V. Проблема типов в поэзии. Прометей и Эпиметей Карла Шпиттелера

      О владычица моя!

      В сфере поднебесной,

      В тайне пусть увижу я

      Образ твой чудесный!

      О, дозволь, чтоб муж душой

      Строгой умилился,

      Чтобы, полн любви святой,

      Весь к тебе стремился!

      Исполняем, полны сил,

      Мы твои веленья;

      Ты огня смиряешь пыл

      Словом примиренья.

      Дева чистая душой,

      Матерь перед нами

      И царица над землей,

      Равная с богами.

      и далее:

      Каясь, нежные вы к ней

      Взоры устремите,

      За блаженство ваше ей

      Благодарность шлите.

      Что велишь, готов свершать.

      Всякий дух спасенный:

      О, царица-дева-мать,

      Будь к нам благосклонной! /57/

      В связи с этим необходимо указать и на замечательные символические атрибуты Пресвятой Девы в Литании Лорето (в переводе С. А. Лорие: «лавретанской литании». - прим. ред.).

      Матерь любезная,

      Матерь чудесная,

      Матерь благого совета.

      Зерцало справедливости,

      Лоно премудрости,

      Источник нашей радости.

      Сосуд духовный,

      Сосуд почитания,

      Сосуд совершенный благочестия.

      Роза мистическая,

      Башня Давидова,

      Башня из слоновой кости.

      Дом золотой,

      Завета ковчег,

      Врата в небеса,

      Утренняя звезда.

      (Missale Romanum.)

      Эти атрибуты обнаруживают функциональное значение образа Девы-Матери; они показывают, как душевный образ (анима) действует на сознательную установку, а именно как сосуд благочестия и поклонения, источник премудрости и обновления.

      Наиболее сжатую и наглядную форму такого характерного перехода от служения женщине к служению души мы находим в «Пастыре» Гермаса, исповедническом сочинении эпохи раннего христианства, написанном приблизительно в 140 году по Рождеству Христову. Написанная по-гречески, книга состоит из ряда видений и откровений, изображающих, по существу, укрепление в новой вере. Некоторое время эта книга считалась канонической, однако была отвергнута мураторским каноном (Muratori Canon). Она начинается так:

      «Тот, кто взрастил меня, продал меня в Рим некоей Рооде. По прошествии многих лет я опять познакомился с нею и полюбил ее как сестру. Однажды, некоторое время спустя, я увидел ее купающейся в реке Тибр, и я подал ей руку и помог ей выйти из воды. Увидя ее красоту, я подумал в сердце моем: «Я был бы счастлив, если бы имел жену такой красоты и такого вида». Это было мое единственное желание, и ничего другого, кроме этого».

      Это переживание было исходной точкой для последующего затем эпизода и видения. По-видимому, Гермас служил у Рооды рабом, затем, как это часто бывало, был отпущен на волю и позднее снова встретился с нею, причем в душе его, столько же из благодарности, сколько от удовольствия, шевельнулось чувство любви, которое, однако, для его сознания имело характер чисто братского чувства. Гермас был христианином; кроме того, как явствует из последующего текста, он в то время был уже отцом семейства; и эти обстоятельства вполне объясняют вытеснение эротического элемента. Но тем более благоприятствовала осознанию эротического желания та своеобразная ситуация, которая оставляет открытым целый ряд вопросов. Собственно говоря, это желание ясно выражено в мысли о том, что он хотел бы, чтобы Роода была его женой; однако, как Гермас особенно подчеркивает, это желание ограничивается простым констатированием, вероятно, потому, что все дальнейшее и более непосредственное тотчас же подверглось моральному вытеснению. Из последующего с несомненностью выясняется, что вытесненная часть либидо вызвала в его бессознательном огромное изменение, ибо она оживила в нем душевный образ и сообщила ему самопроизвольную действенность. Обратимся далее к тексту: