теория познания

теория познания
        ЭПИСТЕМОЛОГИЯ (ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ, ГНОСЕОЛОГИЯ) — раздел философии, в котором анализируется природа и возможности знания, его границы и условия достоверности.
        Ни одна философская система, поскольку она претендует на нахождение предельных оснований знания и деятельности, не может обойтись без исследования этих вопросов. Однако проблематика Э. может содержаться в философской концепции и в имплицитном виде; напр., через формулирование онтологии, которая неявно определяет возможности и характер знания. Знание как проблема специально исследуется уже в античной философии (софисты, Платон, Аристотель), хотя и в подчинении онтологической тематике. Э. оказывается в центре всей проблематики западной философии в 17 в.: решение ее вопросов становится необходимым условием исследования всех остальных философских проблем. Складывается классический тип Э. Правда, сам термин «Э. (теория познания)» появляется довольно поздно — только в 1832. До этого ее проблематика изучалась под др. названиями: анализ ума, исследование познания, критика разума и др. В 20 в. появляется необходимость в переосмыслении самих способов постановки проблем Э. и способов их решения, выявляются новые связи Э. и др. областей философии, а также науки и культуры в целом. Возникает неклассическая Э. Вместе с тем в это время появляются философские концепции, которые либо пытаются отодвинуть Э. проблематику на периферию философии, либо даже отказаться от всей проблематики Э., «преодолеть» ее.
        Понимание характера проблем Э., их судьбы и возможного будущего предполагает анализ двух ее типов: классического и неклассического.
        В классической э. можно выделить следующие особенности.
        1. Критицизм. В сущности, вся философия возникает как недоверие к традиции, к тому, что навязывается индивиду внешним (природным и социальным) окружением. Поэтому философия выступает также и как критика культуры. Э. — это критика того, что считается знанием в обыденном здравом смысле, в имеющейся в данное время науке, в др. философских системах. Поэтому исходной для Э. является проблема иллюзии и реальности, мнения и знания. Эта тематика была хорошо сформулирована уже Платоном в диалоге «Теэтетп». Что считать знанием? Ясно, что это не может быть общепринятое мнение, ибо оно может быть общим заблуждением, это не может быть и просто мнение, которому соответствует реальное положение дел (т.е. истинное высказывание), ибо соответствие между содержанием высказывания и реальностью может быть чисто случайным. Платон приходит к выводу о том, что знание предполагает не только соответствие содержания высказывания и реальности, но и обоснованность первого.
        Проблема обоснования знания становится центральной в западноевропейской философии, начиная с 17 в. Это связано со становлением нетрадиционного общества, с появление свободного индивида, полагающегося на самого себя. Именно в это время происходит то, что иногда называют «эпистемологическим поворотом». Что именно можно считать достаточным обоснованием знания? Этот вопрос оказывается в центре философских дискуссий. Э. выступает, прежде всего, как критика сложившихся метафизических систем и принятых систем знания с точки зрения определенного идеала знания. Для Ф. Бэкона и Р. Декарта это критика схоластической метафизики и перипатетической науки. Для Дж. Беркли это критика материализма и ряда идей новой науки, в частности, идеи абсолютного пространства и времени в физике Ньютона и идеи бесконечно малых величин в разработанном в это время дифференциальном и интегральном исчислении (последующая история науки показала правоту критического анализа Беркли некоторых основоположений науки Нового времени). Кант использует свою конструкцию для демонстрации невозможности традиционной онтологии, а также и некоторых научных дисциплин (напр., психологии как теоретической, а не описательной науки). Сама система кантовской философии, в основе которой лежит Э., носит название критической. Критицизм определяет главный пафос и др. построений Э. классического типа. Так, напр., для Э. Маха его Э. выступает как способ обоснования идеала описательной науки, а в связи с этим критики идей абсолютного пространства и времени классической физики (эта критика была использована А. Эйнштейном при создании специальной теории относительности), а также атомной теории (что было отвергнуто наукой). Логические позитивисты использовали свой принцип верификации для критики ряда утверждений не только в философии, но и в науке (в физике, в психологии), а К. Поппер с помощью принципа фальсификации пытался продемонстрировать ненаучность марксизма и психоанализа.
        2. Фундаментализм и нормативизм. Сам идеал знания, на основе которого решается задача критики, должен быть обоснован. Иными словами, следует найти такой фундамент всех наших знаний, относительно которого не возникает никаких сомнений. Все то, что претендует на знание, но в действительности не покоится на этом фундаменте, должно быть отвергнуто. Поэтому поиск основания знаний не тождественен простому выяснению причинных зависимостей между разными психическими образованиями (напр., между ощущением, восприятием и мышлением), а направлен на выявление таких знаний, соответствие которым может служить нормой. Иными словами, следует различать между тем, что фактически имеет место в познающем сознании (а все, что в нем есть, напр., иллюзия восприятия или заблуждение мышления, чем-то причинно обусловлено) от того, что должно быть для того, чтобы считаться знанием (т.е. то, что соответствует норме). При этом в истории философии нередко нормативное смешивалось с фактически сущим и выдавалось за последнее.
        В этом своем качестве Э. выступала не только в качестве критики, но и как средство утверждения определенных типов знания, как средство их своеобразной культурной легитимации. Так, согласно Платону, чувственное восприятие не может дать знание, по-настоящему можно знать только то, о чем учит математика. Поэтому, с этой точки зрения, в строгом смысле слова не может быть науки об эмпирических феноменах, идеал науки — геометрия Евклида. По Аристотелю, дело обстоит иначе: чувственный опыт говорит нечто о реальности. Опытная наука возможна, но она не может быть математической, ибо опыт качествен и не математизируем. Новоевропейская наука, возникшая после Коперника и Галилея, по сути, синтезировала программы Платона и Аристотеля в виде программы математического естествознания, основанного на эксперименте: эмпирическая наука возможна, но не на основе описания того, что дано в опыте, а на основе искусственного конструирования в эксперименте (а это предполагает использование математики) того, что исследуется. В основе этой программы лежит определенная Э. установка: реальность дана в чувственном опыте, но ее глубинный механизм постигается с помощью ее препарирования и математической обработки. Э. в этом случае выступает как способ обоснования и узаконения новой науки, которая противоречит и старой традиции, и здравому смыслу, является чем-то странным и необычным.
        В это же время происходит разделение концепций Э. на эмпиризм и рационализм. С точки зрения первых, обоснованным может считаться только то знание, которое в максимальной степени соответствует данным чувственного опыта, в основе которого лежат либо ощущения сенсуализм), либо «чувственные данные» (неореализм), либо элементарные протокольные предложения (логический эмпиризм). Вторые в качестве знания рассматривали только то, что вписывается либо в систему «врожденных идей» (Декарт, Спиноза), либо в систему априорных категорий и схем разума (Гегель, неокантианцы). Кант пытался занять некую третью позицию в этом споре.
        Др. большое и принципиальное разделение, характерное для классической Э., — это разделение на психологистов и анти-психологистов. Конечно, все философы различали причинное объяснение тех или иных феноменов сознания и их нормативное оправдание. Однако для психологистов (к ним относятся все эмпирики, а также некоторые сторонники теории «врожденных идей») норма, обеспечивающая связь познания с реальностью, коренится в самом эмпирически данном сознании. Это определенный факт сознания. Э. в этой связи основывается на психологии, изучающей эмпирическое сознание. Исторически многие исследователи в области Э. были одновременно и выдающимися психологами (Д. Беркли, Д. Юм, Э. Мах и др.). Для анти-психологистов в Э. нормы, говорящие не о сущем, а о должном, не могут быть просто фактами индивидуального эмпирического сознания. Ведь эти нормы имеют всеобщий, обязательный и необходимый характер, они не могут быть поэтому получены путем простого индуктивного обобщения чего бы то ни было, в том числе и работы эмпирического сознания и познания. Поэтому их источник следует искать в др. области. Для философского трансцендентализма (Кант, неокантианцы, феноменология) этой областью является трансцендентальное сознание, отличное от обычного эмпирического, хотя и присутствующее в последнем. Методом Э. в этом случае не может быть эмпирический анализ психологических данных. Для Канта это особый трансцендентальный метод анализа сознания. Феноменологи в качестве метода Э. предлагают особое интуитивное схватывание сущностных структур сознания и их описание. Э. в последнем случае оказывается вовсе не теорией в точном смысле слова, а дескриптивной дисциплиной, хотя описание относится не к эмпирическим фактам, а к особого рода априорным феноменам. К тому же эта дисциплина не зависит ни от каких др. (в том числе и от психологии), а предшествует им.
        Анти-психологизм в Э. был своеобразно продолжен в аналитической философии. Здесь он был понят как анализ языка. Правда, сам этот анализ является уже не трансцендентальной процедурой, а процедурой вполне эмпирической, но имеющей дело уже не с фактами эмпирического сознания (как это было у психологистов), а с фактами «глубинной грамматики» языка. В рамках этого подхода Э. была истолкована как аналитическая дисциплина, а старая Э. раскритикована, в частности Л Витгенштейном, как несостоятельная «философия психологии». Такие принципы Э., задающие нормативы знания, как верификация и фальсификация, были поняты как укорененные в структурах языка. В этой связи был четко отделен «контекст открытия» того или иного утверждения, являющийся предметом психологического исследования, от «контекста обоснования», с которым имеет дело философский анализ. Ранняя аналитическая философия, особенно такие ее версии, как логический позитивизм, разделяют основные установки Э. классического антипсихологизма.
        Своеобразно анти-психологистское понимание Э.К. Поппером. Для него оно должно быть основано на изучении истории научного познания, объективированной в текстах («объективного знания») — в этом он схож с неокантианцами. Э. не имеет дела с индивидуальным субъектом. А поскольку, согласно К. Попперу, др. субъекта, помимо индивидуального, не существует, Э. не имеет отношения к субъекту вообще («Э. без познающего субъекта»). К. Поппер считает, что Э. должна пользоваться методами эмпирической науки. Это означает, в частности, что Э. обобщения в принципе могут быть подвергнуты ревизии.
        3. Субъектоцентризм. В качестве несомненного и неоспоримого базиса, на котором можно строить систему знания, выступает сам факт существования субъекта. С точки зрения Декарта, — это вообще единственный самодостоверный факт. Во всем остальном, в том числе и в существовании внешнего моему сознанию мира и др. людей, можно усомниться (таким образом, критицизм, характерный для всей классической Э., многократно усиливается принятием этого тезиса). Знание о том, что существует в сознании, — неоспоримо и непосредственно. Знание о внешних моему сознанию вещах опосредованно. Для эмпириков таким неоспоримым статусом обладают данные в моем сознании ощущения. Для рационалистов — это априорные формы сознания субъекта. Так возникают специфические проблемы классической Э.: как возможно знание внешнего мира и сознания др. людей? Их решение оказалось весьма трудным (хотя был предложен целый ряд таковых), в том числе не только для философии, но и для эмпирических наук о человеке, принявших субъектоцентрическую установку классической Э., в частности, для психологии. Для целого ряда философов и ученых, разделявших принципиальную установку классической Э. относительно непосредственной данности состояний сознания и в то же время не сомневавшихся в такой же очевидности факта существования внешних предметов (материализм, реализм) оказалось трудным согласовать эти положения. Отсюда идеи Г. Гельмгольца об «иероглифическом» отношении ощущений к реальности, «закон специфической энергии органов чувств» И. Мюллера и др. Ряд представителей Э. предложили «снять» саму проблему отношения знания и внешнего мира, истолковав сознание субъекта в качестве единственной реальности: для эмпириков это ощущения, для рационалистов априорные структуры сознания. Мир (в том числе др. люди) выступает в этом случае либо как совокупность ощущений, либо как рациональная конструкция субъекта. С критикой этого положения выступили представители разных реалистических школ (см. неореализм, критический реализм), однако до тех пор, пока познание продолжало пониматься только как факт индивидуального сознания, как нечто, происходящее лишь «внутри» субъекта (хотя бы и причинно обусловленное событиями внешнего мира), отмеченные трудности не могли быть решены.
        Если Декарт не различает эмпирического и трансцендентального субъектов, то в последующем такое различение осуществляется. Эмпирики и психологисты имеют дело с индивидуальным субъектом, трансценденталисты с трансцендентальным. Так, напр., для Канта является несомненным, что предметы, данные мне в опыте, существуют независимо от меня как эмпирического индивида. Однако сам этот опыт сконструирован трансцендентальным субъектом. Трансцендентальное единство апперцепции этого субъекта является даже гарантом объективности опыта. Для Гуссерля несомненной реальностью является данность феноменов трансцендентальному сознанию. Что касается соотношения этих феноменов с внешней реальностью, то от этих вопросов феноменология «воздерживается». Неокантианцы фрейбургской школы исходят из того, что Э. имеет дело с «сознанием вообще», а марбургская школа неокантианства имеет дело скорее с «духом научности». Для ранних представителей аналитической философии, хотя язык и не является принадлежностью только одного индивидуального субъекта, осмысленность высказывания получают от их отношения к субъективным данным опыта индивида.
        Некоторые концепции Э., которые являются классическими по большинству особенностей, в данном пункте выходят за эти пределы. Это относится, в частности, к системе Гегеля, в которой сделана попытка преодолеть противоположность субъективного и объективного как двух отдельных миров на основе Абсолютного Духа, который не является индивидуальным субъектом (ни эмпирическим, ни трансцендентальным). То же можно сказать и об Э. без познающего субъекта К. Поппера.
        4. Наукоцентршм. Э. приобрела классический вид именно в связи с возникновением науки Нового времени и во многом выступала как средство легитимации этой науки. Поэтому большинство систем Э. исходили из того, что именно научное знание, как оно было представлено в математическом естествознании этого времени; является высшим типом знания, а то, что говорит наука о мире, то и существует на самом деле. Многие проблемы, обсуждавшиеся в Э., могут быть поняты только в свете этой установки. Такова, напр., обсуждавшаяся Т. Гоббсом, Д. Локком и многими др. проблема так называемых первичных и вторичных качеств, одни из которых (тяжесть, форма, расположение и др.) считаются принадлежащими самим реальным предметам, а другие (цвет, запах, вкус и др.) рассматриваются как возникающие в сознании субъекта при воздействии предметов внешнего мира на органы чувств. Что существует реально и что реально не существует, в данном случае полностью определяется тем, что говорила о реальности классическая физика. Кантовская Э. может быть понята как обоснование классической ньютоновской механики. Для Канта факт существования научного знания является исходно оправданным. Два вопроса его «Критики чистого разума» — «как возможна чистая математика?» и «как возможно чистое естествознание?» — не ставят под сомнение оправданность данных научных дисциплин, а лишь пытаются выявить условия их возможности. Этого нельзя сказать о третьем вопросе кантовской «Критики» — «как возможна метафизика?»: философ пытается показать, что, с точки зрения Э., последняя невозможна. Для неокантианцев Э. возможна только как теория науки. Логические позитивисты видели задачу философии (аналитической Э.) именно в анализе языка науки, а вовсе не обыденного языка. Согласно К. Попперу, Э. должна иметь дело только с научным знанием.
        Можно говорить о том, что в последние десятилетия 20 в. начала постепенно складываться неклассическая Э., которая отличается от классической по всем основным параметрам. Изменение проблематики и методов работы в этой области связано с новым пониманием познания и знания, а также отношения Э. и др. наук о человеке и культуре. Это новое понимание, в свою очередь, обусловлено сдвигами в современной культуре в целом. Этот тип Э. находится в начальной стадии развития. Тем не менее некоторые его особенности можно выделить.
        1. Пост-критицизм. Это не означает отказа от философского критицизма (без которого нет самой философии), а только лишь понимание того фундаментального факта, что познание не может начаться с нуля, на основе недоверия ко всем традициям, а предполагает вписанность познающего индивида в одну из них. Данные опыта истолковываются в теоретических терминах, а сами теории транслируются во времени и являются продуктом коллективной разработки. На смену установки недоверия и поисков само-достоверности приходит установка доверия к результатам деятельности др. Речь идет не о слепом доверии, а только о том, что всякая критика предполагает некую точку опоры, принятие чего-то, что не критикуемо в данное время и в данном контексте (это может стать объектом критики в др. время и в ином контексте). Эта идея хорошо выражена Л.Витгенштейном в его поздних работах. Сказанное означает, что в коллективно выработанном знании может иметься такое содержание, которое не осознается в данный момент участниками коллективного познавательного процесса. Такое неосознаваемое мною неявное знание может иметься у меня и относительно моих собственных познавательных процессов. В истории познания разные традиции взаимно критикуют друг друга. Это, в частности, критика друг друга разными познавательными традициями в науке: напр., математической и описательной традиций в биологии. В процессе развития знания может выясниться, что те познавательные традиции, которые казались полностью вытесненными или же отошедшими на периферию познания, обнаруживают новый смысл в новом контексте. Так, напр., в свете идей теории самоорганизующихся систем, разработанной И. Пригожиным, выявляется современный эвристический смысл некоторых идей древнекитайской мифологии.
        2. Отказ от фундаментализма. Он связан с обнаружением изменчивости познавательных норм, невозможности формулировать жесткие нормативные предписания развивающемуся познанию. Попытки отделять знание от незнания с помощью таких предписаний, предпринятые в науке 20 в., в частности логическим позитивизмом и операционализмом, оказались несостоятельными.
        В современной философии существуют разные реакции на эту ситуацию.
        Некоторые философы считают возможным говорить об отказе от Э. как философской дисциплины. Так, напр., некоторые последователи позднего Л. Витгенштейна, исходя из того, что в обыденном языке слово «знать» употребляется в нескольких разных смыслах, не видят возможности разработки единой Э. Др. (напр., Р. Рорти) отождествляют отказ от фундаментализма с концом Э. и с вытеснением ее исследований философской герменевтикой.
        Др. философы (а их большинство) считают возможность дать новое понимание этой дисциплины и в этой связи предлагают разные исследовательские программы.
        Одна из них выражена в программе «натурализованной Э.» У Куайна. Согласно последнему, научная Э. должна полностью отказаться от выдачи предписаний, от всякого нормативизма и свестись к обобщению данных физиологии высшей нервной деятельности и психологии, использующей аппарат теории информации.
        Известный психолог Ж. Пиаже разработал концепцию «генетической Э.». В отличие от У Куайна, он подчеркивает, что Э. имеет дело с нормами. Но это не те нормы, которые философ формулирует, исходя из априорных соображений, а те, которые он находит в результате изучения реального процесса психического развития ребенка, с одной стороны, и истории науки, с др. Дело в том, что познавательные нормы являются не выдумкой философов, а реальным фактом, коренящимся в структуре психики. Дело специалиста по Э. — обобщить то, что существует реально, эмпирически.
        Еще более интересная и перспективная программа разработки не-фундаменталистской Э. в связи с изучением современной психологии предлагается в рамках современной когнитивной науки. Философ строит некоторую идеальную модель познавательных процессов, используя в том числе и результаты, полученные в истории Э. Он проводит с этой моделью различные «идеальные эксперименты», исследуя, прежде всего, логические возможности этой модели. Затем эти модели сравниваются с данными, получаемыми в психологии. Это сравнение служит способом проверки на результативность соответствующих Э. моделей. Вместе с тем в некоторых случаях эти модели могут быть использованы для разработки программ работы компьютера. Этот вид исследования, взаимодействующего с психологией и разработками в области искусственного интеллекта, иногда называют «экспериментальной Э.».
        Таким образом, в рамках неклассической Э. как бы происходит своеобразное возвращение к психологизму. Важно, однако, подчеркнуть, что речь более не идет о психологизме в старом смысле слова. Во-первых, Э. (как и современная когнитивная психология) исходит из того, что определенные нормы познавательной деятельности встроены в работу психики и определяют последнюю (и в этой связи рациональные основания выступают также и в роли причин психических явлений). Во-вторых, главным способом получения данных о работе психики является не индуктивное обобщение интроспективных данных сознания, а построение идеальных моделей, следствия из которых сравниваются с результатами психологических экспериментов (самоотчеты испытуемых при этом используются, но только при условии их критической проверки и сравнения с др. данными). Между прочим, в процессе работы этого рода выявляется важная эвристическая роль некоторых идей, высказанных в русле антипсихологической традиции (в частности, ряда идей И. Канта и Э. Гуссерля).
        Существуют и др. способы понимания задач Э. в свете краха фундаментализма. Целый ряд исследователей подчеркивают коллективный характер получения знания (как обыденного, так и научного) и необходимость в этой связи изучения связей между субъектами познавательной деятельности. Эти связи, во-первых, предполагают коммуникацию; во-вторых, социально и культурно опосредованы; в-третьих, исторически изменяются. Нормы познавательной деятельности меняются и развиваются в данном социально-культурном процессе. В этой связи формулируется программа социальной Э. (которая ныне реализуется исследователями во многих странах), предполагающей взаимодействие философского анализа с изучением истории познания и его социально-культурного исследования. Задача специалиста в области Э. выглядит в этом контексте не как предписывание познавательных норм, полученных на основании априорных соображений, а как выявление тех из них, которые реально используются в процессе коллективной познавательной деятельности. Эти нормы меняются, они являются разными в разных сферах познания (напр., в обыденном и научном познании, в разных науках), они не всегда в полной мере осознаются теми, кто их использует, между разными нормами могут существовать противоречия. Задача философа — выявление и экспликация всех этих отношений, установление логических связей между ними, выявление возможностей их изменения.
        Наконец, нужно назвать и такое направление современной не-фундаменталистской Э., как эволюционная Э. — исследование познавательных процессов как момента эволюции живой природы и как ее продукта (К. Лоренц, Г. Фоллмер и др.). В этой связи делаются попытки решения ряда фундаментальных проблем Э. (включая вопросы соответствия познавательных норм и внешней реальности, наличия априорных познавательных структур и др.) на основе данных современной биологии.
        3. Отказ от субъектоцентризма. Если для классической Э. субъект выступал как некая непосредственная данность, а все остальное вызывало сомнение, то для современной Э. проблема субъекта является принципиально иной. Познающий субъект понимается в качестве изначально включенного в реальный мир и систему отношений с др. субъектами. Вопрос не в том, как понять познание внешнего мира (или даже доказать его существование) и мира др. людей, а в том, как объяснить генезис индивидуального сознания, исходя из этой объективной данности. В этой связи важные идеи были высказаны выдающимся отечественным психологом Л. Выготским, согласно которому внутренний субъективный мир сознания может быть понят как продукт межсубъектной деятельности, включающей коммуникацию. Субъективность, таким образом, оказывается культурно-историческим продуктом. Эти идеи были использованы в ряде отечественных разработок проблем Э. (при таком понимании снимается различие двух современных подходов в разработке Э.: взаимодействующего с психологией и опирающегося на культурно-исторический подход). Они были также подхвачены и соединены с философским идеями позднего Л. Витгенштейна рядом западных специалистов в области Э. и философской психологии, предложивших коммуникативный подход к пониманию Я, сознания и познания (Р. Харре и др.). Коммуникативный подход к пониманию субъекта, оказавшийся весьма плодотворным, вместе с тем ставит ряд новых для Э. вопросов: возможно ли познание без Я? не ведет ли коммуникативное взаимодействие исследователя и исследуемого при изучении психических процессов к созданию тех самых явлений, которые изучаются? и др.
        4. Отказ от наукоцентризма. Наука является важнейшим способом познания реальности. Но не единственным. Она принципиально не может вытеснить, напр., обыденное знание. Для того чтобы понять познание во всем разнообразии его форм и типов, необходимо изучать эти до-научные и вне-научные формы и типы знания. Самое важное при этом то, что научное знание не просто предполагает эти формы, но и взаимодействует с ними. Это было хорошо показано, в частности, при изучении обыденного языка в философии позднего Л. Витгенштейна и его последователей. Напр., сама идентификация предметов исследования в научной психологии предполагает обращение к тем явлениям, которые были выделены здравым смыслом и зафиксированы в обыденном языке: восприятие, мышление, воля, желание и т.д. То же самое в принципе относится и ко всем др. наукам о человеке: социологии, филологии и др. Подобные идеи развивал и Э. Гуссерль в своих поздних работах, когда он пытался показать, что ряд проблем в современной науке и европейской культуре являются следствием забвения укорененности исходных абстракций научного познания в обыденном жизненном мире. Наука не обязана следовать тем разграничениям, которые осуществляет здравый смысл. Но она не может не считаться с ними. В этой связи взаимодействие обыденного и научного знания может быть уподоблено отношениям между разными познавательными традициями, которые взаимно критикуют друг друга и в этой критике взаимно обогащаются (сегодня, напр., идет острая дискуссия по вопросу о том, насколько нужно учитывать данные народной психологии, зафиксированные в обыденном языке, в когнитивной науке).
        Таким образом, сегодня Э. оказывается в центре многих наук о человеке, начиная с психологии и кончая биологией и исследованиями истории науки. Возникновение информационного общества делает проблематику получения и ассимиляции знания одной из центральных для культуры в целом. Вместе с тем проблематика и характер Э. существенно меняются. Находятся новые пути к обсуждению традиционных проблем. Появляются вопросы, которых не существовало для классической Э.
        Лит.: Декарт Р. Рассуждение о методе: Метафизические размышления // Избранные произведения. М„ 1950; Юм Д. Исследования о человеческом познании // В кн.: Д.Юм. Сочинения: В 2-х т. Т.2. М., 1965; Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М., 1908; Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике // Сочинения: В 6-ти т. Т.4. Ч. 1. М., 1965; Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994; Кассирер Э. Познание и действительность. СПб, 1916; Поппер К. Эпистемология без познающего субъекта // Логика и рост научного знания. М., 1983; Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. М, 1985; Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1969; Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1, 2. (кн. 1). М., 1994; Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984; Лоренц К. Эволюция и a priori // Вестник МГУ Сер. Философия. 1994, №5; Фоллмер Г. Эволюционная теория познания. М., 1998; Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997; Хилл Т.П. Современные теории познания. М., 1965; Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М., 1974; Кедров Б.М. Проблемы логики и методологии науки: Избранные труды. М., 1990; Копнин П.В. Введение в марксистскую гносеологию. Киев, 1966; Библер B.C. Мышление как творчество. М., 1975; Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980; Грязное Б.С. Логика, рациональность, творчество. М., 1982; Гносеология в системе философского мировоззрения / Под редакцией В. А. Лекторского; М., 1983; Заблуждающийся разум: Многообразие вненаучного знания. / Под редакцией И.Т. Касавина. М., 1990; Теория познания / Под редакцией В. А. Лекторского и Т.И. Ойзермана. Т. 1 — 4. М., 199 1 — 1995; Исторические типы рациональности. Т. 1 / Под редакцией ВА. Лекторского; Т. 2. Под редакцией П.П. Гайденко. М., 1995; Касавин И.Т. Познание в мире традиций. М., 1990; Стёпин B.C. Научная рациональность в человеческом измерении // О человеческом в человеке. М., 1991; Никитин Е.П. Исторические судьбы гносеологии // Философские исследования. 1993. №3; Розов М.А. Рефлектирующие системы, ценности и цели // Идеал, утопия и критическая рефлексия. М., 1996; Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988; Пружинин Б.И. Рациональность и историческое единство научного знания. М., 1986; Филатов В.П. Научное познание и мир человека. М., 1988; Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997; CassirerE. Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit. В., 1906—1920; Quine W.V.O. Epistemology Naturalised // The Psychology of Knowing. N.Y., P., 197 2; Piaget J. Introduction a l'epistemologie genetique. T t. 1 — 3. P., 1950; Dennett D. Artificial Intelligence as Philosophy and Psychology// Brainstorms. Cambridge (Mass.), 1981; Bloor D. Wittgenstein.A Social Theory of Knowledge. N. Y., 1983; Scientific Knowledge Socialised. Budapest, 1988; Harre R., Gillett G. The Discursive Mind. L., 1994.

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.

Синонимы:

гносеология