КОНЦЕПЦИЯ ЦЕЛОСТНОСТИ

КОНЦЕПЦИЯ ЦЕЛОСТНОСТИ
В ПРОБЛЕМЕ МЫШЛЕНИЯ И СОЗНАНИЯ

1. КРИТИКА МЕТАФИЗИЧЕСКОГО ИСТОЛКОВАНИЯ
ТЕОРЕТИКО-ИНФОРМАЦИОННОГО ПОДХОДА
В ИССЛЕДОВАНИИ МЫШЛЕНИЯ

(В.И.Штанько)

А. Сущность теоретико-информационного подхода

Обратимся прежде всего к анализу тех научно-теоретических идей и представлений, которые, будучи вырванными из сложной системы объективной взаимосвязи онтологических и гносеологических представлений о предмете и методах его исследования, становятся основой метафизических и идеалистических интерпретаций роли кибернетики и теории информации в изучении мышления.

Как известно, на формирование кибернетики огромное воздействие оказало осознание аналогии некоторых принципов управления и связи в машине и в живом организме, осознание того, что все они имеют информационный характер. Возможность рассматривать человека как канал связи с ограниченной пропускной способностью и описывать на языке статистической теории информации некоторые стороны процессов восприятия была встречена некоторыми психологами как универсальное средство изучения психофизиологических возможностей человека.

Первые успехи логико-математического и технического моделирования некоторых принципов функционирования нейрона и механизмов мыслительной деятельности при решении определенных задач математической логики способствовали утверждению предположения, что изучение мышления на уровне информационных процессов дает единственно реальную надежду на создание объективной и точной теории психических процессов (А. Ньюэлл, Г. Саймон, У. Рейтман, К. Штейнбух).

На этой основе произошла смена теоретической ориентации западной экспериментальной психологии. В начале 60-х годов оформилось новое научное направление — современная когнитивная психология, возникшая на стыке бихевиоризма, 116 гештальт-психологии, структурной лингвистики, с одной стороны, и теории информации, кибернетики, с другой. Представители данного направления исходят прежде всего из того, что поведение человека детерминировано знаниями (термин «когнитивный» они относят не только к высшим познавательным процессам, но и к восприятию), которые трактуются как информированность. При этом человек рассматривается как активный преобразователь информации, аналогом которого является компьютер. «Мы рассматриваем организм человека как активный преобразователь информации, —.подчеркивают П. Линдсей и Д. Норман, — всегда стремящийся к обобщению и истолкованию поступающих сенсорных данных, к интерпретации и восстановлению информации, хранящейся в памяти, с помощью разного рода алгоритмов. и стратегий» [78, с. 9].

Утверждается, что «процессы, протекающие внутри испытуемого, — в органах чувств, нервной ткани и мышечных движениях, управляемых нервными сигналами, также являются процессами оперирования символами», т. е. «поведение испытуемого подчиняется программе, включающей группу элементарных информационных процессов» [96, с. 307—308].

Таким образом, ведущей идеей когнитивной психологии явилась трактовка психических процессов как процессов информационных, аналогичных процессам восприятия, хранения и переработки информации в ЭВМ (компьютерная метафора) или программам для таких машин (программная метафора). Некоторые теоретики даже утверждают, что все психологические теории должны быть явным образом сформулированы в виде машинных программ [89, с. 16].

Сформировалась новая исследовательская программа изучения принципов организации и функционирования человеческого мозга и мышления, основными постулатами которой являются следующие утверждения:

1. мышление тождественно информационному процессу или является его частным случаем;

2. нейрофизиологические процессы головного мозга человека аналогичны или тождественны процессам, происходящим в формальных нейронных сетях и их технических воплощениях;

3. все стороны мыслительной деятельности могут быть представлены как совокупность «элементарных информационных процессов» и правил оперирования ими и выражены на языке информационно-логических программ.

Эта исследовательская программа, ставшая основой информационного подхода в изучении мышления, открыла новые возможности теоретического и экспериментального исследования психических и нейрофизиологических процессов, позволила расширить проблематику таких исследований. Она привлекла 117 внимание к изучению тех сторон названных процессов, для которых существенны не энергетические, а информационные связи и отношения; способствовала проникновению в психологию и нейрофизиологию новых логико-математических методов и переосмыслению традиционных представлений и понятий. Вместе с тем, все отчетливее стали проявляться трудности в исследовании конкретных психологических и нейрофизиологических механизмов мышления на основе теоретико-информационных представлений и методов.

Большинство буржуазных исследователей считает, что возникшие трудности в применении теоретико-информационного подхода к изучению мышления обусловлены несовершенством информационно-логических программ эвристического поиска в проблемном пространстве и принципов организации и функционирования технических устройств переработки информации, ограниченными возможностями логико-математического аппарата современных теорий информации. Исходя из этого определяются пути преодоления возникших трудностей при исследовании мышления на основе информационных представлений и методов, которые продолжают играть определяющую роль в западной теоретической и прикладной экспериментальной психологии.

В центре внимания психологов и специалистов в области информатики находится проблема совершенствования информационно-логических программ эвристического поиска решения задач в пространстве состояний и разработка более адекватного представления самого пространства состояний. В последние годы вышло немало работ американских авторов, посвященных данным проблемам [94; 119; 132]. Исходным в этих исследованиях служит представление о том, что универсальным механизмом творческой деятельности является «хорошая» организация перебора вариантов, поэтому основное внимание в них уделяется механизмам оптимизации перебора и поиска. Наиболее эффективным из них считается метод резольвенций, разработанный Дж. Робинсоном. Ему принадлежит теорема, согласно которой принцип резольвенций является полным для нахождения доказательства: если конечное множество предположений несовместимо, противоречие может быть обнаружено за конечное число применения принципа резольвенций. Процедура, с помощью которой осуществляется поиск доказательства с использованием метода резольвенций, сначала формирует отрицание доказываемого утверждения, затем пытается вывести противоречие. Цель процедуры, которая использует названный принцип, состоит в том, чтобы показать неправомерность отрицания подлежащей доказательству теоремы (ибо это приводит к противоречию). Р. Ли доказал, что принцип резольвенций эффективен и для нахождения следствий: если предложение С является следствием конечного непустого 118 множества предложений, за конечное число шагов применения данного принципа может быть найдено предложение Т, такое, что С непосредственно следует из Т.

Основной стратегией в доказательстве теорем с использованием принципа резольвенций является эвристика, по существу аналогичная процедуре поиска для деревьев игр: строится дерево опровержения, определяется, в каком порядке, исходя из заданной системы аксиом, будут образовываться резольвенты, где заключены все необходимые для решения сведения. Этот метод позволяет свести сложный процесс логического вывода к последовательности очень простых операций, каждая из которых может быть легко запрограммирована. Принцип резольвенций [119; 132] имеет большие преимущества по сравнению с теми правилами, которые использовались в программах для доказательств до его появления. Эффективность данного принципа объясняется существенным сокращением затрат машинного времени, памяти ЭВМ.

Остроумные, но узкоспециализированные программы эвристического поиска описаны Дж. Слейгом [119]. Наиболее характерна его программа MULTIPLE, включающая программу доказательств (РР) и программу обучения (IP). Последняя снабжает программу доказательств функциями для определения зависимости вероятности и самооценки некоторых неопровержимых высказываний от свойств высказываний. Авторы этой программы предполагают, что, периодически улучшая аппроксимации к функциям вероятности и самооценки, можно научить программу решать задачи все возрастающей трудности. Эксперименты показали, что программа достаточно эффективна для осуществления поиска в очень больших дизъюнктивно-конъюнктивных деревьях поиска.

Аналогичные по существу подходы к разработке информационно-логических программ решения задач представлены и в работах Э. Ханта, П. Уинстона [132]. П. Уинстон в основном акцентирует внимание на проблеме организации знаний о мире в виде некоторых структур, отражающих реальные связи и отношения между предметами и явлениями в окружающей среде. В разработке этих механизмов автор видит наиболее общие процедуры, характерные для любого вида творческой деятельности. Основой представления знаний, с точки зрения П. Уинстона, может служить теория фреймов, на которую возлагают большие надежды (М. Минский, П. Пейперт, Р. Шенк, Р. Абельсон).

Фрейм — структура данных, предназначенных для действия в определенной ситуации; совокупность вопросов, которые можно задать о какой-то ситуации, объекте, состоянии и т. п. С каждым фреймом связано несколько видов информации о том, как пользоваться данным фреймом, что ожидать в следующий момент, 119 что сделать, если ожидания не подтвердятся. Другими словами, фреймы — особые «ситуационные рамки» для обобщенного описания ситуаций.

Теория фреймов, предложенная М. Минским в 1974 г., родственна методу ситуационного управления, идеи которого были развиты советскими учеными Д. А. Поспеловым и Ю. И. Клыковым еще до появления самого понятия «фрейм».

Некоторые исследователи в процессе совершенствования машинных программ моделирования мыслительной деятельности предлагают учитывать в таких моделях тот факт, что знание может быть представлено в памяти не только системой статических процедур — базы данных, но и в форме операций — процедурного знания, системы продукций. Это особенно характерно для последних разработок крупных ученых в данной области знаний А. Ньюэлла и Г. Саймона, первые работы которых по существу положили начало информационному моделированию психических механизмов мышления. С точки зрения авторов, система продукций может служить для записи условий вычислений, что, по исходному предположению, составляет суть познавательных процессов у человека. Такой подход дает возможность однородно описать любую информацию, являясь «наиболее гомогенной формой организации программ из всех, которые на сегодняшний день известны» [225, с. 804]. Алгоритмы, выраженные в форме системы продукций, представляют собой процессы управления и контроля, которые проверяют, модифицируют и расширяют базу данных, обычно записываемую в виде пропозициональной сети. Работа модели определяется балансом информации, поступающей из внешнего мира и создаваемой реализуемыми продукциями. Возникает известная непредсказуемость «поведения», столь характерная для человека.

Данное направление исследований рядом психологов [39, с. 263] рассматривается как шаг вперед после известной схемы ТОТЕ, описанной Дж. Миллером, Е. Галантером и К. Прибрамом в книге «Планы и структуры поведения». В рамках концепции фреймов разрабатываются различные модели интеллектуальной деятельности Т. Виноградом, Дж. Андерсоном, Б. Рафаэлем и др.

Специалисты в области информатики и кибернетики полагали, что использование рассмотренных представлений и методов совершенствования информационно-логических программ эвристического поиска в пространстве состояний и представлений самого проблемного пространства позволит перейти на более высокий уровень разработки общей теории решения задач, распознавания образов, управления, проблем машинного перевода. Однако, представляя существенный интерес при решении конкретных научно-технических проблем создания хорошо функционирующих 120 технических систем, систем искусственного интеллекта, данные работы не вносят ничего принципиально нового в понимание принципов информационного моделирования мыслительной деятельности, в методологию моделирования. Во всех этих разработках процесс мышления вообще и процесс решения задач в частности по-прежнему рассматриваются как процесс выбора необходимого решения из априорно заданного их множества.

Другим направлением в преодолении трудностей, возникших при попытках исчерпывающим образом объяснить особенности процессов мышления на основе использования идей и методов теории информации и кибернетики, является стремление разработать более совершенные логико-математические модели нейронной сети и их технические воплощения. В данном случае особое внимание уделяется моделям, учитывающим внутреннюю активность нейронной сети и параллельный характер переработки информации в ней. Наиболее характерными являются разработки М. Арбиба, Я. Сантаготаи, П. Линдсея, Д. Нормана. Так, созданная М. Арбибом модель мозга как сложной сомототопической вычислительной машины (на основе так называемых «запоминающих» формальных нейронов) позволяет моделировать, связь процессов восприятия с памятью. Одной из основных идей„ реализуемых в этой модели, является представление о деенаправленном восприятии (включенном в действие), поскольку особенностью человеческого восприятия является его постоянная обусловленность не только тем, «что» воспринимается, но и «в какой связи», «где».

Преодолев один из ошибочных принципов понимания процессов функционирования мозга, отрицавших его внутреннюю активность, связь с прошлым опытом, а также учтя предположение о параллельном характере переработки информации мозгом, автор все же остается сторонником широко распространенного представления о мозге как о совокупности индивидуализированных однородных элементов (нейронов), которые связаны между собой лишь внешним образом.

Неспособность авторов последних разработок в области моделирования процессов функционирования мозга выйти за пределы множественных представлений (чего требуют современные нейрофизиологические исследования) обусловлена, по-видимому, природой моделирующих систем — компьютеров, математических теоретико-множественных концепций информации и абсолютизацией сходства принципов организации и функционирования технических и биологических систем, нейрофизиологических процессов и процессов переработки информации в ЭВМ.

Определенные надежды возлагаются на разработку новых математических теорий и концепций, которые, возможно, позволят более адекватно описывать мыслительные процессы. В центре 121 этих разработок находится идея «размытости», «нечеткости», «расплывчатости» исходных математических объектов. Основные принципы нового подхода к анализу сложных систем наиболее последовательно изложены в работах Л. А. Заде (напр., [56]). Он предпринял попытку создать теорию «размытых» (fuzzy) множеств, пригодную для описания так называемых гуманистических систем или систем, сравнимых с ними по сложности. Исходным в его разработках служит представление о том, что «элементами мышления человека являются не числа, а элементы некоторых нечетких множеств или классов объектов, для которых переход от «принадлежности к классу» и «непринадлежности» не скачкообразен, а непрерывен». Интерпретация расплывчатого множества осуществляется Заде на основе многозначной логики, которая в отличие от классической логики оперирует тремя и более значениями истинности. Он вводит представление о функции членства в множествах m(cОK). Чем ближе значение данного выражения к единице, тем «сильнее» c принадлежит К. По мере приближения значения m к нулю уменьшается степень принадлежности c к классу К. На основе этих представлений Заде определяет отношения равенства и включения двух расплывчатых множеств, операции дополнения расплывчатого множества до совокупности p, объединения и пересечения двух расплывчатых множеств [56].

Теоретико-множественной трактовке «расплывчатости» соответствует аналогичная логическая трактовка: вместо расплывчатого множества можно говорить о расплывчатом (нечетком) свойстве или о понятии расплывчатого свойства.

Интересной попыткой преодолеть ограниченность классических теоретико-множественных представлений при моделировании «расплывчатости» и «диффузности» (полисемантичности) человеческого языка является так называемая «бейесовская модель языка» [90].

Это модель, которая содержит в явной форме вероятностную структуру смыслового содержания знака. Она основана на теореме Томаса Бейеса, позволяющей формализовать процесс принятия решения, моделируя такую процедуру, в которой используется как априорная информация, так и информация, полученная из опыта.

При анализе языка можно говорить об априорной функции распределения смысловых значений знака — в естественных языках с каждым знаком связано множество смысловых значений. Слова в словарях определяются через другие слова, однако это не значит, что смысл каждого слова состоит из смысла тех слов, через которые его пытаются объяснить. Фразы состоят из слов, вероятностно взаимодействующих друг с другом; структура фразы порождает новый смысл, вне ее не обнаруживающийся в 122 каждом из составляющих ее слов, хотя этот смысл в них все же был заключен [90, с. 111]. Поэтому бейесовскую модель можно интерпретировать как некоторую многозначную вероятностную логику.

В описании функции распределения смыслового значения заключается различие разработанной В. В. Налимовым модели языка и концепций логического атомизма Фреге, Рассела, раннего Витгенштейна. Налимов предполагает, что смысл не может быть приписан знаку до прочтения текста, хотя мы имеем некоторое априорное представление о смысловом поле знака.

Данные концепции — первые попытки преодолеть ограниченность современного математического аппарата в случае его применения к математизации органически целостных гуманистических систем (т. е. систем, включающих человека), где точность, строгость и математический формализм не являются чем-то абсолютно необходимым и в которых используется методологическая схема, допускающая нечеткие и частичные истины. Позволят ли они решить все трудности и парадоксы, связанные со стремлением формализовать существенно континуальные процессы, однозначно ответить пока невозможно. Одни исследователи оценивают эти разработки достаточно оптимистично, другие считают, что концепции «расплывчатых» множеств не выходят пока за пределы «дизъюнктивного» метода исследования (А. В. Брушлинский), третьи предостерегают от «переодевания» известных вещей в новую «размытую» терминологию и открытия уже известных результатов (Б. Н. Петров). Важным представляется само осознание ограниченности современных математических теорий и методов исследования сложных биологических, физиологических, психологических, социальных систем, основанных на классических теоретико-множественных представлениях и представлениях конструктивного направления в математике. Это заставляет исследователей искать пути разработки своего рода «непрерывной» логики, введения в логику временного фактора, континуальных моделей и т. п.

Однако в упомянутых работах практически остается неисследованным главный вопрос — вопрос об адекватности исходных методологических представлений теоретико-информационного подхода природе мышления, психики, сознания.

Априорная убежденность в их адекватности среди буржуазных исследователей, несмотря на возникшие трудности и неудачи, практически не была поколеблена. Информационный подход остается ведущим в современной когнитивной психологии. Некоторые психологи—сторонники так называемого «вычислительного подхода» в психологии— призывают преодолеть отношение к ментальным вычислениям как к метафоре и требуют, 123 чтобы психические процессы буквально понимались как процессы манипулирования абстрактными символами, как процессы вычислений. Новые научные идеи теории информации и кибернетики оказались созвучны определенной методологической установке исследования физиологических и психологических процессов и теоретическим представлениям о сущности и механизмах мышления, господствовавшим в 40—50-е годы XX в. в странах Америки и Западной Европы.

Особую роль в преувеличении возможностей кибернетики и теории информации в исследовании мыслительной деятельности, в отождествлении принципов функционирования ЭВМ и человеческого мозга, психических и информационных процессов сыграли идеи западных психологов. Это бихевиористический принцип «стимул—реакция» Дж. Уотсона и так называемая лабиринтная схема Э. Торндайка, созвучные принципам теории конечных автоматов и принципам построения универсальных программ для ЭВМ. Кроме того, в данном вопросе существенную роль сыграла абсолютизация сложившегося в нейрофизиологических исследованиях западных ученых представления о том, что нейронная сеть — система, состоящая из однородных, неизменных, индивидуализированных элементов, функционирующих по принципу «все или ничего» под влиянием внешних раздражителей. Появилась возможность не только увидеть определенную аналогию схем действий нейрона и триггера (основного структурного элемента компьютера), но и «использовать логическое исчисление, с одной стороны, для описания нейронных сетей, а с другой — в кибернетических моделях» [100, с. 579].

Исходя из этого предполагалось, что мозг на нейронном уровне допустимо представить как дискретное устройство по переработке символьной информации, которое в функциональном отношении тождественно универсальной ЭВМ. При этом утверждалось, что функционирование данного устройства можно в принципе описать на языке булевой алгебры с помощью конечного числа слов, т. е. моделировать деятельность мозга формальной нейронной сетью, эквивалентной конечному автомату.

Абсолютизации аналогии процессов переработки информации в компьютерах и человеческом организме способствовали господствовавшие в психологии зарубежных стран бихевиоризм и необихевиоризм, философской основой которых выступал логический позитивизм, в частности, операционализм. Создатель операционализма американский физик и философ П. Бриджмен считает, что основные элементы научного знания — понятия — не содержат в себе ничего, кроме системы операций (например, инструкций для измерения), посредством которых они устанавливаются. Идеи операционализма были широко использованы в психологии. Как утверждал один из известных французских 124 психологов Ж. Пиаже, они «обеспечивают основу для связи логики и психологии. С тех пор, как логика основывается на абстрактной алгебре и занимается символическими преобразованиями, операции (вопреки Л. Кутюра) играют в ней чрезвычайно важную роль. С другой стороны, операции — актуальные элементы психической деятельности, и любое знание основывается на системе операций» [100, с. 579]

Именно позитивистская методологическая установка побудила многих психологов-бихевиористов заявить, что все виды мыслительной деятельности можно «разложить на простые формально-логические отношения — элементарные информационные процессы, комбинация которых дает в совокупности сложный психический процесс мышления», и утверждать, что программа для ЭВМ, воспроизводящая тот или иной процесс переработки информации, становится теорией данного процесса [86; 96; 225]. В соответствии с такой установкой в традиционной западной психологии процесс мышления рассматривается лишь как процесс решения задач — от поведенческих до когнитивных. Причем бихевиористическое представление о лабиринте обусловливает понимание названного процесса как выбора альтернативных решений из совокупности изначально заданных, осуществляющегося как движение по площадкам и коридорам лабиринта в конечном пространстве состояний.

Реальное воплощение этих идей — создание эвристических программ «Логик-теоретик», «Общий решатель задач», «Аргус», MULTIPLE, которые, по мнению их творцов (А. Ньюэлла, Г. Саймона, У. Рейтмана, Дж. Слейга), предполагалось рассматривать как теорию творческой деятельности, общую теорию решения задач. Основной частью программ является процедура анализа .дерева логических возможностей и поиска по таблице операторов, позволяющего уменьшить различие между текущим и целевым состояниями.

Конечно, и фреймы, и системы продукций представляют собой более мощное средство описания сложных массивов поведенческих и интроспективных данных. Однако и эти разработки не выходят за рамки бихевиористических традиций исследования мышления (о чем свидетельствует признание А. Ньюэлла и Г. Саймона, что продукции «условие—действие» очень напоминают связи «стимул—реакция») и представлений о том, что распознаваемый объект и процесс его восприятия можно представить как набор элементарных объектов (знаков), изначально четко отделенных друг от друга и соединенных лишь внешним образом различными сигнальными связями. Как видим, новейшие подходы специалистов в области кибернетики и теории информации к совершенствованию моделей мыслительной деятельности по существу не проводят различия между информационно-кибернетическими 125 и собственно психологическими системами, не выходят за рамки методологической установки, которая абсолютизирует дискретность и множественность в понимании мышления.

Такая установка адекватна возможности воспроизведения некоторых сторон процесса мышления в устройствах компьютерного типа, но позволяет ли она понять и объяснить особенности реального процесса мыслительной деятельности?

Сравнительный анализ нейрофизиологических и экспериментально-психологических результатов имитационно-кибернетических экспериментов с информационными моделями механизмов мышления показывает, что нервная система человека использует иные принципы и процессы [5].

Значительные трудности возникают при попытке описать и объяснить структурную организацию и функционирование правого (недоминантного) полушария на основе дискретных теоретико-множественных представлений, лежащих в основе современной теории информации, теоретической и технической кибернетики.

Это дает основание полагать, что теоретико-информационные представления и компьютерные устройства, созданные из множества изначально индивидуализированных элементов, могут в лучшем случае аппроксимировать функции доминантного полушария, оперирующего преимущественно словесным символическим языком и работающего в дискретном переключающем режиме. Описание и объяснение функционирования недоминантного полушария, которое оперирует целостными зрительными и пространственными образами, музыкальными мелодиями, ритуальными фразами и именами вещей, не членящимися на единицы («буквы») в этом полушарии, на языке современной теоретико-множественной математики и кибернетики оказывается невозможным.

Ограниченность такой методологической установки отмечается и психологами. Их исследования свидетельствуют о неправомерности сведения психических процессов только к процессам решения задач, а сами процессы решения задач — к альтернативному выбору того или иного действия из априорного их множества. Процесс решения задач человеком в значительной степени осуществляется не за счет актуализации и перебора заранее заданных решений, а прежде всего за счет порождения новых гипотез и разрешения конфликтных ситуаций, для выхода из которых нет фиксированных правил [60; 125]. Другими словами, процессы поиска решений в работе машины и человека не совпадают по своей организации.

Существенную роль в процессах человеческого мышления (в процессах решения задач, в частности) играет способность учитывать нечеткие ситуации, способность к глобальному 126 восприятию объектов, феномен целостности мыслительно-абстрактного и чувственно-сенсорного восприятия, без которого, по-видимому, нельзя преодолеть ограниченные возможности эвристических программ в выборе вариантов, подлежащих рассмотрению * .

* Интересное замечание в связи с этим высказано Ю. А. Шрейдером на основании исследований известного советского нейропсихолога А. Р. Лурия: процесс человеческого восприятия оказывается похожим на машинный поиск по дереву альтернатив только в случае, когда он утрачивает свойство глобального узнавания объектов в результате поражения некоторых участков мозга.

Экспериментальные и прикладные психологические исследования показали, что специфика мыслительной деятельности может быть представлена как непрерывный процесс обратимого перевода с языка симультанных изображений на символический язык, как постоянное взаимодействие и взаимопроникновение дискретной и континуальной составляющих нашего мышления. Если для логического сознания (внечувственного и символического) характерна языковая дискретизация, осмысливание мира в непротиворечивых построениях и упорядочение воспринимаемого в причинно-следственных и пространственно-временных категориях, то континуальное мышление (мышление «чувственными конкретами» — И. М. Сеченов) характеризуется своей целостностью и невыразимостью в дискретных средствах языка, нарушением привычных пространственно-временных представлений [90, с. 30]. Континуальное смысловое содержание, стоящее за дискретными символами языка, принципиально неизмеримо, поэтому представление об атомах смысла, столь необходимое для построения логической семантики, в психологическом плане «не более чем некоторая иллюзия» [90, с. 8].

Этим, по-видимому, объясняются трудности, связанные с моделированием процесса восприятия, эмоциональной и мотивационных сторон психической деятельности, разработкой систем автоматического перевода. Особенно отчетливо ограниченность дискретных представлений, лежащих в основе информационного моделирования, проявляется при сравнительном анализе механизмов восприятия и распознавания образов человеком и компьютерных моделей данных процессов.

В процессе восприятия важнейшую роль играет способность человека к целостному восприятию сложных объектов как простых и неразложимых — способность к симультанному восприятию.

В информационных моделях мышления воспроизводится только сукцессивное восприятие и узнавание, которое характеризуется развернутым и последовательным анализом объекта ло частям, отдельным признакам и их синтезом. 127

Исследования психологов, нейрофизиологов, лингвистов дают основания утверждать, что не только процесс восприятия, но и мыслительная деятельность не может быть представлена, как того требует методологическая установка информационного подхода, только в виде процесса альтернативного выбора из заранее заданной совокупности возможных решений. Мышление не является изначально заданным процессом, осуществляющимся на основе заранее установленных масштабов и эталонов [1, т. 46, ч. 1, с. 476]. Эти масштабы и эталоны, «альтернативы» возможных решений формируются в самом процессе активного отражения объекта, каким и является мышление.

Однако в рамках современных разработок американскими и западно-европейскими учеными теоретико-информационного подхода нет отчетливого понимания принципиального различия между информационными процессами и процессами мышления.