этнометодология

этнометодология
        ЭТНОМЕТОДОЛОГИЯ — направление в социальных науках, превращающее методы этнографии и социальной антропологии в общую методологию социальных наук. Основателем Э. является Гарольд Гарфинкель, выпустивший в 1967 книгу «Исследования по этнометодологии». Будучи весьма экзотичной по терминологии, по способу выделения предмета и методам исследования, Э. имеет идейными истоками, прежде всего, экзистенциализм, феноменологическую социологию А. Шюца, культурную и социальную антропологию, герменевтику, особенно в изучении нарративов. В 1980-е Э. распалась на ряд течений: анализ разговорной речи (Г. Сакс, Дж. Джеферсон), этнометодологическую герменевтику (А. Блюм, П. Мак-Хью), анализ обыденной, повседневной жизни (Д. Циммерман, М. Поллнер), этнографическое исследование науки и достижения консенсуса в диалогах между учеными (К. Кнорр-Цетина, Б. Латур, С. Вулгар и др.).
        Э. стремится превратить антропологические методы исследования в процедуры изучения любых социальных и культурных явлений и процессов, универсализирует методы этнографии и способы организации повседневной жизнедеятельности людей в примитивных культурах, пытается увидеть в них исток и тайну всякого социологического анализа современной социальной жизни. Предмет Э. — процедуры интерпретации, скрытые, неосознаваемые, нерефлексивные механизмы социальной коммуникации между людьми. Причем все формы социальной коммуникации сводятся Э. к речевой коммуникации, к повседневной речи. Подчеркивая уникальность каждой ситуации повседневного общения, Э. отводит большое место механизмам понимания и рефлексии в познавательной работе: рефлексия, по сути, формирует когнитивные структуры различного уровня — и повседневные представления о социальной реальности, и даже социологические теории, вырастающие на почве обыденных представлений.
        Э. основывается на определенных теоретических допущениях, которые по-разному были встречены в амер. и европейской социологии. Среди этих допущений следует отметить; во-первых, отождествление социального взаимодействия с речевой коммуникацией; во-вторых, отождествление исследования с истолкованием и интерпретацией действий и речи другого — собеседника; в-третьих, выделение двух слоев в интерпретации — понимания и самого разговора; в-четвертых, отождествление структурной организации разговора с синтаксисом повседневной речи. Э. принципиально не приемлет разрыва между субъектом и объектом описания, различения уровней языка — языка-объекта и метаязыка, считая эти противопоставления выражением позитивистской модели научного исследования. Согласно Э., возможно говорить не о теории в социологии, а лишь о социологических исследованиях, которые должны быть ориентированы на взаимосопряженность исследователя и исследуемого. Поэтому Э. принимает способы организации и выражения речи и жизнедеятельности не только в качестве объекта, но и в качестве средства описания. Не допуская разрыва между предметом и средствами описания и анализа, Э. вынуждена некритически описывать особенности общения и деятельности исследуемых культур и сообществ, принимая за рациональное то, что таковым не является. Подчеркивая, что этнометодолог и социолог не может занимать позицию отстраненного, дистанцированного наблюдателя, что он всегда включен в контекст повседневного общения и разговора, Э. обращает внимание на то, что коммуникация между людьми содержит более существенную информацию, чем та, которая выражена вербально; что существует неявное, фоновое знание, подразумеваемые смыслы, молчаливо принимаемые участниками взаимодействия и объединяющие их. Различая два уровня социального познания — повседневный опыт и социологическое исследование, — Э. выражает это различение в различении двух типов суждений: индексных и объективных. Индексные выражения характеризуют уникальные, специфические объекты, причем в непосредственной связи с тем контекстом, в котором они возникают и используются. Их значения целиком и полностью определены этим контекстом. Объективные выражения вторичны и описывают общие свойства объектов независимо от контекста употребления. Объект в этом случае оказывается представителем класса, типа, группы явлений. С помощью различения двух типов выражений Э. стремится провести различие между обыденным и научным языками. Именно второй тип суждений используется в социологических исследованиях; их значения независимы от контекста и представляют собой переформулировку индексных выражений, обладая универсальной, а не уникальной, значимостью. Для представителей Э. социальная реальность (а др. реальность, по их мнению, вообще не существует) не обладает объективными характеристиками. Она их приобретает благодаря тому, что в ходе речевой коммуникации мы представляем значения своих суждений в виде объективных свойств, в терминах объективных признаков, приписываемых нами объективной реальности самой по себе. Объективные выражения — это способ нашего приписывания общим значениям объективного статуса и существования. Социальная реальность конструируема в ходе речевой коммуникации, в ходе онтологизации субъективных значений и смыслов. Социокультурная реальность рассматривается в Э. как поток неповторимых, уникальных ситуаций. С помощью объективных выражений мы преодолеваем эту уникальность социальной реальности, приписываем ей те значения и смыслы, которые всплывают из нашего опыта, и тем самым унифицируем и классифицируем ее, объективируем свои описания в качестве квазиклассов и квазикатегорий. Научное знание и представляет собой, согласно Э., объективацию и онтологизацию индексных выражений, т.е. она является производной от повседневного опыта. Наука продолжает рационализацию опыта и межличностных коммуникаций, начатую уже в повседневном опыте, усиливает ее и доводит до конца. Э. понимает язык повседневного общения весьма широко, включая в него не только вербальный язык, но и язык жестов, выразительных движений, ритуал и даже молчание. Так истолкованный язык повседневного общения оказывается сокровищницей социальных смыслов и значений и задает горизонт осмысления мира, в том числе и научного постижения реальности. Радикально проводя тезис о социальной конструируемое™ реальности, Э. считает, что реальность обладает лишь видимостью объективности, а на деле — лишь квазиобъективностью, мнимой эмпирической фактичностью и предметностью. В интерпретации Э. реальность распалась на множество уникальных событий и ситуаций, значения которых всегда релятивны, не завершены, соотносимы с личностно-индивидуальными особенностями участников коммуникации, их фоновыми ожиданиями и притязаниями. Реальность предстает как консенсус междуучастниками коммуникации, как продукт интерпретативной деятельности. Отказываясь от какого-либо дистанцирования субъекта и объекта исследования, отождествляя, в конечном счете, теоретические конструкты со здравым смыслом, Э. превращает социологию в некую «паранауку», поскольку она переводит на абстрактный язык представления здравого смысла, тематизируя и проясняя жизненный опыт личности, естественную установку сознания. Э. притязает не на построение социологической теории, а лишь на создание каталога социологических исследований, на прояснение социологической манеры говорить об обществе. Социологическая реконструкция направлена не на социальные явления и процессы, а на выявление того, какой смысл люди вкладывают в социальный порядок, как люди осознают, изменяют и сохраняют социальный порядок.
        А.П. Огурцов
        Э. — направление социолингвистического анализа повседневного знания, а также науки, понятой как «повседневность ученого». Э. использует методологический опыт этнографического исследования культур для «понимающего» изучения различных сфер современной социальной реальности: от поведения масс в мегаполисах до описания повседневных взаимодействий в научной лаборатории. Э. науки исследует способы конституирования и интерпретации научных фактов и схем деятельности в повседневной научной практике (Б. Латур, С. Вулгар).
        «Онтологическим допущением» Э. является представление о конститутивном характере социальной реальности как о продукте повседневных взаимодействий и интерпретаций. Предпосылкой этнометодологического анализа любого взаимодействия является представление о системе социально-объективированных значений, конституирующих малые группы. Изучение культурных образцов (когнитивных паттернов) в рамках Э. подобно этнографическому исследованию чужой культуры: его методологическим императивом является воздержание от привнесения в исследуемую ситуацию «посторонних» социальных значений, почерпнутых исследователем из повседневности своей социальной группы, традиций образования, научной школы, научного сообщества (постулат чистоты метода). Хотя исчерпывающая «когнитивная стерильность», т.е. «заключение в скобки» повседневных и научных значений, недостижима, однако в каждой конкретной ситуации к ней все же следует стремиться.
        Программа Э., будучи сформулированной Г. Гарфинкелем («Studies in Ethnomethodology», 1967), развивалась в работах Г. Сакса, А. Сикурела, Дж. Дугласа, Э. Блама, П. Мак-Хью, Дж. Мак-Кини, М. Поллнера в качестве социолингвистической конкретизации идей социальной феноменологии. Опираясь на представления последней о социальной реальности как универсуме объективированных значений и правил их трансляции, Э. исследует социальные коммуникации как речевые взаимодействия, «объективацию и обмен значениями», отождествляя структурную организацию разговора с синтаксисом повседневной речи. Фундаментальный для социальной феноменологии образец социального взаимодействия — ситуация «лицом-к-лицу» — конкретизируется как «говорящий-слушающий» (speaker-hearer).
        Э. подчеркивает социально-конструирующие функции языка. Разговорный язык предстает как естественный «кладезь» повседневных типизации, объективировавший личный опыт участников речевого взаимодействия, а также выступает в роли социального конструктора, «творящего» социальную ситуацию как систему интерсубъективных значений. Методологически это означает, что «объективность» любых социальных феноменов является человечески продуцированной, обусловленной типизирующими свойствами естественного языка. Поэтому социальный теоретик должен принять во внимание факт нагруженности научных суждений об обществе закодированными в естественном языке типизациями здравого смысла.
        Как научные, так и повседневные суждения об обществе нагружены «индексными выражениями» (индексами). Индексы «контекстуально относительны» и служат для выражения ситуативно ограниченного знания. Каждое индексное выражение отсылает к определенной ситуации или к персоне, времени и месту и указывает на нечто, не названное в словах. В роли индексов выступают указательные и личные местоимения, пространственно и темпорально относительные выражения типа «здесь», «там», «справа», «слева», «далеко», «близко», «раньше», «позже», «сегодня», «завтра» и т.д., понятные лишь человеку, вовлеченному в ситуацию. Осмысленность индексных выражений строго ограничена рамками их употребления. Они являются носителями эмерджентных смыслов ad hoc. Упорные методологические попытки заменить индексные выражения «объективными», т.е. описанием типичных, внеситуативных свойств объектов, не увенчались успехом. Программное изучение формальных свойств естественных языков свидетельствует, что универсального средства элиминации ситуативной неопределенности, «относительности к случаю» найти невозможно. Индексные выражения не устранимы ни в разговорном, ни в научном языках.
        Основываясь на данных логики и лингвистики о невозможности полной «деконтекстуализации индексов», Э. исследует правила приписывания значений («рационализации индексов»). С этой целью в рамках программы Э. осуществляется изучение повседневных разговорных взаимодействий. Практика интерпретации повседневных бесед и является, по мнению Сакса, ключом к пониманию механизмов социальных коммуникаций. Продуцирование локального социального порядка осуществляется как «линейный порядок практик беседы», убежден он. Именно индексные свойства естественного языка позволяют прояснить связи между заведенным порядком повседневной рутины и рациональностью повседневных практик. Представители Э. особо подчеркивают то обстоятельство, что речевое взаимодействие основано на фонде неявного, подразумеваемого, «нетематизируемого» знания, принимаемого партнерами по речевой коммуникации в качестве само собой разумеющегося. Этот имплицитный фонд когнитивных презумпций необходимо эксплицировать и выразить в «формулировках». «Мы полагаем, — утверждает Гарфинкель, — что такого рода формулировки не только всегда присутствуют, но и осознаются как существенный конститутивный элемент беседы. Мы также полагаем, что они поддаются трансляции и комментарию». Исследуя индексные свойства обыденного языка, Э. изучает механизмы конституирования эмерждентных смыслов.
        Повседневные беседы рассматриваются как способ коммуникативной поддержки субъективной реальности за счет апелляции к самоочевидным истинам, принимаемым на веру, — к «фоновым ожиданиям», которые могут быть эксплицированы лишь путем сопоставления с подобными в «антропологически чуждой среде». Этнометоды воплощают «повседневную рациональность» — социально санкционированные способы поддержания привычных структур взаимодействия. Выговаривая «фоновое знание», Э. выявляет когнитивный фундамент любого социального взаимодействия, обеспечивающий принципиальную возможность взаимопонимания и коммуникации.
        Н.М. Смирнова
        Лит.: Фипмер П. Об этнометодологии Гарольда Гарфинкеля // Новые направления в социологической теории. М., 1978. С. 328—376; Огурцов А.П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // Современная западная социология науки. М., 1988; Давыдова ИЛ. Формирование этнометодологии: влияние Т. Парсонса и А. Шюца на теоретическую позицию Г. Гарфинкеля // Социологический журнал. 2002. Вып. 1. С. 115—129; Garfinkel H. Studies in Ethnomethodology. N.Y., 1967; Garfinkel H. Ethnomethodologys Program: Working out Durkheims Aphorism. Lanham, 2002; Heritage J.C. Ethnomethodology// Social Theory Today. Cambridge, 1992.

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.