“ИСТИНА И МЕТОД: ”

“ИСТИНА И МЕТОД: основные черты философской герменевтики”
    “ИСТИНА И МЕТОД: основные черты философской герменевтики” (“Wahrheit und Methode: Grundzuge einer philosophischen Hermeneutik”, Tub., I960, рус. пер. 1988) — главное сочинение Х.-Г. Гадамера. Книга является итогом почти сорокалетней работы Гадамера как практикующего “герменевта” — интерпретатора различных текстов философской и литературной традиции. Заголовок носит провокативный характер: союз “и” не столько связывает “истину” с “методом”, сколько противопоставляет их друг другу. По убеждению Гадамера, тот способ познания, что утвердился вместе с утверждением новоевропейской науки, не является ни единственным, ни универсальным. Человеческое познание по сути “неметодично”, оно лишь в немногих случаях может быть подчинено некоему методу. К тому же наука и научно-теоретическое освоение реальности — лишь одно из отношений человека к миру. Парадигматическое значение в этой связи имеет искусство. Опыт, проделываемый в искусстве и посредством искусства, обладает не меньшим познавательным потенциалом, чем опыт, поставляемый естествознанием и “точными науками”. Раскрытию недооцененного потенциала этого опыта и посвящена книга Гадамера (задача книги по сути поставлена работой М. Хаидеггера “Исток художественного творения”).
    Труд Гадамера в известном смысле продолжает “реабилитацию” гуманитарных наук (восходящих к немецкому романтизму “наук о духе”), начатую в кон. 19 в. В. Дилыпеем. Однако дильтеевскую концепцию понимания (как и его герменевтику в целом) Гадамер находит недостаточной. Трактовка понимания, предложенная Дильтеем, кажется Гадамеру несвободной от психологизма. Стремясь подчеркнуть радикальность своего разрыва со школой Дильтея, Гадамер подчеркивает свою близость к Шлейермахеру (приоритет “грамматической” интерпретации перед “психологической”) и к Гегелю (учение об “объективном духе”).
    Книга состоит из трех разделов, которым соответствуют три измерения человеческого бытия: “эстетическое”, “историческое” и “языковое”. Цель каждого из разделов — показать недопустимость сужения “опыта истины”, заключенного соответственно в искусстве, истории и языке. Применительно к искусствоведению (и к эстетической сфере вообще) можно утверждать, что такое сужение началось с Канта. Хотя в кантовской теории еще сохраняется примат “прекрасного в природе” над “прекрасным в искусстве”, основу “прекрасного” Кант усматривает именно в априорной структуре субъективности. Это привело в дальнейшем к перевесу идеи “гения” над идеей “вкуса” и ко все большему отходу от онтологических параметров художественного произведения в сторону “творческой субъективности”. Противовес субъекгивизации феномена искусства Гадамер находит в философии Гегеля. Идея “художника” у Гегеля заключается не в том, что сказал художник, а в том, что сказалось в нем. Смысл, таким образом, трансцендентен мыслящему субъекту Понимая произведение искусства, мы имеем дело с реальностью, не умещающейся в субъективности его создателя. Применительно к исторической науке (2-й раздел книги) аналогичная редукция “опыта истины” происходит с появлением так называемого историзма. Последний изъял из исторической сферы “герменевтическое измерение”: историю стали изучать, вместо того чтобы ее понимать. К текстам прошлого стали подходить “лишь исторически”, т. е. рассматривать их исключительно как продукт определенных социально-культурных обстоятельств, как если бы они были абсолютно безотносительны к тем, кто их познает. В стремлении преодолеть ограниченность позитивистски ориентированной исторической науки Дильтей предложил психологический подход к осмыслению феноменов прошлого: их нужно не просто объяснить, исходя из определенного представления о связи общего и частного, но и понять, воспроизведя в собственной субъективности уникальную субъективность другого. Однако герменевтическая проблема, т. е. проблема понимания, тем самым не раскрывается. Для понимания недостаточно перемещения интерпретатора в “горизонт” автора, необходимо “переплавление” их горизонтов. Последнее же может произойти только благодаря чему-то третьему — тому общему, в чем смогут примириться позиции обоих. Таким “третьим” выступает язык, рассматриваемый с точки зрения его бытийного статуса, т. е. как особая реальность, внутри которой человек себя застает и которая не может быть схвачена средствами социологического или психологического исследования.
    Раскрытию онтологического измерения языкового опыта посвящен 3-й раздел книги. Здесь Гадамер также выступает как верный ученик Хайдеггера. В стихии языка осуществляется и понимание человеком мира, и его самопонимание, и понимание людьми друг друга. Язык есть основное условие возможности человеческого бытия; более того, язык вообще есть то “бытие, которое может быть понято”. Будучи несущей основой передачи культурного опыта от поколения к поколению, язык обеспечивает возможность традиции, а диалог между различными культурами реализуется через поиск общего языка. Пафос книги — в демонстрации онтологической укорененности герменевтической проблематики. В последующих изданиях “Истины и метода” Гадамер, реагируя на критику (Э. Бетти, Ю. Хабермас, К. О. Апель, Е. Д. Хирш, Т. Зеебом и др.), уточнял ее отдельные тезисы, но не отказывался от ее основной мысли: герменевтика не есть вспомогательная дисциплина или методология (пусть даже и наделенная самыми широкими полномочиями), она имеет универсальный характер. “Истина и метод” стала программным сочинением герменевтики философской и одним из наиболее часто цитирумых источников экзистенциально-феноменологического направления современной западной философии.
    В. С. Малахов

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.