А. А. Меграбян. ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

За последнее десятилетие особую активность в проникновении в психиатрию обнаруживает разновидность феноменологического направления, которая носит название экзистенциального анализа, или "философии существования". Это учение, разработанное Мартином Хайдеггером, – одним из главных философов национал-социализма, – получило особенное распространение среди психиатров Швейцарии, Западной Германии и США.

Наиболее характерным для этого течения является отказ от рационалистического мышления, проповедь интуитивизма, иррационализма и мистики. Под "существованием" сторонники экзистенциализма понимают имманентное самосознание, духовную жизнь, оторванную и противопоставленную объективному материальному миру. Отвергается наличие объективных, независимых от сознания личности закономерностей природы и общества. Мир существует только в сознании, и лишь субъективный интерес человека к объекту делает этот объект существующим.

Совершенно не случаен интерес психиатров экзистенциалистов к проблеме деперсонализации. Не приходится сомневаться в том, что этот психопатологический клинический феномен послужил в качестве одного из опорных психологических пунктов для "доказательства правоты" субъективно-идеалистических воззрений экзистенциализма. Мысль об использовании патологических состояний сознания человека для доказательства истинности идеалистических воззрений вовсе не нова. Практиковалась она философами идеалистами гораздо раньше. Однако общеизвестно, что поиски "идеологических костылей" в патологии для поддержания престижа основных принципов того или иного философского учения всегда являлись признаком духовного загнивания и реакции.

Последователи экзистенциализма в психопатологии утверждают, что у них нет никакого критерия для отграничения (патологическою от нормального. Проповедь пессимизма, характерная для этого учения, также приводив к грани патологии: весьма ходки такие выражения, как страх, отчаяние, чувство одиночества, ужас перед смертью, ощущение бессмысленности жизни и др. Неврозы и психозы рассматриваются как особые формы существования. Исходя из этого положения, экзистенциальный анализ дает вывод, что психические больные живут в других мирах, в совершенно иных координатах пространства и времени по сравнению с душевно здоровыми. К подобным, мягко выражаясь, странным взглядам психиатры-экзистенциалисты приходят в результате некритического освоения расстройств субъективных переживаний больными пространства и времени, анализа клинических картин деперсонализации, дереализации, сенестопатии, метаморфопсии и качественных нарушений аффективно-волевой сферы личности.

Эта беспомощность в отграничении патологического сознания от нормального становится понятной, если вспомнить, на каких принципах проводится экзистенциальный анализ: если признавать, что объективный мир существует только в сознании личности, что пространство и время являются субъективными категориями и что лишь интерес человека к объекту делает этот объект существующим, то отсюда и недалеко до признания переживания деперсонализации особой формой существования в иных измерениях пространственно-временных отношений у больных циклофренией или шизофренией.

Наиболее видными последователями М.Хайдеггера в психиатрии являются Л.Бинсвангер, К.Ясперс, Е.Минковский, Э.Штраус, Гебзаттель, Кунц, Шторх, К.Вирш и др. Работы указанных авторов весьма трудны для чтения из-за обилия философских неологизмов, Бинсвангер усматривает свою цель не столько в реконструкции психологии, сколько в построении новой синтетической науки – антропологии, которая должна изучать "специфически человеческое" и различные формы существования человека. Бинсвангер рассматривает поиски причинных связей и других закономерностей в естествознании уже устаревшими. Единственно правильным подходом к изучению живого человека является не искусственное атомистическое расчленение его на изолированные компоненты, а синтетическое описание сущности феноменов в их неразрывной взаимосвязи.

Данное методологическое положение Бинсвангера и его сторонников вовсе не оригинально. Одобряя критику атомизма и механицизма, в то же время нельзя согласиться с явным игнорированием аналитических категорий. Синтетический метод научного исследования и мышления без взаимосвязи и единства с анализом, дифференциацией не может достигнуть своих целей. Здесь экзистенциалисты повторяют ошибочные, устаревшие подвергнутые справедливой критике методы и взгляды представителей гештальтпсихологии.

В своей книге "О смысле ощущений" Э.Штраус делает попытку опровергнуть положение о том, что ощущение является познавательным актом. Для доказательства он приводит клиническое наблюдение над больными с синдромом деперсонализации: один из больных обнаруживал прекрасное знание той улицы, по которой он всегда ходил домой, однако он всегда испытывал переживание психического отчуждения, и эта улица казалась ему чужой и незнакомой. Другой депрессивный больной постоянно ощущал, как будто почва уплывает у него из-под ног, и ему казалось, что он сейчас поскользнется и упадет. В то же время он не имел никаких расстройств координации, а также сенсорных и моторных нарушений, однако он не мог избавиться от своих мучительных ощущений.

Отсюда Э.Штраус делает вывод, что у наблюдаемых больных с деперсонализацией патологические ощущения не влияют и не изменяют содержания их познавательного процесса. Итак, автор вообразил, что этим он доказал, что ощущения не являются познавательными актами.

Порочный феноменологический подход привел Штрауса к ошибочной интерпретации клинических фактов Дело в том, что при невротической форме деперсонализации наблюдаются функциональные нарушения типа сенсорной патологии при достаточной сохранности логически-мыслительной сферы сознания, с помощью которой больные успешно коррегируют патологические искажения в области сенсориума. Что же касается познавательных свойств ощущений, то нужно сказать, что если бы ощущения не были познавательными актами, т.е. сложным процессом трансформации внешних воздействий в факт сознания, то у больных (описанных автором) не было бы развития логически-мыслительной сферы сознания, и тогда они вовсе не смогли бы коррегировать у себя патологию сенсориума.

Экзистенциалистская антропология формулирует положение о том, что психика, сознание личности не могут быть сведены к физиологическим процессам. Казалось бы, это принципиальное положение, с которым нельзя не согласиться. Штраус в той же книге довольно метко и остроумно критикует бихевиоризм с его отрицанием психики и сознания человека и сведением их к механистической схеме "стимул-реакция". Эту критику он проводит в форме воображаемой внутренней полемики с самим собой.

Содержание книги с позиции экзистенциального анализа встречает следующее самокритическое возражение со стороны другого автора с позиции объективной психологии, т.е. бихевиоризма: "Кому как не тебе следовало бы знать, что существует не мысль, а передача возбуждений в твоем мозгу, что эти возбудительные процессы обусловливают двигательное поведение, называемое письмом. Ты допускал и исправлял ошибки? Какая наивность! Как будто при так называемых "заблуждениях" эти цепные реакции протекают иначе, чем при так называемых "истинах".

Однако в ряде произведений экзистенциалистов (Цутта, Шеллера, Саури де Онорато) принцип недопустимости сведения психического к физиологическому превращается в игнорирование и полное отрицание материальной, морфофизиологической основы человеческой психики. Даже при экспериментальных исследованиях больных шизофренией при введении диэтиламида лизергиновой кислоты при изучении кататонических состояний авторы не проводили патофизиологического анализа, полагая, что исследование материального субстрата и его функций не вносит ничего существенного для раскрытия сущности патологического процесса.

Нельзя не отметить ошибочного противопоставления сознательной формы поведения автоматизированной.

Экзистенциальный анализ выделяет особую низшую стадию сознания, которая определяется как бодрствование без выделения своего "я". Эта форма проявления элементарного сознания обычно наблюдается (при автоматизированных действиях и в патологии. Высшая форма сознательного поведения личности обусловливается рефлектирующим сознанием, которое присуще только человеку и ничего общего не имеет с низшей формой автоматизированного бодрствования.

В этой концепции обнаруживаются признаки антиисторизма и антиэволюционизма. Существуют низшие автоматизмы в поведении животных и человека безусловно рефлекторного характера, которые возникли "в длительном эволюционном процессе. Но есть и высшие формы автоматизированной психики и поведения, которые возникают в процессе онтогенетической жизни у человека под непосредственной регуляцией и контролем его сознания и обусловленностью социальными условиями и требованиями жизни.

Вопросам изучения "сознания я" экзистенциализм, как уже было сказано, уделяет исключительное внимание. Курт Шнейдер в своей книге "Клиническая психопатология" делает попытку дополнить формальные критерии "сознания я", предложенные К.Ясперсом. Эти критерии таковы: 1) "я – сознание" в противоположность внешнему и другим личностям; 2) чувство деятельности, активности; 3) сознание идентичности личности на протяжении определенного отрезка времени; 4) сознание единичности в данный момент. Шнейдер предлагает дополнить их еще одним критерием, а именно: "сознание существования личности", т.е. экзистенцией. Ясперс это предложение принял и рассматривал экзистенцию как низший вид деятельности сознания.

Сознание существования, как правило, изменяется при различных психических расстройствах. Автор указывает, что если больные циклофренией и шизофренией высказывают жалобу, что они больше не существуют (один из признаков деперсонализации), то нельзя буквально понимать их состояние. Этот вид нигилистического бреда показывает у них наличие "глухого переживания существования". Дает ли что-либо позитивного, продвигает ли нас вперед в понимании сущности нигилистического бреда такая трактовка с позиции экзистенциализма? Навряд ли!

Я.Вирш в своей книге "К истории и пониманию эндогенных психозов", помимо освещения в историческом аспекте эволюции понимания отдельных форм психических заболеваний, особое внимание уделяет расстройствам "я-сознания". Единственное, что, по его мнению, вытекает из длительной истории изучения эндогенных психозов, заключается в том, что при них, и только при них, встречаются особые нарушения, – расстройство "я", "нарушение роли я" или его активности во всех психических актах при шизофрениях и при нарушениях витальных чувств у больных циркулярным психозом.

Автор рассматривает эту проблему с позиции экзистенциализма: "Расстройство я" является особым выражением патологии, охватывающей личность в целом и "ее существование в мире". По мнению Вирша, то обстоятельство, что при шизофрении нарушается единство "я" и его активная роль во всех психических актах, которые, в свою очередь, патологически видоизменяются, отличает шизофрению от экзогенных психозов. Отсюда автор заключает, что поскольку шизофрения поражает "центр личности", она представляет собой, таким образом, в собственном смысле "болезнь духа".

Эти субъективно-идеалистические взгляды Я.Вирша не являются исключением среди психиатров – последователей экзистенциализма. Вирш последовательно придерживается теоретических основ экзистенциального анализа и решительно изгоняет из психиатрии естественнонаучные методы исследования болезней. Он безапелляционно заявляет, что обычно принятые в медицине вопросы, касающиеся причины, течения и исхода заболевания, непригодны для раскрытия сущности эндогенных психозов.

Нам кажется, что психопатология за рубежом особенно страдает обилием теорий, методологически порочных и недостаточно подкрепленных реальным фактическим материалом. Прав был Э.Крепелин, когда он говорил, что давно пора, чтобы и в психиатрии серьезные и добросовестные экспериментальные исследования заменили блестящую спекуляцию и глубокомысленные выдумки.