IV. REX И REGINA

Любое обновление, корни которого не уходят глубоко в наилучшую духовную традицию, - эфемерно; но доминанта, вырастающая из исторических корней, ведег себя словно живое существо внутри зависящего от эго человека. Это не он владеет ею, а она владеет им; поэтому алхимики и говорили, что мастер -- это не хозяин, а слуга камня, — что определенно указывает на царский статус камня, по

отношению к которому мастер является подданным. Хотя обновленный царь соответствует обновленному сознанию, это сознание так же отличается от себя самого в своем прежнем

состоянии, как filius regius отличается от одряхлевшего старого царя. Точно так же, как царь вынужден отказаться от власти и уступить место маленькому честолюбивому эго, так эго при по­явлении обновленного царя, вынуждено отойти на задний план Оно по-прежнему остается sine qua поп сознания⁴⁰⁰, но оно больше не воображает, что может во всем разобраться и все уладить силой своей воли. Оно больше не утверждает, что усилием воли можно преодолеть любое препятствие. Когда к ему начинают приходить удачные мысли, оно больше не приписывает себе авторство, а на­чинает понимать, насколько опасно близко оно было к зазнайству. Когда "пепельная среда" опустилась на его самоуверенность, оно вновь начинает соотносить с реальностью свои силы и возмож­ности его воли⁴⁰¹,

523 Мы можем сравнить логическую последовательность психологичес­ких изменений с алхимическим символизмом следующим образом:

Господство эго при очень сла-                Больной царь, одряхлевший от
бой доминанте                                        старости, близок к смерти

Восхождение бессознательно-                Исчезновение царя в теле его ма-
го или нисхождение эго в бес-               тери или его растворение в воде
сознательное

Конфликт и синтез сознания и                Беременность, болезнь, симпто-
бессознатсльного                                            мы, проявление цветов

Образование новой доминан-                 Царский сын, гермафродит, rо-
ты; кругообразные символы                  tundum⁴⁰²
(например, мандала) самости

524 Хотя такое сравнение в принципе верно, символизм Cantilena отличается от вышеприведенной схемы в том, что апофеоз filius regius происходит одновременно с апофеозом Царицы Луны, то есть проводится параллель с браком в Апокалипсисе. У Рипли верх одержал христианский прототип, хотя, как правило, сопi unctio предшествует созданию lapis, а последний понимается, как дитя Солнца и Луны. В этом смысле lapis точно соответствует психологической идее Самости, продукту сознания и бессозна­тельного. С другой стороны, в христианском символизме имеет место брак Агнца (апокалиптического Христа) с невестой (Лу­ной-Церковью). Поскольку lapis сам по себе андрогинен, то есть является синтезом мужского и женского начал, еще одно coniun-ctio не требуется. Любопытно, что символическая андрогинность Христа не исключает брака Агнца — эти две вещи уживаются друг с другом.

525 Здесь мы имеем расхождение между алхимическим и психоло­гическим символизмами, и символизмом христианским. И в самом деле, трудно себе представить, о каком еще другом coniunctio могла идти речь, помимо соединения сознания (мужское начало) и бессознательного (женское начала) в обновленную до­минанту, если мы не предположим, в соответствии с догматичес­кой традицией, что обновленная доминанта вводит в величествен­ную реальность также и corpus mysticum человечества (Церковь как Луна). У алхимиков, большинство из которых были добро­вольными затворниками, отсутствует мотив апокалиптического брака, характеризуемого как брак Агнца; они акцентируют вни­мание на жертвенном звучании термина "агнец". В соответствии с древнейшей и наиболее примитивной традицией, царь, несмотря на свои величие и власть, был жертвой, принесенной во имя процветания его страны и его народа, а в богоподобной форме его даже употребляли в пищу. Как мы знаем, в христианстве этот архетип претерпел чрезвычайно сложные изменения. С точки зрения христианского символизма в алхимической концепции цели отсутствовали, во-первых, мотив божественного брака, а во-вторых — чуть ли не еще более важный мотив жертвоприно­шения и священной вечери. (Оплакиваемые боги Малой Азии — Таммуз, Адонис и т.д. — скорее всего, поначалу приносились в жертву после неурожайного года.) Lapis определенно был идеа­лом для отшельников, целью одиноких личностей. Кроме того, он был пищей (cibus immortalis), мог приумножаться до беско­нечности, был живым существом, с телом, душой и духом, ан-дрогином с неподверженным разложению телом, и т.д. Хотя его и сравнивали с Царем Солнцем и даже называли таковым, он не был ни женихом, ни жертвой и не принадлежал ни к какому коллективу; он был подобен "сокровищу, скрытому на поле, ко­торое, найдя, человек утаил" (Евангелие от Матфея 13:44), или "драгоценной жемчужине", для покупки которой человек "про­шел и продал все, что имел" (там же, 13:46). Это был хорошо охраняемый, драгоценный секрет индивида⁴⁰³. И хотя старые мастера подчеркивали, что они не оберегали "ревниво" свой сек­рет⁴⁰⁴ и открывали его всем интересующимся, нет никакого со- мнения в том, что камень оставался навязчивой идеей одиночки.

526 В этой связи не следует забывать, что в античные времена христианство подверглось воздействию гностической доктрины гермафродитического Первичного Человека⁴⁰⁵, в результате чего возникла точка зрения, будто Адам был сотворен как андро-гин⁴⁰⁶ . И поскольку Адам был прототипом Христа, а сделанная из его ребра Ева — прототипом Церкви, то тогда понятно, почему образ Христа должен был приобрести явно женские черты⁴⁰⁷. В религиозном искусстве образ Христа сохранил эти черты и по сей день⁴⁰⁸. Его завуалированная андрогинность отражает гермафро­дитизм lapis, который в этом отношении более близок взглядам гностиков.

527 Недавно тема андрогинности получила чрезвычайно ориги­нальное освещение в книге одного католического писателя, кото­рая заслуживает нашего внимания. Это Die Gnosis des Christen-tums Георга Кепгена, серьезная работа, которая вышла в 1939 г. с санкции епископа зальцбургского, после чего была занесена в список книг, запрещенных католической церковью. Говоря об античном конфликте Аполлона и Диониса, Кепген пишет, что этот конфликт нашел свое разрешение в христианстве, потому что "в личности Христа мужчина соединился с женщиной". "Только в нем мы действительно находим соединение мужского и женского начал в нерушимое единство". "То, что мужчины и женщины могут поклоняться Христу наравне друг с другом, со­всем не случайно: это реализация андрогинности, проявившейся в Христе" (р. 316). О смене пола верующего косвенно говорится в Апокалипсисе 14:4: "Это те, которые не осквернились с жен­щинами, ибо они девственники". Кепген говорит об этом отрывке: "Здесь проявляется новая андрогинная форма существования. Христианство — не мужская и не женская, а женско-мужская религия, в том смысле, что мужчина совокупляется с женщиной в душе Иисуса. В Иисусе напряженность и война между полами превращаются в андрогинное единство. А Церковь как наследни­ца Иисуса переняла это от него: она тоже андрогинна". Если говорить о строении Церкви, то она "иерархически мужская, но душа ее абсолютно женская". "Девственный священник... реали­зует в своей душе андрогинное единство мужского и женского начал; он снова показывает нам психическое измерение, впервые продемонстрированное Христом, когда он обнажил "мужскую девственность" своей души".⁴⁰⁹

Стало быть, для Кепгена андрогином является не только Христос, но и Церковь, — замечательный вывод, логичность которого нельзя отрицать. Следствием этого являются особое ударение на бисексуальности и на особой тождественности Церкви с Христом, которая основана также на доктрине corpus mysticum. Это, несо­мненно, делает ненужным брак Агнца, ибо у андрогина "есть все, что ему нужно"⁴¹⁰, и он уже является complexio oppositorum. В этой связи как не вспомнить фрагмент из египетского Евангелия, цити­руемый Климентием Александрийским: "Когда ты растоптал одеж-ды позора, и когда двое стали одним, и мужчина соединившийся с женщиной - это не мужчина, и не женщина"⁴¹¹.

529 Кепген предваряет свою книгу посвящением и эпиграфом. Пер­вое гласит: "Renatis praedestinatione" (Тем, кому предопределено родиться заново), а второй представляет собой отрывок из Еван­гелия от Иоанна 14:12: "Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит". В посвящении слы­шится отзвук мотива предопределенности, в которую автор верил, как в нее верили алхимики. Ибо Мориенус сказал об ал­химии:

Бог дарует эту божественную и чистую науку своим верным слугам, то есть тем, кому природа с самого начала решила ее доверить. Ибо эта вещь не может быть ни чем иным, как даром высшего Бога, который являет и передает ее по своей воле тем, кого он считает своими верными слугами. Ибо Господь выбирает из своих слуг тех, кого хочет, и застав­ляет их искать этого божественного знания, которое скрыто от человека, а Найдя его, хранить при себе⁴¹² .

Дорн говорит примерно то же самое: "Ибо после многих лет, Многих усилий, долгой учебы, отчаянно стучащим⁴¹³, усердно молящимся и прилежно исследующим иногда открывается, что только некоторые из них избраны"⁴¹⁴.

Эпиграф взят из четырнадцатой главы от Иоанна, в которой Христос учит, что каждый, кто видит его, видит Отца. Он в Отце, а Отец — в нем. Ученики — в нем, а он — в учениках, злее того, им будет послан Святой Дух в качестве Утешителя, они сделают больше, чем сделает он. В этой четырнадцатой главе поднимается вопрос, который будет громко звучать в течении всех последующих веков: проблема Святого Духа, который останется, когда уйдет Христос, и который активизирует толко­вание божественного и человеческого до такой степени, чтобы мы справедливо можем говорить о "христосификации" учеников. Христианские мистик'и возвращались к этому тождеству так часто, что дело доходило до стигматизации. Только мистики при­вносят творчество в религию. Вероятно, именно поэтому они мо­гут ощущать присутствие и результат деятельности Святого Ду­ха, и поэтому они ближе к ощущению братства во Христе. 531 Кепген мыслит в том же самом направлении, что следует из его посвящения и эпиграфа. Нетрудно догадаться, что происхо­дит, когда из четырнадцатой главы Евангелия от Иоанна делается логический вывод: opus Christi передается индивиду. В резуль­тате он становится носителем тайны, и это развитие было бессо­знательно предвосхищено в алхимии, которая несла на себе явные признаки превращения в религию Святого Духа и Sapeintia Dei Точка зрения Кепгена — это творческий мистицизм, ко­торый всегда был критически настроен но отношению к Церкви. Хотя Кепген и не высказывается прямо в этом смысле, его пози­ция косвенно проявляется в содержании его книги, в которой он упрямо настаивает на углублении и расширении догматических идей. Поскольку свои выводы он делает абсолютно осознанно, он не слишком далеко выходит за рамки, установленные Цер­ковью, в то время как алхимики в силу неосознанности своих действий, наивного отказа от глубоких размышлений и отсутст­вия такого сдерживающего фактора, как интеллектуальная ответ­ственность, пошли в своем символизме гораздо дальше. Но и для Кепгена, и для алхимиков исходной точкой была воспроизводя­щая, несущая откровение работа Святого Духа, который есть "ветер, летящий туда, куда ему хочется", и который от своей работы переходит к "работе, еще большей, чем эта". Творческий мистик всегда раздражал Церковь, но зато ему мы обязаны луч­шим, что есть в человечестве⁴¹⁵.

9. REGINA

532 В ходе нашего толкования мы так часто встречались с образом Царицы, что нам осталось добавить только несколько слов о ней. Мы уже знаем, что будучи Луной, она является архетипическим спутником Солнца. Вместе они образуют классическую алхими­ческую сизигию, символизирующую, с одной стороны, золото и серебро, или что-то в этом роде⁴¹⁶ , а с другой - божественную пару, описанную в Aurora Consurgens:

Итак, я поднимусь и отправлюсь в город, ища на улицах и площадях себе в невесты целомудренную деву, привлекательную лицом, еще более привлекательную телом, наиболее привлекательную в ее одеждах, чтобы она могла откатить камень от дверей моей гробницы и дать мне крылья голубя, и я полечу с ней в небо и скажу тогда: я живу вечно и буду покоиться в ней, ибо по мою правую руку стоит Царица в позолоченных одеждах, окруженная многими... О, Царица высот, поднимись, поторо­пись, моя любовь, моя невеста, говори, любимая, со своим возлгобленным о том, кто ты, какого ты рода и насколько ты велика... Мой воз­любленный, розовощекий, говорил со мной, он просил и умолял: Я есть полевой цветок и лилия долин, Я есть мать чистой любви, страха, знания и святой надежды. Я принесла с собой приятный запах, словно полезное вино, а цветы мои — это плод, честь и богатство. Я есть постель своего возлюбленного,... я раню его сердце одним свои взглядом и одним во­лоском на моей шее. Я есть приятный запах умащений, мой аромат лучше запаха всех ароматических специй и подобен запаху корицы, бальзама и избранной мирры⁴¹⁷.

533 Прототипом этой духовной Мгппе являются отношения между царем Соломоном и царицей Савской. Иоганн Красе говорит о скрытой в свинце белой голубке: "Это целомудренная, мудрая и богатая царица Савская, облаченная в белое, которая готова от­дать себя только одному царю Соломону. Ни одно человеческое сердце не может постичь это в достаточной степени"⁴¹⁸ Пенот говорит:

У тебя есть девственная земля, так дай же ей подходящего мужа! Она — это царица Савская, потому ей нужен царь с диадемой на голове — где же нам искать его? Мы видим, как божественное солнце дает свой блеск всем другим телам, а земное или минеральное солнце поступает точно так же, когда оно находится на своем собственном небе, имя которому "царица Савская", пришедшая с края земли, чтобы увидеть величие Соломона. И наш Меркурий тоже покинул свою страну, облачился в белые одежды и вручил себя Соломону, и никому другому, который является чужим и нечистым [extraneo]⁴¹⁹.

534 В данном случае Меркурий в его женской форме является царицей, а эта царица "небом", на котором светит солнце. Стало быть, царица понимается как окружающая среда солнца - "муж-чины, которого вобрала в себя женщина", как говорили о Хрис-те⁴²⁰ - или как Шива в объятиях Шакти. Эта среда обладает природой Меркурия, парадоксального существа, единственным под­дающимся определению значением которого является бессозна­тельное⁴²¹. Царица возникает в текстах как материнский сосуд Солнца, и как ореол Царя, то есть как корона⁴²². В "Tractatus aureus de Lapide"⁴²³ царица в момент ее апофеоза⁴²⁴ держит сле­дующую речь:

После смерти жизнь вернулась ко мне. Мне, при моей бедности, были доверены богатства мудрецов и властелинов. Стало быть, я тоже могу сделать бедных богатыми, дать благодать смиренным и вернуть здоровье больным. Но я еще не равна моему любимому брату, могущественному царю, которого еще надо воскресить из мертвых. Но когда он придет, он воистину покажет, что слова мои правдивы.

535 В этой "soror et sponsa" мы легко можем увидеть аналогию с Церковью, которая как corpus mysticutn является сосудом для апгта Christi. Пенот называет этот сосуд "царицей Савской", вдохновленный Евангелием от Матфея 12:42 (а так же от Луки 11:31): "Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит его, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой". В этой связи я хотел бы упомянуть отрывок из "Speculum de Mysteriis" Гонория Отунского, в котором тоже идет речь о "царице с юга". Он говорит⁴²⁵:

Иоанн покинул свою невесту и, сам будучи девственником, последовал за сыном девственницы. И поскольку из-за любви к ней он презирал узы плоти, Христос любил его больше всех своих учеников. Ибо в то время как царица Юга отдавала свое тело и свою кровь ученикам, Иоанн прильнул к груди Иисуса и пил из этого источника мудрости; и тайну Слова он потом сообщим миру; Слова, а именно того, что скрыто в Отце, потому что в груди Иисуса скрыты все сокровища мудрости и знания.⁴²⁶

536 В отрывке из "Tractatus aureus" это царица Юга является той личностью, которой доверены сокровища мудрецов и властелинов, а у Гонория она отдает свое тело и свою кровь ученикам. В обоих случаях она явно отождествляется с Исусом. Из этого мы можем видеть, насколько логична была мысль об андрогинности Христа, и в какой большой степени царь и царица были единым целым в том смысле, в каком единым целым являются тело и душа или дух⁴²⁷. Кстати, царица соответствует душе (anima) и царь соответ­ствует духу, доминанте сознания⁴²⁸. Принимая во внимания такое толкование царицы, мы можем понять, почему секрет алхимичес­кой работы иногда назывался "Reginae Mysteria"⁴²⁹.

537 Тесная связь между царем и царицей проистекает из того фак­та, что периодически судьба подвергает их тем же самым испы­таниям: они вместе растворяются в купели (по другой версии царица сама является купелью). Так Элиазар говорит о купании царя: "Ибо в этом огненном море царь не может выжить; оно отнимает у старого Альбаона⁴³⁰ все его силы, пожирает его тело и превращает его в ярко-красную кровь. И царица тоже не сво­бодна; она должна исчезнуть в этой огненной купели"⁴³¹.

538 Более того, не удивительно, что царь и царица образуют как бы единство, т.к. они нахродятся под влиянием своих предшест­венников. Ситуацию стоит отметить только из-за интерпретации, которую мы даем ей: интрепретация мифологемы царя как доми­нанты сознания, почти идентична архетипической фигуре, персонифицирующей бессознательное, а именно — анимы. Две фи­гуры находятся в некотором отношении в оппозиции одна дру­гой, как и сознание с бессознательным; однако, именно как муж­ское и женское объединяются в человеке, так и психическая суб­станция остается той же самой, находится ли она в сознании или в бессознательном состоянии. Единственное, иногда она ассоци­ируется с эго, а иногда — нет.

539 Анима в ее отрицательном аспекте — то есть когда она оста­ется неосознанной и скрытой — оказывает на субъект маниакаль­ное воздействие. Главными симптомами этой мании являются сле­пые эмоции и навязчивые идеи с одной стороны, а с другой — разобщенная абсорбция принципов и абстрактных идей. Стало быть, отрицательный аспект анимы указывает на особую форму психологической неотрегулированности. Она либо компенсиру­ется со стороны сознания, либо она компенсирует сознание, уже отмеченное противоположной (и такой же неверной) установкой. Отрицательный аспект доминанты сознания далек от "Богом дан­ной" идеи; это наиболее эгоистичная установка, которая стремит­ся играть важную роль и, прикрываясь своеобразной маской, выглядеть, как нечто благоприятное (отождествление с "персо­ной"!). Анима, соответствующая этой установке, — это интриган, который постоянно льстит эго и одновременно с этим роет за его спиной ту самую яму, в которую самовлюбленному эго суждено упасть.

540 Но осознанная установка, которая отвергает эгоистичные ус­тремления — не только в воображении, но и в реальности — и подчиняется надличностному велению судьбы, может претендовать на то, чтобы служить царю. Эта наиболее возвышенная ус­тановка поднимает статус анимы от искусительницы до психо­помпа⁴³². Аналогом трансформации царственной субстанции из льва в царя является трансформация женского элемента из змеи в царицу. Коронация, апофеоз и брак указывают на одинаковый статус сознания и бессознательного, который становится возмож­ным на высшем уровне — coincidentia oppositorum. с эффектом покаяния.

541 Разумеется, желательно было бы дать психологическое объяс­нение тому, на что указывает мифологема брака. Но психолог не считает себя ответственным за существование того, что не может быть познано; как слуга истины, он должен удовлетвориться зна­нием того, что такие таинственные феномены существуют. Единение сознания и бессознательного, символизируемое царствен­ным браком, — это мифологическая идея, которая на высшем уровне приобретает характер психологической концепции. Я до­лжен особо подчеркнуть то, что психологическая концепция воз­никает никоим образом не из мифологемы, а исключительно из практического исследования, как исторического материала, так и материалов данного конкретного случая. Как выглядит этот эмпирический материал было показано в сериях сновидений, включенных в "Психологии и алхимии". Он служит парадигмой, заменяющей сотни примеров и потому может вызывать к себе нечто большее, чем простой интерес.

542 Психологическое единение противоположностей — это интуи­тивная идея, включающая в себя феноменологию данного про­цесса. Это не гипотеза, "объясняющая" то, что по самой своей сути превосходит возможности нашего восприятия. Ибо когда мы говорим, что сознание и бессознательное объединяются, мы в сущности говорим о том, что этот процесс непостижим. Бессозна­тельное потому так и называется, что оно не может быть ни по­нято, ни постигнуто. Единение противоположностей — это про­цесс надсознательный и в принципе не подлежащий научному объяснению. Брак должен остаться "тайной царицы", секретом искусства, которому посвящены слова царя Соломона, приведен­ные в Rosarium:

Это — моя дочь, ради которой, как говорят люди, царица Юга пришла с востока, словно рассвет, чтобы услышать, понять и узреть мудрость Соломона. Власть, честь, сила и величие даны ей; она носит царствен­ную корону из семи сверкающих звезд, словно невеста, прихорошившаяся для свадьбы, и на ее одеянии золотыми греческими, арабскими и латинскими буквами написано: "Я - единственная дочь мудрости, со­вершенно неизвестной глупцам"⁴³³

543 Царица Савская, Мудрость, царское искусство и "дочь фило­софов" настолько смешаны друг с другом, что ясно проступает лежащая в их основе психологема: искусство это царица сер­дца алхимика, она одновременно является и его матерью, и его дочерью, и его возлюбленной. И в его искусстве и в аллегориях этого искусства разыгрывается драма души алхимика, процесс его индивидуации.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Житель островов Фиджи сказал Хокару: "Мы верили только вождю: по самой своей сути он был богом в образе человека". (Kings and Соuncillors, p. 61).