В. Н. Лосский. БОГОВИДЕНИЕ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 5 БОГОСЛОВЫ СИРИЙСКО-ПАЛЕСТИНСКОЙ ШКОЛЫ И СВ.

Глава 5

БОГОСЛОВЫ СИРИЙСКО-ПАЛЕСТИНСКОЙ ШКОЛЫ
И СВ. КИРИЛЛ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ

Говоря о реакции на рационализм Евномия в познании Бога, мы прежде всего остановились на трех великих каппадокийцах – св. Василии Великом, св. Григории Нисском и св. Григории Богослове. Каппадокия в IV в. – центр богословской мысли, где осознанно преследовалась великая задача христианизации философского аппарата греческого мира. Мистический интеллектуализм Александрии будет преодолен и трансформирован в этом вероучительном синтезе, имеющем вершиной догмат о Троице. Гносис Климента и Оригена будет сведен до вспомогательной роли, теология – созерцание Бога – не будет более определять духовное учение о бегстве, возвращении к Богу через разум; она явится одним из необходимых элементов общения с Божественной Троицей.

Если отголоски эллинизма еще чувствуются у христиан из Александрии (Синезий, например, более обязан платонизму, чем Ориген), то в IV в. были и другие круги богословов, оставшиеся полностью чуждыми греческому интеллектуализму. Прежде всего это мир сирийской духовности: Афраат, св. Ефрем Сирин. Последний очень привязан к Ветхому Завету. В его высказываниях о Боге доминирует апофатизм, запечатленный религиозным страхом. Сознавая бесконечную дистанцию, отделяющую создание от Создателя, он отказывается искать познание Бога, поскольку Неприступный по природе Своей страшен. Св. Ефрем яростно восстает против "исследователей", против рационалистов-евномиан; он не хочет также, чтобы изыскивались мистические дары, делающие созерцание Бога целью христианской жизни. В его богословской мысли большое место занимает Церковь. Церковь как среда освящения, где союз с Богом осуществляется в таинствах.

* * *

Среди грекоязычных богословов Сирии и Палестины таинственный аспект созерцания Бога более всего развивает св. Кирилл Иерусалимский (315-386). О ви'дении Бога он говорит скорее в терминах негативных: только Сын и Святой Дух имеют чистое ви'дение (ακραιφνες ειλικρινως) природы Отца, в Которой Они совершенно участвуют. В самом деле, сказано, что только Сын видит Отца и что Святой Дух исследует глубины (τα βαθη) Бога. Именно со Святым Духом и через Его посредство (συν τω Πνευματι, δια του Πνευματος του αγιου) Сын открывает Божество ангелам в мере, соответствующей их чину (κατα το μετρον της οικειας ταξεως), по способности (κατα το μετρον της οικειας ταξεως) каждого. Когда ангелы малых сих всегда созерцают лицо Отца, они не видят Бога таким, каков Он есть, но настолько, насколько способны воспринять, вместить (αλλα βλεποσιν οι αγγελοι ου κατως εστιν ο θεος αλλα καθοσον και αυτοι χωρουσιν). Если так обстоит с ангелами, то людям не должно смущаться своего незнания. Мы можем знать о Боге только то, что воспринимает (κεχωρηκεν) человеческая природа, столько, сколько наша немощь (ασθενεια) может вынести. Для тех, кто находится рядом с Богом, великое знание – исповедовать свое незнание (Εν τοις γαρ περι θεου, μεγαλη γνωσις το την αγνωσιαν σμολογειν)¹²⁵.

* * *

Св. Епифаний Кипрский (315-413) рассмотрел вопрос о ви'дении Бога в своем "Panarion" (ящичек с лекарствами против ересей)¹²⁶. Если Писание, отказывая людям в возможности видеть Бога, утверждает вместе с тем это ви'дение, это означает, что Бог, непознаваемый по природе, дает видеть Себя, открывает Себя по Своей воле Его видят не как Бесконечного (απειρος), но в той мере, в какой Он являет нам Себя, адаптируя способность этого ви'дения к нашей способности воспринимать. Видеть небо сквозь щель в крыше – это все же видеть небо; но это также и не видеть его. В воплощении Сын, явившийся во плоти, дал познать Себя людям, но как Бог Он превосходит нашу способность понимания. Тем не менее все, что мы можем сказать о Нем, – истинно.

* * *

Св. Иоанн Златоуст (344-407) ответил Евномию двенадцатью проповедями "О непостижимой природе Бога". Он рассмотрел также вопрос о ви'дении Бога в 15й беседе на Евангелие от Иоанна, объясняя слова "никто никогда не видел Бога". Природа Бога, простая, не имеющая формы, несложная (απλη, ασχηματιστος, ασυνθετος), никогда не является объектом ви'дения. Если бы Исайя, Иезекииль и другие пророки действительно видели природу Бога, они бы не видели ее по-разному. Бог сказал Осии: "Аз ви'дения умножих, и в руках пророческих уподобихся" (12. 10). Это означает: "Я не явил самую сущность Свою, но (в ви'дении) Я снисхожу к слабости тех, кто видит Меня"¹²⁷. Всякое ви'дение Бога относится к Его снисхождению и не есть ви'дение Его чистой сущности (οτι παντα εκεινα υγκαταβασεως ην, ουκ αυτης της ουσιαςγυμνηςοψις)¹²⁸. Что такое это снисхождение (συγκαταβασις)? Это явление Бога, когда Он показывает Себя "не таким, какой Он есть, но таким, каким видящий Его способен Его увидеть, сообразуя ви'дение с немощью (ασθενια) тех, кто видит"¹²⁹129. И так обстоит не только с людьми, которые познают на этом свете "отчасти", ","в зеркале и загадках", но и с ангелами, имеющими ви'дение Бога лицом к лицу. Даже совершенное ви'дение соотнесено с восприимчивостью твари, даже на небе Бог являет Себя в снисхождении, и ангельские силы отворачивают глаза, не будучи в состоянии переносить это схождение (συγκαταβασιν), являющее Бога¹³⁰. То, что для нас значит ви'дение (ορασις), для бестелесных духов есть знание (γνωσις). Тем не менее ни ангелы, ни архангелы не знают сущности Бога. Они даже не пытаются познать, как Евномий, что есть Бог в Его сущности, но славят Его и поклоняются Ему непрестанно¹³¹.

Это домостроительное снисхождение Бога, недоступного по Своей природе, соответствует у св. Иоанна Златоуста проявляющимся действиям или энергиям, нисходящим к нам, которые мы встретили у св. Василия Великого и св. Григория Нисского. Более моралист, чем богослов, св. Иоанн Златоуст придает этим проявлениям Бога, этому исходу во вне Его сущности, нюанс психологический: милостивая воля снисходит к низшему состоянию созданных существ. Кажется, что для св. Иоанна Златоуста это милосердное снисхождение в итоге сводится к воплощению Сына. Будучи совершенным образом невидимого Бога, Сын также невидим: иначе Он не был бы образом Отца. Являя Себя во плоти, Он стал видим также и ангелам. Именно таким образом Златоуст объясняет слова ап. Павла (1Тим.3:16) "Бог явился во плоти... показал себя ангелам". До воплощения – схождения Сына к тварным существам – ангелы видели Бога только мысленно (κατα διανοιαν οψις), воображая Его (φανταςονται) в своей чистой и неусыпной природе¹³². Таким образом, ви'дение Бога обусловлено для тварных существ Его воплощением: совершенным выражением его снисхождения, συγκαταβασις ипостасного. Сын один только имеет знание о Боге, которое есть καταληψις, совершенное созерцание, поскольку Он в лоне Отца. Он явил нам Бога. Златоуст понимает выражение св. Иоанна εξηγησατο в его прямом значении – объяснять, пояснять, повествовать. Своими чудесами, Своим примером и Своим учением Христос открыл нам Бога, и это откровение имеет прежде всего нравственный характер. Являя Бога в Своем воплощении, Сын ("образ невидимый") остается сокрытым в Своем Божестве. Даже в преображении Он являет только свет, примененный к зрению смертных; это все еще ви'дение "в зеркале и загадках", ","неясный образ будущих благ"¹³³, той божественной славы Христа, которая будет созерцаема глазами бессмертных в жизни вечной.

Итак, резюмируя мысль св. Иоанна Златоуста о ви'дении Бога, можно сказать, что Бог, невидимый и непознаваемый в своей сущности, дает познать Себя, является, выходя, так сказать, из собственной природы, снисходя к тварным существам, и это снисхождение (συγκαταβασις), дело воли, есть воплощение Сына и посредством воплощения Слово, невидимый образ Бога, становится видимым как ангелам, так и людям. В будущем веке Христа узрят облеченного божественной славой, и это будет ви'дение Бога "лицом к лицу". Бог явил Себя став человеком, вот почему узрят Бога в человечестве Христа.

Эта концепция – общая для всей антиохийской школы, прилежное благочестие которой привержено конкретной личности Евангельского Христа. Более выраженная у Феодора Мопсуестийского и Феодорита, этих отцов несторианства, она ограничивает ви'дение Бога только восприятием человеческой природы Христа. Если для св. Иоанна Златоуста Личность Сына была "невидимым образом", а в воплощении становится образом видимым, то для Феодора Мопсуестийского (350428) единственно человек Иисус есть образ невидимого Божества¹³⁴.

* * *

Феодорит Киррский (393453) в диалогах "Нищий или Непостоянство", известных также под названием "О неизменном", защищая неизменность божественного Слова в воплощении, утверждает абсолютную невидимость Бога даже для ангелов¹³⁵. Тварные существа (люди и ангелы) могут увидеть Бога только в откровениях, соразмеренных с их способностью восприятия, "подобиях", которые не являют саму природу Бога, так же как изображения императоров на монетах лишь отдаленно напоминают оригинал¹³⁶. Ангелы, созерцающие лицо Отца, не видят Божественной сущности, бесконечной (απεριγραπτον), непознаваемой (απεριλητον), непостижимой (απερινοητον), всеобъемлющей (περιληπτικην των ολων), но всего лишь некую славу, соразмеренную с их природой (αλλα δοξαν τινα τη αυτων φυσει συμμετρουμενην)¹³⁷.

Какова природа этой славы? Вероятно, что для Феодорита это не божественные энергии, но тварное действие, посредством которого Бог проявляет Свое присутствие, так как Феодорит употребляет преимущественно библейское (Иез.2:1) выражение "подобие славы". В воплощении Бог явился ангелам, в то же время что и людям, уже не в "подобии славы", но используя "в качестве покрова" человеческую плоть настоящую и живую¹³⁸. Природа невидимая проявилась через природу видимую, совершая чудеса, обнаруживая присущую ей силу (την οικειαν δυναμιν). Что такое эта видимая природа? Феодорит о ней сказал так: Божественная природа невидима, но плоть видима¹³⁹. Господь открыл силу своей божественной природы через чудеса. Это несторианский параллелизм: божественное Лицо Сына остается сокрытым в человечестве Иисуса. Тело Христа стало невидимым после вознесения, но Оно доступно восприятию в символах, в таинствах¹⁴⁰. В будущем веке Господь Сам будет видимым "лицом к лицу", или, точнее, "верные, как и неверные увидят природу, которую Он взял от нас, поклоняемую всею тварью"¹⁴¹. Это ви'дение человечества Христа, ничего более. Божество остается сокрытым. Всякий энергийный момент, всякая "перихореза" чужда этой теологической мысли, которая, акцентируя конкретный характер ви'дения Бога в Христе – Человеке, доводя до крайности тенденции антиохийской школы, не признает всякое ви'дение Бога как таковое, всякое непосредственное богообщение, а также всякую возможность обóжения, в истинном смысле этого слова, тварных существ. Здесь, несомненно, крайность, противоположная той, какую мы отметили в александрийской школе у Климента и Оригена, где интеллектуальный гносис, созерцание божественной сущности заменяет личную встречу с Христом, внутреннее общение с Богом Живым.

* * *

В V веке александрийское богословие находит свое наиболее полное и наиболее православное выражение в мысли св. Кирилла Александрийского (370-444), мысли, где главенствовала идея обóжения как высшей цели созданных существ. Это традиция св. Афанасия, обогащенная богословским вкладом трех великих каппадокийцев: александрийское богословие обóжения, освобождение от всякого следа оригенизма и его спиритуалистического идеала бегства в созерцание.

Это чистое богословие, богословие Святой Троицы, где нет никакого места Богу философов, Единому (εν) неоплатонизма, духовной монаде. Для св. Кирилла имя Отца выше имени Бога. "Он назван Отцом, говорит он, по причине Сына, наилучшего и наидостойнейшего. Он назван Богом по причине рабов, т.е. наименьших, так велика дистанция между Господином и рабом, Создателем и созданием". Как слово Отец соотносится с Сыном, так слово Бог соотносится с рабами и со всеми теми, кто не одной природы с Богом, какой бы она ни была"¹⁴².

Всякая созданная природа, духовная или телесная, равно удалена от несозданной природы Бога. Тем не менее все призваны стать по слову св. ап. Петра "причастниками Божеского естества". Только Слово есть Сын по природе, но по причине Его Воплощения мы становимся "сынами по причастию" (μεθεξις). Участвовать в Божестве Сына, в общем Божестве Троицы, значит быть обóженным, быть пронизанным Божеством, подобно тому как раскаленное железо бывает охвачено жаром огня, что делает нас носителями сияния красоты невыразимой природы Троицы¹⁴³. Мы обóжены Святым Духом, который делает нас подобными Сыну, совершенному образу Отца¹⁴⁴. Мы становимся подобными Сыну – "сынами по причастию" – будучи причастны божественной природе, соединяясь с Богом в Святом Духе¹⁴⁵. Мы обóжены Сыном в Святом Духе. "Если бы невозможным образом нам случилось быть лишенными Духа Святого, мы бы даже и не догадались, что Бог был в нас"¹⁴⁶. Святой Дух не только становится источником духовной жизни души, но Он также есть начало гносиса, который дает нам осознание этой жизни в благодати. Мы видим здесь как трансформируется интеллектуалистский гносис Климента и Оригена в александрийском богословии, совершенно разрывая с созерцанием платонизма.

Совершенное знание Бога, которое достигается в будущем веке, более не является конечной целью, но одной из сторон конечного обóжения, "духовного мира блаженства" (τρυφης δε τροπος πνευματικος), как говорит св. Кирилл. Мы познаем Христа, Который воссияет в нас Святым Духом, потому что мы приобретем "ум Христов" (νους Χριστου), о котором говорит св. ап. Павел, и этот ум Христов есть Святой Дух, присутствующий в нас¹⁴⁷. Возрастающее обóжение, сопровождаемое все более и более совершенным познанием Бога, исполняется в таинствах. "Совершенный гносис Христа, – говорит св. Кирилл, – достигается крещением и просвещением Духом Святым"¹⁴⁸. Тело имеет свою долю в этой жизни в союзе с Богом, что более всего проявляется в таинстве Евхаристии – телесном соединении с Христом"¹⁴⁹.

"Божественный мрак", познание через неведение, не имеет места в мысли св. Кирилла. Как и св. Григорий Богослов, он часто говорит о просвещении (φωτισμος) и коль скоро познание упразднится в будущем веке, то речь идет здесь у него о познании частичном – "гадательном, сквозь тусклое стекло", – которое исчезнет перед озарением Христа, Который наполнит наш ум светом божественным и несказанным (θειου τινος και απορρητου φωτος¹⁵⁰. "Мы увидим Бога как он есть". Это значит, что, имея лицо открытое и мысль нестесненную, мы будем иметь в сознании (εννοησομ εν) красоту Божественной природы Отца, созерцая славу Того, Кто воссиял от Него (την τουπεφηνοτος εξαυτου θεωρησαντες δοξαν)¹⁵¹.

Это очень важный для учения о ви'дении Бога лицом к лицу текст. Как у св. Иринея и у богословов антиохийской школы, речь в нем идет о Христе. Но это не только Его человеческая природа, как у Феодорита, а воплотившаяся божественная Личность, которая являет Себя в Своей собственной славе, которая есть также и слава Отца, "красота (καλλος) божественной природы"¹⁵², которой мы причастны в Духе Святом. И св. Кирилл приводит слова св. ап.Павла (2Кор.5:6): "Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем". В тех, кто обрел божественное разумение (θεια συνεσις) сияет слава Христа, потому что они воспламенены тем же Духом, который обóжил человеческую природу Сына. Лицом к лицу видят Христа, но это ви'дение неотделимо от причастия Троице в целом, в просвещении будущего века.

Византийские богословы соберут наследие обеих школ – антиохийской, прежде всего через св. Иоанна Златоуста, и александрийской, через св. Кирилла. Первое направление в учении о богови'дении проявляет некоторую ограниченность, поскольку связано прежде всего с Личностью Христа, явленной в Его человечестве, второе же акцентирует "красоту Божественной природы", вечную славу Христа, общую у Него с Отцом и Святым Духом. Мысль антиохийцев следует направлению божественного снисхождения, которое приспособляет явление Бога к возможностям тварных существ: она прежде всего христологична. Мысль александрийцев придерживается противоположного направления – человек восходит к соединению с Богом и обóжению; эта мысль несет акцент пневматологический.

Было отмечено, что с середины V века начинается упадок богословской литературы Востока: "Имена Феодорита и св. Кирилла завершают, в некотором смысле, список великих писателей греческой Церкви: литературная жила исчерпана и наступает время богословия менее красноречивого, но более тонкого"¹⁵³. Это справедливо только с точки зрения чисто литературной: великое красноречие завершается, но великая богословская мысль продолжает развиваться. С Дионисием Ареопагитом и св. Максимом мы входим в мир богословия собственно византийского. Но прежде чем приступить к учению о богови'дении в Ареопагитском корпусе, нам нужно вернуться назад, чтобы увидеть, как этот вопрос ставился у аскетических писателей, предшествующих V веку.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>