли все это пред­ставление ее властное отношение к группе? На это группа возражала, что, хотя темой их спектакля и была власть, но ни в ко­ем случае речь не шла о капитане как носительнице этой власти. Собственно говоря, при этом мог подразумеваться любой из чле­нов группы. Хотя группа таким образом демонстрировала свою зависимость от того, кто обладал чем-то, чего были лишены дру­гие, она (группа) на этой стадии группового процесса еще не смогла увидеть взаимосвязь представлений о групповом процес­се и групповой реальности, не говоря уже о рефлексии участни­ками группы этой взаимосвязи.

   Второму сценическому представлению этой группы в последний вечер данного семинара, т. е. двумя днями позже, предше­ствовали сообщения или представления остальных двух групп которые якобы подготавливали “ключевые роли” для представ­ления той группы, о которой я пишу. Снова всем трем группам было дано задание подготовиться уже знакомым образом к пле­нуму без участия их капитанов. Но одна из групп к началу пле­нума сообщила, что участники были вынуждены разрешать в группе столь мощный конфликт между двумя мужчинами, что на это ушло все время, предназначенное для подготовки. После того как это сообщение было молча принято к сведению, вторая группа начала представление заседания “Генеральной ассамб­леи”, на котором один из участников хотел спланировать и осу­ществить некую миролюбивую акцию. Представление этой груп­пы закончилось тем, что никто из участников не смог одержать верх, и планирование акции было перенесено на воображаемый новый срок. Капитан этой группы призвал пленум все же еще раз спонтанно проиграть ту же ситуацию всем вместе с целью осу­ществления на этот раз предложения об акции мира. Тотчас же из третьей группы на середину вышел участник, игравший в прошлом представлении короля. И он попытался вместе с дру­гим вызвавшимся для этого участником семинара повторить иг­ру и достичь успеха при планировании этой акции. Ни слова не прозвучало о том, что одна группа не подготовилась совсем, ни слова — об участниках третьей группы, которые еще не смогли представить подготовленную ими сцену, и по лицам которых можно было увидеть, что они были этим обижены.

  Когда время, отведенное для пленума, уже почти подходило к концу, вмешался другой капитан, сказав, что представления на протяжении пленума отразили актуальную ситуацию пленар­ной группы: нечто важное должно быть перенесено на новый срок. Участники проявили чуткость к его словам и начали рас­спрашивать первую группу о конфликте между двумя мужчина­ми. Выяснилось, что речь между ними шла о женщинах, были брошены слова “петушиный бой”. Но группа не смогла дать удовлетворительного ответа на вопрос, как могло так получить­ся, что они смогли в отсутствие капитана переработать столь серьезный конфликт, причем сделать это даже удачно, хотя все остальные исходили из того, что дискуссия о таком сложном конфликте могла быть осуществлена только с участием капита­на. Выяснилось также, что в этом конфликте в первой группе за­трагивались и отношения с капиталом, касающиеся власти. Но почему эта тема была вытеснена на пленуме обсуждением “ак­ции мира”, которую представила вторая группа?

   За 5 мин до конца пленума кому-то из участников в голову пришла мысль, что “ключ” к этой проблеме должен быть скрыт в спектакле третьей группы, которая, хотя и предприняла попыт­ку символического осуществления своего намерения в лице коро­ля, до сих пор не настаивала на демонстрации своего представ­ления. Все сошлись на том, чтобы посмотреть игру этой группы, а предусмотренную для заседаний в малых группах вечернюю фазу семинара посвятить продолжению пленарного заседания. На нем третья группа представила, хотя и после некоторых воз­ражений (так как все ее члены были действительно обижены тем, что их так “прокатили”), следующую сцену. Вечеринка в классе. Одна парочка, ласкаясь, сидит на одном стуле, и, что примечательно, это король и одна из участниц пленума, осталь­ные ученики скучают вокруг. Классный руководитель, ободряя всех, проходит через воображаемый класс. Затем входит учи­тельница. Она приходит в ужас при виде тискающейся парочки и требует от классного руководителя срочно вмешаться. Тот пы­тается ее успокоить, но она все равно направляется к директору. Директор приходит и разгоняет парочку, а вместе с ней и всю вечеринку.

    В последовавшей за представлением фазе рефлексии бурно говорилось о взаимоотношении власти и сексуальности, автори­тета и отношений мужчины и женщины. Были высказаны фанта­зии о желанных отношениях с капитанами и между самими уча­стниками, и вместе с этим вдруг стала очевидной и рефлексируемой некоторая общая тенденция всего хода семинара — зависи­мость отношений в группе от личности капитана. Со стороны это выглядело так, как будто бы во всех группах “вскрывались гной­нички”. Вот и все, что касается этих двух сцен из группового процесса одной из учительских групп. Теперь я перейду к тре­тьему разделу моих рассуждений — к интерпретациям и теоре­тической классификации.