СИНДРОМ ДИОГЕНА ИЛИ ПАТОЛОГИЧЕСКОЕ НАКОПИТЕЛЬСТВО

С помощью данного текста мы попробуем исследовать феноменологию личности, отягощенной синдромом Диогена, и сделаем попытку взглянуть на мир ее глазами.

Синдром старческого убожества

Для начала отделим психиатрический диагноз от вполне здоровой, но несколько преувеличенной необходимости накапливать вокруг себя огромное количество вещей, которыми не получается воспользоваться. Первое состояние связано с возрастными, органическими повреждениями головного мозга. Не секрет, что старость, которые многие называют “развитием наоборот”, сопровождается значительными изменениями в эмоционально-волевой сфере. К таковым относят нарастающую подозрительность, нелюдимость, страх обнищания и ущерба и, соответственно, склонность к накопительству. Возникает чувство малоценности и недовольства собой. Старость это такое время, когда личности предлагается шанс интегрировать все события своей жизни в целостную картину и наслаждаться мудростью и покоем. Либо этого не происходит и остается лишь объяснять недовольство собой прошлыми ошибками, которые уже нельзя исправить. Ощущение собственной нереализованности не позволяют “оседлать” колесницу судьбы и направлять ее в будущее.

 С Диогеном данное расстройство связано лишь отчасти. А именно, в том месте, которое касается маргинальности древнегреческого философа, его стремления игнорировать социальные нормы, ставить на первое место среди жизненных ценностей личную добродетель, а не общественные достижения. В другом важном пункте – страсти к накоплениям – этот симптом относится к Диогену как белое к черному, поскольку про философа известно, что он, стремясь к простоте, выбросил свою единственную чашку, увидев, как мальчик пьет воду из ручья, зачерпывая ее ладонями. Степан Плюшкин – вот чей образ мог бы дополнить описание симптома, поскольку как хорошо известно из курса школьной литературы, даже одежда героя Гоголя состояла из удивительного количества дряхлых и разнородных вещей.

Навязчивое накопительство

“Выкидывая хлам, главное – не начать его рассматривать” – народная мудрость

Погружаясь в бессмысленное накопительство люди в  большей степени проводят инспекцию прошлого, чем осваивают настоящее. В экзистенциальном измерении это соответствует меланхолическому мировосприятию.

Порой бывает жаль расставаться с вещами, которые являются якорями для приятных и волнительных воспоминаний. Как будто, выбрасывая бесполезный сейчас предмет, мы предаем те переживания, которые навсегда с ним связаны. И также выбрасываем их на помойку, отказываемся от них и теряем к ним доступ. Словно бы память – это наряженная новогодняя елка, которая становится жалкой, когда игрушки отправляют храниться на чердак.

Проблема в том, что часто за деревьями не видно леса. Многочисленные предметы, которые при изрядной сноровке действительно можно было бы использовать, теряются среди массы таких же, отложенных на потом. Часто мы даже не помним об их существовании, обращая на них внимание лишь тогда, когда дело доходит до уборки. Удивляемся тому факту, что до сих пор не нашли им применения и даже более того – как удавалось вообще жить, не пользуясь этими пыльными сокровищами. И вновь отправляем их в запасники, но уже нагруженными смыслами и ожиданиями. И так может повторяться до бесконечности.

Правда, которая стоит за этими перемещениями предметов из зоны безразличия в зону интереса достаточно проста, но при этом может показаться не очень приятной. Она заключается в том, что все что хранится нами фактически не используется. Иначе оно все время было бы под рукой. Фактически, хранить означает владеть бесполезными вещами, которые никаким значением, кроме как символической функцией по “обереганию воспоминаний” не обладают.

Схематически можно обрисовать зону живого интереса, в которой находятся предметы, связанные с текущей жизненной ситуаций. Это может быть что-то, связанное с работой, актуальными хобби, всего того, что поддерживает привычный уровень жизненного комфорта. Периодически, по ходу изменения ландшафта деятельности какие то предметы покидают эту зону, а какие то в ней оказываются. И это совершенно нормальный процесс. Предметы, как игроки хокейной команды – кто то играет в высшей лиге, кто то спустился в первую, а кто то в силу различных обстоятельств или навсегда уселся на скамейку запасных или вообще закончил спортивную карьеру. Важно уметь расставаться с тем, что фактически из опоры для интереса превращается в обузу.

В гештальт-терапии одной из ценностей хорошего контакта с чем-либо является способность в нужное время ставить точку. Если этого не происходит, тогда отношения невозможно завершить и тогда нельзя с уверенностью сказать, что что-либо вообще состоялось. Потому что у этого не будет конца. Чтобы день закончился мне необходимо закрыть глаза и заснуть. Закончить отношения с этим днем, чтобы построить отношения с новым. Представляете, что будет, если все время находиться в состоянии бессонницы? Так и здесь невозможно с вещами оказаться в той точке, где нас ничего не связывает. Как будто я хронически пытаюсь взять от них что-то еще, невзирая на то, что отношения уже закончились. Можно сказать, что это особый способ игнорирования реальности.

Страх завершить отношения с объектом привязанности напоминает тревогу маленького ребенка, который экспериментирует со своим автономным от матери существованием. Вот он отходит от поддерживающих его рук, отделяется от опоры и вступает в пространство свободы и неопределенности, в котором все зависит только от него. Это одновременно и пугает и вдохновляет. Когда волнения становится слишком много, он возвращается для того, чтобы “подзарядиться” поддержкой, опытом совместности. А что если отойти от матери так окончательно и не получается? Если так и держать ее в поле зрения, поскольку не удается взять  некую “несгораемую” сумму уверенности и признания и сделать ее частью себя?

Похоже, что вещи каким то образом придают устойчивость в меняющемся мире, причем эта устойчивость носит буквальный характер – порой вес хлама достигает нескольких десятков килограмм. Как будто состоявшийся опыт нуждается в подтверждении себя накопленными культурными артефактами, как будто  можно утратить целостность личной истории, относя на помойку ее материальные компоненты.

Все что случалось раньше, должно быть линейно и необратимо. Например, диск,купленный в подземном переходе по случаю окончания сессии должен всегда находиться где то поблизости как символ того, что это событие по прежнему является важным. Даже если этот фильм никогда с тех пор не пересматривался. Словно бы нельзя от чего то отказаться и признать это несущественным и неактуальным. Это похоже на консервацию жизни в строго отмеренном наборе ингредиентов, как будто без одного из этих компонентов ощущения обеднеют и их качество значительно ухудшится.

Возможно,  где то в этом кроется жалость к себе, невозможность признать, что некоторые выборы с точки зрения жизненной перспективы оказались не слишком удачными. Страх начать жизнь с чистого листа и шагнуть вперед, вместо этого  оставляя для себя знакомую территорию для отступления. Это своеобразная замена действия подготовкой условий для этого действия, как будто хаос, накопленный вокруг каким то волшебным образом без вашего участия организуется в законченную и прекрасную форму.

Чтобы в жизни появилось что то новое, необходимо уступить этому дорогу.

Один из лучших способов справиться со страстью к накопительству это использовать творчество в качестве ресурса для развития. Накопительство это своеобразная стагнация, тогда как творчество, полное риска, ошибок и вдохновений олицетворяет собой прямую противоположность стабильности и застоя.

Социальная изоляция

Социальная изоляция подразумевает под собой не только добровольное затворничество, при котором человек большую часть своей жизни  проводит на территории своего жилища, но и отделение себя от само собой разумеющихся общественных норм. Изоляция сужает весь мир до размеров обитаемого пространства, в котором устанавливаются свои собственные правила. Все остальное снаружи как будто бы не существует и тогда символическое послание затворника очень простое – оставьте меня в покое. И тогда возникает много вопросов – а что такого произошло между ним и средой? Почему возбуждение и интерес, которые мы обычно испытываем к миру как к набору разнообразных возможностей, откатились назад, как морская волна во время отлива? Любопытство покидает реальность, и она теряет свою привлекательность и форму, как воздушный шарик без газа.

На мой взгляд, главная метафора переживания Диогена связана не с уединенностью, как символом зрелости и духовного поиска, а разочарованием и безнадежностью. Когда инвестиции, вложенные в бурный социальный рост не оправдывают главного ожидания, а именно – не увеличивают количество счастья и не приносят удовлетворения. Когда социальная роль блестяще отыграна, а спектакль заканчивается и зрители покидают вип-ложи, пустота на сцене оказывается настолько огромной, что на нее не получается набросить занавес. Разочарование становится настолько сильным, что лучшим выходом становится способность вообще ничего не хотеть. И тогда место разочарования занимает хроническая печаль.

Диоген делает из страха быть брошенным полную противоположность – желание бросить всех первым – и превращает неосознаваемую тоску в достоинство.

Отсутствие стыда

Нормальный, не токсический, стыд является важным регулятором поведения человека. Стыд помогает регулировать уровень психического возбуждения, останавливая неуправляемую активность в том месте, где появляется взгляд другого человека. Стыдом я подтверждаю значимость видения другого. Если стыда нет – тогда можно все. С другой стороны – стыд появляется тогда, когда дело касается нас самих. Когда то, что происходит, очень интимно и имеет прямое отношение к нам “настоящим”. Отсутствие стыда также говорит о том, что я плохо представляю, кто я такой.

Стыд – это чувство, возникающее в контакте. Чтобы появился стыд, необходим тот, кто наблюдает и стыдит. Бесстыдство, таким образом, является следствием тотального обесценивания тех, кто раньше был дорого или к кому получалось прислушиваться.

Я сейчас описываю эти феномены для того, чтобы в дальнейшем было от этого отталкиваться, задаваясь извечным вопросом – а что с этим всем делать?

Одиночество и негативизм

Обладатели синдрома Диогена всячески демонстрируют свою самодостаточность. Складывается впечатление, что они не только не нуждаются в контактах, но и попытка близких быть с ними рядом воспринимается как угроза. Может быть эта угроза связана с страхом нарушения привычного уклада жизни, поскольку способ существования Диогена редко находит поддержку у окружающих. А может быть ощущение угрозы возникает в ответ на неудачу обеспечит себя достаточной поддержкой и тогда собственное недовольство Диогена проецируется на окружающих, превращаясь в подозрительную активность, от которой приходится защищаться.

Итак, Диоген отрицает свою нужду в окружении. Но как известно, за демонстративными переживаниями часто скрывается их полная противоположность. Неспособность устанавливать доверительные отношения с людьми приводит к чрезмерной фиксации на своеобразных “промежуточных” объектах, которыми становятся потенциально полезные предметы – с ними устанавливается прочная связь, разрыв которой провоцирует возвращение затопляющего одиночества.

Профилактика и коррекция

Если синдром Диогена является дорогой от общества к себе, тогда лучшим способом профилактики является поддержка обратного процесса. Возможно, синдром Диогена появляется как реакция на отчаяние найти своем место в чужом мире и тогда мир приходится формировать вокруг себя, из доступного хлама и отходов жизнедеятельности других, более успешных людей.

В гештальт-терапии важным признаком психического здоровья является хорошо организованный процесс обмена между организмом и окружающей средой. Когда потребности, опознаваемые в теле, находят свое удовлетворение в том, что находится за его пределами. “Музей бесполезных изделий”, в котором живет Диоген-Плюшкин создает вокруг организма непроницаемый барьер, через который не может проникнуть жизнь.

Как говорил один герой, “когда чаша страдания переполняется, ее необходимо отдать обратно”. Также можно поступать и в случае Диогена. Например, оставить себе только то, что полезно в данный момент. Или, по крайней мере, просто красиво. Человек это то, что он поддерживает. То усилие, которое разворачивается здесь и сейчас. Важнее сосредоточиться на обмене, на взаимодействии между собой и окружением, чем собирать результаты этого опыта. Со слов Мамардашвили  прошлое является врагом мысли. Если посвящать много времени на ревизию того, что уже произошло, на настоящее может не хватить усилий.

Помощь Диогену заключается в попытке развернуть его в другую сторону – от обесценивания отношений в сторону признания их важности, от разочарования в возможностях, которые предоставляются миром, к ценности собственного бытия, от бесконечной ревизии прошлого и подготовки к будущему (а вдруг весь этот хлам пригодиться и спасет мир) к погружению и присутствию в настоящем.