М. С. Пек. НЕПРОТОРЁННАЯ ДОРОГА

Обсуждение этого вопроса началось многими страницами раньше, когда я отметил, что любовь – предмет таинственный и что по сей день эта тайна не раскрыта. Мы здесь ответили на некоторые вопросы; но есть и другие вопросы, на которые ответить не так просто.

Одна группа таких вопросов, можно сказать, логически вытекает из рассмотренного выше материала. Мы выяснили, например, что самодисциплина развивается на фундаменте любви. Но остается неясным, откуда приходит сама любовь. А если уж мы задаем такой вопрос, то должны спросить также, каковы источники отсутствия любви.

Далее мы предположили, что отсутствие любви является главной причиной душевных заболеваний и что, следовательно, наличие любви есть существенный лечебный элемент психотерапии. Если так, то почему отдельные люди, рожденные и воспитанные в атмосфере нелюбви, постоянного пренебрежения и жестокости, как-то умудряются преодолеть травмы тяжелого детства, иногда даже без помощи психотерапии, и стать взрослыми, здоровыми, а в исключительных случаях – святыми людьми? И наоборот, почему некоторые пациенты, состояние которых, казалось бы, не такое уж безнадежное, не поддаются психиатрическому лечению даже у самых умных и любящих врачей?

Я попробую ответить на эти вопросы в последней главе книги – о благодати. Мои ответы никого не удовлетворят полностью, включая и меня самого; все же я надеюсь внести в проблему немного ясности.

Есть еще одна группа вопросов, относящихся к этой проблеме, но опущенных или замаскированных при обсуждении любви. Когда любимое существо впервые предстает передо мною обнаженным, совершенно открытым моему взору, меня всего охватывает единое чувство – благоговение. Почему? Если половое чувство не более чем инстинкт, то почему это не просто сексуальное возбуждение, не просто "голод"? Такой простой голод вполне обеспечил бы продолжение человеческого рода. Зачем благоговение? Зачем секс осложняется этим почтением? И, в связи с этим, чем определяется красота?

Я уже говорил, что объектом подлинной любви должен быть человек, личность, ибо только личность обладает душой, способной развиваться. Но что сказать о тончайших изделиях из дерева? О лучших скульптурах средневековых мадонн? О бронзовом изваянии древнегреческого возничего в Дельфах? Неужели создатели этих неодушевленных фигур не любили их? И не связана ли каким-то образом эта красота именно с любовью создателей? И почему, переживая красоту или радость, мы так часто испытываем странную, парадоксальную реакцию – чувство печали, слезы? Как происходит, что некоторые такты музыки или песни так потрясают нас? Почему становятся влажными мои глаза, когда мой шестилетний сын, еще неокрепший в первый вечер после больницы, где ему удалили гланды, неожиданно подходит ко мне – а я лежу, усталый, вытянувшись прямо на полу, – и легонько растирает мне спину?

Совершенно очевидно, что существуют такие измерения любви, которые невозможно обсуждать и чрезвычайно трудно понять. Я не думаю, что на эти вопросы (и многие другие) существуют ответы в рамках социобиологии. Небольшую помощь может оказать обычная психология с ее концепцией границ эго – но именно небольшую. Больше всего о таких вещах знают те религиозные люди, которые являются учениками Тайны.* Именно к ним и к предмету религии мы должны теперь обратиться, если хотим получить хотя бы проблеск представления об этих вещах.

* Аллюзия на мистицизм и мистиков: англ. mystery (тайна) и mystic (мистический) – слова одного корня. – Прим. перев.

Остальная часть книги посвящена некоторым аспектам религии. В следующей главе очень сжато обсуждается связь между религией и процессом развития. Последняя глава сосредоточена на феномене благодати и ее роли в указанном процессе. Понятие благодати известно в религии уже тысячи лет, но оно чуждо науке, включая психологию. Я уверен, однако, что понимание феномена благодати необходимо для полного понимания процессов развития человеческого существа. Поэтому последующий текст, я надеюсь, послужит вкладом в столь медленно развивающуюся взаимосвязь между религией и психологической наукой.