М. И. ФЕДОРОВ Кострома. ВОСПОМИНАНИЯ ВЕТЕРАНА - Отражения. Труды по гуманологическим проблемам - А. Авербух - Синергетика

ОТ АВТОРА

Мои записки о своей жизни и жизни близких мне родственников, товарищей и друзей, о событиях исторически-эпохальных и частных я оставляю для своих потомков. Пусть они смогут судить о всем, что происходило в нашей советской стране за последние 70 с лишним лет не по опусам приспособленцев и явных врагов советского строя из числа журналистов, политиков и писателей, не по речам, докладам и выступлениям Н. Хрущева и Л. Брежнева, М .Горбачева и Б. Ельцина, а по откровенным и честным описаниям рядового советского человека, человека, не связанного с элитой общества и партии, независимого от любого внешнего воздействия.

Должен честно сказать, что как и любой человек я привержен определенным политическим убеждениям. Я - коммунист. Коммунист не для карьеры или личной выгоды. Это было всегда для меня противно и неприемлемо. Я коммунист по убеждению.

Считаю, что коммунизм не имеет другой равнозначной альтернативы в историческом развитии человечества. Ошибки и промахи в методах строительства социалистического общества совсем не говорят о его порочности.

Развал социалистического содружества Восточно-Европейских стран стал реальностью не только и не столько в результате ошибок их партийного руководства, сколько вследствие мощного систематического воздействия пропаганды и агентуры империалистических стран. Прикрываясь словами о миролюбии они делали все возможное для того, чтобы развалить социалистический строй в этих странах. У нас тоже самое. Делали и продолжают делать. Только США в течение многих лет и сейчас тоже выделяют на нужды разведки и политической диверсии ежегодно до 30 млрд. долларов. Это огромная сумма. Она позволяет им содержать многотысячную агентуру и создавать в этих странах кризисные ситуации. Кроме того, миллиарды долларов шли и продолжают идти на пропагандистскую деятельность специализированных агентств.

Немало использовали средств и усилий в этом направлении правящие круги ФРГ, Англии, Франции и других капиталистических стран. И все это при полной бездеятельности и безразличии к судьбам социалистических стран со стороны сегодняшних наших горе-руководителей. По существу они предали социализм, как систему, развалили экономику в своей собственной стране, не обеспечили даже элементарного порядка и защищенности граждан. Горбачев и К0 создали тепличные условия для действий провокаторов и злобных антисоветчиков, открыто пропагандирующих насильственное уничтожение социалистической формации и удушения коммунистической идеологии.

Но как бы ни злобствовали антисоветчики, социализм как учение и государственная система настолько вошел в сознание людей, что уничтожить его совсем невозможно. В конечном итоге социализм будет единственным путем развития человечества. Другое дело, формы и особенности его в различных странах и на различных континентах. Они могут быть и будут разными в зависимости от целого комплекса условий.

Убежден, что время проб и ошибок, уступок и отступлений заканчивается. Человечество, а главным образом наша страна смогут и должны решительно приступить к построению гуманного и процветающего социалистического строя, равному которому не может выдвинуть даже религия.

Кострома

Август, 1990

Пролог

Мне выпало на долю участвовать в двух войнах: кратковременной, всего 3,5 месяца, но кровопролитной войне с Финляндией в 1939-1940 годах и в огромной по размаху и невиданной по ожесточению Великой Отечественной войне 1941-45 годов. Участвовал в этих войнах как офицер-профессионал в очень молодом возрасте (19-24 года) при совсем невысоком воинском звании и должности. Фактически такие, как я, взводные, ротные и батальонные командиры были становым хребтом армии, основными творцами и исполнителями планов и замыслов высшего командования, непосредственными руководителями хода боевых действий войск на фронте.

Именно на наши плечи вместе с солдатами и сержантами ложились основные тяготы войны. От умелых и мужественных действий командиров этого звена по существу главным образом и зависел успех действий войск - от частных, тактического плана боев, до стратегического масштаба боевых операций. Тот, то непосредственно участвовал в боевых действиях, очень хорошо знает, что как бы гениально ни была задумана, как бы всесторонне ни была обеспечена всем необходимым любая операция в армейских или фронтовых масштабах, - если роты и батареи, батальоны и дивизионы сработают плохо, на успех рассчитывать бесполезно. В конечном итоге только умелое взаимодействие стрелковых, танковых и артиллерийских рот и батарей, батальонов и дивизионов при проявлении смелости, доходящей до дерзости, способности командиров этого звена увлечь личный состав, вдохнуть в него уверенность в своих силах и непременном выигрыше данного конкретного боя приносили победу.

Самые сверххорошие планы, красиво разрисованные на картах и схемах - это только часть вклада в возможность достижения победы. Главное же, как будут способны осуществить эти планы реальные их исполнители, и прежде всего командиры батальонов - дивизионов. Именно они непосредственно осуществляют управление людьми на поле боя, именно они оперативно нацеливают и перенацеливают средства подавления и уничтожения. В конечном итоге именно они, непосредственно находясь в боевых порядках своих подразделений, видят, что делает противник, где находятся его огневые средства, где он сильнее и где у него появились уязвимые места.

Не умаляя роли командиров полков и дивизий (а мне пришлось на последнем этапе войны действовать и в этих звеньях) должен сказать, что в обороне они могут лично наблюдать лишь малую часть своей полосы или участка, используя для принятия решений информацию командиров батальонов. Даже в наступлении в большинстве случаев полной картины обстановки перед своим фронтом они лично не видят. Да и находятся они, как правило, от рубежа непосредственного соприкосновения своих войск с противником на более значительном удалении, чем командиры батальонов. Это обстоятельство существенно затрудняет наблюдение "деталей" боя, его динамики.

В бою мгновенная реакция на изменившуюся ситуацию может существенно, а в ряде случаев и решающим образом, повлиять на исход боя. И не только в масштабе батальона. Неудача в действиях даже одного батальона может в реальной обстановке привести к срыву наступления не только полка, но и всей дивизии. Примеров тому можно приводить много. Один из них. Три дивизии 10 А Западного фронта в ноябре 1943 года использовались для захвата плацдарма на реке Проня юго-восточнее города Чаучы Могилевской области.

Наступление началось внезапно для противника и первоначально развивалось более чем успешно. Правофланговая 64 стрелковая дивизия уже через 4-5 часов силами своего первого эшелона прорвала главную полосу обороны противника. Прорыв достигал 7-8 км в глубину и расширился по фронту до 5-6 км. Но затем последовала сильная контратака пехоты противника с 10-15 танками против правофлангового батальона 440 сп. Батальон контратаки не выдержал, а попросту говоря, обратился в бегство. Выход противника на фланг и в тыл всего первого эшелона дивизии привел к поспешному его отходу в исходное положение. Не помог и поспешный ввод второго эшелона полков дивизии. Наступление оказалось сорванным. Потери дивизии - более полутора тысяч человек убитыми и ранеными. Они оказались бесполезными или, как было принято говорить, неоправданными.

Способен ли был этот батальон отразить контратаку противника или хотя бы приостановить, не допуская ее стремительного развития? Теоретически да. Все у него для этого было, кроме одного: умения вести бой и уверенности в себе. Батальон, как и все остальные, в том числе и мой, был более чем наполовину укомплектован совсем не обученными солдатами из пополнения за счет мобилизованных местных жителей. Командир этого батальона, как и некоторые другие, не удосужился провести заблаговременно в полковом тылу тактические учения с боевой стрельбой, с отработкой приемов борьбы с танками противника.

Можно ли было это сделать? Да, можно. На этом рубеже дивизия стояла уже почти два месяца. На переднем крае оборонялись всего пять батальонов. Остальные составляли вторые эшелоны полков, и один батальон был в резерве командира дивизии. Беспечность командира этого и некоторых других батальонов стоила жизни сотням солдат и офицеров. Кстати, части 330 сд, действовавшей слева от 64 сд, в результате контратак также отошли в исходное положение.

Такова роль в бою батальона как основной тактической единицы. В дальнейшем я приведу примеры, как успешные действия одного батальона создавали исключительно благоприятные условия для действия всей дивизии.

За последние годы я прочитал десятки книг воспоминаний офицеров, генералов, адмиралов и маршалов о событиях Великой Отечественной войны. В абсолютном большинстве из них превалируют описание действий командующих и штабов армий, фронтов, Генерального штаба, Ставки Верховного Главнокомандования. Их роль действительно весьма высока. Они планируют и контролируют подготовку войск к операции, их выход на предназначенные им позиции и районы, осуществляют необходимые перегруппировки, следят за материально-техническим обеспечением войск, ставят задачи войскам, управляют ими, понуждая их всеми доступными средствами действовать решительно, поощряют и наказывают, докладывают вышестоящим начальникам и т.д. Естественно, что ошибки в замыслах и в оперативно-стратегическом расположении войск, как и неумение предугадать характер действий противника могут привести и приводили в ходе войны к тяжелым последствиям.

Но судьбу боев и операций в конечном итоге решают все же люди: солдаты, сержанты и младшие офицеры со своими ротными и батальонными командирами. Их инициатива, знания и опыт, смелость и решительность, умение вдохновить и повести в бой своих подчиненных и были той главной пружиной, которая обеспечивала выигрыш боя и операции в целом.

К сожалению, о командирах этого ранга написано крайне мало. А ведь именно они вместе с солдатами и сержантами переносили на войне главные трудности и опасности. Именно среди них был особенно высок процент погибших и покалеченных на войне. Это неоспоримо. У нас, например, в 64 сд за два месяца боев в Белорусcии выбыли все командиры стрелковых батальонов, почти половина погибли. Командиры стрелковых рот сменились по два-три раза. Подобное наблюдалось и в других соединениях. И это не 1941, а 1944 год, когда хозяевами положения на фронте были мы, а немцы в основном отбивались.

Бросается в глаза нежелание крупных военачальников в своих мемуарах взять на себя вину за провал многих операций, особенно в первые два года войны. Сама подготовка и начало войны дается, как правило, хроникально, без анализа причин крупных неудач. Все сваливается на политическое руководство и другие субъективные причины.

Вина же ведущего военного руководства армии и флота в провалах наших боевых действий в 1941 году просто неоспорима, и оправдать его невозможно. Вследствие грубейших ошибок и просчетов Генерального штаба, наркомата обороны, командующих приграничных военных округов Красная армия оказалась на грани катастрофы. Потери в личном составе только за первые месяцы войны убитыми, ранеными и пленными перевалили далеко за 3 млн. человек, практически была уничтожена вся авиация приграничных округов. Только в первый день войны было уничтожено около 1200 самолетов из 1540, мы лишились и большей части танков первого стратегического эшелона. По существу кадровая часть войск пяти приграничных округов в своей большей части вместе с вооружением и техникой была потеряна.

Каковы же главные ошибки и просчеты нашего военного руководства?

Во-первых, Генеральный штаб и наркомат обороны не усмотрели и не учли ту новинку начала войны, которую немецко-фашистское командование уже применило в войне с Польшей в 1939 году и против Франции в 1940 году. Наше командование по-прежнему рассчитывало на классический вариант начала войны. Первый эшелон вражеских войск пытается в пограничном сражении нанести поражение эшелону прикрытия главных сил обороняющейся стороны, захватить крупные плацдармы на ее территории и обеспечить ввод своих главных сил. И только после этого с рубежа 100-150 км от границы вводятся главные силы наступающих войск.

Немецко-фашистское командование пренебрегло классическим вариантом. К началу боевых действий в зону соприкосновения с нашими войсками были выведены главные силы армий вторжения. Они получили задачу глубокого проникновения на нашу территорию одним ударом на 300 и более километров с разгромом не только соединений прикрытия, но и оперативно-стратегических резервов советских войск.

Этот прием начала боевых действий по существу привел к разгрому не только эшелона прикрытия стратегического развертывания главных сил Красной армии, но и большей части оперативно-стратегических резервов. Соединения и объединения главных сил Красной армии уже вводились последовательно для "латания" дыр и воссоздания сплошного фронта.

Во-вторых, грубой ошибкой Генерального штаба и наркомата обороны, на мой взгляд, было спланированное развертывание первого стратегического эшелона наших войск вблизи государственной границы, а также размещение баз материально-технического обеспечения на вновь присоединенных к СССР территориях (Литва, Латвия, Западная Белоруссия, Западная Украина, Молдавия).

Войска четырнадцати общевойсковых армий (7,8,14,23,11,3,10,4, 5, 6, 26, 12,18,9) и значительная часть двадцати мехкорпусов, в общей сложности 170 дивизий численностью около 2,9 млн. человек были дислоцированы в пограничной зоне. Они имели на вооружении более 1800 тяжелых и средних танков, очень большое количество легких танков, 35695 орудий и минометов, 1540 самолетов, при этом часть из них последних образцов. Это огромная сила, которую не смогли рационально использовать.

Так, из 170 дивизий, которыми располагали пограничные военные округа, 109 дивизий, все артиллерийско-пулеметные батальоны уров и, конечно, погранвойска располагались в узкой полосе, всего в 5-100 км от границы. Только 62 дивизии располагались от границы за пределами 100 км. Следует сказать, что большая часть сил Западного особого военного округа (3, 10 и 4А), выдвинутая далеко на запад в Белостокском выступе, была заранее обречена на крайне неблагоприятные условия ведения оборонительных боев, что и подтвердили уже в первые дни войны. Нашим войскам противостояло 190 дивизий, из них 153 немецких и 37 их союзников: Румынии, Венгрии, Финляндии. Они располагали 4300 танками и штурмовыми орудиями, 47 тыс. орудий и минометов, 4980 боевыми самолетами. Из этой массы войск более 2/3 действовало непосредственно в первом эшелоне вторжения (История второй мировой войны 1939-45 годов, М., Воениздат, 1975, т.4,с.19-29).

Абсолютно большая часть наших войск прикрытия сразу же подверглась массированному удару сухопутных и военно-воздушных сил фашистской Германии. При этом наши войска не занимали оборонительных позиций. По-существу, они лишь с началом нападения противника только начали выдвигаться к ним и ввязались во встречные бои. Таким образом, преимуществ обороняющейся стороны у нас, по-существу не было. Более того, немецкие войска действовали в определенной, заранее созданной группировке, имея на направлении главных ударов решающее превосходство в силах и средствах. Наши же войска выдвигались на позиции поспешно да еще под мощным воздействием противника с воздуха. Войсковые части плохо знали обстановку. Психологически многие были просто деморализованы.

В результате всего этого на ряде направлений, особенно на Западном фронте, прорыв противника в глубину достигал за первые четверо суток 200 км (История второй мировой войны 1939-45 годов, М., Воениздат, 1975, т.4,с.34-44).

О какой организованной обороне может идти речь при таких темпах наступления вражеских войск?

Как видим, и здесь просчеты нашего Генерального штаба, который, кстати, возглавлял Г. К. Жуков, были явными. Эти просчеты поставили наши войска и государство в крайне тяжелое положение уже в первые дни войны. Здесь вина наших военачальников высшего эшелона просматривается невооруженным глазом. Уж где расположить и как использовать конкретное соединение, думаю, что и Сталин не определял. Эти вопросы, безусловно, решали командующие армиями и округами, а утверждал Генеральный штаб и нарком обороны К. С. Тимошенко.

К этому следует добавить, что многие арсеналы и военные склады, расположенные на небольшом удалении от границы, в условиях очень высокой активности авиации противника, эвакуировать не удалось. Страна и армия лишились большого количества вооружения, боеприпасов и снаряжения еще в пограничной зоне, крайне нужных для оснащения вновь формируемых соединений. Осенью 1941 года мы столкнулись с серьезными трудностями при оснащении новых дивизий для пополнение войск фронтов.

В-третьих, беспечность наших войск и их военачальников. Ничем нельзя оправдать пассивность и служебную беспечность командиров соединений и объединений приграничных округов. Ссылки на запреты "центра" и Сталина совершенно несостоятельны.

Командующие армиями и военными округами - это профессиональные военные генералы. Неужели они не чувствовали неизбежного приближения войны? Разве не видели, что она начнется в ближайшие дни и недели?

Если не чувствовали, то какие же они профессионалы и полководцы? Убежден, что большинство из них приближение войны понимали. Если же они были способны правильно оценить обстановку и понимали, что война надвигается, что она становится неизбежной в ближайшее время, то разве нельзя было принять хотя бы локальные меры для ослабления первого вражеского удара? Несомненно, было можно и крайне необходимо.

Почему под видом учений не выдвинули на передовые позиции по 1-2 усиленных батальона от каждой дивизии первого эшелона? Почему нельзя было также под видом учений развернуть на огневых позициях хотя бы часть дивизионной артиллерии? Разве нельзя было заранее практически отработать выход каждого соединения в полосу своей обороны? Разве нельзя было, начиная с июня, держать войска в повышенной боевой готовности, а средства ПВО развернутыми для прикрытия войск?

Неужели командующие особыми военными округами не имели возможности самостоятельно рассредоточить авиационные соединения и ввести, тоже под видом учений, круглосуточное дежурство хотя бы малой части истребительной авиации на земле и в воздухе? Уничтожение большей части нашей авиации уже в первые налеты гитлеровских военно-воздушных сил было бы предотвращено. Наши войска получили бы некоторое прикрытие в результате действий советской авиации против самолетов противника в воздухе, а ударами по их аэродромам существенно снизили бы активность бомбардировочной авиации вообще.

Для решения подобных вопросов очень большого ума и военного таланта совсем не требовалось. Нужно было лишь чувство ответственности, добросовестное исполнение своего служебного долга и забота об интересах Родины. Ни того, ни другого наши военные руководители не проявили. Более того, решениями командующих армий и военных округов, как в мирное, обычное время, из дивизий пограничной зоны для проведения учений и боевых стрельб штатные артиллерийские полки были отправлены на полигоны. Удаление их от своих соединений оказалось весьма значительным. Вследствие этого дивизии в первые дни войны оказались без своей артиллерии. То же самое было решено и с инженерными частями. Их в июне изъяли из дивизий и отправили на спецсборы. И это в предвидении реального начала войны. Вопиющая беспечность.

Известная всем нам героическая оборона Брестской крепости и трагедия ее гарнизона при добросовестном анализе показывает вопиющую беспечность командира стрелкового корпуса генерал-майора В.С. Попова. 6 и 42 дивизии корпуса были выведены из Бреста и размещены в лагерях, где и жили по-мирному. В крепости оставались разрозненные подразделения этих дивизий без единого органа управления. Ими никто не командовал и действенной службы охранения не было организованно. И это буквально при непосредственном соприкосновении с немецкими войсками. Более того, за день до начала агрессии непосредственно в цитадели крепости были задержаны два немецких военных лазутчика. Выходит, что еще до нападения немцы проникали в крепость.

В крепости совершенно случайно оказались командир одного из полков майор П. М. Гаврилов и замполит 84 сп полковник Е. Фомин. Полк Гаврилова П.М. тоже был в лагерях. Люди в крепости жили по-мирному: вечером смотрели кино, спокойно улеглись спать и проснулись, когда противник уже ворвался в крепость. Героическое сопротивление и гибель большинства из них - это славная страница в борьбе с захватчиками. Но это была борьба и героизм одиночек и групп военнослужащих, а не организованные оборонительные действия в крупных масштабах.

Командир корпуса генерал В. С. Попов практически ничего не предпринял для оказания помощи гарнизону крепости. Корпус и дивизии даже не ответили на отчаянные радиопросьбы окруженных о помощи.

Мне случайно представилась возможность быть на первой встрече героев обороны Брестской крепости в Москве в Центральном доме Советской Армии. Честно скажу, мне было стыдно за генерал-полковника В. С. Попова, восседавшего с победным видом в президиуме. Ему бы лучше сидеть в зале и выступать не с позиций победителя, а принести глубокие извинения бывшим подчиненным, которых он фактически оставил на истребление противнику.

В мемуарной литературе все крупные военачальники объясняют поражение наших войск, в первые два года войны особенно, не грубыми ошибками командования и, следовательно, своими собственными ошибками, а только наличием у противника превосходства в силах и средствах, внезапностью нападения и неквалифицированностью общего руководства со стороны И. Сталина. Но ведь и немецкие генералы в последующие годы тоже в поражении своих войск виновными считали не себя, а Гитлера, его бесталантность. Картина весьма похожая. Когда поражение - виноват кто-то, но только не мы; когда победа - мы ее герои, мы ее организаторы и творцы.

В-четвертых. К сожалению, уровень тактической и огневой подготовки, индивидуальная физическая натренированность и элементы взаимодействия подразделений различных родов войск стояли не на высоком уровне. Особенно это касалось личного состава запаса и вновь сформированных воинских частей в ходе проведения мобилизационных мероприятий.

Увлечение строевой подготовкой, изучением уставов и наставлений, чрезмерным уходом за оружием и техникой в предвоенные годы занимали очень много времени в ущерб тренировкам в тактике действий на поле боя и огневой подготовке. Характерно, что в самой огневой подготовке львиную долю времени занимало бесконечное изучение оружия и бесплодные тренировки в прицеливании и условной стрельбе без патрона. Реально личный состав из штатного стрелкового оружия стрелял очень мало, а в спецподразделениях нередко всего 2-3 раза по 3 выстрела за весь срок службы. Научить личный состав быстро находить на поле боя цель и точно поражать ее при такой подготовке не представлялось возможным.

Порочность такой системы обучения войск во всей своей полноте показала советско-финская война. За год с небольшим с момента окончания этой войны и до вероломного нападения фашистской Германии сделать удалось не так уж много. Тем более, что сама система боевой подготовки войск коренным образом не изменилась. В нее внесли некоторые рациональные элементы и, прежде всего, необходимость реального, а не условного оборудования позиций подразделений в любом виде боя.

По существу наша армия вступила в войну с не соответствующим уровнем выучки и готовности на равных вести борьбу с сильной, хорошо технически оснащенной армией противника, армией, имеющей большой боевой опыт и уверенной в своей силе.

И совсем не случайно, особенно в первый период войны, было массовое "заболевание" личного состава "болезнью" боязни танков противника; страх при выходе подразделений врага на тылы наших частей с угрозой их окружения; полная беззащитность от воздействия авиации противника, нагло действующей с малых высот и даже с бреющего полета. Войска просто не были подготовлены успешно вести борьбу с танками, а также с самолетами противника, действующими весьма эффективно с малых высот. А средства для этого были. Правда их в достаточном количестве не хватало. Но и то, что было, эффективно не использовалось. Достаточно было нашим войскам, правда уже в 1943 году, начать вести прицельную стрельбу по низколетящим самолетам противника из всех видов пулеметов, винтовок и карабинов, как немецкая авиация была вынуждена увеличить потолок своих полетов. А увеличение потолка полетов - это снижение эффективности действий по наземным целям.

Беспорядочная и бесприцельная стрельба наступающих немецких подразделений из автоматического оружия также вызывала неуверенность, а в ряде случаев и оставление позиций нашими обороняющимися подразделениями. Особенно, если наступление немецкой пехоты поддерживали танки. Прицельной стрельбой с дистанций 350-400 м, когда огонь немецких автоматов был малоэффективен, обороняющиеся легко могли на выбор поражать идущих во весь рост немцев. Но слабый уровень огневой выучки и неуверенность в себе не давали должного эффекта.

Как следствие низкого уровня боевой подготовки войск, мы несли большие потери. В ряде же случаев подразделения и части просто обращались в бегство тогда, когда можно было упорно удерживать свои позиции.