ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович

[12(24) 7 1828, Саратов -17(29).10.1889, там же], рус. революц. демократ, просветительэнциклопедист, писатель, лит. критик, «...великий социалист домарксова периода..». Ч. род. в семье протоиерея, учился в Петерб. ун-те, где познакомился с «...новыми началами и идеями, проповедуемыми в Западной Европе...» (ПСС, т. 1, 1939, С. 33). С сер. 50-х гг. занимает руководящее место в журн. «Современник». В 1855 защищает магистерскую дисс. «Эстетич. отношения иск-ва к действительности», в к-рой, применяя к эстетике принципы Фейербаха, обосновывает Тезис: «Прекрасное есть жизнь» (там же, т. 2, 1949, с. 10). В годы подготовки «крест. реформы» Ч. придерживается тактики подталкивания и одновременно разоблачения «верхов», ведет линию на создание широкого антикрепостнич. фронта. Высказав ещё в работе «Лессинг» (1856-57) мысль о негодности абсолютистской системы для проведения преобразований, Ч. вместе с тем участвует в обсуждении условий освобождения, публикует в «Современнике» проект Кавелина. Под предлогом рассуждений О грядущих судьбах крест. общины начинает пропаганду социалистич. идей. По мере выявления грабительского характера реформы в публицистике Ч. всё сильнее звучат антиабсолютистскйе и антилиберальные ноты, постепенно обосновывается необходимость революции. Критика Ч. самодержавнобюрократич. реформы нашла завершение в «Письмах без адреса» (задержаны цензурой, печатались за границей): «...Изменены были формы отношений между помещиками и крестьянами с очень малым, почти незаметным изменением существа прежних отношений» - писал Ч. и далее указывал на необходимость для народа «...самому прййяться за устройство своих дел» (там же, т. 10, 1951, с. 99, 92). Вопрос о непосредств. участии Ч. в деятельности «Земли и воли» не выяснен, но идейно эта организация подготовлена безусловно им. Вместе с тем Ч. предупреждал, что народ нас «...не знает даже и по именам» и его протест примет стихийный, разрушительный характер (там же, с. 90).

В 1862 Ч. был арестован царским пр-вом; за так и не доказанную причастность к написанию прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» был приговорён к каторге и последующей ссылке в Сибирь. В период заточения в Петропавловской крепости Ч. публикует роман «Что делать?» (1863), где ставит проблему раскрепощения женщины, воспитания «новых» и «особенных» людей, проводит идею революции и необходимости создания организации проф. революционеров. После отбытия в Нерчинском окр. 7летнего срока каторжных работ Ч. ссылают в Вилюйск - одно из самых глухих мест Сибири. С 1883 он был переведён На жительство в Астрахань, затем в Саратов. Оставался под надзором полиции, в обществ. жизни не участвовал. Из огромного количества сочинений, написанных в Сибири, наибольшую ценность представляет «Пролог», посвящённый осмыслению уроков эпохи 1861; большинство др. произведений Ч. было уничтожено.

Направленность и характер» теоретич. поисков Ч. во многом определили европ. революции 1848-49, приведшие к краху бурж. революционности и надклассового социализма, а также реформа 1861. Эти события наложили на мировоззрение Ч. печать скептицизма, к-рый, как и у Герцена, был формой перехода к созданию науч. теории революц. борьбы.

Формально Ч. не создал особой науч. школы. Свои идеи он редко излагал в систематизиров. форме, они разбросаны по статьям и рецензиям, написанным по различным поводам, искажены необходимостью подлаживаться к цензуре. Однако принципиальное единство теоретич. взглядов Ч. несомненно; в целом он неуклонно, хотя и не без противоречий, двигался от старого, идеалистического к новому, материалистич. пониманию истории.

Науч. подход к изучению природы и общества Ч. связывал с антропологич. материализмом Фейербаха, к-рого считал отцом новой философии. Критика Фейербахом философии Гегеля представляется Ч. наиболее полным и радикальным преодолением идеализма и «метафизич. трансцендентальности». Вместе с тем Ч. вычленяет и определ. позитивное содержание философии Шеллинга и Гегеля - раскрытие «...общих форм, по которым двигался процесс развития» (там же, т. 5, 1950, с. 363). Ч. отличается от Фейербаха и в др. отношении. «Природа человека» фиксируется им уже не только в биологич., но и в социальных категориях. По Ч., она находится не внутри индивида как такового, а в его единстве с природными и социальными силами, в центр антропологии Ч. ставит изучение не только «принципа эгоизма», но и феноменов «богатства» и «силы или власти» (см. там же, т. 7, 1950, с. 292). Т. о., первонач. границы антропологич. философии раздвигаются: она должна не только ответить на вопрос, что такое «человек вообще», но и определить социально-экономич. и политич. условия, к-рые обеспечили бы присвоение индивидом его собств. сил, свойственное ему стремление к «счастью». Главный вопрос антропологич. учения Ч.- «...не могут ли быть отношения между людьми устроены так, чтобы способствовать потребностям человеческой натуры» (там же, т. 9, 1949, с. 334) вёл, т. о., к критике бурж. строя, проблеме освобождения труда.

Как критик капитализма Ч. находится в русле социалистич. течений (Оуэн, социалистырикардианцы). «Теория трудящихся» Ч., созданная в противовес «теории капиталистов», призвана устранить «непоследовательность» классич. политэкономии. Опираясь на одну сторону, «научно» развиваемую А. Смитом - представление об абстрактных условиях всякого материального произ-ва, Ч. подвергает критике др. сторону наследия классиков - конкретно-апологетич. воззрения на капиталистич. экономику. Последовательное, логическое развитие идей А. Смита о труде как «единственном производителе всякой ценности» приводит Ч. к выводу о том, что «...произведение должно принадлежать тому, кто произвел его»; с этой т. зр. и «...самый капитал есть произведение труда» (там же, т. 7, с. 41, 44, 37). Вместе с тем у Ч. есть - хотя бы в качестве тенденции - приближение к пониманию объективной логики развития бурж. общества, к пониманию того, что сама «...экономическая история движется к развитию принципа товарищества...» (там же, т. 9, с. 643). В общем и целом мыслитель сознаёт: гибель «...последней формы невольничества, называющейся покупкою труда», заключается уже в самом «изменении характера производительных процессов» (там же, с. 222, 539).

Опираясь на труды Гегеля, Гизо, Нибура, Шлоссера, Ч. разрабатывает «идею всеобщей истории» с упором на значение в историч. событиях «...материальных условий быта, играющих едва ли не первую роль в жизни...» (там же, т. 3, 1947, с. 357). Хотя вполне последовательно эта идея им не выдерживается, устойчивая тенденция к материалистич. истолкованию истории приводит Ч. к оригинальному пониманию историч. прогресса. Особенно тщательно прорабатывается им проблема «громадной» силы «зла» в истории (см. там же, т. 15, с. 26-27). Не ограничиваясь абстрактной постановкой вопроса о «гораздо сильнейшем» влиянии на ход историч. прогресса отрицат. качеств человека, Ч. разгадку «тайны всемирной истории» - господства «плутов» вроде Меттерниха или Наполеона над людьми, ищет в деятельности эксплуататорского, отчуждённого от народа гос-ва (см. там же, т. 11, с. 61), а также в особой роли людей и классов, находящихся в «специальном положении» но отношению к др. классам и людям (см. там же, т. 16, с. 555, 556). Важность классового подхода подтверждается и анализом экономич. структуры общества. Из изучения «трёхчленного распределения продукта» Ч. делает вывод о закономерностях классовой борьбы в новое время:  «...Интересы ренты противоположны интересам прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками. Мы видели, что интерес прибыли противоположен интересу рабочей платы. Как только одерживает в своем союзе верх над получающим ренту классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны получает Главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народом» (там же, т. 9, с. 516).

Неизбежным, хотя и отдалённым результатом этой борьбы будет, по Ч., социалистич. устройство - «союзное производство и потребление», соединение труда и собственности в одних руках. Социализм Ч. лишён тех фантастич. черт, к-рые были свойственны великим утопистам (фаланстер Фурье он помещает в романе «Что делать?» в мечтательный «сон» Веры Павловны). В предсказаниях будущего он, как правило, не выходит за рамки «отвлечённых» определений, даваемых экономич. наукой.

Важнейшим элементом историч. концепции Ч. является идея цикличности историч. процесса с закономерной сменой восходящей и нисходящей фаз развития в революциях нового времени. «Таков общий вид истории: ускоренное движение и вследствие его застой и во время застоя возрождение неудобств, к отвращению которых была направлена деятельность... и потом опять движение, и такая очередь до бесконечности» (там же, т. 6, с. 13-14 и т. 9, с. 145, 252-54, 351, 616 и др.). Однако в бесконечных круговоротах кратких «минут творчества» и длит. «периодов реакции» Ч. выделял те поворотные пункты, когда менялся сам характер циклов. Это было связано, по Ч., с изменением «...общего (характера.- Ред.) национального устройства» (там же, т. 13, с. 242-43), т. е. с утверждением в странах, переживших периоды революций и реставраций, представительной формы правления. По той же циклич. схеме мыслилось Ч. и утверждение социализма (см. там же, т. 9, с. 832-33).

Ч. понимал, что революционерам в России предстоят величайшие жертвы, на первых порах - верная гибель (см. там же, т. 11, с. 144-45). Этика «разумного эгоизма» (осн. её принцип состоял в том, что поступки человека должны строго согласовываться с его внутр. побуждениями) была призвана внушать каждому, что иного пути к отдалённому счастью нет. Развитого человека, «разумного эгоиста», его собств. личный интерес толкает на акты самопожертвования, ибо это необходимо для торжества избранного им идеала. Будучи уязвимой в формально-теоретич. смысле, этика Ч. помогала формированию «новых людей», делала их силой, способствующей изменению действительности.