Информационная война

– этот термин впервые оказался в фокусе общественного внимания в связи с войной в Персидском заливе в 1991. Вообще, венцом классической военной истории являются две мировые войны XX века. Технический прогресс достиг невиданных ранее высот, до уровня подлинного искусства доросла военная стратегия и тактика. Военная пропаганда развилась в новое понятие «психологической войны». Над побежденными даже стали устраиваться показательные международные процессы. Но, несмотря на все эти новшества, классические представления о войне прочно сидели в головах политиков и военных. Неизменным осталось древнее понимание casus belli (повода к войне) – придирки и провокации, цели войны – оккупация чужих территорий и подписание документов, гордо именуемых международными договорами. Пленных и гражданское население, избирательно, правда, но так же, как и в далеком прошлом, откровенно уничтожали, обращали в рабов и перемещали целыми народами. Традиция – вещь стойкая. Войны XX века, помимо всего прочего (сохраненных атрибутов древней эпохи и приобретенных характеристик новейшего времени), интересны еще и тем, что они являются своеобразной пограничной чертой, перед которой находится еще «классика» военной истории, а позади начинается уже ее военный «модерн», линией, где предельно органично соединены некоторые существенные признаки столь различных понятий. Понятие информационной войны вырастает из такой широко известной дефиниции как «пропаганда». С ускоренным развитием разнообразных технических возможностей и коммуникационных технологий качественное и количественное наполнение данного термина стремительно растет. По мере распространения глобальных сетей, у информационной войны стали появляться свои теоретики. В основе информационной войны лежат старинные много раз опробованные методы по пропаганде и «промывке мозгов», которые, однако, благодаря глобализации информационного пространства, действительно делают их оружием массового поражения. Принципиальная цель любой информационной войны – это разум каждого человека. В общем виде информационная война – это систематическое нанесение ущерба объекту, посредством СМИ. Общеизвестно, что ущерб может наносить не только прямая ложь, но и правда. Понятно, что средствами массовой информации всегда транслируется не вся правда, обычно – весьма малая часть от известной по существу любого дела (события, факта, явления, процесса) информации. В этом смысле журналистика по определению есть не наука, а верхоглядство. Честное верхоглядство должно признавать неполноту информации, но сущность любой войны исключает этические «интеллигентские» оговорки: общепринята точка зрения, согласно которой, бросаясь в атаку, нельзя раскланиваться с противником. Выражаясь словами Ленина, «нужно, не оглядываясь, сразу лепить бубнового туза». Современные постсоветские СМИ вышли из-под ленинской кепки и быстро начали воспринимать западные стандарты. В итоге к 2000-м годам в странах бывшего СССР в единый почти унифицированный методологический подход в очень своеобразной форме синтезировались советская «партийности» и традиционный американский культа посредственности и верхоглядства. К характерным признакам новой информационной ситуации на большей части постсоветского пространства можно отнести следующие. 1. Политика информационного вакуума, свойственная советскому времени, сменилась перенасыщением информационного пространства различными фактами, версиями, теориями, внешне не связанными друг с другом. Этот материал проходит отсев в основном по принципу лояльности к так называемым «либеральным реформам», «демократическим свободам», «соблюдению прав человека» и других идеологических канонов. В остальном – полный плюрализм и информационная перегрузка. В случае необходимости это позволяет достичь быстрой концентрации внимания дезориентированного сознания на нужной детали (так называемая «раскрутка», когда нужные факты или слухи бесконечно повторяются и за счет этого выделяются на общем фоне). 2. Финансовая ангажированность журналистов и их внутренний идейный вакуум. 3. Применение современных мировых технологий виртуальной реальности, которые позволяют качественно менять действительность, которую видит телезритель. Реальность и идеи заменяются имиджами, идеи уходят из политики и СМИ. 4. Если прежнее информационное господство компартии было основано на апологии, нынешнее информационное превосходство тех или иных группировок СМИ базируется на критицизме и скепсисе. Апология всегда более уязвима, так как ее критиковать несравнимо легче. Постепенно оказалось, что СМИ не могут заработать достаточно средств на рекламе, и потому либо целиком, либо через руководителей и ведущих журналистов, покупаются заинтересованными центрами силы – например, государством, или олигархическими группировками. Постепенно разочаровываясь, аудитория становится все более аполитичной, рассредоточивается по нишам отдельных субкультур, из которых лишь некоторые систематически участвуют в политической жизни. Подобное состояния сферы информационного потребления вкупе со сложной экономической ситуацией, характерной для всех постсоветских стран, делает информационное пространство весьма рыхлым и восприимчивым к любым внешне отличающимся новизной идеям. Проблема информационно-психологической войны и информационной безопасности на рубеже тысячелетий находится в центре внимания политиков, ученых и военных. В литературных источниках, научных трудах и директивных документах многих стран применяются такие термины, как «психологическая война», «информационная война», «психологическая борьба», «психологические операции», «информационно-психологическое обеспечение боевых действий», «информационно-психологическое противоборство», «психологическая защита», «информационно-психологическое противодействие и защита войск (сил флота) от психологических операций противника», «психологическое прикрытие войск (сил флота)», «информационная безопасность личности, общества, государства», «информационное оружие», «информационные удары» и др. Для анализа сферы информационного противоборства интерес представляют весьма характерные идеи бывшего директора ЦРУ Аллена Даллеса, изложенные еще в 1945 году: «Мы бросим все, «что имеем, все золото, всю материальную мощь и ресурсы на оболванивание, и одурачивание людей... Посеяв в России хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые... Мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного угасания его самосознания... Литература, театр, кино – все будет изображать, и прославлять – самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать, и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и станут никому не нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, и беззастенчивость, предательство, национализм и вражда народов, прежде всего вражда и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать... Мы будем расшатывать, таким образом, поколение за поколением... Мы будем драться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них космополитов». Эти идеи директора ЦРУ положены в основу директивы Совета национальной безопасности США №20/1 от 18 августа 1948 г. «Цели США в отношении России». В США в настоящее время действуют полевые уставы 100-6 «Информационные операции», 33-1 «Психологические операции», 31-20 «Операционная техника специальной борьбы», одновременно осуществляется подготовка специалистов в области информационного противоборства. В наиболее понятийно концентрированном смысле под информационной войной следует понимать борьбу сторон за достижение превосходства над противником в своевременности, достоверности, полноте получения информации, скорости и качестве ее переработки и доведении до исполнителей. Средствами ведения информационной войны могут быть: а) компьютерные вирусы; б) «логические бомбы», «программы-оборотни», «программы-убийцы информации»; в) программы несанкционированного доступа к информационным ресурсам противника с целью хищения разведывательной информации; г) средства подавления информационных систем противника; д) биотехнологические средства; е) средства внедрения вирусов, логических бомб, программ-оборотней, программ-убийц информации, программ воздействия на персонал («зомбирование») и др. Психологическая война – есть система действий, связанных о непрерывным, всесторонним, скоординированным и целенаправленным использованием лжи и демагогии, экономического, дипломатического и иного давления, разведывательно-диверсионных актов и провокаций, военных маневров и локальных вооруженных операций, рассчитанных на демонстрацию силы и соответствующее воздействие на сознание, и поведение населения, воинов армии и флота государств. Информационная безопасность государства характеризуется степенью защищенности и, следовательно, устойчивостью основных сфер жизнедеятельности (экономики, науки, техносферы, сферы управления, военного дела, общественного сознания и т. д.) по отношению к опасным (дестабилизирующим, деструктивным, ущемляющим интересы страны и др.), информационным воздействиям, причем как к внедрению, так и к извлечению информации. Принципы обеспечения информационной безопасности включат в себя: законность, баланс интересов личности, общества и государства; комплексность; системность; интеграция с международными системами безопасности; экономическая эффективность. В повседневной жизни информационная безопасность понимается лишь как необходимость борьбы с утечкой закрытой (секретной) информации, а также распространением ложных и враждебных сведений. Данные определения не могут пока являться универсальными. До сих пор полномасштабных информационных войн, изучая которые можно вывести стройную теорию, было очень мало. Поэтому, пока не существует единого, всеми признанного определения этого явления. В одних исследованиях понятие информационной войны дается слишком широко. Например, «информационная война – это стратегия, операции, тактические действия, проводимые в мирное время, во время кризиса, конфликта, войны, в период восстановления мира между соперниками, конкурентами, врагами с использованием современных информационных технологий, чтобы достигать своих целей». Очевидно, что это определение слишком многозначно, так как предполагает почти все виды человеческой деятельности. Другие определения информационной войны, наоборот, слишком ограничены, они рассматривают какой-то узкий аспект, называя, например, информационной войной только компьютерные преступления. В качестве базового определения представляется удобным использовать определение Г. Почепцова: «Информационная война – коммуникативная технология по воздействию на массовое сознание с кратковременными и долговременными целями. Целями воздействия является внесение изменений в когнитивную структуру, чтобы получить соответствующие изменения в поведенческой структуре» (Почепцов Г.Г. Информационные войны. – М., 2000. – С.20.). В директивах информационных войск министерства обороны США содержание понятия раскрывается следующим образом: «Информационная война состоит из действий, предпринимаемых для достижения информационного превосходства в обеспечении национальной военной стратегии путем воздействия на информацию и информационные системы противника с одновременным укреплением и защитой нашей собственной информации и информационных систем». Если рассматривать понятие информационной войны глобально, то можно прийти к выводу, что сегодня это уже напрямую война цивилизаций. Столкновение различных целей теорий, предположений, неэквивалентных систем знаний приводит к войне. В современном информационном пространстве постоянно идет конкуренция различных идеологий. В этой борьбе одна идеология пытается вытолкнуть другую, с целью занять ее место. «Мы приближаемся к такой ступени развития, когда уже никто не является солдатом, но все являются участниками боевых действий», – говорил один из руководителей Пентагона. – «Задача теперь состоит не в уничтожении живой силы, но в подрыве целей, взглядов и мировоззрения населения, в разрушении социума». Поскольку не устоялись еще понятия и определения, используемые для описания информационной войны, то нет и завершенной классификации. Прежде всего, исследователи предлагают разграничивать понятия «война информационной эры» и «информационная война». Первая использует современные информационные технологии, прежде всего, для ведения боевых действий. Этот тип войны следует рассматривать как переходный, существующий между индустриальным и информационным обществами. Современные технологии дают возможность военному командованию получать беспрецедентное количество информации о противнике, чтобы успешно вести боевые действия. В этой войне победившим признается тот, кто физически побеждает противника, и новые информационные технологии рассматриваются как способствующие физическому превосходству. Информационная война рассматривает информацию как отдельный объект, потенциальное оружие или выгодную цель. Такая война может сопровождать военные действия, кризисные, конфликтные ситуации или осуществляться самостоятельно. Некоторые исследователи предлагают отдельно рассматривать технические и гуманитарные аспекты информационных войн. Две принципиально различные сферы функционирования информации – техническая и гуманитарная – задают два направления, где формируются возможности информационного оружия. В результате создаются два варианта информационных технологий: технические и гуманитарные. Методы и средства одной технологии не применимы к другой сфере: компьютерный вирус не может быть применен для внесения изменений в сферу общественного мнения и наоборот. Информационную войну этого периода сразу связывают с работой западных радиостанций, которые тщательно глушились СССР, но все равно накрывали своим вещанием почти всю территорию страны. Кроме этого и других очевидных примеров исследователи считают, что существенную роль в информационной войне играли нетрадиционные носители информации. В этих действиях прослеживается прямая связь с идеями А. Даллеса, процитированными выше: основной коррозионной составляющей стала пропаганда с помощью материального мира, а советская система контрпропаганды не была готова работать с таким срезом информационного воздействия. «Первым типом нового информационного влияния можно считать бытовые вещи, изготовленные на Западе, вещи лучшего качества. Вещи шли впереди, выполняя несвойственные им функции носителей информации. Опираясь на них, воображение рисовало уже совсем иной мир. Другим носителем информации также были вещи, только на экране кино или телевидения – второстепенная информация не связанная с сюжетом. Третьим носителем становились люди, побывавшие за границей. Обсуждение этих вопросов происходило не на официальном уровне, а на уровне личных контактов. А именно личностный уровень является наиболее благоприятным, поскольку мы получаем информацию от знакомого человека, которому доверяем. Так мы стали получать западные стандарты» (Почепцов Г.Г. Информационные войны. – М., 2000. – С.147). Таким образом, основным информационным конфликтом этого периода можно считать несоответствие потоков. «Противник» побеждал использованием необычных информационных носителей, которые активно генерировали в воображении реципиента новый для него мир в чрезмерно идеализированном виде.