Джек Парсонс. Свобода – обоюдоострый меч. Глава 1. Основное эссе

Джек Парсонс.

Предисловие

С тех пор как я приступил к этому эссе в 1946 г.¹, некоторые из самых зловещих моих предсказаний сбылись в наиболее мрачном варианте. Государственных служащих подвергли позорным и оскорбительным чисткам, заставляя приносить присяги “лояльности”. Члены Сената Соединенных Штатов, пользуясь “неприкосновенностью” и прикрываясь предлогом “чрезвычайной ситуации”, превратили правосудие в фарс и насмеялись над конституционной неприкосновенностью частной жизни, попрали судебные процедуры, и тем фактам, что не так давно вызвали бы всеобщее негодование американцев, сегодня отказывают в праве рассмотрения в Верховном Суде.

К раздающемуся повсеместно сладкозвучному голосу социального обеспечения, общественного этого и социализированного того, вместе с сопутствующим разорительным налогообложением и вторжением в свободу личности, повсеместно прислушиваются. Англия укрылась под эгидой режима, другое название которому – полная регламентация. Австрия, Венгрия, Югославия и Чехословакия пали жертвами коммунизма, а Соединенные Штаты находятся в процессе заключения сделок с варварскими и коррумпированными диктатурами Аргентины и Испании.

В то время как я пишу, Сенат Соединенных Штатов проталкивает смехотворное расследование сферы частных сексуальных нравов, и это расследование, при всем его фарсе, причинит боль и горе множеству ни в чем неповинных людей как невыносимое и уродливое покушение на их права.

Инерция и уступки, которые допускают почти полную отмену наших свобод, когда-то были бы немыслимы. В нынешнее внушающее ужас невежество и безразличие почти невозможно поверить.

То малое, что является ценным в цивилизации и культуре, стало возможным благодаря немногим, способным к творческому мышлению и независимому действию при весьма скупом содействии окружающих. Если большинство людей поступается своей свободой, приближается варварство; если же меньшинство отказывается от свободы, мы оказываемся в темных веках. Само слово "либерализм" кажется подозрительным из-за затуманенных голов, считающих его синонимом раболепия, а слово "гуманизм" – не более чем вывеской, прикрывающей тоталитаризм церкви.

Науку, что во времена Герберта Уэллса намеревалась спасти мир, муштруют, связывают в смирительную рубашку, запугивают до дрожи, и ее универсальный язык сводится к одному слову: "безопасность".

Теперь, в 1950 году, некоторые из моих обнадеживающих высказываний могут показаться почти наивными. Однако я никогда не был столь наивен, чтобы полагать, что свобода, в любом полном значении этого слова, возможна не более чем для некоторых. Я считал и продолжаю считать, что эти немногие, благодаря самопожертвованию, мудрости, храбрости, длительных и гигантских усилий, способны достичь мира свободы и удержать его. Труд героический – но осуществимый; примером и образованием – достижимый. Это та вера, что построила Америку; вера, которой Америка подчинилась, и это та вера, с которой я взываю к Америке, дабы она возродилась или погибла.

Мы – одна нация и один мир. Душа трущоб проглядывает в глазах Уолл-стрит, доля китайского кули определяет судьбу Америки. Мы не можем подавлять свободу наших братьев, не убивая сами себя. Мы будем стоять вместе, как люди, ради человеческой свободы и человеческого достоинства, либо мы провалимся в трясину все вместе, как человекообразные обезьяны.

В этот поздний, очень темный час, именно решения должны интересовать нас в первую очередь. Я, кажется, живу в стране, которая просто не знает, что такое свобода.

Мы думаем, что это – слово, листок бумаги – нечто, как нам сказали, что у нас есть – что-то такое, как мы говорим друг другу, чем мы обладаем. В действительности, свобода – это нечто большее – намного большее.

Вот какому предмету – определению свободы, ее пониманию, чтобы ее можно было достичь и защитить – посвящено это эссе. Мне нет нужды добавлять, что свобода – опасная вещь. Но вряд ли возможно, чтобы все мы оказались трусами.

I. Меч наголо

Бесчисленные века общество без сомнений принимало суждение, что определенные люди были созданы рабами, естественная функция которых – служить священникам и королям, дворянам и великим лордам, могущественным и богатым, назначенным рабовладельцами самим всемогущим богом. Затем эта система укрепилась установленными доктринами, гласящими, что все мужчины и женщины принадлежат умами церкви, а телами – государству. Такое удобное положение вещей поддерживалось твердой опорой власти, нравов, религии и философии.

Приблизительно двести лет тому назад против этой доктрины поднялась самая удивительная ересь, которую мир когда-либо знал: принцип либерализма. По сути, этот принцип утверждал, что все люди были созданы равными и наделенными неотъемлемыми правами. Выражение "неотъемлемые права" означает те права, которые отнять невозможно, права, которые принадлежат человеку по праву рождения.

Этот принцип обращался к отдельным непокорным душам, еретикам, атеистам и революционерам, и с тех пор, несмотря на противодействие большинства организованного общества, достиг некоторого прогресса. Как доктрина он стал столь популярным, что превратился в пустословие во всех крупнейших государствах.

Но этот принцип все еще столь неприятен власть предержащим и рвущимся к власти, что он нигде не воплощается как основной закон, но непрерывно нарушается по форме и по существу разнообразными уловками и целесообразностью фанатизма и реакции. Более того, абсолютистские и тоталитарные группы самой порочной природы используют либерализм как прикрытие для своих действий, в попытках восстановить тиранию и погасить свободу своих противников.

Так религиозные группы стремятся упразднить свободу искусства, слова и печати; реакционеры пытаются подавить труд; а коммунисты – установить диктатуры, и все во имя свободы. Так, из-за специфических черточек, приписанных свободе некоторыми из этих закамуфлированных тиранов, кажется необходимым пересмотреть свободу в тех терминах, в которых ее понимал "развращенный циник" Вольтер, "грязный атеист" Пейн, "предатель" Вашингтон, "радикальный революционер" Джефферсон и "анархист" Эмерсон.

Свобода – обоюдоострый меч, одно лезвие которого называется воля, а другое – ответственность, причем оба лезвия чрезвычайно остры; этим мечом непросто владеть случайным, трусливым или предательским рукам. Ибо этот меч был заточен во многих конфликтах, закален во многих огнях, охлажден в потоках крови, и хотя он всегда готов лечь в руку храброго и мужественного, он исчезнет, если выковавший его дух уйдет.

Поскольку любая тирания основана на догмах, то есть, на фундаментальных утверждениях абсолютного факта, и поскольку все догмы основываются на лжи, нам в первую очередь надлежит искать истину, и тогда свобода окажется не слишком далеко. А истина заключается в том, что мы ничего не знаем.

С объективной точки зрения, мы не знаем совсем ничего. Любая система интеллектуальной мысли, будь ли это наука, логика, религия или философия, базируется на определенных фундаментальных идеях или аксиомах, принимаемых, но недоказуемых. Вот тут и находится могила всего позитивизма.

Мы предполагаем, но мы не знаем, что существует реальный и объективный мир за пределами нашего собственного ума. В конечном счете мы не знаем даже то, что мы представляем собой или что такое этот мир. Далее, если вне нас существует реальный мир, мы не можем знать, каков он; все, что мы знаем о нем – лишь восприятие мира нашими чувствами.

Все, что мы ощущаем, передается органами чувств и интерпретируется мозгом. И как бы ни были совершенны, точны или тонки наши инструменты, они тоже воспринимаются теми же органами чувств и интерпретируются тем же мозгом. Как бы ни были полезны, захватывающи или необходимы наши идеи и эксперименты, они не имеют никакого отношения к абсолютной истине или власти. Такая вещь может существовать лишь для отдельного человека, подчиняясь его прихоти или фантазии, либо его внутреннему восприятию собственной истины в бытии.

Ведьмы и демоны средневековья были реальны по нашему собственному стандарту, в них верили все уважаемые и почитаемые персоны. Ведьм и демонов видели, их действия наблюдали, они отлично вписывались в огромную структуру иначе необъяснимых явлений. Их существование принималось безоговорочно большинством людей, великих и малых, и большинство не было способно возражать, как не способно и сейчас.

Все же сегодня мы не верим в ведьм и демонов. Мы верим в другое, давая аналогичные объяснения тем же самым явлениям. Завтра мы поверим в другие вещи. Мы верим, но мы не знаем.

Все наши выводы, например теория тяготения, основаны на наблюдаемой статистике; на наблюдаемых тенденциях, проявляющихся определенным образом. Но даже если наши наблюдения верны, мы не знаем причину тех или иных явлений, происходили ли они всегда, будут ли случаться в дальнейшем. Все наши теории не более чем предположения, сколь бы разумными они ни казались.

Существует своего рода истина, основанная на опыте: мы знаем, что такое горячо, нам известно ощущение голода или чувство любви. Однако эти чувства никаким образом невозможно передать тому, кто их не испытывал. Мы можем описать их с точки зрения других знакомых собеседнику предметов, мы можем проанализировать их причинно-следственные связи согласно взаимоприемлемым теориям. Но наш собеседник не получит даже самого смутного представления о том, на что походит чувство. Возможно, такие соображения слишком негативистские, но в пределах их рамок мы можем вывести весьма позитивные принципы.

1. Какова бы ни была вселенная, мы – либо она вся целиком, либо ее часть, в силу нашего сознания. Однако мы не знаем, что из двух верно.

2. Никакая философия, теория, религия или система взглядов не могут быть абсолютными и безошибочными. Они всего лишь относительны. Мнение одного человека так же хорошо, как и мнение любого другого.

3. Не существует никакого абсолютного оправдания выделения одной отдельной теории или образа жизни относительно другого.

4. Каждый человек имеет право на свое собственное мнение и свой собственный образ жизни. Не существует никакой системы человеческой мысли, способной успешно опровергнуть этот тезис.

Довольно позитивизма. Остаются и другие вещи. Существует необходимость, целесообразность и удобство. Если это иллюзии, то они все еще очень популярные иллюзии, и обычно их принимают в расчет. Политика концентрируется на необходимости и целесообразности, тогда как наука – на удобстве.

Вышеизложенное не ставит задачей дискредитировать науку и разум в соответствующих сферах. Разум, один из великолепнейших даров, представляет собой ту силу, что отличает нас от животных. А наука – наш величайший инструмент и самый многообещающий шанс на строительство подлинной цивилизации. (Любопытно, что в данной системе рассуждений этот современный трюизм появляется как компромисс.)

Однако невзирая на неоценимую ценность, наука является инструментом и не имеет никакого отношения к верховной истине. В этом и состоит опасность науки. Как инструмент она столь ценна, столь полезна и столь неотразима, что мы склонны считать науку мерилом абсолюта, дающего окончательное и неопровержимое суждение обо всех вещах. Именно такую позицию нас толкают занять педанты, догматики и диалектические материалисты. Затем, изображая из себя “ученых” или предлагая на обсуждение “научную” доктрину, они смогут убедить нас принять их ценности и повиноваться их приказам. Сегодняшний день должен стать навеки свободным, отшвырнув все "вчера". Иначе мы деградируем до поклонения предкам.

Необходимо защищать свободу, если все мы не хотим оставаться рабами. Целесообразно стремиться к братству, если мы не желаем разрушения. И удобно предоставить другим право на собственное мнение и собственную жизнь, чтобы и мы этим обладали.

Умный человек не станет основывать свое поведение на произвольном или абсолютном понятии правильного и неправильного. Можно утверждать, что все побуждения и все действия эгоистичны, так как они предназначены для удовлетворения определенных требований эго. Возможно, это верно и для самопожертвования, самоотречения и высочайшего альтруизма, которые мы проявляем для собственного удовлетворения или для достижения некоторой цели.

Эго бывает очень обширным. Человек может забрать целый мир как часть своего эго, может вознамериться искупить или спасти этот мир по единственной причине: такая идея доставляет ему удовольствие. Такой человек далек от бескорыстия и чрезвычайно эгоцентричен. Даже художник предан процессу создания чистой красоты вследствие своих потребностей и характера. Но, по крайней мере, его самомнение нельзя назвать мелкотравчатым.

Семейные, любовные и патриотические побуждения коренятся в биологии, что не обязательно обесценивает подобные действия и мотивы. В природе прекрасно все, и ее красота не уменьшается, становясь понятой.

Однако глупый человек произвольно назначает ценности всем предметам, дабы защитить и оправдать собственное положение. Его мораль основывается на вещах, которые он желает считать истинными, или которые кто-то еще хочет объявить правдой. Его философия не уделяет внимания относительным фактам или реалиям, однако ему приходится иметь с ними дело в жизни, и, следовательно, он постоянно запутывается в отговорках и уклончивости.

Просвещенный либерал не нуждается в таком оправдании. Он поймет и примет свой врожденный эгоизм, равно как и врожденный эгоизм всех людей. Он поймет процесс жизни как технику, метод получения желаемого на таких условиях, которые ему желательны.

Кража может представляться кратчайшим путем приобретения собственности, но если человек похитит значительную сумму, возможным следствием его действий станет тюремный срок. С другой стороны, мы можем с тревогой наблюдать почти что незаметный распад личности, присущий так называемой законопослушной деловой жизни.

Его проблема, таким образом, состоит не только в приобретении вещи, в которых он нуждается, но получение необходимого некоторым интересным или, по крайней мере, неразрушительным способом. Возможно, он решит, что игра не стоит свеч. Но во всех этих проблемах отсутствует вопрос права. Есть только вопрос техники и цены.

Так же дело обстоит и со свободой. Если мы уничтожаем чью-либо свободу, чтобы достичь поставленной цели, наша собственная свобода, таким образом, подвергается опасности. Это и есть цена. Если мы хотим обезопасить собственную свободу, мы должны гарантировать свободу всех людей. Это – техника.

Если либералу придется развить две личности, одна из которых установит доброжелательную диктатуру, в то время как другая продолжит действовать либерально, самоубийство для него будет лишь вопросом времени.

Ограничение свободы других есть самопорабощение и самоубийство. Диктатор – наипрезреннейший из рабов.

Эти простые соображения составляют логическое основание философии либерализма.

Из таких соображений, и еще из многих, вытекают основные принципы либерализма как кодекс прав, основополагающих по своей природе и прозрачно ясных, избавленный от ложных представлений.

Этот кодекс должен стать законом и стать над законом как окончательное выражение достоинства и неприкосновенности человека. Он должен стать выше возни судов и адвокатов, выше прихотей простонародья, выше предательств демагогов и диктаторов. Он должен воплотить людские стремления к свободе и самоопределению, стать столь священным, что его нарушение государством, группой людей или отдельным лицом будет караться как измена и кощунство.

Билль о Правах в американской конституции стал шагом в этом направлении, и его исследование даст указания на заключительное развитие. Однако в мире, которому угрожают позитивизм и патернализм, этот документ оказывается ограниченным как в масштабе, так и в применении.

Наш мир допускает такие нарушения свободы как недавний национальный Сухой закон, Закон о воинской повинности, дискриминация при приеме на работу, Закон Манна², законы о цензуре и запрещении огнестрельного оружия, расовую дискриминации.

В оправдание нарушения свободы говорится, что конституция означает то, что Верховный Суд определит как ее значение своим решением. Документ, столь фундаментальный как Билль о Правах, не может подвергаться риску произвольных толкований. Ему не нужны никакие интерпретации. Он равно должен применяться и к государству, и к каждому штату, муниципалитету, чиновнику, группе лиц и отдельному человеку в пределах государства. Он должен применяться таким образом, чтобы человеку или меньшинству не требовалась прибегать к изощренным, долгим и дорогостоящим судебным слушаниям, дабы отстоять свои права.

Обязанностью государства является обеспечение такой помощи всем без различий, таким же образом и с лучшими намерениями, как теперь защищаются жизнь и собственность, нежели посредством более очевидных и плохо организованных форм насилия.

Свобода не может подвергаться произвольной интерпретации и неверному толкованию. Она должна недвусмысленно исключить преследования по моральным, политическим, экономическим, расовым, социальным или религиозным мотивам.

Никакой человек, никакая группа и никакой народ не имеют право посягать на свободу личности индивида. Сколь бы ни были чисты намерения, как бы ни была тяжела чрезвычайная ситуация, сколь бы ни были высоки принципы, посягательство на свободу личности – ничто иное как тирания. Этому нельзя найти оправдания.

Вопрос: в состоянии ли мы выдержать последствия демократии?

При этом недостаточно обеспечить свободу чисто отрицательными средствами. Свобода теряет смысл, если ее выражением управляют влиятельные группы, такие как пресса, радио, кинофильмы, церкви, политики и капиталисты. Свобода должна иметь гарантии.

А гарантии она может получить лишь нашей приверженностью принципу, что человек обладает определенными неотъемлемыми правами, в том числе:

Право жить частной жизнью, в той мере, в которой она касается человека, и как он считает целесообразным. Право есть и пить, одеться, жить и путешествовать так, как человек желает.

Право выражать свои мысли, как человек считает целесообразным. Говорить, писать, печатать, экспериментировать и иначе творить, как человек желает.

Право работать по выбору человека при разумной и соразмерной заработной плате.

Право покупать пищу, кров, удовлетворять медицинские и социальное потребности и получать любые другие услуги и предметы потребления, необходимые для существования и самовыражения человека по разумной и соразмерной цене.

Право на достойную окружающую среду и воспитание в детстве, пока человек не присоединится к ответственному большинству.

Право любить так, как человек считает целесообразным, выбирая только в соответствии с собственными желаниями и желаниями партнера.

Право на позитивную возможность обладать данными правами, как человек считает целесообразным, без препятствий с одной стороны или принуждений с другой.

Право защищать свою личность, собственность и права, вплоть до убийства агрессора, при необходимости, что составляет цель права хранить и носить оружие.

Эти права должны уравновешиваться определенными обязанностями.

Либерал, принимая эти права, обязан гарантировать их всем другим людям в любом случае, вне зависимости от личных пристрастий или интересов.

Он должен работать, чтобы установить и защитить эти права, жить соразмерно этим правам и быть готовым защитить их ценой своей жизни.

Ему придется отказаться от преданности любому государству или организации, что отрицает эти права, но помогать и поощрять всех тех, кто утверждает эти права без оговорок или двусмысленностей. Он не смеет поступаться этими принципами ни по какой причине.

Таков меч свободы, обоюдоострое оружие для героев. Такие принципы возможны лишь в цивилизации высочайшего типа и достаточно трудные для нее.

Ничто, исключающее данные принципы не гарантирует выживание свободы, демократии или самого общества. Либерализм не просто кодекс для индивидов и государства, он – единственное возможное основание для международной цивилизации.

Такие принципы, как и любые другие, бесплодны, если не встречают уважения и защиты со стороны тех, к кому они применяются, при условии их информирования о зрелой и цивилизованной перспективе. Они должны интерпретироваться и применяться с пониманием и сочувствием, с юмором и терпимостью. Они не нуждаются в претенциозности, сентиментальности или истерике при их применении или защите. Невыносимых негодяев с высокими принципами и так предостаточно.

И при этом мы не можем навязывать права человека. Человек имеет право быть рабом, если он того желает. Если он не встает на защиту своих прав, он заслуживает рабства, и именно это получит.

Человек, над которым тиранствуют член его семьи или друг, общественное мнение или рабская мораль, достоин своего положения, и его протесты лицемерны. Даже физически более слабый человек, подвергшийся нападению хулигана, прибегает к уравнивающемуся эффекту дзюдо, ножа или пистолета. Любое необходимое средство оправдано, если оно используется для защиты основных и неотъемлемых прав человека.

В этом отношении дуэльный кодекс, содержащий квалификации уравнивающего оружия и галантного поведения, может стать оптимальным решением споров, которые не могут быть улажены дружески. Вне сомнений, такая система менее несправедлива и бесконечно более определенная, нежели тщательно продуманные, дорогостоящие и смешные выходки спорящих адвокатов. Кроме того, улучшение нравов более чем достаточно скомпенсирует смерть нескольких горячих голов, которые в ином случае могут погибнуть в транспортных происшествиях с намного более катастрофическими последствиями для оказавшихся в непосредственной близости.

Этот тезис хорошо проиллюстрировать поведением кошки. Она будет благонравной до определенной черты, но не далее. Это – ее основной принцип. Ее нельзя третировать. Несомненно, ее зубы и когти, вместе с готовностью их использовать, способствуют осуществимости этой позиции.

Рабству всегда есть одна альтернатива: мы можем умереть в борьбе. Тиран сможет одержать не более чем пиррову победу над полными решимости людьми, и даже один человек может обрести последнюю скалу своей неприкосновенности.

Свобода, как и благотворительность, начинается дома. Никто не достоин бороться за свободу, если внутренние хозяева не побеждены. Придется научиться контролю и дисциплине над разрушительными страстями, что ведут к безумию и краху. Придется победить беспорядочное тщеславие и гнев, самообман, страх и запрещение. Все это сырая руда человеческого существа.

Он должен расплавить эту руду в огне жизни, выковать собственный меч, закалить его и заострить твердым шлифовальным камнем опыта. Только тогда человек будет готов вооружиться для крупного сражения. Храбрость заменить нечем, и победа достается мужественному.

Он не будет иметь никакого отношения к аскетизму или чрезмерной слабости. Самовыражение станет его лозунгом, самовыражение, умеренное, страстно желающее и сильное. Сначала ему придется познать себя и научиться управлять собой. Только тогда он сможет справляться с экономическим давлением, которые используются экономическими группами и капиталистами, или политическим давлением, используемым демагогами.

Тогда он может оказаться в весьма затруднительном положении. Если он называет себя либералом, он обнаружит, что предположительно попал под влияние агентов правительства СССР. Если он выступил против советской политики, его приветствуют в лагере католической церкви и ассоциации промышленников. Если он сторонится обоих лагерей, его осуждают из-за отсутствия принципов.

Если он поддерживает права рабочих или меньшинства и расовые группы, он – красный. Если в то же время он верит в конституционное правительство и права личности, он еще и фашист.

Многие либералы знакомы с этой ситуацией, но лишь немногие сделали выводы. Трудность заключается в глупой или преднамеренной путанице прав отдельного человека и обязанностей государства.

Вот грустный комментарий к нашему менталитету: реформатору общества приписывается стремление к тотальному регламентированию, в то время как предполагаемый индивидуалист должен провозглашать полную безответственность.

Права человека можно четко определить. Его обязанности, равно как и обязанности государства, можно четко определены. Права одного человека заканчиваются там, где начинаются права следующего. Функцией же государства является обеспечение равных прав для всех. Вроде бы все предельно ясно, и удивительно, что вопрос столь запутан.

Общество не выказывало приверженности принципам либерализма, и позитивисты узурпировали его имя и терминологию ради пропаганды различных видов тоталитаризма.

Этому процессу значительно способствовал псевдолиберализм, где предполагается подавление любого противоречащего мнения

В то время как я пишу эти строки, предположительно либеральные группы агитируют за отказ в доступе к общественным форумам тем, кого они называют фашистами. Общества американской идеи борются за подавление коммунистической или “красной” литературы и выступлений.

Религиозные группы, поддержанные рекламой в прессе, не прекращают кампанию за запрет искусства и литературы, которые они, словно возомнив себя наделенными божественной прерогативой, именуют “неприличными”, безнравственными или опасными.

Кажется, что все организации стремятся к единой цели: подавлению свободы. Их искренность не может служить им оправданием. История предлагает кровавые свидетельства того, что искренность способна породить такие злодеяния, до которых никогда не додумается цинизм.

Каждая из этих групп отчаянно борется за то, чтобы продать, предать или уничтожить свободу, свое прекраснейшее неотъемлемое право, ту самую свободу, которая допустила их нынешнее существование.

Свобода – обоюдоострый меч. Тот, кто убежден в абсолютном праве своей веры подавлять права и мнения, не может быть либералом. Либерализм не может существовать, нарушая свои собственные принципы.

Либерализм не может существовать, если глашатаи чрезвычайной ситуации и продавцы утопических идей способны добиться отмены прав, временно или навсегда. Свободу нельзя подавлять ради защиты либерализма.

Основные принципы либерализма следует установить и определить в наиболее ясной форме. Права человека – суть нерушимые права, находящиеся вне закона, вне судов или государства, вне воли большинства или бога. Если это не понято, никакой свободы быть не может. Свободу не даруют. Свобода – неотъемлемое владение каждого мужчины, женщины и ребенка. Свободу нельзя отобрать. Ею можно только поступиться.

Если нам должно достичь демократии, права индивидов и обязанности государств следует ясным образом определить и пылко защищать. Непостижимо, что люди, которые сражались и погибли на войне против тоталитаризма, не понимают суть вещей, которым они противостояли. Кажется дурной шуткой, когда то, во что люди верят, словно в ночном кошмаре, оборачивается в то, против чего они боролись.

В крови и муках пришло следующее поколение, чтобы сделать мир безопасным. Однако то зло, что делает мир небезопасным, все еще без всякого страха ходит по земле и непобежденным, пожирая новые жертвы из страданий и кровопролития.

Нельзя полностью возлагать вину на подстрекателей войны, плутократов и демагогов. Если люди допускают эксплуатацию и неравенство во имя чего бы то ни было, они заслуживают свое рабство. Ни один тиран делает тиранию возможной. Только народ и больше никто превращает тиранию в реальность.

Это – суровая правда.

Но каждый либерал, который не поддерживает свои принципы, напрягая все силы, прикладывая весь интеллект и проявляя всю храбрость, хоть и косвенно, но способствует поражению либерализма. Чтобы оказать такую поддержку, он должен знать и понимать либерализм как кредо, принцип и жизненную философию.

По своей природе либерализм не является мертвой и мумифицированной системой взглядов. Теми же способами, какими изменяется либерализм, изменяется и человек. Конкретные изменения могут варьироваться у разных людей, также как и один человек отличается от другого.

Тем не менее, существуют определенные принципы, которые неизменны. Я ставлю себе целью исследовать природу этих принципов и описать тот меч, вооружившись которым, либерал способен должным образом защитить свои взгляды.

Большая часть современной мысли характеризуется отговорками и экивоками, обращениями к высшим авторитетам, которые по сути своей являются предубежденными, суеверными и реакционными. Зачастую мы не знаем об этих мыслительных процессах. Мы соглашаемся с идеями, авторитетами, крылатыми фразами и условиями, не давая себе труд думать или исследовать – а они могут скрывать ужасные ловушки. Мы принимаем их идеи как правильные, потому что при поверхностной оценке они согласуются с тем, во что мы верим. Мы приветствуем человека, который говорит либерализму "да", а коммунизму – "нет", не беспокоясь задать вопрос, что еще поддерживает или опровергает данный человек. Оставаясь незрячими, мы оказываемся беззащитными перед эксплуатацией, неравенством и войнами.

Бурная череда научных открытий и общественных событий требуют новой ясности мысли, повторной проверки и перестройки принципов. Уже недостаточно того, что принцип священен лишь потому, что он стал ветхим от времени. Его должно исследовать, испытать и проверить в горниле наших новых потребностей.

Из-за нашего законодательства, из-за наших общественных и международных отношений мы виновны в несметных случаях варварства и суеверий, которые допускаются всего лишь потому, что они существуют, потому, что мы привыкли к ним, и потому, что нам зачастую неприятно считаться с фактами.

Разработанный здесь принцип крайне прост. Свобода индивида есть фундамент цивилизации. Без этой свободы невозможна никакая подлинная цивилизация, и ни одно государство, ни один национальный или международный институт не будет устойчивым в отсутствии свободы. Надлежащее равновесие между свободой на одной чаше весов и социальной ответственностью на другой является тем балансом, что обеспечивает стабильное общество. И никакими другими средствами, за исключением полного уничтожения индивидуальности, это равновесие не может быть достигнуто.

Больше невозможно уклоняться от незабываемого ультиматума природы: изменись или погибни.

Из Версаля доносится слабый крик: “Время еще будет”.

Из Парижа сегодня трубный глас объявляет: “Время есть”.

Но завтра голос урагана проревет: “Время прошло”.

Против того времени нужен меч.

II. Меч и государство

Основная цель существования государства – защита прав человека, иначе оно не более чем анархия или тирания. Все другие функции государства зависят от этой фундаментальной цели.

В механизмы, предусмотренные для функционирования государства, следует заложить основы для защиты следующих прав:

1. более слабых против более сильных

2. индивидов против групп

3. меньших групп против более многочисленных групп

4. индивидов и групп против государства.

Основой государства должен стать кодекс прав, подобных обозначенным в последней главе.

Аргумент анархии, что отмена государства немедленно создаст Утопию, смешон. В этом случае человеку не к кому станет обращаться за помощью, против влиятельных групп, которые примут на себя прерогативы государства и даже превысят их. Это сомнительная свобода, все равно что позволить малому ребенку топотать ножками среди стаи волков.

С другой стороны, позитивисты утверждают, что человек достигает свободы, подчиняясь власти. Благодаря слепому повиновению диктатуре пролетариата, церковь, рейх, государство постепенно отомрут, и наступит тысячелетнее царство. Их аргумент: давайте свяжем ребенку ноги, пока он не достигнет своего совершеннолетия, а потом посмотрим, как он ходит.

Реакционер же найдет компромисс между этими двумя крайностями: он и ножки ребенку свяжет, и к волкам его отпустит.

Большая часть этих абсурдных идей произошла вследствие смешения сфер человека и государства.

В действительности различия предельно ясны.

В сфере частных прав, как уже определено, человек неприкосновенен, и у государства нет ни власти, ни интереса, кроме как обеспечить человеку возможность обладать этими правами.

Но как только его действия вторгаются в сферу прав других лиц, это становятся делом государства.

Я не имею в виду потенциальные действия человека. Утверждать, что человека следует ограничивать, потому что он может быть опасен – по сути софистика и фашизм.

На основании такого аргумента человека должно ограничивать по любой причине, вследствие чьего-либо суждения.

Вот это просто передает в руки государства неограниченную власть. Все, что не запрещено – обязательно. Таков окончательный вывод из этой догмы.

Обычная история: те самые высокопринципиальные законы, ограничивающие потенциальную измену, безнравственность, богохульство, ересьи далее adnauseam³, неизбежно приводят к судилищам и концентрационным лагерям.

И цензура в любой форме открывает дорогу фашизму, так как наделяет отдельных лиц произвольной и негарантированной властью.

Титулы и официальные должности – всего лишь человеческая маркировка; папы римские, президенты, судьи и проповедники – всего лишь люди, такие же, как вы и я.

Нет ничего хорошего в том, чтобы передать полномочия судить жизни и мнения людей в руки таких же людей.

В истории древней, средневековой и современной найдется достаточно примеров того, что такой властью всегда злоупотребляют. Такие полномочия неизбежно использовали, чтобы получить дальнейшую власть: политическую, экономическую или духовную.

И для тех, кто властью злоупотребляет, человек высоких принципов наиболее опасен.

Вы не дадите себя застрелить ради того, чтобы я набил себе карманы – но если я смогу убедить вас, что это нужно ради общественного блага или во славу божию, дело примет совсем другой оборот.

Довольно говорить о возможных действиях. Когда действия подразумевают контроль над ценами на жилье, продукты, электричество, отопление и другие предметы первой необходимости, управление законами, свободой слова в печати или на публике или любыми другими формами частной жизни, свободы и способами достижения счастья, тогда это, несомненно, становится государственным делом.

Тенденция к монополии – одна из самых больших опасностей, присущих частному предпринимательству. Эту тенденцию нужно переломить общественными средствами управления.

Когда небольшая группа управляет прессой, радио, кинофильмами, свобода слова неизбежно урезается и подвергается опасности, как в наши дни.

Сосредоточение в своих руках чрезмерной власти любой правительственной, профсоюзной, религиозной, капиталистической или какой-нибудь другой группой необходимо предотвратить любой ценой. Свобода не сможет пережить свой заменитель.

Пока мы не осознаем этот факт, свобода будет под угрозой. Кто обладает властью или от чьего имени власть осуществляется, просто не имеет значения.

Обладание чрезмерной властью или ее употребление, будь это полномочия изгонять, морить голодом, угрожать и терроризировать, ограничивать и запрещать, подвергать цензуре и отрицать, какой угодно группой и для какой угодно цели, всегда порочно.

Адекватное ограничение власти – вот защита цивилизации.

В функции государства не входит конкурентное или единоличное вмешательство в какое-либо дело. Государственная монополия так же нежелательна и предосудительна, как и любая монополия.

Однако функция государства состоит в строгом контроле и регулировании таким образом, чтобы избежать злоупотребления полномочиями.

Нет сомнений, к этому контролю примешаются взяточничество и тупоумие, по крайней мере пока общественность не потребует чиновников намного более высокой квалификации, нежели те, кто работают в настоящий момент.

Нет сомнений, что люди будут допускать ошибки. Однако лучше ограничить власть некоторых людей, чтобы другие не получили власть неограниченную.

Права и обязанности труда и капитала должны быть не больше и не меньше, чем права и обязанности любого индивида или группы. Ни одна из этих групп не имеет никакого права использовать экономическое, политическое или социальное давление, насилие или запугивание против любой другой группы или отдельного человека.

Если же кто-то нарушает данное правило, они в строгом порядке должны попадать под закон и считаться с правами человека.

Именно закон и права, а не ответное насилие и запугивание, является надлежащим обращением с противостоящими группами.

Если же закон разрушается, гражданское сообщество все еще остается связанным с ним как временное государство. При отсутствии такой связи сообщество представляет собой не более чем преступную толпу.

Но в крайних случаях никоим образом нельзя отрицать законность или необходимость революции.

При распаде или коллапсе государства или когда государство или группы в пределах государства самовольно нарушают права индивидов или других групп, и когда все другие спасительные средства не срабатывают, тогда революция становятся необходимостью и долгом.

Под революцией я имею в виду вооруженное восстание, разработанное, чтобы положить конец тирании, притеснению и эксплуатации.

Чтобы эта революция стала значимой, она должна вдохновляться и управляться принципами либерализма. Такова была Американская Революция⁴. Террор во Франции творила преступная толпа⁵. И те, кто устроили террор в Германии, были организованным криминальным сборищем.

Есть значительные отличия.

Притесненные – негры, евреи, неимущие – являются объектами нападок для тиранов, которые сентиментально вздыхают о жертвах, маскируя свою низость.

И такие люди, понятным образом доведенные до ярости или отчаяния невыносимым обращением, не смогут остановиться и подумать, что тираны жаждут притеснить и другие группы – уже во имя кого-либо еще.

Чтобы помочь людям, революция должна быть нечто большим, нежели инверсией. Революционеры, в большей степени, нежели остальные, должны понять либерализм и терпимость.

Притеснители и эксплуататоры прячутся за названиями, учреждениями и традициями, зачастую смехотворными и изношенными до дыр, запудривая или мозги тех, кто не желает думать.

Величайшие представители народа оказываются преданными, самые прекрасные принципы – запятнанными и извращенными до превращения в ловушки для простофиль.

Либерализм не может заменить самих либералов, и если его кодекс не войдет в их плоть и кровь, он распадется, как и должно быть, и станет зараженным, каков он есть сейчас.

Плутократ, демагог и крючкотвор процветают в структуре системы, блестяще разработанной, дабы сделать людей свободными. И позитивист идет по следу, словно шакал, ища момент, когда он может использовать распад в своих интересах, чтобы завладеть этим трупом.

Либерализму требуется вдохновение новой жизни с каждым новым поколением. Его следует воссоздавать, восстанавливать и заново утверждать, но спустя всего краткий миг покоя появятся стервятники.

Но пока человек является частным лицом, никакая группа и никакое государство не имеют права ни на кратчайший миг его времени и ни на мельчайшую долю его жизни. Всякая служба должна быть добровольной. Всякая недобровольная служба есть рабство, как бы его не обеляли.

И дискриминация при приеме на работу, и обязательная воинская повинность – несомненные нарушения данного правила. Разумеется, человек имеет право вступить в профсоюз, бастовать индивидуально или enmasse⁶, чтобы добиться поставленных целей. Но его нельзя к этому принуждать. Никакая цель не может быть столь значительна, чтобы оправдывать такое нарушение свободы личности.

Аналогично и с воинской повинностью, которая представляет собой самое наглое нарушение свободы. Конечно же, человек может поступить на военную службу, и при определенных условиях она станет его обязанностью. Но его нельзя принуждать к этому. Никакое государство и никакое правительство не имеют право заставить человека бороться или умереть за его выживание. Никакое государство и никакая цель не обладают такой важностью. Я не могу сделать так, чтобы мой сосед пошел за меня в бой, и тогда почему коалиция моих соседей может заставлять меня сражаться с другими соседями? Использование силы ни в коем случае не оправдано, за исключением самообороны или защиты наших принципов, и мы не должны заставлять других идти на нашу войну.

Поддержание мирового порядка – естественная функция мирового государства, которое этой цели должно иметь вооруженную полицию. Народы несут ту же самую ответственность, что и индивиды, а фактически намного большую ответственность. Минимальное требование цивилизации – сделать их строго подотчетными в своих действиях.

В отсутствие данной минимальной гарантии уважаемые страны могут полагаться лишь на добрую волю действий своих граждан.

Государство, защита которого таким образом зависит от чувств и лояльности гражданина, скорее всего, будет тщательно беречь его привилегии.

Основным принципом мирового государства должно стать отсутствие обязательной повинности во всех странах. Поддержание национального и мирового порядка следует доверить людям, добровольно нанятым и получающим достойную оплату за свои услуги, как в любых полицейских структурах.

Система, в которой человек – винтик между домом, семьей и бизнесом, зарабатывающий несчастные гроши и служащий предметом для оскорблений и помыкательства полуфашистских вооруженных сил, является невыносимой и варварской. Такого нельзя допускать в мире, посвященном либерализму и демократии; такое либералы терпеть не должны.

Кроме того новейшие разработки в области вооружений устраняют необходимость в многочисленной армии. Мировое государство – вот единственный ответ на атомную бомбу. Без нее страны могли бы лишь позволить своим гражданам прожить еще несколько оставшихся лет в мире и свободе. А еще через десять лет это не будет иметь никакого значения.

Еще более коварная сторона тоталитарной техники – универсальная военная подготовка. Во-первых, как воинская повинность, это несомненное нарушение прав личности. Во-вторых, молодежь, по большей части впечатлительного и фанатического возраста, подвергается идеологической обработке государством. Программы обучения молодежи вызывают крайнюю озабоченность любого фашистского и коммунистического государства.

Пока вооруженные силы остаются необходимым злом, возможно, следует поддержать их на добровольной основе. При соответствующих стимулах, добровольцев в армию пойдет достаточно. Но давайте избегать даже тени принуждения, чтобы нас не раздавили обстоятельства.

III. Меч и змея

Из всех странных и ужасающих сил, среди которых мы бессознательно двигаемся, секс является самой мощной.

Зачатые в оргазме жизни, мы прорываемся в муках и экстазе из центра творения. Снова и снова мы возвращаемся к источнику, теряем себя в огне бытия, на мгновение соединяемся с вечной силой и возвращаемся обновленными и воодушевленными, словно приняв чудесное причастие. И наконец наша жизнь заканчивается в оргазме смерти.

Секс, обычно называемый любовью, лежит в основе каждой мистерии, в сердце каждой тайны. Именно эта великолепная и утонченная змея обвивает крест и сворачивается кольцами в сердцевине мистической розы.

Тайна и позор христианства станет известна при осознании, что святой дух имеет женскую природу, что это София. Таков истинный и естественный порядок: отец, мать, сын. Само имя бога, Йод Хе Вау Хе, отец, мать сын, дочь, произнесенное должным образом, утверждает блеск биологического порядка. Как жизнь могла проистечь из чисто мужского создания? Какое чудо способно превзойти чудо соития, зачатия и беременности?

Образом испорченного и демонического Яхве – поношением природы – духовенство увековечило тиранический и суеверный патриархат.

Женщина оказалась унижена и оскорблена клеветой о непорочном зачатии. Торгуя этой тайной, премиальным гипнозом, было основание власти церкви, и вот где находится источник большинства психозов, бушующих в современном мире.

Нет более ошибочного утверждения, чем то, что церковь несла прогресс и свободу. Став церковью, христианство неизбежно сочеталось с тиранией, реакцией и преследованиями.

Никакая организованная догма не может способствовать прогрессу, разве что случайно. Единственным вкладом церкви в прогресс стало неумышленное восстание мучеников против своего же фанатизма. С организацией, основанной на двойном заблуждении: греховности секса и непогрешимости человека, едва ли могло быть иначе.

И при этом никакая другая религия не может и надеяться принести пользу человечеству, проповедуя любовь и оскорбляя источник любви. Тот, кто надеется постигнуть и овладеть человеческими отношениями, должен понять и важность, и акцентуацию секса в человеческой роли.

Поклонение полу и сексуальная символика лежит в основе всех религий мира. Секс стал источником власти организованной христианской церкви. Секс и сексуальный невроз – фундаментальные факторы в отношении современных людей. Эти три факта придают сексу первоочередную важность в экзамене общества на либерализм.

Наши сексуальные отношения, в основном, характеризуются притворством. Большинство людей младше пятидесяти лет в определенный момент вступали в то, что юридически именуется противоправной связью полов – незавидное название для приятного времяпрепровождения.

И все же мы притворяемся, что ничего такого не делали, мы ничего об этом не знаем, никогда не стали бы ничем таким заниматься и подвергнем решительному осуждению всяких криминальных типов, кто так делает.

Полицейские арестовывают и судьи осуждают людей, уличенных в том, чему они сами предаются при каждой возможности. Общество, в промежутках между так называемыми супружескими изменами, внебрачными связями и браком, имеет все права или юрисдикцию над любовью или привязанностью, телом или сексуальной жизнью одного гораздо дольше, чем желает другой.

Там, где затронуты интересы детей и желательно разделение супругов, неизбежно возникает серьезная проблема. Распавшаяся семья плохо обращается с ребенком. Ребенку горько жить в доме без любви. Никакое государство не сможет гарантировать ребенку привязанность его родителей. Однако государство может обеспечить его физическое благосостояние и безопасность, и таким образом застраховать его от многих расстройств детства и юности, из-за которых развиваются нестабильные и трудновоспитуемые взрослые.

Законы против взаимоприемлемого сексуального выражения должны быть отменены, вместе с законами, запрещающими нудизм и контроль над рождаемостью и законами о сексуальной цензуре.

Мы должны решительно и твердо отрицать преступность любви и непристойность тела. Мы должны утверждать красоту, достоинство, юмор и радостность секса.

На самом деле существуют непристойные вещи, как на свету, так и во тьме, то что заслуживает уничтожения.

И среди них – эксплуатация женщин за жалкую зарплату, позорное унижение меньшинств теми грязными насекомыми, которые называют себя представителями высшей расы, и злонамеренные махинации, ведущие к войне.

Но среди этих непристойностей нет любви, возникающей между мужчиной и женщиной или между юношей и девушкой.

Грехи есть, но любовь к ним не относится. Среди тех вещей, которые назвали грехами, любовь получала наибольшую кару и подвергалась самым суровым преследованиям. Из всего нашего опыта мы знаем, насколько близка весенняя пора любви к раю. И поскольку все проходит, проходит и любовь, слишком быстро.

Самая нежная и трепетная из человеческих эмоций, почему любовь не должна быть свободной, в течение своего краткого момента вечности? Почему она должна покупаться и продаваться, носить кандалы и терпеть ограничения, почему любовники, пойманные между молотом экономики и наковальней закона, преследуются как преступники?

Какой цели служит и кому несет прибыль такая жестокость? Только священникам и адвокатам.

Давайте придерживаться строгой морали, если затрагиваются права и счастье нашего собрата. Давайте назовем наши истинные грехи их истинными именами и искупим их соответственно.

Но отпустите наших любовников на свободу.

Если мы хотим достигнуть цивилизации и здравомыслия, мы должны установить образовательную программу, обучающую любовными ласками, контрацепции и профилактике болезней, чтобы избежать фрустрации, абортов и сифилиса.

Прежде всего, мы должны выкорчевать варварское и порочное понятие позорности и непристойности секса и выставить на свет методы и мотивы сторонников такого понятия.

Счастливы те родители, которые соединяются в результате сексуальных экспериментов; разделяют взаимную радость и страсть, своими телами, чьей-то наготой, те, кто не боится оголять свои тела или тела своих детей; кто не позорит и не подавляет детскую радость в сексуальной игре. И счастливы дети таких родителей.

И пару слов о “падшей” женщине. Иисус, который был богом, сказал: “Иди и не греши больше”. Но я, будучи человеком, говорю вам, тем, кто отдавался с изысканной радостью и восторгом, без мысли о выгоде или награде, кто отдал свое тело ради телесного желания другого, кто дарил любовь открыто и ради духа: “Будьте благословлены во имя человека. И если какой-нибудь бог за все это отвергнет вас, я отвергну этого бога”.

Люди древности, живя в простоте и не ведая первородного греха, представляли Бога в акте любви. В нем они видели великую тайну, причастие, раскрывающее щедрость и красоту той силы, что сотворила людей и звезды. И таким образом они поклонялись.

Бедные невежественные древние язычники – как же мы теперь прогрессировали. Звучит как скверная шутка.

И от этой ужасной и мерзкой шутки нас может спасти только сама женщина. Она, бывшая предметом позора и издевательств, мишенью для злобы и высокомерия, компенсацией мужской неполноценности и чувства вины, она одна способна искупить наше распятие и кастрацию.

Только женщина, она одна, может опровергнуть глупый и опустошающий рекламный идеал и поднять ввысь свою сильную, свободную и великолепную самость, дабы занять место под солнцем как человек, друг, помощник, столь же пригодный и столь же требовательный, как и подлинный человек.

Положим конец запретам и притворству. Познаем то, чем мы являемся, и станем такими, какими должны быть, честно и без ложного стыда.

У кролика есть скорость, чтобы компенсировать его страх, а у пантеры есть сила, чтобы утолить ее голод. Есть место для них обоих – возможно, кролик предпочел бы мир кроликов, но это будет крайне унылое место, где вскоре наступит перенаселение и голод.

Все вещи хороши – гнев, страх, вожделение, лень, если они уравновешены силой и интеллектом.

В то время как мы лжем о чем-то, мы называем наши слабые места и грехи, в то время как мы объявляем нечто злом и неправильным, ложное отрицание такого предмета может таиться в нас самих, и то, что мы прячем, во тьме вырастет кривым и уродливым.

Однако выведите спрятанное на свет, признайте его, взгляните ему в лицо, примите его, и нам станет стыдно, что эти вещи остаются хромыми и кособокими.

Страх может заточить наше остроумие в бедственной ситуации, гнев и сила можно перековать в меч против тиранов внешних и внутренних, и похоть может научиться быть сильным и ловким слугой любви и искусства.

Нет необходимости отрицать что-либо. Необходимо лишь познать самих себя. Тогда мы обнесем защитной стеной то, что естественно необходимо нашему существу, и отбросит то, что ему чуждо. Однако такое можно проделать лишь опытом.

Наша значимость не заключается в той степени, в которой мы напоминаем других людей, или в степени, до которой мы от них отличаемся. Она лежит в способности быть самим собой, и открытие себя, своего значения, может стать целью всей жизни. Не ждите некоей внезапной вспышки озарения, это постоянный процесс, который продолжается, пока мы живы в подлинном смысле этого слова.

Этот процесс не сможет беспрепятственно продолжиться, если мы не отважимся подвергнуться всему опыту и не станем готовы принять участие во всех формах бытия. И тогда важными вопросами станут не “правильно ли это” или “хорошо ли это”, а скорее, “какие чувства это вызывает” и “что это означает”.

В конечном счете это единственный вид вопросов, которые могут приблизиться к любому виду правды. Но их нельзя задать в отсутствие свободы.

Было время, когда эти вопросы шептали в тени костров. Применять ныне этот инструмент обращения христианам не разрешается, но их злоба и преступные намерения остаются и останутся, пока власть суеверных табу не будет сломана окончательно. Между тем религиозная догма продолжает обращать сексуальную зависть психованных родителей на их детей и психованных супругов друг на друга.

Не только из-за экономического отчаяния и жадности преступление и война захлестывают мир все более и более высокими волнами. Достаточно посмотреть на средневековье, когда в течение всего трех поколений пляска святого Витта, эпилепсия и сифилис – презренные ужасы христианской вины и позора – охватили западный мир. Именно эти ужасы, вкупе с коррумпированной и глупой политикой западных империй произвела либеральные революции восемнадцатого века. Но корень зла, сексуальное табу, не был, к сожалению, уничтожен и остался поддерживать жизнеспособной власть религии над новой буржуазией.

Бешеная ненависть к евреям и неграм (символам незаконной сексуальной свободы) и жажда кровавых и огненных военных бань, скотство сексуальных расстройств, кошмары душ в аду виновного желания. Словно сумасшедшие они работают над инструментами разрушения, чтобы убить мир и умереть в полном уничтожении. Только свободные проявления сексуальной функции поколением, с юности обученным контрацепции и технике любви, помогут нам придти к зрелым общественным отношениям.

В этом ребяческом безумии сексуальной одержимости каждый мужчина и каждая женщина ненавидят и боятся любого мужчины и женщины как потенциального разрушителя или узурпатора его сексуальной жизни. Брачные отношения превращаются в фарс вездесущими привидениями ревности и подозрения.

Любопытно отметить, что вся проблема решается применением двух старых аксиом: “любите друг друга” и “поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой ”.

Применение этих принципов в сексуальной сфере легко и приятно, а твердо там установившись, эти принципы можно распространить и на другие сферы жизни.

Сексуальная революция не сотворит рай в мгновение ока, и при этом это не может быть совершена без слез. Путь к зрелости народа длинный и болезненный, и мы, дети и дикари, страдаем, не в силах вообразить конец этого пути. Отдельные усилия могут дать ускорение, но такие усилия в основном не заслужат благодарности; а награды за них будут лишь внутренние, если будут вообще. Достаточно, если в частной жизни удастся достигнуть зрелости и богатства, вкупе с полным и удовлетворительным сексуальным выражением. Может случиться так, что в преклонном возрасте другие соображения имеют большее значение, но я смущаюсь утверждать, какой возраст столь экстремален. Разумеется, стареть изящно не получится, если каждый из нас не знал достойной молодости.

IV. Мечидух

Нет никаких доказательств того, что человек создан и определен служить заместителем Бога на земле. Нет никакой причины полагать, что он по природе своей хорош, добр, храбр и мудр или когда-либо был таким. Наоборот, есть множество свидетельств того, что человек – это бесцельно бродившее по джунглям животное, которое странным образом наткнулось на умственный мир, в котором оно оказалось не в своей тарелке.

Существует много доказательств, что человек по своей природе жесток, труслив, похотлив, жаден и склонен к предательству, и он держит этих ужасных внутренних врагов и других хищников в повиновении своей свирепостью, хитростью и упрямой волей.

В этом его красота и его значение: из слепых исконных сил секса и выживания он вылепил разум и науку, спрял блестящее великолепие искусства и любви.

Если нет никакого другого разума и никакого другого значения, нежели те, что случайно были созданы человеком, который восстал, создатель богов, в саду, плодоносящем благодаря его собственным творческим силам.

Относительно внешней вселенной мы размышляем с нашей собственной точки зрения. Этого нельзя показать, однако, внешняя вселенная отличается от того, куда достигает наше восприятие. Но даже если мы отличаемся, как внутреннее от внешнего, мы есть часть, а не отдельная деталь общего процесса природы. Мы сотворены из сверхновой звезды – Солнца – и построены из воздуха, скал и моря и первородного огня жизни. Нити в нашем сознании ведут к первому предку и распространяются на всех других людей, и на всю другую жизнь, с которой мы делим общее создание и общую судьбу.

Вот та цельность, которую греки называли Паном, все-пожирающая, всему причина, жизнь и смерть, добро и зло, боль и удовольствие, единство, дуальность, разнообразие, все вещи вне всех вещей, души ночи и звезд. Если в нашем безумии и страхе мы припишем моральные качества молнии, которая ударяет, звезде, которая сияет, тигру, который убивает, то мы не будем колебаться наделить ими также и женщину, которая дает, и мужчину, который берет, определяя Бога и обретая религию.

И таким образом мы сводим живую вселенную до существа со злобным и раздражительным нравом, наделенного бессмертием и ненавистью для наших врагов. Или, вместе с теми любителями природы, которые вечно простужаются или детишками, которые общаются с кем попало в парке ночью, мы со страхом удаляемся в банальный уют Христианской науки или Единства, или бешено хватаемся за причину, идя к замороженному оцепенению среднего возраста.

Вся природа разделяет вечные причастия жизни и смерти, прилива и отлива, создания и разрушения и регенерации. Это гармонии вечности, которые изменяются навсегда и никогда не изменяются. Крик ребенка отражен в шуме взорвавшейся сверхновой. Люди, солнца, смена сезонов и новое возвращение. Струя спермы подобна выбросу звезд, который люди называют Млечным Путем.

Разум, который постигает эти бессмертные процессы в любви и в поклонении, является бессмертным умом, взлетающим выше времени и смерти. Мы одного возраста с Ахиллом, Софоклом и Шекспиром, мы одной крови с Моисеем, Лао Цзы и Ньютоном. Тело изменяется и распадается, время ломает рога всем формам желания, все проходит.

Но формы желания, хоть и преходящие, являются самыми мощными колесницами для приключения человека; он не может достигнуть цели без запряженных в колесницу скакунов; укрепляя свои желания, обучая их и обращаясь с ними с любовью и творческим желанием, он помогает им отращивать крылья.

Секс и голод – сырье искусства, и своей страстью, яростью и отчаянием художник преобразовывает формы ужаса и изумления в вечную красоту.

Так каждое желание и каждое требование можно преобразовать в стремление помочь любовью и преданностью.

Все пути правильны, пока проводниками на них служат воля и любовь, красота и щедрость жизни существуют для всех, святой и грешник подобны друг другу, пока есть желание пути.

Голос ветра, острота музыки, крик грома призывают человека посметь; познать себя. Солнечный свет, море, звезды и великолепие обнаженной женщины – знаки и свидетельства завета, который вечен.

И мы знаем все это, знаем с единственной присущей нам уверенностью. Это – прекрасное и жалкое знание детства и ранней юности, которое мир отрицает, а необходимость обходит.

Это – знание поэтов, художников и певцов, которых люди любят и изгоняют; и мистиков, которых мир зовет безумцами.

И человек, сам себя кастрирующий и сам себя опустошающий, бежит по коридорам ночных кошмаров, преследуемый чудовищными машинами, разбитый сатанинскими силами, настигаемый смутными чувствами вины и страха, всем, что породило его воображение.

Он убегает в нелепость, топит свой дух в отговорках, поклоняется медным богам власти и оловянным богам успеха. Затем, пристыженный отговорками и разбитый самоотречением, человек отчаянно проецирует свой ужас на предполагаемых врагов, ищет козлов отпущения и ложные проблемы, и умиротворяет своих человекоподобных богов, почерневшие и пошатнувшиеся химеры своего духа, кровавыми жертвами.

Ничто не зло от природы, и ничто не добро. Зло – всего лишь избыточность, добро – просто равновесие. Все вещи подвергаются злоупотреблению, все вещи можно использовать во благо. Баланс не заключается в отрицании или наоборот, в избыточном потакании. Равновесия можно достичь лишь превосходством. В натуре человека заключены силы столь огромные, что они могут быть уравновешены только предельным самовыражением.

Заключить природу в ограничения – все равно что построить гипсовую стену вокруг солнца. Все равно что подрезать крылья орлу, накормить льва морковкой. Природа умрет или обернется монстром, но не сможет расти вверх или улучшаться.

Фундаментальная цель религии состоит в том, чтобы достигнуть идентичности с той силой, которая, как мы верим, нас превосходит, всемогущество и бессмертие которой мы можем разделить. Затем, приобретя некоторое чувство идентичности, мы чувствуем, что можем сами справиться с проблемами и достигать целей, а в противном случае погибнем. Вера в религию, а также вера в собственность есть отсутствие уверенности в своих силах.

Никто как наше "я" создает этого властного бога, это от нашего "я" отнимается сила, и это "я" превосходит любого созданного им божка. Поэтому познание себя является наивысшей формой мудрости, а вера в себя – наивысшей формой веры. Наука, которая стремится знать, и искусство, которое стремится толковать представляют два вида любви, которая является единственным доступным способом вероисповедания. Утверждение, что эти два самых больших выражения человеческого духа должны быть подвластны религии, политике, национализму и войне – самое безумное богохульство, что когда-либо было известно людям.

Ныне мы стоим посреди огромной битвы сил, борющихся за господство над разумом и духом человека, и к сожалению это сражение ведется не между добром и злом, не между свободой и тиранией, но между догмами и властями, самые крупные противники из которых – фашизм и коммунизм. И тот, и другой представляют доктрину, чуждую и враждебную идеалу свободы. И тот, и другой приказывает нам сделать выбор в пользу одного, но каждый из них в действительности неотличим от другого. Каждый претендует на абсолютное порабощение человека, отречение от интеллекта и подавление воли.

Сторонники жесткой руки правы, абсолютно правы, столь правы, что любые экстремальные ложь, подавление и тирания оправданы для осуществления божественных планов. Но за их благолепием неизбежно маячит судилище и концентрационный лагерь; дыба, костер и инквизиция горько оплакиваемой религии прежних времен. Все эти системы стары, столь же стары, как история, столь же стары, как рабство и человекоубийство, страдание и отчаяние. Свобода и демократия – единственные новые феномены под солнцем, и они равно оскорбляют как рабов, так и рабовладельцев. “Придите ко мне, – звучит старая песенка потаскушки, – придите ко мне, прибудьте ко мне, усталые и утомленные, поддайтесь невыносимому бремени свободы, и я наполню ваши уста чудесами, и ваши чрева будут полны пищи. Идите со мной, и я устрашу ваших врагов и покажу вам рай. Узрите, вам даже нет нужды менять имя, только держитесь буквы и отрицайте дух, ибо буква дарует жизнь”⁷. Ныне она пожинает народы, та старая шлюха, чтобы собрать их в месте, называемом Армагеддон.

Будет охота на свободных во имя свободы, и будут тюрьмы и погромы во имя демократии, и убийство и рабство во имя братства, все ради господства над умам и телами людей.

Но есть выбор. Есть выбор свободы, у которой нет никакого другого имени и никакой другой причины. Человек, освобожденный от своих демонов, без потребности в догмах или символах веры, способен самостоятельно, посредством беспрепятственного опыта, достичь цели, одержать верх и достичь своего значения. Это – кредо либерала, вера в себя и вера в человека. Нет никакого другого пути к наивысшему возвеличиванию человечества. Это длинный путь, тяжелый путь, метод проб и ошибок, полный неудач, горя и отчаяния. Но в то же время это путь, направляемый наукой и вдохновленный искусством, пункт назначения которого – звезды.

Это наш выбор. Мы можем верить в себя, в наших собратьев, в свободу и братство, начать, здесь и сейчас, наш путь для достижения того рая, который столь долго откладывался до будущей жизни. Но по пути с догматиками, позитивистами, сторонниками жесткой руки, феодальными фашистами все мы рискуем возвратиться к обезьяньему состоянию, из которого мы так медлили выйти.

Если мы желаем отождествиться с большей силой, давайте искать союза сами с собой – нашего полного "я", поднятого до наивысшего потенциала мудрости, знаний и опыта. Если мы хотим стать едиными с вселенной, давайте почитать всю природу, весь опыт, всю истину, изумление и ужас, блеск, и жалость и боль удивительнейшего космоса.

Ибо там проходит великое путешествие, первое и последнее, окончательное приключение человека на пути к себе. Он должен спуститься как Моисей, в свое непознанное "я", в новое измерение, вместе с Орфеем и на лодке короля Артура, вместе с Таммузом и Адонисом, с Митрой и Иисусом, в лабиринты темных земель. Там он встретит Мать и услышит ее последний вопрос, который будет не глупой загадкой, но самым чудесным и ужасными из всех вопросов: “кто такой человек?”

И после того, рядом с сердцем таинственной матери, он может найти Грааль, окончательное сознание, полное воспоминание, определившийся инстинкт, ставшую реальной причину. Ибо это – он, восхитительный монстр, зародыш бога, который плавал в рыбе, менял крокодилью кожу, всматривался взглядом змеи, раскачивался с обезьяной на ветках и потрясал землю лапами тиранозавра. Именно он кричал от муки на всех крестах, правил на всех престолах, копался во всех сточных канавах. Это – он, чье лицо отражено и искажено на всех небесах и во всех преисподнях, он, дитя звезд, сын океана, это создание из праха, этом чудо и ужас, именуемый человеком.

V. Игра меча

В предыдущих главах я исследовал либерализм и либеральные принципы и сделал определенные выводы, наиболее существенные из которых следующие:

Никакого прочного основания для догматизма или позитивизма относительно какого-либо предмета не существует. Истина относительна. Нет никакого оправдания принуждению или ограничению в сфере частной жизни человека.

Все люди обладают определенными основными правами в сфере личного мышления, действия и самовыражения. Ни одно государство и ни одна группа не смеет посягать на эти права.

Если чьи-то действия нарушают права других, такие действия подлежат регулированию государством.

Государство существует для основной цели: защиты прав человека. Вполне возможно вывести философские принципы, соразмерные с принципами либерализма, и придать им некое большее значение, нежели социальное.

Я не могу вывести никакого неосязаемого бога, отделенного и удаленного от человека, и никакого вечного и покойного посмертного бытия. Нет никакой доказуемой причины придерживаться суеверия любого вида, церкви, государства, закона, нравов или догмы. Но в человеке есть очень много того, что достойно поклонения, в человечестве и природе есть божественное. И красоты в мире достаточно для любого рая, представленного в мечте или воображении.

Таким образом, если не существует сверхъестественного утешения в тяжелые и опасные времена, все еще есть воля и храбрость, и они послужат тем немногим, которые дерзнули превзойти богов.

И если нет никакой божественной любви на небесах, на земле все еще есть любовь, и любви хватит на всех, ее довольно для всех тех, кто желает и смеет стремиться к высокому искусству жизни. Можно утверждать, что это полностью отрицающий тезис, и что никакую позитивную доктрину не удастся постулировать на такой основе. Именно таково заключение. Мы должны перерасти потребность в догмах, вынуждающих нас принять выхолощенное и механическое отношение к жизни, и жить для непрекращающегося и живого опыта, которому творческий ум дает толкование и придает значение.

Из таких соображений можно сделать вывод, что данный образ жизни труден и опасен.

Это верно, и это было верно всегда. Сама жизнь требует от нас высочайшей храбрости.

Иисус был либералом, причем одним из самых опасных когда-либо живших на земле. Он отрицал церковь, проповедуя личную и внутреннюю природу царствия небесного. Он отрицал власть государства и семейных порядков, проповедуя более высокое – преданность отдельного человека своей совести.

Если бы его философия победила, она бы свергла иудаизм и римскую империю.

Чтобы обезвредить Иисуса, сначала потребовалось убить и его, и всех тех из его последователей, кто обладал пониманием, а впоследствии низвести его учение до успокоительного сиропа "делай-как-тебе-говорят".

Первая цель была достигнута тогдашним государством, а вторая – христианской церковью.

Подобным образом современные либералы подвергаются преследованиям, и их основные философские взгляды извращаются во всем мире фашистами и коммунистами, патриотами и фанатиками. Самыми деятельными разрушителями оказались свои же последователи, затоптавшие дух и замучившие духовных наследников.

Самые влиятельные и богатые группы стоят на стороне реакции и тирании, они получают поддержку от всевозможных пропагандистских трюков, способных влиять на рабское общественное мнение и массовое безразличие.

Самые жестокие и радикальные группы принимают сторону революции и тирании. И те, и другие узурпируют имя либерализма, чтобы добиться своих жалких целей и покарать любого истинного либерала, оказавшегося между этими двумя жерновами.

Либерал столкнется с противодействием и препонами со стороны церкви, прессы, закона и общественного мнения. Его назовут чудаком, жуликом, визионером и дураком. Вновь и вновь будут раздаваться крики “коммунизм”, “фашизм” и “атеизм” как современные варианты измены и ереси, поднимутся охотники на ведьм, фанатики и продажные писаки с лозунгами запугивания и шантажа.

Он будет искать организации, в которых сможет выразить свои идеи и обнаружит, с какой готовностью эти организации начнут ниспровергать его принципы ради собственной выгоды. Если он будет жить по своей вере, зачастую его будут отвергать даже родные и друзья. Но ему будет не просто смириться с поражением, ведь битва была тяжела. Он осознает огромную власть сил, направленных против него, и почти непреодолимую трудность достижения даже малейшего результата.

Но также он поймет свой неисчислимый долг перед героями свободы былых времен, которые оплатили кровью ту небольшую свободу, которую он имеет. И он осознает свою ответственность перед ними, перед собой и своими товарищам, а также сколь сильно мир в нем нуждается, как бы мало он не может сделать.

Битва за свободу ведется не только на больших фронтах. Она идет в каждом доме, в каждом сообществе, в каждом государстве в мире. Она идет в уме и сердце каждого человека.

Там, где художник или ученый изо всех сил пытается выразить свою мечту, остаться верным себе, где есть неимущий, эксплуатируемый, раб армии, запуганный или измотанный диктаторами, там идет сражение за свободу. Там, где найдется запуганный ребенок, порабощенная женщина, там, где невежественные и доверчивые эксплуатируются религией, там ведется борьба. И там, где на влюбленных юношу и девушку устраивают охоту и преследование, там нужно обнажить меч.

Нет недостатка в проблемах. Свобода – всегда проблема.

Но это не причина встревать в частные дела других, с воплем гнаться за ложной отвлекающей целью или иначе выставить себя дураком, разглагольствующем о “Причине”.

Меч достоин только тех, кто будет сражаться, и тех, у которых есть серьезные причины сражаться.

План сражения для либерала прост. Он может взять основную декларацию принципов, например, таких как обрисованные в общих чертах выше. Он может отрегулировать свою собственную жизнь согласно тем принципами и применить их в собственной работе.

Он может исследовать законы, группы и действия в своем сообществе, государстве и стране в свете этих принципов. Там, где он найдет их нарушение, там поле его битвы.

Он может сотрудничать с другими людьми и группами, которые пусть даже частично согласны с его принципами, и стремиться, не слишком рискуя собственными идеями, хотя бы к малой победе.

Он должен учиться концентрироваться на ограниченных целях. Он может легко найти один закон, одну группу, одну деятельность, где происходит наглое нарушение прав человека и попрание человеческого достоинства. Он может атаковать оглаской, петицией и агитацией. И он обнаружит, что другие люди помогут ему завоевать эту свободу, если он поможет им.

Всякая организация таит опасность. Но есть времена, когда большую опасность представляет отсутствие организации. Мы живем в такие времена. Сомнительно, чтобы либерал был способен долго выдерживать огромное давление групп, предназначенных для его уничтожения. В ходе последней войны много свобод было подавлено, и пока нет никаких признаков их возвращения.

Ради трудовой повинности, регламентации бизнеса и регулирования и надзора любой формы частной жизни ведется постоянная и действенная агитация.

Тенденции указывают на почти неизбежное развитие некоторых форм государственного социализма. Ввиду сложных и катастрофических форм современной экономики и социологии, это может быть неизбежно.

Но даже если государство обязано регулировать финансовую и экономическую жизнь страны, оно не должно и не имеет права влезать в частную жизнь человека.

Если либерал понимает различия и отношения между этими двумя сферами, он способен достигнуть многого для общества и для свободы. В противном случае он станет невольной простодушной жертвой государственного рабства.

Вездесущий и зловредный враг находится внутри. Мы столь же плотно порабощены запретами, страхами, слабостью, сколь и внешними зримыми тиранами; и как мы ошибаемся, отклоняя как несущественное то неосязаемое или занимающее малое место. Атом мал, и электрон неосязаем. Критическая масса плутония составляет приблизительно три с половиной фунта, а вес мозга человека не намного больше. Каков вес оплодотворенной яйцеклетки, из которой возникает разум?

И в то же время разум заключает в себе горы и равнины, планеты, туманности и все звезды вселенной. В этой хрупкой сети клеток процветают поэзия и философия, математика и музыка.

Но никакой ум не способен долгое время управлять силами природы, которые не могут контролировать себя. Интеллект может призвать демонов из атомов и солнц, но только воля способна ими командовать.

Сколько же времени с небрежным высокомерием мы манипулировали великими силами элементов. Огонь и земля, воздух и вода, сами великие архангелы были послушными слугами нашей жадности, наших преступных намерений и нашей трусости. И все же мы не понимаем и не контролируем этими силами даже внутри себя.

Месть, которую эти силы способны обрушить на нас, глупых учеников без смекалки, чтобы командовать, или мудрости, чтобы повиноваться природе, может стать уроком для будущего человечества.

Внутри нас куется меч, который послужит нам во внешних сражениях. Именно из души, разума и сердца человека берется та сила, которая преобразует человечество. На всех планах только любовь имеет значение, но любовь ничего не означает, если она не укреплена волей и мужеством. Даже поддерживать свободу в ее данном статусе – трудная задача. Расширять ее – героическая задача. Нашу свободу не сохранить и не расширить уступками или переговорами. Более удобно будет передать защиту и расширение свободы в руки тех, кого избирают или назначают на должность, но это также и более опасно, как и все удобные вещи. Нелегко непрерывно бороться или быть готовым к борьбе; оставаться стойким и твердым перед лицом необходимости, которая никогда не отступает слишком далеко.

Но это точно необходимо, если мы должны даже поддерживать наши привилегии в том состоянии, в котором мы их получили. Враги свободы неутомимы и становятся все более смертоносными, потому что на их стороне стоят власть, престиж, привычка и общественная инерция. Даже тем, кому непротивление представляется удобной позицией, рабство может не показаться удобным, а рабство – точное название для неравенства, несмотря на эвфемизмы, придуманные его сторонниками.

Когда свобода оказывается под угрозой, наступает время бороться за нее, но когда свобода разрушена, сражаться за нее слишком поздно. Свободе угрожают сейчас, разрушение свободы не за горами. Пора на битву.

VI. Женщина, опоясанная мечом

К тебе, женщина, прекрасная и потерянная избавительница народов, смею я обращаться в этой главе. То, что трепещет в тебе сейчас – не безумие, не грех, не глупость – это жизнь, новая жизнь и радость, огонь, который породит новую расу и сотворит новые небеса и новую землю.

Когда ты была ребенком, разве ветер не говорил с тобой и с солнцем? Разве ты не слышала голос горы, голоса реки и бури? Разве ты не слышала слова звезд и голоса в тишине, невыразимые?

Не ты ли бродила в лесу обнаженной, ощущая ветер на теле и ласку Пана? Не твое ли сердце переполнялось весной, цвело летом, печалилось вместе с зимним воем волка? Все это – завет, и в нем хранится истина и милосердие для безжалостного интеллекта. Это война, тотальная война без пощады, война между эмоциями, которые должны, и разумом, который не должен. Каждая религия патриархата внутренне противоречива и монструозна, будь то иудаизм, христианство, буддизм, магометанство, фашизм, коммунизм, демократия, наука и любая вера исторического мира. Это догма, кредо, основанное на аксиомах, которые развеваются соломой от дуновения интеллекта, и на эти-то шаткие структуры опирается человек, и он обязательно потерпит поражение, поскольку знает их ничтожность, но сражается за них изо всех сил, в больной ярости фрустрации. Ему известно, что он маленький мальчик, играющий с конструктором и химическим набором, играющий в полицейских и воров, однако его игра зашла слишком далеко.

Он потерял свою мать, его жена предает его, его возлюбленная ускользает от него. Тайна покинула храм, изгнанная советом самодовольных бородатых старцев.

Женщина, женщина, где же ты? Вернись, женщина, вернись к нам вновь! Прости, забудь, сядь в наших храмах, возьми нас за руку, поцелуй нас в губы, скажи нам, что ты нас любишь, что мы не одиноки. Восстань, о колдунья, из пепла костра, поднимись!

Как мы видим, именно в дианическом культе продолжились древние традиции. Месть великолепных и ужасающих женщин – Мессалины, Тофаны, Ла Вуазен и де Бренвилье⁸ – была величественна. И другие, женщины и мужчины, искали запретную мистерию в тайных обрядах и покупали краткое воссоединение по жестокой цене.

Надежда возлагалась на Орлеанскую Деву, чаянье лишенных надежды миллионов, что наконец-то явилась женщина-искупительница. Пусть же ее судьба и ее поражение послужат уроком, что невинность не защищает.

Будь же хитра, о женщина, будь мудра, будь изощренна, будь беспощадна. Я сказал: пойми, прости, забудь. Но забудь не все. Не доверяй никому, кроме себя.

Я упомянул великих отравительниц, но есть и худшая месть. Знайте, что всякое отмщение есть месть самому себе, а самая ужасная месть творится холодной (фригидной) женщиной. Умножайте ее на миллионы и десятки миллионов. Не обращайте внимание на то, что она говорит своему мужу или любовнику, но прислушайтесь к тому, что она говорит своим близким или своему врачу.

Однако причина зачастую лежит глубже, в двух вещах: неспособности ее супруга быть мужчиной и ее отказе сохранять верность себе.

Черной убийственной виной родители отравляют своих детей, и это – причина фригидности.

Так подавляется кровосмесительная любовь.

Так приходит страх перед болезнью и перед детьми.

Но вы, те, кто что-то узнал, не имеете стыда. Сила не рождается, она собирается пониманием и преодолением.

Выйдите же на свободу! Пойте древнюю дикую песнь: ЭВОЭ ИО, ЭВОЭ ИАККУС ИО ПАН ИО ПАН ЭВОЭ БАБАЛОН!

Идите в горы, к океанам, в леса, идите нагими летом, дабы вы могли вновь обрести древнюю радость и смогли любить восторженно и свободно под звездами.

Разве тело не прекрасно? Вот тайна. Тело формируется умом. Боязнь объятий, подавление, ненависть – и взгляните, что станется с телом – или лучше его не разглядывайте. Но выйдите на свободу, любите радостно, без сдержанности, немного побегайте голыми – и посмотрите, как загорятся щеки, как расправится грудь, какими податливыми станут очертания, насколько плавным станет ритм движений. Всякая болезнь и любое уродство порождаются страхом и ненавистью. Поэтому, о женщина, тебя называют целительницей.

Женщина, жрица иррационального мира! Иррационального, но чрезвычайно важного и настолько смертельного, потому что этот мир не признается и отрицается.

Мы не хотим быть одурманенными, убивающими, разбитыми, бедствующими, несчастными без причины. Эти вещи не разумны и не научны, но все же они действительно существуют. Мы говорим, что не хотим войны. Однако причина войны – психологическая необходимость, и войны будут вестись, пока та необходимость каким-то образом не будет удовлетворена.

Мы не говорим, что будем любить этого человека или ненавидеть того человека, потому что это разумно. Мы, волей-неволей, невзирая на разум и желания из подсознательного иррационального мира, движемся под действием сил, которые говорят с нами в сновидениях, в символах и в наших собственных непостижимых действиях, и это можно искупить лишь пониманием, чье имя – женщина. Только после понимания воля и ум смогут одержать верх, поскольку иначе они не более чем слепая, саморазрушительная сила.

Женщина, отбрось недостойное оружие. Отбрось преступное намерение и яд, ложную фригидность и притворную глупость. Обнажи меч, обоюдоострый меч свободы, и брось мужчине вызов на честный бой, тому мужчине, что годится тебе в мужья и в отцы твоего орлиного выводка.

Вызови его, испытай его мечом, и он будет достоин тебя. Ибо вы двое станете архетипами для новой расы.

Где-то в мире сегодня уже есть женщина, для которой выкован меч. Где-то есть тот, кто услышал фанфары, возвещающие новый век, кто примет вызов. Она ответит, эта новая женщина, к высокому шуму тех звездных труб; она станет опасным пламенем и коварной песней, гласом в судилищах, знаменем перед армиями. Она придет опоясанная мечом свободы, и перед ней будут трепетать короли, священники и города, перед ней падут империи, и ее назовут БАБАЛОН, блудницей. Ибо она будет похотлива и горда; она будет коварной и смертоносной, она будет решительной и неукротимой, словно обнаженное лезвие. И женщины ответят на ее боевой клич и сбросят свои кандалы и цепи, и мужчины примут ее вызов, оставив глупые и мелочные обычаи, а она, блистающая, словно румяная вечерняя звезда в кровавом закате Сумерек Богов, вновь воссияет утренней звездой на исходе ночи, и новая заря разольется над садом Пана.

Тебе, о неизвестная женщина, вручается меч. Храни веру!

© Перевод: Ольга Муратова

© Castalia.RU

© Psyoffice.ru

1 В данной работе Парсон пишет о реакционной эпохе в США, наступившей во второй половине 40х годов прошлого века и характеризовавшейся подавлением инакомыслия и "антиамериканских" настроений, борьбой с местной "красной угрозой", принятием целого ряда репрессионных законов, ханжеством и псевдоморалью. Подробнее см.: https://ru.wikipedia.org/wiki/Маккартизм.

2 Закон Манна, или «Закон о перевозке белых рабов», был принят для борьбы с проституцией. После запрещения публичных домов закон устарел, но федеральные власти пользовались законом для расправы с политическими противниками.

3 До тошноты (лат.)

4 Провозглашение независимости США (1776 г.)

5 Массовые казни после Великой французской буржуазной революции (1792–1793).

6 Коллективно (фр).

7 Автор издевательски перефразирует надпись на цоколе Статуи Свободы.

8 Автор перечисляет вошедших в историю распутниц и отравительниц:

Мессалина (https://ru.wikipedia.org/wiki/Мессалина),
Тофана (https://ru.wikipedia.org/wiki/Госпожа_Тофана),
Ла Вуазен (https://ru.wikipedia.org/wiki/Монвуазен,_Катрин),
де Бренвилье (https://ru.wikipedia.org/wiki/Маркиза_де_Бренвилье).