иррационализм

иррационализм
        ИРРАЦИОНАЛИЗМ (от лат. irrationalis — неразумный) — направление философской мысли, представители которого критически относятся к рационализму и указывают на другие источники и способы познания — интуицию, мистику, озарение, чувства и прочее. Предпосылки И. можно увидеть уже в установках софистов и скептиков. Напр., говоря, что «человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют», Протагор пытается оправдать практику получения знаний, зависящую только от человека, и если последнему удалось построить противоречие, значит, одновременно существует и не существует то, что утверждается в знании. Напротив, начиная с Сократа и Платона, разворачивается работа, направленная на установления норм (правил и категорий), позволяющих рассуждать без противоречий и получать истинные знания. Именно из этого направления мысли и работы вырастает рационализм, а противоположный подход, отрицающий необходимость и возможность нормативности в мышлении и познании, осознается как И. Подобно рационализму, И. подпитывается реальной практикой мышления. Действительно, скептический античный наблюдатель мог заметить, что каждый крупный мыслитель (Демокрит, Платон, Аристотель и т.д.) пытается установить свои нормы мышления; кроме того, то, что при одном объяснении и способе доказательства выглядит как истинное знание, при других — как заблуждение. Вероятно, поэтому основатель скептицизма Пиррон говорил, что вещи неопределимы, а наши мнения не являются ни истинными, ни ложными.
        В Средние века и эпоху Возрождения в рамках «верующего разума» утверждается одновременная возможность и невозможность (Б. Клервосский, И. Экхарт) познания таких предельных сущностей, как субстанция (Бог) и ничто (мир создан Богом из ничего и в ничто прейдет, когда настанет конец света). «Бог выше всякого понятия, а что невозможно помыслить, то невыразимо», — писал Кузанец. Однако философия того же Николая Кузанского и уже в Новое время философия Декарта, утверждавших, что человек создан по образу и подобию Бога и чуть менее совершенен, чем последний, прокладывают дорогу новому типу нормирования мышления, уже на основе не только логики, но и образцов математики и нарождающегося естествознания.
        Блез Паскаль одним из первых в философии Нового времени подвергает критике и проблематизации разум и рационализм, противопоставляя им сердце и веру, показывая, что человек, распятый между двумя безднами (бесконечностями макро- и микромира), принципиально ограничен в постижении истины. Будем стремиться хорошо мыслить, говорил Паскаль, в этом основа морали, но выше ее — мудрость сердца; все в мире отчасти истинно, отчасти ложно.
        Хотя Кант был безусловный сторонник рационализма, в его системе вводятся три предельные сущности — априорные положения, вещи в себе и разум, в пределе совпадающий с Богом, — которые не могут быть познаны обычным путем, хотя могут быть помыслены. После Канта многие философы приходили к мысли, что предельные основания их собственных рациональных построений — непознаваемы и иррациональны.
        Феноменологи и экзистенциалисты пришли к И. другим путем, идя от анализа сознания и опыта человека. В. Дильтей обсуждал проблематичность рационального постижения духовной жизни, поскольку она всегда процесс, который невозможно остановить и описать. Шеллинг, анализируя понятие опыта, созданного самим человеком независимо ни от какой объективной причинности, приходит к мысли о недоступности его (опыта) рациональному постижению. Гуссерль разрабатывает идеи феноменологической редукции и феноменологического метода, включающие такие процедуры, как интуиция, усмотрение сущности, вычленение интенциональных предметностей и другие, а их лишь отчасти можно отнести к рациональным формам постижения действительности. Экзистенционалисты утверждают, что опыт человека в своих предельных основаниях не может быть объективирован и представлен в рациональных конструкциях. Во всех этих случаях мыслители приходят к пониманию того, что опыт человека дан только ему самому; попытки описать и объективировать его для передачи другим приводят к созданию рациональных построений, которые уже ничего общего с этим опытом не имеют. Для передачи, точнее — заражения опытом, более эффективны не рациональные формы рефлексии, а символический язык, языковое творчество, иносказания, тропы и т. п.
        Жиль Делёз и постмодернисты обратили внимание еще на одно обстоятельство: кризис традиционного мышления, основанного на метанарративах (единых логических нормах и фиксированной онтологии), имеет следствием неопределенность реальности, обусловленную отказом от традиционного мышления. Акцентируя проблемы становления мышления и бытия, трактуя реальность с точки зрения искусства, а также ее порождения и различные интерпретации, констатируя распад культурных коммуникаций, постмодернисты подвергают рациональные способы постижения действительности критике и отрицанию. На их место они ставят «языковые игры», императивы несогласия и ничем не ограниченной свободы, постулирование необычной реальности типа «складки» «между», «ризомы». Деконструкция только по форме рациональный способ мышления, по сути, она иррациональна, позволяя, как говорит Жиль Делёз, «по ту сторону данного открыть новые горизонты неданного».
        Но настоящий оплот И. — эзотерические и мистические учения. Недаром их представители подвергают яростной атаке разум и ум. Напр., известный восточный эзотерик Джон Кришнамурти пишет, что именно мысль создает все иллюзии, включая представление о нашем Я и страданиях; та сущность, которая является мыслью, по его убеждению, должна перестать существовать. Постижение действительности и подлинного бытия, с точки зрения эзотериков и мистиков, возможно на основе иррациональных и мистических способов. Так, Даниил Андреев в таком постижении различает три стадии: метаисторического озарения, метаисторического созерцания и метаисторического осмысления, — предполагающих акт мистического проникновения в подлинную реальность, потрясение души, экстаз, схватывание целого и другие иррациональные действия и переживания. Тем не менее то, что постигается, понимается не только иррационально, но и рационально, как существующая реальность. Мистики и эзотерики обсуждают, как можно удостовериться в ее существовании и подлинности, прибегая при этом иногда к рациональным аргументам (напр., как Р. Штейнер), иногда к иррациональным (Д. Андреев или К. Кастанеда).
        Все же эзотерические дискурсы ближе к рациональным формам мышления, чем мистические. В первых предполагается существование подлинной реальности, которая и описывается в эзотерических учениях. Эта реальность отчасти напоминает необычную природу, в которой есть место для эзотерической личности; в некотором отношении подлинную реальность можно рассмотреть как экстериоризованный мир этой личности. Конечно, в каждой эзотерической школе эта «природа» своя, отличная от подлинной реальности других эзотерических учений, но внутри данного эзотерического учения она вполне определенная и может быть описана почти рационально. В мистических учениях утверждается возможность прямого контакта с подлинной сущностью (Богом, Духом, Абсолютом и т. д.), однако последняя характеризуется как непознаваемая в обычном смысле этого слова, поэтому рациональные способы постижения действительности здесь отрицаются более решительно, чем в эзотерических учениях.
        В.М. Розин

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.