Основные идеи и этапы развития критической теории общества Хоркхаймера, Адорно, Маркузе

Предыстория критической теории общества прежде всего связана с марксистской духовной родословной главных ее создателей, а также с тем обстоятельством, что объединявший их Институт социальных исследований возник на волне кризисных социальных процессов 20- 30-х годов нашего столетия. Германия не случайно оказалась в их эпицентре. Молодая демократия Веймарской республики не могла справиться с углублявшимися противоречиями, обернувшимися коричневой чумой фашизма, а потом и второй мировой войной. Становление виднейших мыслителей франкфуртской школы в значительной степени определялось необходимостью откликаться на социальные проблемы, что, впрочем, облегчалось их увлеченностью марксизмом, всегда ориентировавшим философию на осмысление общественной практики.

Обращение к анализу истоков, причин фашизма, к исследованию национал-социалистической идеологии - одна из заслуг Института социальных исследований. В начале 30-х годов франкфуртцы принадлежали к числу тех сравнительно немногих европейских интеллектуалов, которые почувствовали всю глубину опасности, исходящей от национал-социалистического движения. Они предупреждали о возможности прихода к власти Гитлера и его партии, причем делали это на основе экономических, социологических, культурологических исследований состояния дел в Веймарской республике, осуществленных на рубеже 20-х и 30-х годов. Поначалу Институт социальных исследований концентрировался на политэкономических проблемах. Это были прежде всего две темы: теория кризиса капитализма и теория планового хозяйства. Дискуссии велись о том, способен ли капитализм преодолеть кризис самостоятельно или такое преодоление возможно лишь путем насильственной социальной революции. В политэкономических вопросах главным авторитетом в Институте был Фридрих Поллок.

После вступления на пост директора Института Макса Хоркхаймера экономические и социологические исследования не прекратились. Однако произошел решительный поворот к особому жанру работ, характерных именно для франкфуртской школы. Речь идет о своеобраз ном сплаве философии (особенно учений о разуме, деятельности, свободе), психологии, социальной философии, социологии, политэкономии. При этом преимущественное внимание уделялось той проблематике, которая была задана Марксом, а потом развита социологией знания и познания - вопросам о связи между развитием общества, истории (в том числе социально-экономическим развитием) и духовной культурой, т. е. идеями, идеалами, ценностями тех или иных исторических эпох. Характерно, что целый ряд животрепещущих, требующих безотлагательного осмысления и решения проблем - и прежде всего вопрос о фашизме и национал-социализме - франкфуртцы начинали обсуждать в этой весьма сложной и широкой теоретической перспективе.

Если экономисты и социологи (Ф. Поллок, Ф. Нейман, Т. Гайгер и др.) считали главным в фашизме его связь с капиталистическими отношениями (Ф. Поллок говорил о "позднем капитализме", Ф. Нейман о "тоталитарном монополистическом капитализме"), - то философы видели главное в прочерчивании связи между злоключениями "европейского духа" и логически из них вытекающими фашистскими идеями и умонастроениями.

Критики не без оснований подчеркивают, что социально-политическая сторона реальных процессов и событий, приведших к фашизму в Европе, франкфуртцев интересовала очень мало. Вместе с тем было бы неверно не признать особых заслуг франкфуртской школы в острой постановке и тщательном анализе проблематики авторитаризма и тоталитаризма, которой сотрудники Института уделили особое внимание уже в эмиграции. Результатом стала объемистая, в 1000 страниц, работа "Авторитарная личность", издателем которой был Адорно. Важнейший и до сих пор актуальный замысел книги состоял в том, чтобы с помощью методов философии, социологии, психологии изучить тип личности, ставшей или могущей стать питательной средой для фашизма или другого вида тоталитаризма - словом, исследовать "тип ментальности", сознание, ценности, психологию "потенциально фашистской личности, одна из структур которой состоит в ее особой подвластности антидемократической пропаганде". Наряду с антидемократизмом ориентации исследованию были подвергнуты и структура сознания и действия авторитарной личности, такие как крайний "этноцентризм" (национализм), неизменно включающий вражду к другим нациям (например, антисемитизм); агрессивность и постоянное тяготение к применению силы; жажда кровопролитий и презрение к человеческой жизни; деструктивность и цинизм и т.д. Теоретические выводы опирались на конкретные социологические исследования. Широко использовались приемы психоанализа (например, специальное внимание было уделено исследованию детского опыта "потенциально фашистской личности"). Под несомненным влиянием франкфуртцев тема авторитаризма, тоталитаризма широко вошла в философию и социологию XX в. (хотя их воздействие на других выдающихся исследователей этой проблематики, например Ханну Арендт, никак не следует преувеличивать).

И все-таки главной теоретической сферой, где критическая теория  общества нарабатывала свои главные идеи, оказалась критика духа, культуры, философии. Эта критика отнюдь не была изобретением франкфуртцев, что признавали они сами, возводя традиции своей теории к критической философии Канта. Критику цивилизации и культуры можно, найти в работах Шопенгауэра, Ницше, Шпенглера, Гуссерля, Хайдеггера и ряда других философов. Необходимо подчеркнуть, что "критика культуры" (Kulturkritik) вообще стала в высшей степени популярной в европейской, особенно немецкой, литературе после первой мировой войны. Такие понятия и выражения как "упадок", "закат", "кризис", "отчуждение", "разрушение" применительно к европейской культуре и цивилизации были более чем обычными. Философия франкфуртской школы, впитав идеи прежней "философии кризиса", философской критики европейской культуры и цивилизации, придала им обобщенное и весьма радикальное выражение.

Франкфуртцы многому научились у Маркса. Его критика капитализма считалась непревзойденной, во-первых, потому что опиралась на экономические, социально-философские, политологические исследования, и, во-вторых, потому что Маркс, обладавший несомненным литературным талантом, создал целый арсенал обличительных понятий и характеристик капитализма как системы, а также "буржуазной мысли", "буржуазной культуры" и т.д. (Они и сейчас продолжают оказывать влияние на европейскую мысль, причем не только на мысль марксистскую или промарксистскую.) И как бы ни менялось потом отношение франкфуртцев к Марксу и марксизму, резкость их критицизма в адрес европейской цивилизации и практическое отождествление эпохи нового и новейшего времени с капиталистической цивилизацией показывают, что в этих существенных пунктах они оставались последователями Маркса. Правда, перемещение внимания с социально-экономических на духовные, культурные процессы все же отличало франкфуртцев и от марксистов-ортодоксов, и от самого Маркса.

Книга Хоркхаймера и Адорно "Диалектика Просвещения" была первой систематизацией главных идей критической теории общества. Каковы же эти идеи?

1 В книге Хоркхаймера и Адорно Просвещение толкуется в расширительном смысле. Имеется в виду не только и даже не столько исторически конкретная философия Просвещения XVIII в., а скорее совокупность идей, идеалов, принципов, ценностей европейской культуры нового и новейшего времени. Авторы "Диалектики Просвещения" исходят из того, что просветительская мысль как бы резюмировала те идеи, нормы и принципы, благодаря которым европейское человечество на протяжении веков мыслило создать цивилизацию и освободиться от варварства. Как же оценивают Хоркхаймер и Адорно результаты многовекового развития человечества, подытоженные широко понятым Просвещением? Эта оценка в целом негативна. Поистине разгромная критика европейской цивилизации, критика Просвещения и послужила одним из оснований критической теории общества франкфуртской школы. Критика у Хоркхаймера и Адорно "духа Просвещения", философии Просвещения весьма многомерна, богата яркими характеристиками и тонкими наблюдениями. Однако это исследование просветительских философских традиций пронизывает не дух спокойного критического анализа, а страстное, категорическое "великое отрицание" классической мысли.

2 Хоркхаймер и Адорно - под влиянием молодого Маркса, а также упомянутых критических тенденций философии прошлого и XX в. - акцентировали идеи универсального отчуждения, "овеществления" человеческой личности, товарного фетишизма как основных черт деятельности и культуры цивилизации нового времени. Они особо подчеркивали опасность коммерциализации культуры, которая оборачивалась ее деградацией.

3 Эти многоразличные негативные характеристики Хоркхаймер и Адорно как бы подводят к единому пункту, или общему знаменателю. Им они считают принцип господства, доминирования, который культура, философия нового времени поместили во главу угла. В этом они были продолжателями "самосознания" европейской культуры с того далекого времени, когда люди поставили перед собой цель - освободиться из-под власти природы и подчинить природу через познание ее законов. Итог оказался прямо противоположным: использовав природу, человечество как бы восстановило ее против себя. Отчуждение от природы - вот парадоксальный результат намерения господствовать над природой, который красноречиво свидетельствует о крахе идеологии доминирования. Это - лишь одно из проявлений неожиданной и трагической "диалектики просвещения".

4 Рассуждения о диалектике Просвещения Хоркхаймера и Адорно достаточно оригинальны. Ранее господствовала точка зрения, что просветительская мысль еще не доросла до разработки теории диалектики. Но отнюдь не эта тема интересует Хоркхаймера и Адорно. Они имеют в виду диалектические процессы, в которые была объективно втянута идеология Просвещения (не забудем, понятого в расширительном смысле). Цели и намерения философов, писателей, деятелей культуры и искусства (сумевших внедрить свои идеи в умы многих поколений людей) вызывали прямо противоположный эффект. Отчуждение от природы, которую люди намеревались покорить, а главное, подчинение человека человеку, господство над себе подобными вместо господства над природой - вот основные проявления диалектики Просвещения.

5 Другая черта этой трагической диалектики: человечество с помощью просветительства намеревалось устранить мифы, сделать ясным и доступным знание; но в результате оно создало новые мифы. К таким новым мифам причисляются абсолютный рационализм и сциентизм, т.е. мифология разума и науки. И здесь снова сказывается парадоксальная диалектика Просвещения. Ибо Просвещение намеревалось именно с помощью разума и науки освободить, осчастливить человека и человечество. Между тем результат снова оказался трагикодиалектическим, причем в отношении и разума и человечества. Из якобы "великого и свободного" разум на деле стал инструментальным разумом, его понятия, концепции, нормы оказались не способами освобождения, а инструментами господства, причем не столько над природой, сколько над другими людьми. В итоге начало складываться отчуждение человека и человечества от разума и науки. Хоркхаймер и Адорно формулируют и более общий тезис: "Люди оплачивают расширение своей власти отчуждением от того, над чем властвуют".

6 В "Диалектике Просвещения" дана подробная критика научного и философского разума нового времени. Хоркхаймер и Адорно называют идеологию Просвещения "тоталитарной системой" (но такова, впрочем, всякая целостная система идей, возводящая в абсолют некие абстрактные принципы). Логика критики такова. Наука и философия Просвещения интересуются не одноразовыми, непосредственными, неповторимыми процессами, а лишь общим, повторяющимся - тем самым осуществляется "негация непосредственного", вводится "принцип повторения". Приведение к абстрактным, лучше всего к математическим, стандартам - другой принцип просветительской науки. Мир как бы упаковывается в систему понятий, категорий логики. Несмотря на то что все эти занятия кажутся весьма далекими от жизни, они служат вполне конкретной социальной цели. Ибо универсализация идей, их доминирование в концептуальной сфере вырастают на основе действительного "актуального господства" в реальной жизни человека и человечества. Математические процедуры становятся, так сказать, ритуалом мышления и превращают живые мыслительные процессы в "вещественные" инструменты. Создается математическая, сциентистская мифология, за фасадом которой скрывается то же самое усиливающееся господство одних людей над другими.

7 Разрушение, закат, затмение разума находят специфическое проявление в философии - в частности, в том, что позитивистская, прагматическая, словом утилитаристская, инструментализация разума не только констатируется, ко возводится в особую заслугу современной научной мысли. Критикуя инструментализацию разума, его "затмение", Хоркхаймер и Адорно отнюдь не отказываются от рационализма. Напротив, критику и "самокритику" разума они расценивают как необходимую предпосылку его спасения от всех и всяческих угроз, как поворот от господства-подчинения с помощью инструментального разума к действительному освобождению человека и человечества. Но в ближайшей перспективе не приходится ожидать ни отмены глубоко укоренившихся отношений господства-подчинения, ни изменения веками доминировавших идей и принципов. Тем не менее критика общества и критика разума остаются первостепенной задачей философии, а также задачей литературы и искусства.

Такими были основные принципы критической теории общества, как она была обоснована в "Диалектике Просвещения" и других работах франкфуртцев 30-40-х годов.

В дальнейшем, в послевоенный период (и даже перед лицом несомненных успехов Западной Европы в экономической области и в создании правового государства) франкфуртцы не смягчили свою критику западной цивилизации и ее культуры. Теория общества сохранила и даже усилила свои критические импульсы. Наиболее влиятельными из произведений представителей франкфуртской школы стали: работа Т. Адорно "Негативная диалектика" (1966) и Г. Маркузе "Одномерный человек" (1964). Но это произошло уже в новой исторической ситуации.

В конце 50-начале 60-х годов государства Западной Европы и США вступили в полосу относительной стабилизации, благоприятной экономической конъюнктуры, быстрой демократизации. В то время там закладывались - разумеется, через трудности и противоречия, не снятые и сегодня, - основы правовых государств современного типа, создавались предпосылки для мощного научно-технического рывка. На этой волне родились апологетические концепции "государства всеобщего благосостояния", "общества всеобщего изобилия" и т.д. Франкфуртцы, основываясь на критической теории общества, решительно выступили против подобного апологетического сознания и против социальных и духовных бед, таких как потребительство, рост во имя роста, духовное опустошение личности и т.д.

Хоркхаймер в 1962 г. так говорил о надеждах на общество всеобщего процветания: "Такие разумные речи-обещания не выполнены. Какими бы верными они ни были, все это звучит как мечта. Люди - несмотря на весь официальный оптимизм - подвергнуты гонениям; они живут в постоянном страхе за себя, своих детей, свой народ. Сегодня, когда производство, дело достигло такого развития, когда процветает тщательная работа самых разных видов, когда для правильного формирования человеческих отношений открыты новые возможности - сегодня же возникает растущая угроза своего рода душевной апатии...".

"Негативная диалектика" Адорно снова возвращала читателя к размежеванию франкфуртцев с философией нового времени. И не только с просветительской мыслью, а со всей философией, которая достигла своей кульминации в немецкой классике. Три критические идеи, пожалуй, наиболее существенны и актуальны сегодня.

Во-первых, философскую классику Адорно обвинял в том, что понятиям-принципам единства, целостности, тотальности придавался самодовлеющий характер. И это было совсем не невинное философское "творчество": когда тотальности строго подчиняли отдельные части и элементы, усматривая в такой подчиненности ни много ни мало как саму истину, то отсюда, считал Адорно, было рукой подать до тоталитарных социальных "экспериментов". Идея Адорно, которую сегодня разделяют многие мыслители, состоит в том, что нужна новая диалектика, устанавливающая принципиальное равноправие целого и составляющих его элементов, "справедливое" отношение единичного-особенного-всеобщего, а не господство всеобщего над единичным и особенным.

Во-вторых, классической диалектике вменялось в вину злоупотребление категориями "тождество" и "отождествление" - в чем опять-таки усматривались философские и идейные истоки нивелирования личностей, конформизма. Истинно диалектическое мышление, согласно Адорно, требует, чтобы именно уникальность, неповторяемость, "инаковость" моей и всякой другой личности - их "нетождественность" друг другу - были прежде всего приняты в расчет, для чего требуется отличная от классики категориальная диалектика.

Подобным образом, в-третьих, обстоит дело с противоположностью субъекта-объекта, столь существенной для философии. Философская классика, при всем разнообразии ее оттенков, в новое время  стала отдавать предпочтение субъекту. Дело новой, "негативной" диалектики, согласно Адорно,- вернуть философию к простой и неопровержимой идее, согласно которой объект, пусть он мыслится только субъектом, всегда преддан субъекту в своей "инаковости". Первенство объекта, предупреждает Адорно, не следует толковать в смысле марксистского материализма, неминуемо ведущего к упрощенному "экономическому материализму".

Адорно, Хоркхаймер, Маркузе, более молодые франкфуртцы всегда стремились соединить диалектические философские рассуждения с анализом общественных отношений и реалий, с воспитанием критического, нонконформистского сознания. Влияние франкфуртской школы не ограничивалось философией и социологией. Адорно, к примеру, был известнейшим музыковедом, создателем оригинальной философии музыки. Влияние Адорно, Хоркхаймера и других франкфуртцев на культуру подтверждается цель1м рядом свидетельств. Б. Брехт, например, в 40-х годах участвовал в дискуссиях франкфуртцев в Калифорнии и даже замышлял написать пьесу, так или иначе связанную с историей Института. Томас Манн в 1948 г. писал: "Адорно - один из тончайших, острейших и критически глубочайших умов, которые сегодня имеются. Сам будучи творческим музыкантом, он одновременно одарен такой аналитической способностью и таким даром выразительности, которые по точности и вразумляющей силе не имеют себе равных... Я очень хорошо знаю его произведение ("Философия новой музыки"): оно в известной степени давало мне стимулы и было поучительным при написании "Доктора Фаустуса", моего романа о музыканте".

Франкфуртская философия глубоко повлияла на сознание бунтующей молодежи, которая в конце 60-начале 70-х годов оказалась в центре социальных движений протеста на Западе. Наиболее популярными их идеологами стали Герберт Маркузе (1898 -1979) и Э. Фромм (1900-1980), чьи учения уже были результатом объединения ряда исходных идей франкфуртской школы со специфическим образом переработанным фрейдизмом.

Путь Маркузе от его самых ранних разработок до наиболее известной его книги "Одномерный человек" (1964) был характерен для представителей франкфуртской школы его поколения, да и для немалого числа тех, кого на Западе относили также и к марксистскому крылу философии.

С молодых лет испытавший влияние революционаристских идеалов, Маркузе болезненно пережил поражение революции 1918 г. в Германии. Уже в 20-х годах усилился интерес Маркузе к философии. Немалое влияние на него оказали работы венгерских марксистов Лукача "История и классовое сознание" и Корша "Марксизм и философия". После выхода в свет "Бытия и времени" Хайдеггера и до 1932 г. Маркузе испытал увлечение хайдеггеровской философией, которая - благодаря категориям "существование", "смерть", "забота" - казалась близкой конкретному бытию отдельного человека. Однако потом пришло разочарование. Как сказал Маркузе в 1977 г. в беседе с Ю. Хабермасом: "По видимости столь конкретные понятия как существование, забота снова обратились в дурные абстрактные понятия. Всё это время я читал и продолжал читать Маркса. И вот вышли из печати "Экономическо-философские рукописи" Маркса. Тогда, вероятно, и произошел поворот". В 1932 г. Маркузе стал работать во Франкфуртском институте социальных исследований. В этот период, как отмечал сам Маркузе, три основных момента определяли и его собственные исследования, и сотрудничество с другими франкфуртцами. Во-первых, это было углубленное исследование марксизма, марксистской теории. Во-вторых, вместе с другими франкфуртцами, Маркузе пытался раскрыть истоки и суть фашизма. В-третьих, Маркузе увлекся психоанализом. Результатом явились работы Маркузе "Новые источники к обоснованию исторического материализма", "Комментарий к "Экономическо-философским рукописям"" (1932).

Особенно глубокое воздействие идей Маркузе приходится на 60-е годы. В это время студенческие волнения в США, майские события 1968 г. во Франции, выступления молодежи в странах Востока имели своей первопричиной целый ряд социальных проблем, не снятых и сегодня в динамично развивающихся государствах Запада и Востока. Бунтующее молодое поколение имело обыкновение воспринимать социальные проблемы сквозь призму нравственных, духовных, культурных утрат, в связи с отношением "отцов-детей", со смысложизненными вопросами о смерти, грехе, покаянии, вине, ответственности, достоинстве личности. Вот почему к числу главных идейных источников их борьбы и протеста, наряду с экзистенциализмом и фрейдизмом, можно отнести и идеи франкфуртцев. Правда, тут была своего рода сложность. Студенты Парижа на своих демонстрациях несли плакат, на котором были написаны три заглавных буквы "М" - и мало кто из демонстрантов не знал, что это значит: Маркс, Мао, Маркузе были их кумирами. А вот Маркузе заявил в интервью журналу "Экспресс": "Я ощущаю свою солидарность с движением возмущенных студентов, но я ни в коей мере не являюсь их рупором. Это пресса и реклама присвоили мне такой титул и превратили мои идеи в ходкий товар... Но, как я полагаю, лишь очень немногие студенты читали хоть что-нибудь из мною написанного". В чем-то Маркузе был, несомненно, прав: идеология студенческого, молодежного движения протеста включала в себя такое множество элементов, что "привязывать" ее именно к опубликованным работам Маркузе вряд ли справедливо. А все-таки книгу Маркузе "Одномерный человек", опубликованную в 1964г., но приобретшую особую популярность в мятежном и тревожном 1968г., с восторгом прочитало немалое число тех, кто строил баррикады на улицах Парижа, кто боролся против вьетнамской войны.

Каковы же изложенные в этой книге основные идеи Маркузе? Прежде всего, он широко использовал и далее развил критические идеи, критическую теорию франкфуртцев. Он собрал воедино все, в сущности, основные обвинения, которые со времени Маркса и до 60-х годов нашего века были брошены в адрес системы капитализма, эксплуатации, "принципа производительности", "технической рациональности" с ее тенденцией деперсонализации, т.е. обезличения производства и общения, и т.д. Общество и системы высокой производительности труда, правовое государство,  демократические процедуры - все было подвергнуто решительной критике. "Великий Отказ" должен стать, согласно Маркузе, главным нравственно оправданным способом отношения к такому обществу. Кстати, Маркузе считал, что дело не только в капиталистической системе - и социалистические страны приходят или придут к подобным социальным и духовным формам, структурам жизни. Общий вывод Маркузе: индустриально развитое общество нашей эпохи по природе своей "одномерно" - в экономике в нем все приводится к мотивам прибыли, экономической рациональности, потребительства, в политике - к "репрессивной терпимости", униформизму, манипуляторству, в культуре - к коммерциализации, выхолащиванию духовного и нравственного начал. "Общество производительности разрушает, - писал Маркузе, - свободное развитие человеческих потребностей и задатков; мир в нем поддерживается постоянной угрозой войны; его рост зависит от подавления тех реальных возможностей, которые - на индивидуальном, национальном и международном уровнях - способствовали бы освобождению от борьбы за существование". Соответственно формируется "одномерный человек" как продукт и одновременно предпосылка "одномерного общества".

Всем нам не составит труда, рассуждает Маркузе, "опознать" в самих себе "одномерных" людей. Мы подавлены, подчинены внешними экономическими и политическими силами - и послушно "строим" себя по их образу и подобию. Мы - конформисты. Мы поддерживаем то "примирение противоположностей", в котором заинтересованы власти предержащие. Мы устремляемся в погоню за материальными благами. Наши мысли и наши чувства - это либо "счастливое сознание" обладателей вещественных благ, либо "несчастное сознание" тех, кто устремлен в погоню за благами, услугами, престижем. В "прометеевской" погоне за эффективностью мы потеряли непосредственную "дионисийскую" радость жизни, общения, наслаждения искусством. Нас обуревают подавленные комплексы и прорывающиеся наружу индивидуальные и коллективные психозы. Таким был начертанный Маркузе образ общества и индивида нашего времени.

Естественно, что в адрес критической теории общества Маркузе и других франкфуртцев неоднократно высказывались резкие и нередко оправданные замечания. Они, как правило, формулировались в форме вопросов. Если современное развитое индустриальное общество  одномерно, если человек лишен индивидуальности и духовности, есть ли у человечества какие-то гуманные, нравственные перспективы? Да и действительно ли критична критическая теория общества, если она под флагом уничтожающей критики нивелирует разнонаправленные социально-исторические тенденции, делает из потенциально свободного человека раба, уже безнадежно закованного в цепи нового рабства? Что же тогда остается - стихийный бунт неподчинившегося меньшинства? Все это очень нелегкие и до сих пор не разрешенные вопросы. Вот один из ответов Маркузе на вопросы журнала "Экспресс": "Нет, я не анархист, потому что я не могу себе представить, как можно победить общество, которое мобилизовано и организовано в борьбе против всякого революционного движения, против всякой эффективной оппозиции; я не вижу, как можно без всякой организации бороться против такого общества, с его столь концентрированной властью, включая военную и полицейскую".

Поставив немало острых, актуальных и сегодня вопросов, франкфуртская школа  и до сих пор зримо присутствует в панораме философских дискуссий. Но, конечно, всего определеннее влияние ее идей сказывается в работе тех современных мыслителей, которые первое время развивались под ее непосредственным воздействием. Это - уже упомянутые Ю. Хабермас и К.-О. Апель, а также А. Шмидт, К. Оффе и др. О них речь в данной книге учебника пойдет позже.