Нарциссизм в психоанализе

    Читая работы по нарциссизму, я столкнулась с тем, что у меня не складывается ясного представления об этом понятии. Оказалось, существует много подходов разных психоаналитических школ, которые критикуют одна другую и предлагают разные техники работы с нарциссическими пациентами. Взгляд Мелани Кляйн  вытекает из классической теории Фрейда, но зиждется на объектных отношения, а структурный подход Кернберга считает эмпатическую технику Кохута недостаточно психоаналической.

В потоке хлынувшей на меня информации, я вдруг наткнулась на статью, которая показалась мне  созвучной моим мыслям – это статья современного английского психоаналитика Рональда Бриттона «Нарциссизм и нарциссические расстройства», опубликованная в Журнале Практической психологии и психоанализа за 2008, №4. Я увидела, что автор статьи столкнулся с той же проблемо, что и я. Вот что он пишет: «Не так давно я решил сделать обзор психоаналитической литературы о понятии нарциссизма и описании нарциссических расстройств, чтобы посмотреть, насколько они отвечают моему клиническому опыту. Вероятно, нет области психоаналитической литературы более обильной, чем та, что посвящена нарциссизму: она казалась бесконечной, когда я разбирался в данной теме. Эта литература не только обширна, в ней царит полная неразбериха. Существуют различные модели развития, что затрудняет всякое обсуждение нарциссизма - но путаница усугубляется еще и тем, что сам термин «нарциссизм» используется в различных смыслах».

Далее автор говорит, что в своей статье будет рассматривать два значения термина нарциссизм. Нарциссизм, как силы или врожденная тенденция в личности, которая препятствует отношениям вне пределов самости. И нарциссизм как обозначение особой группы случаев личностной дисфункциональности, называемых нарциссическими расстройствами. И вслед за Розенфельдом Бриттон  попытается ответить на вопрос, есть ли различия между либидинозным и деструктивным нрациссизмом.?

Далее читаем: «С самого начала в рассуждениях о клиническом нарциссизме контрапунктом проходили две темы. Одна - это нарциссизм как защита против неблагоприятных объектных отношений (либидинозный); другая - нарциссизм как проявление фундаментальной враждебности к объектным отношениям (основанный на зависти, деструктивный). Даже исходный миф о Нарциссе существует в двух вариантах: В известном пересказе Овидия Нарцисс расплачивается за то, что считает недостойным своей любви всех, кроме себя самого (солипсический вар-т); но Павсанию оказался известным другой вариант, в котором Нарцисс утратил сестру-близнеца и ошибочно принимает свое отражение в пруду за эту утраченную сестру (травматический вариант)»

Чтобы проиллюстрировать свое понимание этого разграничения, Бриттон в своей работе описывает двух пациенток. Первую он называет страдающей от преимущественно деструктивного нарциссического расстройства, вторую - от преимущественно либидинозного нарциссического расстройства. Общее у них - это порождение посредством проективной идентификации нарциссических отношений с Эго-идеалом в целях избегания отношений с деструктивным, родительским Супер-Эго.

Первая пациентка – госпожа Л – пациентка психоаналитика А Данный случай мне кажется интересным тем, что психоаналитик сам попадает под воздействии нарциссической личности и становится его зависимым  я-объектом. У Бриттона читаем: «Доктор А. - добросовестный и умелый аналитик с опытом анализирования нарушенных и трудных пациентов; она не могла понять своей неспособности установить и поддерживать аналитический сеттинг с этой пациенткой.»

Доктор А. описала ряд нехарактерных для нее промашек, в результате которых она призналась пациентке в том, в чем не собиралась признаваться, о чем немедленно пожалела. Поэтому она почувствовала, что анализ вышел из-под ее контроля. Г-жа Л., привлекательная молодая женщина, обратилась к аналитику после расстроившего ее окончания отношений с одним мужчиной. В ее истории также были подростковые нарушения и эпизоды анорексии. Она покинула город, в котором жила со своим бывшим мужчиной, и возвратилась в другой, жил ее богатый отец и где ей предстояло проходить анализ. Прибыв в свой новый дом и организовав начало анализа, она пропустила первый сеанс. Она позвонила и объяснила, что потеряла номер кабинета аналитика. Доктор А., ощущая необходимость установить свою аналитическую позицию и метод работы с самого начала, «твердо решила» обсудить вопрос оплаты за пропущенный сеанс. Тревожным сигналом для аналитика стала необъяснимая утрата «твердой решимости» и некоторые другие моменты. Когда г-жа Л., которая в конце месяца должна была оплатить пропущенный сеанс чеком, не сделала этого, доктор А., к своей досаде, не смогла привлечь к этому внимание. Вслед за этим сеансом пациентка, по любым критериям очень обеспеченная, позвонила доктору А., чтобы сказать, что не сможет продолжать анализ, поскольку не в состоянии себе это позволить. Доктор А. предложила пациентке прийти на следующий сеанс вовремя, и они смогут обсудить этот вопрос. Пациентка согласилась, а затем на сеансе доктор А., к своему ужасу и отчаянию, обнаружила, что втянута в дальнейшую бесплодную беседу с пациенткой. На следующий сеанс пациентка пришла на двадцать минут раньше, что внесло некоторый беспорядок в процесс.

Однако больше всего аналитика обеспокоило ее собственное поведение. На этом сеансе она удивила себя тем, что согласилась уменьшить оплату для этой пациентки. Ощущение, что ее контрперенос вышел из-под контроля, еще более усилилось, когда вместо того, чтобы рассмотреть эту проблему в самоанализе, готовясь к следующему сеансу, она нечаянно затянула текущий сеанс - что с ней происходило редко. Но именно на этом сеансе пациентка рассказывает каннибалистический сон, в котором она вместе то ли с любовником, то ли с сестрой, то ли братом в общем с душой-близнецом (близнецовый перенос по Кохуту) объединяется, чтобы убить некую злую старуху. После убийства, у нее во рту остается ощущения как после жевания безвкусного мяса. Когда женщина проснулась, ее вырвало. Сама пациентка узнала в злобной старухе свою мать.

Бриттон предложил считать, что доктор А. во сне представлена и как «душа–близнец/любовник», и как злобная старуха, - тогда последние события обретают смысл. Бессознательная контрпереносная идентификация доктора А. с пациенткой представлена во сне «душой–близнецом» пациентки. Тогда заговор душ–близнецов с целью убийства «злобной старой дамы» можно рассматривать как бессознательный сговор между пациенткой и аналитиком с целью уничтожить профессиональную самость доктора А.

Аналитик восстановила свою привычную аналитическую позицию и утрачивала ее лишь время от времени, когда пациентка драматическим образом вносила в анализ какие-нибудь неожиданные осложнения.

Второй случай - г-жа Д., профессор и глава успешной университетской кафедры, женщина раннего среднего возраста. Она обратилась к анализу через год после того, как по взаимному согласию с терапевтом был прекращен ее длительный курс психотерапии. Ко времени этого завершения она чувствовала себя в хорошей форме. Теперь она пришла к аналитику потому, что боялась, по ее словам, «полностью сломаться». По ее описанию, она постоянно страдала, будучи одержимой отношениями с молодым мужчиной - отношениями не сексуальной, но интеллектуальной близости. Она считала свои чувства совершенно иррациональными и сказала, что такое уже происходило раньше с другим молодым мужчиной в ходе ее предыдущего курса лечения. Оба молодых человека были ее младшими коллегами на возглавляемой ею кафедре. Оба случая развертывались по одной схеме. Сначала пациентка чувствовала, что у них с другом полное взаимопонимание, душевное единство. Затем, когда это взаимопонимание невозможно было сохранять, она начинала страдать.

Эта глубокая эмоциональная зависимость от восприятия со стороны молодых людей контрастировала с ее отношениями с теми, от кого она действительно зависела - например, с мужем. Ее отношения с ним были взаимно теплыми. Однако  в них была ограниченность ее ожиданий относительно понимания со стороны мужа - и таким образом относительно болезненности разочарования и выражения неудовольствия. То есть она старалась не ждать понимания. Ее перенос на терапевта следовал той же модели. Хотя  понимание терапевта очевидно приносило ей пользу, она не стремилась к нему, но и не сопротивлялась ему - она просто избегала его ожидать.

Аналитический перенос, как и ее отношения в браке, следовал модели отношений с родителями. Отношения с ними сохранялись благодаря сильному ограничению ожиданий со стороны г-жи Д. и поиском ею родственной души где-то на стороне. Обращение ожиданий понимания на родительский объект, с ее точки зрения, не имело шансов на успех и привело бы к отрицанию ее собственного субъективного существования.

Бриттон считает, что у обеих пациенток были катастрофические отношения с ЭГО. От отношения с Супер-Эго они обе уклонялись путем образования привязанности к Эго-идеалу, - что создавало нарциссическую организацию. Это реализовывалось внешним образом в отношениях с идеализированным двойником. У первой пациентки при этом возникали перверсивные, садомазохистские отношения; у второй авторитетность суждений Супер-Эго инвестировалась в нарциссический объект, чье одобрение таким образом становилось вопросом жизни и смерти. Я думаю, что нарциссические объектные отношения в первом случае приводили к чему-то наподобие печально известной пары Бонни и Клайд, а во втором - к подобию пары Ромео и Джульетта. Смерть таится в обоих сценариях, но в одном партнерство основывается на общей любви к убийству, а в другом - смерть предпочитают жизни без любви другого.

Предыстории обеих пациенток похожи. У обеих родители развелись; у обеих матери затруднялись выполнять материнскую функцию; у обеих были успешные отцы, отличающиеся беспощадным эгоцентризмом.

Автор считает, что нарциссические расстройства возникают при сбое контейнирования в младенчестве и детстве, что дает начало  Супер-Эго, разрушающему Эго. Развивается нарциссическая организация, использующая нарциссические объектные отношения - внутренние, внешние или и те, и другие - для того, чтобы уклоняться от враждебного Супер-Эго. Это может приводить к преимущественно либидинозной организации или преимущественно деструктивной нарциссической организации. Далее Бриттон полагает, что либидинозная, защитная организация возникает, когда главный фактор в исходном сбое контейнирования находится на стороне родителей; а деструктивная организация - когда основным фактором является чрезмерность враждебности к объектам у младенца.