СОЦИОЛОГИЯ

- совокупность познавательных практик, складывающихся в европейской интеллектуальной традиции с 1840-х и изначально артикулированных как самостоятельная (отдельная) научная дисциплина,  ставящая своей целью дать ответ на вопрос "что такое общество и как оно возможно?" через познание социальной реальности (социума), "природы" и "механизмов действия" социальности (в различных ее реализациях). Такая формулировка цели и постановка задач позволяет охватить сложившиеся внутри С. тенденции как к максимальному расширению своей предметной области до совокупного теоретико-методологического (частью и фактологического) знания о жизнедеятельности общества в целом, об обществе как таковом (рефлексивного осознания обществом самого себя), так и к редукции своего предмета, к той или иной категоризируемой реализации социальности (при соответствующей трактовке социума - социальной реальности) в рамках конкретных парадигмально-исследовательских стратегий (при осуществляемой, как правило, универсализации собственного видения С. до предельно промысливаемых ее границ). Соответственно данное понимание С. дает возможность одновременно рефлексировать две ее контрустановки: 1) на открытость по отношению к философским дискурсам , на философско-социологический синтез, на понимание С. как "иного" философии, с одной стороны; 2) на оборачивание себя в сторону конкретно-научных моделей, на построение себя как строго научной дисциплины с четко обозначенным предметом и методами исследования, вплоть до конституирования себя только как инструментальной инженерно-технологической знаниевой стратегии (что и способствует порождению восприятия С. в обыденном сознании как техник опроса общественного мнения).

Следовательно, С. (как способ (стиль) мышления, коммуницирования и действования) не может иметь своего исчерпывающего определения, предполагает вариативность собственного понимания, интерпретации, трактовок - в зависимости от артикулируемых (или латентно присутствующих) теоретических (онтологических, гносеологических, эпистемологических) и методологических парадигмальных позиций (перспектив) и реализуемых исследовательских стратегий. С. есть, скорее, тип рамочного знания, задающего предельно возможные горизонты "социологического" (в отличие от философского и частнонаучного) видения (с оговоркой о том, что С. способна "в пределе" редуцировать себя в специальную научную дисциплину или совокупность дисциплин - специальных социологических теорий - ). Такую предельную рамку "социологического" видения задает традиционное понятие общества , содержательно-предметно достаточно "бедное" и определяемое через соотнесение с "предельными" же понятиями природы и трансцендентного (божественного) начала. (При этом последние могут "втягиваться" в конкретные социологические дискурсы: теологически фундируемую С., например, "теологию освобождения", глобалистские экологические проекты, в частном случае - через маргинальный дискурс социобиологии; собственно же сопряжение "божественного", "общественного" и "природного" - задача для дисциплинарных дискурсов философии и теологии).

Содержательная конкретизация "общества" осуществляется через его развертывание в три конституирующие объемлющую рамку С. понятия: социума, личности и культуры . Акцент на одном из них (с удержанием понятия общества как такового) и позволяет смещать дисциплинарное видение в сторону "социологичности", "антропологичности" или "культурологичности" (при явно обнаруживаемой с 1970-х тенденции к их "синкретизации" в междисциплинарных социогуманитарных дискурсах). Собственно С. кладет (в устанавливаемое взаимоотношением социума - личности - культуры) "пустое" пространство в ряд категорий-реализаций социальности, репрезентирующих (в той или иной их акцентуализации) определенную картину социального мира в конкретных социологических подходах, предполагающих собственную методологию и стратегии исследований. Тем самым задаются возможные метатеоретические ракурсы описания общества (самоописания культуры в терминах социальности), претендующие на продуцирование методологии социального (а частично и гуманитарного) познания в целом.

Базовой для большинства версий С. категорией-реализацией выступает "социальное взаимодействие"  , специально специфицируемое в своей универсальности в концепциях "социального действия". Отсюда попытки в разных социологических подходах задать предмет собственного изучения и рефлексии как организацию совместной общественной жизни (бытия) людей через возникающие и обновляемые в ходе разнообразных социальных взаимодействий социальные формы. В качестве исходных концептуализаций в С. выступают еще как минимум две: 1) "социальная структура"  - "стратификация", 2) "социальная организация"  - "институциализация", порождаемые и, в свою очередь, порождающие (легитимирующие) определенные социальные взаимодействия.  В связи с "феноменологическим поворотом" в С. была конституирована в качестве универсализируемой в различных дискурсах проблематика "мира повседневности", "повседневной жизни людей", так или иначе соотносимая с организационно-структурным уровнем анализа социума. Наконец, в разных контекстах в социологических подходах дискутируется также и тематика "социализации". При этом сама социализация может трактоваться двояко: 1) как "введение" в социокультурную жизнь новых индивидов, агентов, акторов, субъектов (тогда социологическое видение частично антропологизируется, психологизируется и педагогизируется); 2) как легитимация любых инноваций (расширительное культурсоциологическое толкование, по-разному терминологически оформляемое в конкретике той или иной перспективы).

Дальнейшая конкретизация социологического знания осуществляется через наложение (внутри подходов) рамок и категоризаций-реализаций на конкретные объекты деятельности, процессы, области социальной реальности с построением соответствующих специальных социологических теорий изучаемых предметностей. Для концептуализации этого уровня социологического знания ключевую роль сыграло введение Р.К. Мертоном понятия "теория среднего уровня" , которое позволило: 1) развести метауровень С. (с его открытостью в философское знание и центрированностью на разработке методологии социального познания в целом) и уровень "конкретики" теоретической работы (конфигурировать собственно специальные социологические теории) ; 2) комплексировать С. с конкретными научными дисциплинами, в чьи объектные области С. "вторгается", выстраивая в них свои предметы (типа: экономическая С. или С. экономики, политическая С. или С. политики, юридическая С. или С. права и т.д.); 3) непосредственно связать (в идеале) во многом разорванные до этого теоретический и эмпирический уровни С., очертить границы поля прикладных социологических исследований, задать возможные режимы технологизации и контур инструментального применения ("потребления") социологического знания. В целом "реформа", предложенная Мертоном, позволила реализовать ("дореализовать") программные установки на конструирование С. как "строгой" научной дисциплины, провозглашенные еще ее "отцом-основателем" О. Контом , развитые Э. Дюркгеймом и наиболее последовательно концептуально разработанные в структурно-функциональном анализе .

Однако, начиная с М. Вебера и Г. Зиммеля , с последующей переформулировкой тематики (проблематики) в символическом интеракционизме и в феноменологической С. А. Шюца и его последователей, в С. были заложены и другие интенции - на "понимание" (в методологическом плане) и на "открывание" социологического знания в социокультурные контексты, на его "встраивание" в мир повседневной жизни (в онтологическом и эпистемологическом планах). Реализация этих установок привела к 1970-м к замене (точнее - дополнению) "вертикальной" развертки С. прописыванием ее "горизонтали". С. стала трактоваться не только как замкнутая на себя научная дисциплинарность, но и как совокупность вписанных в различные контексты дискурсов с их "утилизацией" в конкретных жизненных практиках, с одной стороны, и как институциализируемый внутри культуры специфический тип коммуникации, обеспечивающий рефлексию общества, переносящую акцент с вопроса "что такое общество?" на вопрос "как оно возможно?", - с другой. Была переосмыслена вся история возникновения и развития С. как целостности познавательных практик, закрепленная в так называемой "социологии С." (термин предложен Р. Фридриксом). Тем самым вновь был выдвинут и переосмыслен тезис о "родовой травме" С., связанный с ее непростыми и несколько раз кардинально изменявшимися отношениями с философией. Обнаруживается, что в момент своего зарождения и становления С., как минимум, трояким образом была связана с философской дисциплинарностью.

Во-первых, ее можно осмысливать как изначально модернистский проект, возникший как продолжение и развитие идей Просвещения, как продукт индустриального общества (с его акцентами на рынке, демократии, гражданском обществе, правах и свободах человека, с его тенденциями к социальной динамике и "ускорению" социокультурных процессов), как инструмент его "достраивания" и "универсализации" через распространение (в пределе) на весь мир. (Показательно здесь размежевание С. с социальной и культурной антропологией в их британо-американской и, частично, французской версиях, как изучающими традиционные типы обществ и переносящими акцент с социума на личность и культуру.) В этом отношении С. выступила правопреемницей и наследницей целого круга идей, уже разработанных к этому времени внутри философии (уже социальной философии и философии истории, с которых были "сняты" схемы линеарного, циклического и спиралевидного исторического развития общества, переинтерпретированные через понятия социальной эволюции и общественного прогресса). Прежде всего это касается трех групп проблем: 1) проблемы социального порядка (переформулированной как вопрос "что есть общество?"), 2) проблемы автономности и универсальности личности (переосмысленной в терминах отношения общества и личности, индивидуального и надындивидуального), 3) проблемы общественного идеала (реализуемого в доминирующих социологических практиках как идеал индустриализма и "нетрадиционности", а в маргинальных социологических практиках - как идеал социализма и коммунизма с определенным учетом "традиционности": например, в дебатировавшимся в марксизме тезисе о возможности перехода от традиционного общества к социализму, минуя капитализм, т.е. индустриальную фазу развития). Указанный идеал в значительной мере (в "доминанте") или полностью (в "маргиналии") выступал как утопичный (не следует забывать, что первоначально социологический проект был манифестирован внутри утопического социализма К.А. де Сен-Симоном , а Контом был, в значимой мере, лишь переинтерпретирован и разработан). Осознание этой известной утопичности проекта при "строгой" изначальной установке на научность давалось представителям С. долго и нелегко и было впервые ясно артикулировано лишь в концепции С. знания К. Манхейма .

Во-вторых, С. возникла и конфигурировалась как продукт "распада" классической философии, как критический по отношению к последней и дистанцирующийся от нее уже на уровне установок дискурс (тезис Конта о преодолении философской метафизики позитивной наукой, программа А. де Токвиля, утопия Сен-Симона, известный тезис о практической и действенной природе познания К. Маркса - ). Более того, позитивистский социологический проект, взявшись решать философские проблемы нефилософскими средствами, пришел в конце концов к осознанию себя как проекта единственно возможной научной философии (по сути - С. как "новая философия"). Тем самым С. стала первым провозвестником перехода философии в неклассическую фазу ее развития (закладывая при этом фундамент систем взглядов, которые позже были осмыслены как классическая С.). Посыл С. был поддержан в других областях социогуманитарного знания - прежде всего в психологии (В. Дильтей, Ф. Брентано, В. Вундт, О. Кюльпе) и (позднее) в экономике (австрийская школа экономики К. Менгера, У.С. Джевонс, Л. Вальрас). Лишь в лице Ф. Ницше переход к неклассической фазе был отчетливо артикулирован, но долго оставался "неуслышанным" самой философией. Во многом это связано с тем, что именно с "вне-философских" позиций можно было предложить "замену" одному из основных концептов философии - трансцендентальному субъекту с его "чистым сознанием". Но если психология, вполне естественно, обратилась к проблемам психического характера, то С. апеллировала к контекстуальной социально-исторической обусловленности субъекта. При этом показательно, что: 1) С. и психология выступили как программы-конкуренты (концепция социологизма и антипсихологизм Дюркгейма как высшее проявление их противостояния), хотя "психологическая составляющая" всегда присутствовала в С. (начиная с так называемой поведенческой С.); 2) психология конституировалась первоначально в значительной мере "внутри" и "средствами" философии (что породило затем установку Э. Гуссерля на преодоление психологизма), С. же изначально манифестировала себя как оппонента философии. Позже, провозгласив себя собственно философией, она вобрала "внутрь" себя социологически переинтерпретированную философскую антиномичность (натурализм - гуманитарная альтернатива; социальный реализм - номинализм; холизм - индивидуализм; становление - ставшее; объяснение - понимание и т. д.), во многом предопределив собственную судьбу. Таким образом, как философия являлась постоянным носителем "вируса" С., так и последняя изначально оказалась "зараженной" философией.

В-третьих, двойственность отношения С. к философии нашла выражение и в предложенном С. решении проблемы сознания. В С. долгое время сохранялось представление о "точечном" (лишенном тела) познающем субъекте, а сама социальная реальность  во многом (чаще имплицитно, чем эксплицитно) понималась как результат объективаций сознания действующих субъектов, собственно и подлежащий анализу без обращения к проблеме сознания как таковой. Лишь в феноменологической С. , в ином ракурсе - в этнометодологии, в С. знания М. Шелера , в немецкой философской антропологии (она же - С. в лице того же Шелера, Х. Плеснера , А. Гелена , Х. Шельски) и некоторых иных версиях субъекту было возвращено "тело", а миру - телесность. В традиции же, идущей от понимающей С., в социологический дискурс и рефлексию стал возвращаться "смысл" как, собственно, их предмет, скрывающийся за внешне явленными объективациями. Данное понимание стало доминирующим в культур-С., особенно после ее "герменевтического поворота", освоения круга идей П. Рикёра и семиотики, а также социологической переинтерпретации диалогистической философии. Радикальным разрывом с предшествующей традицией в этом отношении явилась и "археология знания"  М. Фуко . Тем самым произошло (и происходит) "возвращение" к философии в современных типах теоретического социологического дискурса. Социальный мир перестает быть плоскостью объективаций, приобретает глубину и многомерность, оформленность в актах сознания, закрепленных в слове. (Показательно, что само возникновение С. было связано с обнаружением "вертикали" - распределения неравенства - в обществе, изменчивости социальной реальности и возможности влиять на эти изменения, т.е. "многомерности" социального, что не рефлексировалось в традиционных обществах, осмысливавших общественную жизнь в терминах предустановленного космического, природного, божественного порядка). Сознание стало присутствовать в этом мире через свою интенциональность, задавая способы бытия событий и вещей, связывая их с внутренним опытом субъектов, подрывая унаследованную от классической философии и долго господствовавшую в классических и неклассических типах "социологизирования" обращенность к исследованию "логики вещей". Социальность подлежит "расколдовыванию" (термин-метафора принадлежит М. Веберу) в социологической рефлексии, место "объективности" в которой все больше стала занимать "субъективность".

Подытоживая, можно зафиксировать, что взаимопроникновения и взаимовлияния философии и С. сопровождали всю историю последней. С. и философия выступали друг для друга своего рода "своим иным", что можно проследить (в дополнение к трем обозначенным аспектам их взаимоотношений) в реконструкции логики формирования социологического знания с позиций рефлексии "социологии С.". Можно выделить три основных этапа развития С., соответствующие в целом логике становления как философии, так и большинства социогуманитарных дисциплин, но каждый раз имеющих свои "хронотопные" отличия. Это этапы классики, неклассики (она же в значительной мере неоклассика) и постклассики (пост-не-нео-классики).

В С. период классики связан с конституированием и институциализацией самой дисциплины, выведением ее из латентного существования "внутри" философии в эксплицитное "вовне", что неизбежно провоцировало установку на резкий разрыв с последней. Решить этот комплекс задач в середине - конце 19 в. (подпериод "становления" и поиска своей аутентичности-идентичности, т.е. оснований классики) можно было только через обращение к системе образцов естественнонаучного знания (и/или через построение "научной - позитивной - философии"), что потребовало от С. не менее резкого разрыва со схематизмами обыденного знания, с миром повседневности в целом (при латентно закладываемой в саму С. программы ее собственной технологизации, выведения ее в область прикладных исследований). При этом, пытаясь найти соизмеримость трансцендентальным субъектам классической философии в реальном обществе, С. совершила "жесткую" редукцию по отношению к последней в пользу единой "научной картины мира", а затем неоднократно повторяла редукционные процедуры внутри себя самой в поисках собственных содержаний. Последнее с неизбежностью вело в перспективе: 1) к плюрализации подходов внутри социологического видения; 2) к возникновению альтернативных трактовок самого этого видения; 3) к возникновению в С. (как результата предельных редукций) того, что в ней самой, в других социогуманитарных дисциплинах и в философии схватывалось термином "вульгарный социологизм".

На нереализуемость первоначальной формулировки социологического проекта обратила внимание философия в лице Дильтея и Ницше. Однако если первый искал выход из заданного С. "тупика" в предметном разделении знания на "науки о природе" и "науки о духе" и отводил доминирующую роль последних в психологии, то второй настаивал на невозможности решить философские проблемы "нефилософскими" (в том числе социологическими) средствами и по сути концептуализировал первый проект философской неклассики. Дополнительный импульс "расщеплению" единого социологического проекта придали неокантианцы Баденской школы (В. Виндельбанд и Г. Риккерт) своим смещением фокуса от обсуждения специфики типов знания на методологический дуализм номотетических и индивидуализирующих, генерализирующих и идиографических методов "наук о природе" и "наук о культуре".

На эти новые интенции в философии достаточно оперативно отреагировала С. В программе понимающей С. М. Вебера и в социологических концепциях русского неокантианства были предложены пути преодоления возникшего методологического дуализма, а осознание ситуации возникающего социологического "тупика" в какой-то мере повлияло на уход Зиммеля из С. в последний период его творчества. Тем самым декларированный "разрыв" с философией в период становления С. оказался нереализованным. Более того, второй подпериод первого этапа развития С., который можно обозначить как подпериод формулировки основных социологических подходов, наглядно демонстрирует, что последние есть не что иное, как "социологическое прочтение" (или "социологический ответ") философии, инициированное конкретно-историческими задачами, с необходимостью решения которых столкнулось индустриальное общество. 

Этот подпериод, охватывающий в С. конец 19 в. - начало 1920-х, завершает собой период социологической классики и связан с многовекторной С. Дюркгейма (прежде всего с его программным социологизмом), понимающей С. М. Вебера, культур-С. Зиммеля, формальной С. Ф. Тённиса (как реализацией в значительной мере интенции того же Зиммеля), развертыванием проекта марксистски ориентированной С., становлением бихевиористски ориентированного социологического психологизма (прежде всего в американской традиции, фундированной комплексом идей прагматизма). В российской С. это период господства социологизированного неокантианства, плюралистической С. М.М. Ковалевского , развертывания программы "легального марксизма", этико-субъективной школы в С. [П.Л. Лавров , Н.К. Михайловский , Н.И. Кареев , С.Н. Южаков] - провозвестницы "методологического индивидуализма" западной С.

В компаративистской перспективе период оформления социологической классики совпал со становлением неклассической философии, а его завершение - с началом развертывания основных неклассических философских концепций. Тем самым логика формирования С. шла по модели "ускоренного развития" (сжимания времени развертывания содержаний) и была векторно направлена на синхронизацию себя с логикой концептуализации философских доктрин. Однако если период неклассики в философии в целом закончился уже в 1950-е, то в С. - лишь в 1970-е, что породило в ней глубокий теоретико-методологический кризис, неизбежный в периоды "ломки традиций". Завершение классики в С. совпало во времени с событиями Первой мировой войны, революцией и гражданской войной в России, революционными выступлениями в ряде стран Европы. Оно отмечено ростом "кризисного сознания" как в философии, так и в С. (поздний Зиммель, В. Зомбарт , А. Вебер , западный марксизм  и др.; центральная фигура в философии того времени - О. Шпенглер ).

Собственно в С. в это время нарастает волна эмпиризма, инструментализма и операционализма [У.А. Томас , Ч.Х. Кули , П. Лазарсфельд , "гиперэмпиризм" Ж. Гурвича и др.]. В США оформляется Чикагская школа С., в Европе развивается сеть подобных исследовательских структур. В философской и методологической рефлексиях вновь ставится под вопрос сама возможность С. как научной дисциплины, осознаются новые "тупики" и "ловушки", в которые попала С. С этих позиций наиболее развернутую критику социологического проекта дали русские мыслители (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков и особенно С.Л. Франк). Значительное место отвоевывают себе теории социологического психологизма , конфигурируется бихевиористская по своим основаниям концепция социального обмена [П.М. Блау , Дж.К. Хоманс ], возникает психоаналитическая традиция в С. Происходит заметная переориентация на проблемы человека, С. "антропологизируется". В Великобритании и, частично, во Франции происходит "отказ" от С. в пользу антропологии; в Германии конституируется философская антропология,  акцентирующаяся первоначально лишь на философской проблематике. Возрастает интерес к тематике культуры: А. Вебер, неомарксизм [Д. Лукач , особенно А. Грамши , позднее - французские неомарксисты], Франкфуртская школа критической социальной теории, интегральная С. П. Сорокина . Шелер провозглашает, а затем Манхейм и его последователи реализуют программу С. знания. Через "прививку" гуссерлианства возникают два принципиально новых подхода: феноменологический и символическо-интеракционистский [Дж.Г. Мид , Г. Блумер , И. Гофман ]. От Т.Б. Веблена берет начало линия технократизма в С. В это же время значительное распространение получают идеи элитаризма, первоначально сформулированные в рамках итальянской политической социологии (начиная с работ В. Парето ) и получившие широкий резонанс после усвоения их американской социологической традицией, а также после работ Х. Ортеги-и-Гассета . (В СССР период неклассики - это период ликвидации С. как науки и отсутствия социологического дискурса как такового.)

Таким образом, происходит "размывание" принципов социологизма в период "становления" неклассики (ее первый подпериод). Однако дальнейшее развитие С. в период неклассики, связанное со становлением так называемого "стабилизационного сознания" (второй подпериод - после Второй мировой войны), было отмечено возвратом к обновленным принципам социологизма, что может быть осмыслено как попытка переоформления неклассики в неоклассику. В С. происходит институциализация структурализма [К. Леви-Стросс , генетический структурализм Л. Гольдмана и др.] и различных вариантов структурно-функционального анализа (основные версии - Т. Парсонс и Мертон), постепенно занимающего доминирующие позиции в теоретической С. При этом методология структурно-функционального анализа чуть ли не отождествляется с "социологичностью" вообще настолько, что кризис этой методологии в 1960-е был воспринят как провозвестник очередного кризиса в С. как таковой. Конкуренцию этому подходу пыталась составить С. конфликта [Р. Дарендорф , Л. Козер ], но, хотя ее истоки и восходят к Зиммелю, "пик" ее популярности пришелся на более позднее время - период постклассики.

Основные импульсы критики вновь пришли "извне" - из философии. Это прежде всего программа критики "историцизма" (а через него и социологизма) К. Поппера и программа М. Мерло-Понти, постулировавшая необходимость и неизбежность философско-социологического синтеза. Согласно Мерло-Понти, понимая и интерпретируя факты, социолог неизбежно становится философом, также как и когда он, обращаясь к истокам знания, начинает специально работать с языком. С. нельзя отсечь от философского опыта, но точно также и философия может терять свой смысл, если не судит о "настоящем". Если критика Поппера была направлена прежде всего на тотальность и идеологизированность социологического дискурса, была основанием выработки новой методологии социального познания, которую, с его точки зрения, так и не смогла предложить С., - то Мерло-Понти обращает внимание прежде всего на "разорванность" философского и социологического дискурсов, на невозможность решить социологические задачи метатеоретического уровня исключительно социологическими средствами. В этом аспекте он отрефлексировал стремление С. периода неклассики опираться преимущественно на собственную методологическую базу, на замыкание социологического дискурса внутри самого себя. Так, господствующий в послевоенное время структурно-функциональный подход  и был, по преимуществу, собственным детищем С. [частично - британской антропологии: А.Р. Радклиф-Браун , Б.К. Малиновский и др.]. Более того, он активно проникал практически во все области социогуманитарного знания, подменяя собой традиционные для последнего философские рефлексии.

Исчерпанность не-нео-классического проекта в С., зафиксированная философией с разных сторон в лице Поппера и Мерло-Понти еще в 1940-1950-е (в компаративистской перспективе - время перехода в философии от неклассики к постклассикие), был осознан в полной мере в С. к 1970-м. Примечательно, что в переломные точки развития философии - переходы от классики к неклассике и от неклассики к постклассике - отмечены обращением к тематизмам С.; однако при этом не стоит забывать и о том, что утрата предметности и переход в состояние "пост" (как переход к постиндустриальному обществу) был зафиксирован и в самом социальном знании в лице Д. Белла , Дж.К. Гэлбрейта , Р. Арона . Переход к постклассике в С. отмечен "пиком" популярности "критической социальной теории" Франкфуртской школы [в лице позднего Т. Адорно и раннего Ю. Хабермаса она "перетекала" и в следующий этап социологического развития], проектами "радикальной" и "альтернативной" С. Ч.Р. Миллса и А. Гоулднера , видевших в современной им институционализированной С. манипулятор для поддержания сложившихся "машинных" социальных порядков. В русле данного подхода возник и социологический дискурс (так дисциплинарно - "школьно" - и не оформившийся) "новых левых". В последующем эти проекты трансформировались в С. контркультуры и "социологию С." как глобальную методологическую рефлексию С. над собственными основаниями.

В это же время началась радикальная критика собственных оснований структурализмом : в социологической перспективе это прежде всего работы Ж. Бодрийара , Р. Барта , а особенно - Фуко. В компаративистской перспективе впервые за время сосуществования С. и философии был достигнут эффект взаимного резонанса - синхронизация обоих типов дискурса, фиксируемая через переход от модерна к постмодерну, от "современности" к "постсовременности" с ее радикальным переосмысливанием понятий субъекта и объекта, реальности (в том числе - социальной), основных европейских познавательных практик, самих понятий знания и научного знания, что поставило под вопрос (в очередной раз, но впервые столь радикально) саму возможность С. как научной дисциплины и, более того, как самостоятельного дискурса и типа коммуникации. Именно в это время происходит осознание С. не просто как проекта модерна, а как незавершенного, но исчерпанного проекта модерна, порожденного распадом классической философии. Если в неклассике шла борьба за доминирование между различными социологическими подходами, концепциями, стратегиями, практиками, школами (выигранная в целом структурно-функциональным анализом в разных его версиях), то в постклассике возобладала установка на принципиальный плюрализм С., на снятие "проникших" в С. уже в момент ее возникновения философских антиномий через философско-социологический синтез и выработку единой (в смысле внедисциплинарной) методологии познания, на рефлексию выбора подходов, концепций, стратегий, практик дискурса, способных взаимозаменять друг друга, на акцентирование рамочности социологического знания.

Наиболее сильные позиции в постклассике С. заняли постструктуралистские версии Э. Гидденса (теория структурации), П. Бурдье (теория социального поля), Н. Лумана (теория референции), теория конструирования реальности П.Л. Бергера и Т. Лукмана , концепция коммуникативного действия Хабермаса, трансцендентальный реализм Р.Бхаскара , У. Аутвейта и М. Арчер, динамическая С. или С. социальных изменений [А. Турен , Ж. Баландье, П. Штомпка], постмарксистский дискурс [А. Лефевр, И. Валлерстайн - миросистемный подход], методологический индивидуализм  (Р. Будон), этнометодология и когнитивная С. [Г. Гарфинкель , А. Сикурел], социологизированные версии немецкой философской антропологии (Шельски, Гелен, Плеснер), культурсоциологическая концепция "вовлеченности и отстранения" Н. Элиаса, постмодернистские дискурсы, берущие начало у Ж. Деррида, Ж. Делеза, Ю. Кристевой, Р.Б арта, Бодрийара, Фуко, радикальный феминистический социологический дискурс, проекты постмодернистской С. З. Баумана и М. Маффесоли. (В СССР в это время происходит возрождение С. через усвоение - достаточно избирательное - социологической неклассики.)

Доминирующие социологические стратегии так или иначе опираются на практики деконструкции и конструирования, снятия тотальности и установки на универсализм, акцентирование ситуативного, "здесь-и-сейчас" происходящих событий. При этом основные социологические версии делают упор на "конструктивные" задачи, на удержание социальности в структурационных, коммуникативных и дискурсионных практиках. Предлагаемые стратегии пытаются "снять" (преодолеть) сложившийся в С. дуализм индивидуального и надындивидуального, личности и социума, организационно-институционального и деятельностно-поведенческого понимания С., микро- и макроуровней исследования, глобального и локального, статики и динамики через совмещаемые диахронно-синхронные срезы, через хронотопное видение реальности.

Другая линия "разлома" в современной С. - акцент или на тезис о "смерти субъекта", или на тезис о "возвращении человека, личности-индивидуальности" в социологические дискурсы. В этом случае доминирует проблематика "возвращения", всесторонне обсуждаются механизмы удержания идентичности и аутентичности личности в беспрерывном потоке различений современного мира (методологический индивидуализм, этнометодология, Элиас и др.), тема тела и телесности (философская антропология). Этот поворот был подготовлен еще в С. неклассики (особенно в символическом интеракционизме) введением в С. дискурса "Другого", а также усвоением диалогистических концепций [М.М. Бахтина, М. Бубера, О.М.Ф. Розенштока-Хюсси ] в культур-С., в том числе и в культурологически повернутой немецкой философской антропологии [Э.Ротхакер , М. Ландман].

Третья доминантная тематика постклассики - также начавшийся в предшествующем периоде дискурс повседневности. В этом случае акцент делается на стирании граней между миром повседневности и иными областями социальной жизни, вплоть до понимания С. как развернутого нарративного комментария к повседневности (Бауман). В значительной мере синтетические задачи решаются постклассической С. за счет "поворота" к культуре, подготовленного в том числе и выходом на доминирующие позиции культур-С. (истоки которой восходят к позднему Дюркгейму, М. Веберу, а особенно - к Зиммелю, позднему Э. Кассиреру и А. Веберу). Культур-С. внутри познавательных социологических практик всегда была той метаобластью, где не только "сходились" часто конфликтующие между собой социологические дискурсы, но и синтетически усваивались подходы из иных областей социогуманитарного и философского знания (в частности, диалогистической философии, семиотики, герменевтики, лингвистики), что позволило выделиться в самостоятельные познавательные стратегии социо-психолингвистике и социосемиотике, а также практике дискурсивных анализов Т.А. ван Дейка . Более того, постклассическая С. в значительной мере может быть проинтерпретирована в терминах культур-С., а частично таковой она (по сути) и является.

Еще один центр "стягивания" социологических дискурсов - С. знания, особенно в ее поздних постпозитивистских и феноменологических версиях, соотносимая и в значительной мере "перекрывающая" в постклассике культур-С., превращающая С. (как совокупность познавательных практик-дискурсов, особого типа коммуникации, прикладных практик и технологий "манипулирования", при одновременной локализации С. как научной дисциплины в стенах университетов) в мощное средство самоописания и саморефлексии "постсовременного" общества, механизм порождения смыслов, стратегии "проверки" социума на "вменяемость". Мощный импульс этим ориентациям придал разработанный Фуко комплекс представлений о власти-знании, опирающийся на его более ранние идеи эпистемного анализа и археологии знания, истоки которого восходят еще к идее практической природы знания и концепции "ложного сознания" Маркса, и тезису о "воле к власти" Ницше [близкий по интенциям круг идей разработали М. Хоркхаймер и Адорно в "Диалектике просвещения" , а также Хабермас]. Власть здесь понимается как претворение знания, а знание - как упорядочивание власти, через власть-знание социальность связывается с архивом (фиксирующим накопленные культурные содержания). С. и есть, с этих позиций, такой комплекс власти-знания, что еще раз актуализирует конституционную для постклассической (пост-не-нео-классической) С. (а через нее и для всей С.) проблему "природы" социальной реальности. Радикально она формулируется как проблема "утраты" С. своей реальности, "потери" своих референтов и виртуализации социальности, т.е. своего "предметного поля", что ставит под сомнение возможность самой С. или, по крайней мере, требует ее переопределения в системе социогуманитарного и философского знания.

Предложенные ответы как на первый (социальная реальность как эпифеномен нетранзитивных порождающих механизмов, как "квазизнаковая", гипертекстовая, интертекстовая, ризомная реальность, как беспрерывно структурирующее и самонаблюдающее себя системное целое, как постоянно натурализирующая себя виртуальность, как непрерывное воспроизводство и порождение коммуникативных и дискурсивных практик и т.д.), так и на второй вопрос (что есть С.?) по-прежнему остаются дискуссионными и "стягивающими" на себя социогуманитарный, а в значительной мере и философский дискурсы.

В.Л. Абушенко