|
Г. В. Ф. Гегель. ФИЛОСОФИЯ ПРАВАРаздел Второй ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО §182 Одним принципом гражданского общества является конкретное лицо, которое есть для себя как особенная цель, как целостность потребностей и смешение природной необходимости и произвола, но особенное лицо как существенно соотносящееся с другой такой особенностью, так что каждое из них утверждает свою значимость и удовлетворяется только как опосредованное другой особенностью и вместе с тем как всецело опосредованное только формой всеобщности, другим принципом гражданского общества. Прибавление. Гражданское общество есть
дифференция, которая выступает между семьей и государством,
хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем
развитие государства; ибо в качестве дифференции оно
предполагает государство, которое оно, чтобы пребывать,
должно иметь перед собой как нечто самостоятельное.
Гражданское общество создано, впрочем, лишь в современном
мире, который всем определениям идеи предоставляет их
право. Если государство представляют как единство различных
лиц, как единство, которое есть лишь общность, то имеют в
виду лишь определение гражданского общества. Многие
новейшие специалисты по государственному праву не сумели
прийти к другому воззрению на государство. В гражданском
обществе каждый для себя цель, все остальное для
него ничто. Однако без соотношения с другими он не может
достигнуть своих целей во всем их объеме: эти другие суть
поэтому средства для цели особенного. Но особенная цель
посредством соотношения с другими придает себе форму
всеобщего и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем
стремление других к благу. Так как особенность связана с
условием всеобщности, то целое есть почва опосредования, на
которой дают себе свободу все единичности, все способности,
все случайности рождения и счастья, из которой проистекают
волны всех страстей, управляемые только проникающим в них
сиянием разума. Особенность, ограниченная всеобщностью,
есть единственная мера, при помощи которой каждая
особенность способствует своему благу.
Эгоистическая цель, обусловленная таким образом в своем
осуществлении всеобщностью, обосновывает систему
всесторонней зависимости, так что средства к существованию
и благо единичного и его правовое наличное бытие
переплетены со средствами существования, благом и правом
всех, основаны на этом и только в этой связи действительны
и обеспечены. Эту систему можно ближайшим образом
рассматривать как внешнее государство, как государство
нужды и рассудка.
В этом своем раздвоении идея сообщает моментам их собственное наличное бытие, особенности право развиваться и распространяться во все стороны, а всеобщности право выступать как основание и необходимая форма особенности, равно как и власть над ней и ее последняя цель. Именно система теряющейся в своих крайностях нравственности составляет абстрактный момент реальности идеи, которая здесь есть лишь как относительная тотальность и внутренняя необходимость в этом внешнем явлении. Прибавление. Нравственное теряется здесь
в своих крайностях, и непосредственное единство семьи
распалось на множество. Реальность здесь внешность,
распад понятия, самостоятельность ставших свободными
налично сущих моментов. Несмотря на то что в гражданском
обществе особенность и всеобщность распались, они все-таки
взаимосвязаны и взаимно обусловлены. Хотя и кажется, что
каждая из них делает именно противоположное другой и
полагает, что может существовать, лишь держа другую на
почтительном расстоянии, обе они обусловливают друг друга.
Так, например, большинство людей рассматривают требование
уплаты налогов как нарушение их особенности, как нечто им
враждебное, препятствующее осуществлению их цели; однако
сколь истинным это им ни кажется, особенность цели
не может быть удовлетворена без всеобщего, и страна, в
которой не платили бы налогов, не способна была бы
отличаться и усилением особенности. Могло бы также
казаться, что всеобщности пошло бы на пользу, если бы она
стянула к себе силы особенности, как это, например,
осуществляется в платоновском
государстве98;
однако и это только иллюзия, поскольку обе они суть лишь
друг посредством друга и друг для друга и переходят друг в
друга. Способствуя осуществлению моей цели, я способствую и
осуществлению всеобщего, а оно в свою очередь способствует
осуществлению моей цели.
С одной стороны, особенность для себя как распространяющееся во все стороны удовлетворение своих потребностей, случайного произвола и субъективных желаний разрушает в своих наслаждениях саму себя и свое субстанциальное понятие; с другой удовлетворение как необходимых, так и случайных потребностей, подвергаясь бесконечному возбуждению и находясь в полной зависимости от внешней случайности и произвола, а также ограниченное властью всеобщности, случайно. В этих противоположностях и их переплетениях гражданское общество представляет собой зрелище как излишества, так и нищеты и общего обоим физического и нравственного упадка. Примечание. Самостоятельное развитие особенности (ср. §124, прим.) есть момент, который обнаруживается в древних государствах как наступающее падение нравов и последняя причина гибели. Эти государства, в основе построения которых лежал либо патриархальный и религиозный принцип, либо принцип более духовной, хотя и более простой, нравственности, лежало вообще изначальное, природное созерцание, не могли вынести в себе его раздвоения, бесконечной рефлексии самосознания и пали жертвой этой рефлексии, как только она стала проявляться сначала в умонастроении, а затем и в действительности, поскольку их еще простому принципу недоставало подлинно бесконечной силы, содержащейся лишь в том единстве, которое дает противоположности разума развернуться во всей ее силе, преодолевает ее и тем самым сохраняет себя в ней и держит ее в себе. Платон в своем государстве изображает субстанциальную нравственность в ее идеальной красоте99 и истине, однако справиться с принципом самостоятельной особенности, ворвавшимся в его время в греческую нравственность, он может, только противопоставляя ему свое лишь субстанциальное государство и совершенно исключая из него этот принцип вплоть до самых начальных его проявлений, таких, как частная собственность (§46, прим.) и семья, а затем и в дальнейшем его развитии как произвольный выбор сословия и т.д. Этот недостаток и является причиной непонимания великой субстанциальной истины его государства и того, что это государство обычно считают мечтой абстрактной мысли, тем, что часто называют даже идеалом. Принцип самостоятельной в себе бесконечной личности единичного, субъективной свободы, возникшей внутренне в христианской религии, а внешне, и потому в связи с абстрактной всеобщностью, в римском мире, не получает подобающего ему права в этой лишь субстанциальной форме действительного духа. Этот принцип относится исторически к более позднему времени, чем греческий мир, также и философская рефлексия, нисходящая до этой глубины, относится к более позднему времени, чем субстанциальная идея греческой философии. Прибавление. Особенность для себя есть
излишество и безмерность, и формы этого излишества также
безмерны. Своими представлениями и рефлексиями человек
расширяет сферу своих вожделений, не представляющую собой
замкнутого круга, как инстинкт животного, и ведет их в
дурное бесконечное. Но с другой стороны, лишения и нужда
также нечто безмерное, и запутанность этого
состояния может быть приведена в гармонию только с помощью
покоряющего его государства. Если платоновское государство
хотело исключить особенность, то это не могло бы помочь,
ибо подобная помощь противоречила бы бесконечному праву
идеи предоставлять свободу особенности. В христианской
религии прежде всего возникло право субъективности как
бесконечность для-себя-бытия, и при этом целостность должна
получить достаточную силу, чтобы привести особенность в
гармонию с нравственным единством.
Но принцип особенности, именно потому что он развивается
для себя в тотальность, переходит во всеобщность и в
ней одной обладает своей истиной и правом на свою
позитивную действительность. Это единство, которое из-за
самостоятельности обоих принципов на этой точке зрения
раздвоения (§184) не есть нравственное тождество, есть
именно поэтому не как свобода, а как
необходимость того, чтобы особенное поднялось
до формы всеобщности, искало и имело в этой форме
свое пребывание.
Индивиды в качестве граждан этого государства частные лица, целью которых является их собственный интерес. Поскольку же эта цель опосредована всеобщим, которое тем самым представляется им средством, то она может быть ими достигнута только постольку, поскольку они сами определяют свои желания, воление и действование всеобщим образом и делают себя звеном этой связующей цепи. Интерес идеи, не присутствующий в сознании этих членов гражданского общества как таковых, состоит в процессе, назначение которого состоит в том, чтобы поднять их единичность и природность через естественную необходимость и через произвол потребностей до формальной свободы и формальной всеобщности знания и воления, чтобы формировать субъективность в ее особенности. Примечание. С представлениями о невинности естественного состояния, о простоте нравов примитивных народов, с одной стороны, с воззрением, рассматривающим потребности, их удовлетворение, удовольствия и удобства частной жизни и т.п. как абсолютные цели с другой, связано то обстоятельство, что в одном случае образование рассматривается как нечто лишь внешнее, ведущее к упадку, в другом только как средство для достижения названных целей; оба воззрения свидетельствуют о незнакомстве с природой духа и целью разума. Дух обладает своей действительностью лишь посредством того, что раздваивается в себе самом, сообщает себе в естественных потребностях и в связи с этой внешней необходимостью предел и конечность, и именно тем, что он в них встраивается, он преодолевает их и обретает в них свое объективное наличное бытие. Поэтому целью paзума не является ни естественная простота нравов, ни удовольствия как таковые, возникающие при развитии особенности и достигаемые посредством роста образования; она заключается в том, чтобы устранить природную простоту, т.е. частью пассивную самоотверженность, частью грубость знания и желания, т.е. непосредственность и единичность, в которые погружен дух, и чтобы прежде всего эта его внешность обрела разумность, на которую она способна, а именно форму всеобщности, рассудочность. Лишь таким образом дух чувствует себя в этой внешности как таковой в своей стихии и у себя. Его свобода имеет, таким образом, в ней наличное бытие, и он становится в этой в себе чуждой его назначению к свободе стихии для себя, имеет дело лишь с тем, на что наложена его печать и что произведено им. Тем самым форма всеобщности достигает для себя в мысли существования, форма, которая только и есть достойная стихия для существования идеи. Поэтому образование в его абсолютном определении есть освобождение и работа высшего освобождения, абсолютный переходный пункт к уже не непосредственной, природной, а духовной, также поднятой до образа всеобщности, бесконечно субъективной субстанциальности нравственности. Это освобождение есть в субъекте тяжкий труд, направленный на преодоление голой субъективности поведения, непосредственности вожделения, а также субъективной суетности чувства и произвола желаний. То обстоятельство, что освобождение представляет собой этот тяжкий труд, и является отчасти причиной того нерасположения, с которым к нему относятся. Однако посредством этого труда, связанного с образованием, субъективная воля сама обретает в себе объективность, в которой она со своей стороны только достойна и способна быть действительностью идеи. Вместе с тем эта форма всеобщности, до которой особенность поднимается посредством труда и образования, составляет объяснение того, что особенность становится истинным для-себя-бытием единичности и, передавая всеобщности наполняющее ее содержание и ее бесконечное самоопределение, сама есть в нравственности как бесконечно для себя сущая, свободная субъективность. Это точка зрения, показывающая, что образование является имманентным моментом абсолютного и обладает своей бесконечной ценностью. Прибавление. Образованными можно в
первую очередь считать тех людей, которые способны делать
все то, что делают другие, не подчеркивая свою частность,
тогда как у людей необразованных бросается в глаза именно
эта частность, поскольку их поведение не следует всеобщим
свойствам вещей. В своих отношениях с другими людьми
необразованный человек легко может их обидеть, так как он
действует по своему побуждению, не предаваясь
рефлектированию о чувствах других. Он не хочет задевать
других, но его поведение не согласуется с его волей.
Следовательно, образование есть сглаживание особенности,
необходимое для того, чтобы она вела себя согласно природе
вещей. Истинная оригинальность, создавая предмет, требует
истинного образования, тогда как неподлинная принимает
форму тех безвкусных проявлений, которые приходят в голову
лишь необразованным людям.
Гражданское общество содержит в себе три следующих момента:
А. Система потребностей
Особенность, определенная прежде всего как противоположная всеобщему воли вообще (§60)100, есть субъективная потребность, которая достигает своей объективности, т.е. своего удовлетворения, посредством α) внешних предметов, являющихся также собственностью и продуктом других потребностей и воль, и β) посредством деятельности и труда как того, чем опосредуются обе стороны. Так как ее целью является удовлетворение субъективной особенности, а в отношении к потребностям и свободному произволу других проявляет свою значимость всеобщность, то это свечение разумности в эту сферу конечности есть рассудок, та сторона, которая имеет существенное значение в данном рассмотрении и которая составляет примиряющий момент внутри самой этой сферы. Примечание. Политическая экономия есть наука, которая исходит из этих точек зрения, но также показывает отношение и движение масс в их качественной и количественной определенности и переплетенности. Это одна из тех наук, которые возникли в новейшее время, на его почве. Ее развитие выявляет тот интересный факт, как мысль (см. Смит, Сэй, Рикардо) отыскивает в бесконечном множестве единичностей, которые предстают перед ней, простые принципы предмета, действующий в нем и управляющий им рассудок. Если, с одной стороны, это познание содержащегося в самой природе вещей и действующего свечения разумности в сфере потребностей представляет собой нечто примиряющее, то, с другой следует признать, что эта наука есть та область, где рассудок, исходящий из субъективных целей и моральных мнений, изливает свое недовольство и моральную досаду. Прибавление. Существуют известные всеобщие потребности, такие, как потребность в еде, питье, одежде и т.д., и способ, которым они удовлетворяются, всецело зависит от случайных обстоятельств. Так, почва здесь или там более или менее плодородна, года различаются по своей урожайности, один человек трудолюбив, другой ленив. Но этот преизбыток произвола порождает всеобщие определения, и все, что кажется рассеянным и лишенным мысли, удерживается необходимостью, которая сама собой выступает. Обнаружение этой необходимости задача политической экономии, науки, которая делает честь мысли, так как она отыскивает законы, действующие в массе случайностей. Интересно проследить, как все связи оказывают здесь обратное действие, как группируются особенно сферы, как они влияют на другие сферы и в свою очередь испытывают с их стороны содействие или препятствие. Прежде всего достойно внимания это взаимодействие, в которое сначала не верится, ибо кажется, что все предоставлено произволу единичного; оно имеет сходство с планетной системой, которая всегда являет взору лишь неправильные движения, но законы которой все-таки могут быть познаны. а) Характер потребности и ее удовлетворения
Животное обладает ограниченным кругом средств и способов удовлетворения своих также ограниченных потребностей. Человек и в этой зависимости доказывает, что он выходит за ее пределы, доказывает свою всеобщность прежде всего созданием многообразия потребностей и средств, а затем расчленением и разделением конкретной потребности на отдельные части и стороны, которые становятся различными частными и тем самым более абстрактными потребностями. Примечание. В праве предметом является лицо, в моральной точке зрения субъект, в семье член семьи, в гражданском обществе гражданин вообще (в качестве bourgeois); здесь же, на точке зрения потребностей (ср. §123, прим.), предметом является то конкретное в представлении, которое называют человеком; следовательно, только здесь и, собственно говоря, лишь здесь речь идет о человеке в этом смысле. Прибавление. Животное есть нечто
частное, оно обладает инстинктом и ограниченными средствами
удовлетворения своих потребностей, переступить которые оно
не может. Существуют насекомые, неразрывно связанные с
одним определенным растением; сфера действия других
животных более обширна; они могут жить в различных
климатических зонах, но по сравнению со сферой жизни
человека их сфера всегда ограниченна. Потребность в жилище
и одежде, необходимость не оставлять пищу сырой, а делать
ее адекватной себе, разрушая ее природную
непосредственность, приводит к тому, что человеку живется
не так легко, как животному, да ему как духу и не должно
быть так легко. Рассудок, познающий различия, привносит
многообразие в потребности, а по мере того как вкус и
полезность становятся критериями оценки, и сами потребности
оказываются подчинены им. В конечном счете удовлетворяется
уже не потребность, а мнение, и характерным для культуры
становится именно способность разлагать конкретное на его
особенности. Именно увеличение многообразия потребностей и
подавляет вожделение, ибо, когда люди пользуются многим,
стремление к чему-нибудь одному, которое могло бы быть им
нужно, не столь сильно, и это многообразие вообще служит
признаком того, что нужда вообще не так уж велика.
Так же делятся и множатся средства для партикуляризировавшихся потребностей и вообще способы их удовлетворения, которые в свою очередь становятся относительными целями и абстрактными потребностями; это увеличение многообразия уходит в бесконечность, и оно в такой же мере есть различение этих определений и суждение о соответствии средств их целям, есть рафинирование. Прибавление. То, что англичане называют
comfortable, есть нечто совершенно неисчерпаемое и уходящее
в бесконечность, ибо каждое удобство обнаруживает и свое
неудобство, и этим изобретениям нет . конца. Удобство
становится поэтому потребностью не столько для тех, кто
непосредственно пользуется им, сколько для тех, кто ищет
выгоды от его возникновения.
Потребности и средства как реальное наличное бытие становятся бытием для других, потребностями и трудом которых взаимно обусловлено их удовлетворение. Абстракция, которая становится качеством потребностей и средств (см. предшеств. §), становится и определением взаимоотношения индивидов друг к другу; эта всеобщность в качестве признанности есть момент, который превращает их в их разрозненности и абстрактности в конкретные общественные потребности, средства и способы удовлетворения. Прибавление. Благодаря тому что я должен
ориентироваться на другого, сюда привносится форма
всеобщности. Я приобретаю от других средства удовлетворения
своих потребностей и должен вследствие этого принимать их
мнение. Но одновременно я вынужден производить средства для
удовлетворения потребностей других. Следовательно, одно
переходит в другое и связано с ним: все частное становится
таким образом общественным. В способе одеваться, в
определении времени для еды заключена некая условность,
которую приходится принимать потому, что не стоит проявлять
в этих вопросах свое понимание, и самое умное
поступать, как все.
Этот момент становится тем самым особенным определением
цели в отношении средств для себя и обладания ими, а также
в отношении характера и способа удовлетворения
потребностей. Он непосредственно содержит в себе, далее,
требование в этом отношении равенства с другими;
потребность в этом равенстве, с одной стороны, и попытка
сделать себя равным другим, подражание, так же как,
с другой стороны, потребность в особенности, также
содержащейся в этом моменте, потребность проявить себя,
выделиться каким-либо образом, сама становится
действительным источником роста многообразия потребностей и
их распространения.
Между тем в общественной потребности как в соединении непосредственной или природной потребности и духовной потребности, созданной представлением, духовная в качестве всеобщего получает перевес, и тем самым в этом общественном моменте находится сторона освобождения, которая заключается в том, что строгая природная необходимость потребности стушевывается, и человек соотносится со своим, являющимся и всеобщим мнением и с созданной им самим необходимостью, не с внешней, а с внутренней случайностью, с произволом. Примечание. Представление, будто человек
в так называемом естественном состоянии, в котором у него
якобы существуют лишь так называемые простые естественные
потребности, для удовлетворения которых он пользуется
только средствами, непосредственно предоставляемыми ему
природой, будто такой человек свободен с точки
зрения своих потребностей, это мнение ложно, даже
оставляя пока в стороне момент освобождения, заключающийся
в труде (об этом позже). Ложно это мнение потому, что
естественная потребность как таковая и ее непосредственное
удовлетворение были бы не более чем состоянием погруженной
в природу духовности, а тем самым грубости и несвободы;
свобода обретается лишь в рефлексии духовного в себя, в его
отличии от природного и в его рефлексе на него.
Это освобождение формально, поскольку особенность целей остается лежащим в основании содержанием. Направленность общественного состояния на неопределенное увеличение многообразия и специфицирования потребностей, средств и наслаждений, которые, как и различие между природными потребностями и потребностями образованных людей, не имеют границ, роскошь это такое же бесконечное увеличение зависимости и нужды, которой приходится иметь дело с оказывающей бесконечное сопротивление материей, а именно с внешними средствами, имеющими тот особенный характер, что они являются собственностью свободной воли, следовательно, иметь дело с чем-то абсолютно жестким. Прибавление. Диоген своим циничным обликом, собственно говоря, лишь продукт общественной жизни Афин, что и определяло его мнение, против которого он выступал вообще всем своим образом жизни. Поэтому его образ жизни не независим, а возник лишь благодаря этому общественному состоянию и сам пустой продукт роскоши. Там, где эта роскошь на одной стороне достигает своей высшей точки, там нужда и порочность на другой стороне столь же велики, и цинизм становится тогда противоположностью утонченности. b) Характер труда
Опосредствование изготовления и приобретения соответствующих партикуляризированным потребностям столь же партикуляризированных средств есть труд, который посредством многообразных процессов специфицирует для этих многообразных целей непосредственно доставляемый природой материал. Это формирование сообщает средству ценность и его целесообразность; так что человек в своем потреблении имеет отношение преимущественно к продуктам человеческой деятельности и потребляет он именно такие усилия. Прибавление. Количество
непосредственного материала, который не нуждается в
переработке, очень невелико: даже воздух приходится
приобретать, так как его надо согревать; пожалуй, только
воду можно пить такой, какой ее находят. Средства
удовлетворения человеческих потребностей добываются потом и
трудом человека.
На основе многообразия вызывающих интерес определений и предметов развивается теоретическая культура, не только многообразие представлений и знаний, но и подвижность и быстрота представления и перехода от одного представления к другому, постижение сложных и всеобщих отношений и т.д. формирование рассудка вообще, а вместе с тем и языка. Практическая культура, приобретаемая трудом, состоит в потребности и привычке к занятиям вообще, затем в ограничении своей деятельности, сообразуясь отчасти с природой материала, отчасти же и преимущественно с произволом других и вследствие приобретенной благодаря этой дисциплине привычки к объективной деятельности и общезначимым умениям. Прибавление. Варвар ленив и отличается
от образованного человека тем, что он предается тупому
безделью, ибо практическое образование и состоит в привычке
и потребности в занятии. Неумелый человек всегда производит
не то, что он хочет произвести, потому что он не господин
своей собственной деятельности, тогда как умелым может быть
назван рабочий, который производит предмет таким, каким он
должен быть, и не обнаруживает в своей субъективной
деятельности противодействия цели.
Но всеобщее и объективное в труде заключается в абстракции, которая создает спецификацию средств и потребностей, а тем самым специфицирует и продукцию и создает разделение труда. Труд отдельного человека упрощается благодаря разделению, а в результате увеличивается его умение в его абстрактном труде и количество произведенных им продуктов. Вместе с тем эта абстракция в области умения и средств завершает зависимость и взаимоотношения людей в деле удовлетворения остальных потребностей, превращая это в полную необходимость. Абстракция в производстве делает, далее, труд все более механичным, и в конце концов оказывается, что человек может уйти и уступить свое место машине. с) Имущество [и сословия]
В этой взаимозависимости труда и удовлетворения
потребностей субъективный эгоизм превращается в
содействие удовлетворению потребностей всех других,
в опосредствование в качестве диалектического движения
особенного всеобщим, так что, когда каждый для себя
приобретает, производит и потребляет, он именно этим
приобретает и производит для потребления других. Эта
необходимость, которая заключается во всестороннем
переплетении зависимости всех друг от друга, есть для
каждого всеобщее пребывающее имущество (см.
§170), содержащее для него возможность с помощью своей
образованности и умения получить часть этого имущества,
чтобы таким образом обеспечить себе средства к
существованию, а то, что добыто его трудом, в свою очередь
сохраняет и приумножает всеобщее имущество.
Однако возможность получить долю всеобщего имущества, особенное имущество, обусловлена отчасти непосредственной собственной основой (капиталом), отчасти умением, в свою очередь обусловленным основой, а также случайными обстоятельствами, многообразие которых создает различие в развитии уже для себя неодинаковых природных физических и духовных способностей, различие, которое проявляется в этой сфере особенности во всех направлениях и на всех ступенях и, действуя вместе с остальными случайностями и произволом, имеет своим необходимым следствием неравенство имущества и умений индивидов. Примечание. Противопоставление
требования равенства объективному праву особенности
духа, содержащемуся в идее, праву, которое не только не
устраняет в гражданском обществе неравенства людей,
установленного природой этой стихией неравенства,
но и производит его из духа, поднимает до
неравенства в умении, в имуществе и даже в интеллектуальной
и моральной культуре, такое противопоставление
относится к области пустого рассудка, принимающего эту свою
абстракцию и свое долженствование за реальное и
разумное. Эта сфера особенности, которую встраивает в себя
всеобщее, сохраняет в этом лишь относительном тождестве с
ним как природную, так и произвольную особенность, тем
самым остаток природного состояния. Далее, имманентный в
системе человеческих потребностей и их движений разум
расчленяет эту систему, создавая органическое целое
различий (см. след. §).
Бесконечно разнообразные средства и их столь же бесконечно переплетающееся движение во взаимном создании и обмене концентрируются благодаря присущей их содержанию всеобщности и различаются, образуя всеобщие массы, так что вся совокупность формируется в особенные системы потребностей, их средств и труда, способов и характеров удовлетворения и теоретической и практической культуры, в системы, по которым распределены индивиды, в различие сословий. Прибавление. Способ участия во всеобщем
имуществе предоставлен выбору особенности индивидов, но
всеобщее различие обособления в гражданском обществе
необходимо. Если первым базисом государства является семья,
то вторым следует считать сословия. Этот второй базис столь
важен потому, что частные лица, хотя они и эгоистичны,
вынуждены обращаться к другим. Здесь, следовательно,
находится тот корень, посредством которого эгоизм
связывается со всеобщим, с государством, чьей заботой
должно быть, чтобы эта связь сохранялась основательной и
прочной.
Сословия определяются соответственно понятию как
субстанциальное или непосредственное, как
рефлектирующее или формальное и, наконец, как
всеобщее сословие.
а) Имущество субстанциального сословия состоит в природных продуктах земли, которую представители этого сословия обрабатывают, земли, которая может быть исключительно частной собственностью и требует не только неопределенного пользования, но и объективного формирования. В соответствии со связью труда и дохода с отдельными неизменными временами года и зависимостью дохода от изменчивого характера природного процесса цель, которая состоит в удовлетворении потребностей, превращается в заботу о будущем, но благодаря условиям осуществления этой заботы она сохраняется как способ существования, не столь опосредованный рефлексией и собственной волей, и сохраняет в этом вообще субстанциальную настроенность непосредственной, основанной на семейных отношениях и доверии нравственности. Примечание. Справедливо считалось, что
подлинное начало и первое основание государства связано с
введением земледелия и института брака, так
как принцип земледелия влечет за собой обработку земли и
вместе с этим исключительную частную собственность (ср.
§170, примечание), приводит дикаря, ищущего средства к
существованию, кочующего с места на место, к покою частного
права и к обеспечению удовлетворения потребностей; с этим
связано ограничение половых отношений в браке и расширение
этих уз посредством превращения их в постоянный
всеобщий в себе союз, превращение потребности в заботу о
семье, а владения в семейное имущество.
Обеспечение, упрочение, продолжительность удовлетворения
потребностей и т.д., которые прежде всего выступают как
характерные черты этих институтов, не что иное, как
формы всеобщности и образований, посредством которых
разумность, абсолютная конечная цель проявляет себя в этих
предметах. Вряд ли что-либо может быть интереснее для этой
материи, чем столь же остроумные, сколь ученые,
пояснения, данные моим многоуважаемым другом
господином Крейцером, прежде всего в
четвертом томе его "Мифологии и символики"101 о
земледельческих празднествах, об изображениях и
святынях у древних народов, которые видели во введении
земледелия и связанных с ним институтов божественные деяния
и посвящали им религиозные культы.
Прибавление. В наше время
земледельческое хозяйство ведется так же рефлективно, как
фабричное производство, и принимает противоречащий его
природе характер занятия второго сословия. Однако это
первое сословие все-таки в большей степени сохраняет свой
патриархальный образ жизни и его субстанциальную
настроенность. Человек принимает здесь с непосредственным
чувством даруемое ему и полученное им, благодарит за это
бога и живет в благочестивом уповании, что эта благость
будет действовать и впредь. Того, что он получает, ему
хватает: он потребляет его, ибо оно будет опять получено.
Такова простая, не направленная на приобретение богатства
настроенность: ее можно называть и
староаристократической, проживающей то, чем она
обладает. Для этого сословия главное делает природа, а
собственное трудолюбие подчинено ей, тогда как для второго
сословия существенным является рассудок, а продукт природы
может рассматриваться только как материал.
b) Занятие промышленного сословия состоит в формировании продуктов природы и зависит в добывании средств к существованию от своего труда, от рефлексии и рассудка, а также существенно от опосредования потребностями и трудом других. Всем, что оно производит и потребляет, оно обязано самому себе, своей собственной деятельности. Его занятия в свою очередь отличаются друг от друга: труд, направленный на удовлетворение отдельных потребностей конкретным образом и по требованию отдельных людей, характеризует ремесленное сословие; в качестве более абстрактной массы труда, направленного на удовлетворение отдельных потребностей, на которые существует всеобщий спрос, сословие фабрикантов; и занятие обменом разрозненных средств преимущественно посредством всеобщего средства обмена, денег, в которых действенна абстрактная стоимость всех товаров, торговое сословие. Прибавление. Индивид промышленного
сословия всецело зависит от себя, и это чувство своей
значимости теснейшим образом связано с требованием
правопорядка. Поэтому сознание свободы и порядка возникло
главным образом в городах. Первому сословию, напротив, не
приходится о многом думать самому: то, что оно добывает,
дар чуждого, природы; это чувство зависимости у него
на первом месте, и с этим легко сочетается готовность
зависеть и от людей, претерпевать все, что бы ни случилось.
Поэтому первое сословие более склонно к подчинению, второе
к свободе.
c) Занятие всеобщего сословия состоит в охранении
всеобщих интересов общества, поэтому оно должно быть
освобождено от непосредственного труда для удовлетворения
своих потребностей либо благодаря частному состоянию, либо
благодаря тому, что государство, заинтересованное в его
деятельности, способствует его безбедному существованию, и
таким образом частный интерес находит свое удовлетворение в
работе на пользу всеобщего.
Сословие в качестве ставшей для себя объективной особенности делится, с одной стороны, согласно понятию, на свои всеобщие различия. Но с другой стороны, на принадлежность данного индивида к тому или иному особенному сословию влияют природные свойства, происхождение и внешние обстоятельства; но последнее и существенное определение состоит в субъективном мнении и особенном произволе, который сообщает себе в этой сфере свое право, свою заслугу и честь, так что то, что происходит здесь по внутренней необходимости, одновременно опосредовано произволом и предстает перед субъективным сознанием как дело его воли. Примечание. И в этом отношении
применительно к принципу особенности и субъективного
произвола проявляется различие между политической жизнью
Востока и Запада, античного и нового мира. Расчленение
целого на сословия возникает, правда, там объективно
само собой, потому что оно в себе разумно,
однако принцип субъективной особенности не получает при
этом своего права; так, например, отнесение индивидов к
определенным сословиям либо предоставляется правителям, как
в платоновском государстве (De rep. III, р. 320, ed.
Bip. Т.
VI)102,
либо зависит только от происхождения, как в индусских
кастах. Поэтому субъективная особенность, не
воспринятая в организацию целого и не примиренная в нем,
поскольку она также выступает как существенный момент,
являет себя враждебной, гибельной по отношению к
общественному порядку (см. §185) и либо отбрасывает
его, как это было в греческих государствах и Римской
республике, либо, если общественный порядок, обладая
достаточной властью или религиозным авторитетом,
сохраняется, опускается до уровня внутренней испорченности
и полной деградации, как это в известной степени произошло
у лакедемонян, а в наше время полнее всего
обнаруживается у индусов. Если же объективный
порядок сохраняет субъективную особенность в соответствии с
собой и вместе с тем предоставляет ей ее право, она
становится действенным началом жизненности гражданского
общества, развития мыслительной деятельности, заслуг и
чести. Признание, что то, что в гражданском обществе и
государстве необходимо в силу разума, вместе с тем должно
совершаться через опосредование произволом, и
предоставление такого права есть ближайшее определение
того, что во всеобщем представлении преимущественно
называется свободой (§121).
Индивид сообщает себе действенность лишь тогда, когда он вообще вступает в наличное бытие, тем самым в определенную особенность, и, таким образом, исключительно ограничивается одной из особенных сфер потребностей. Нравственной настроенностью в этой системе являются поэтому добропорядочность и сословная честь, требующие, чтобы данный индивид, причем по собственному определению, сделался посредством своей деятельности, своего прилежания и умения членом одного из моментов гражданского общества и оставался таковым, чтобы он заботился о себе только через это опосредование со всеобщим, а также обретал этим признание в своем представлении и в представлении других. Моральность занимает свое особое место в этой сфере, где господствует рефлексия (индивида), направленная на его деятельность, цель особенных потребностей и блага, и где случайность в их удовлетворении превращает и случайную и единичную помощь в обязанность. Примечание. То обстоятельство, что индивид вначале (т.е. особенно в молодости) восстает против представления, требующего, чтобы он решился стать членом особенного сословия, и рассматривает это как ограничение своего всеобщего определения и чисто внешнюю необходимость, объясняется абстрактным мышлением, которое останавливается на всеобщем и, следовательно, на недействительном и не познает, что, для того чтобы быть в наличии, понятие вообще приходит к различению между понятием и его реальностью, а тем самым вступает в определенность и особенность (см. §7), и что лишь таким образом оно может обрести действительность и нравственную объективность. Прибавление. Говоря, что человек должен
быть чем-нибудь, мы под этим разумеем, что он должен
принадлежать к определенному сословию, ибо это "что-нибудь"
означает, что он в этом случае есть нечто субстанциальное.
Человек вне сословия просто частное лицо и не
пребывает в действительной всеобщности. С другой стороны,
отдельный человек может считать себя в своей особенности
всеобщим и мнить, что, войдя в сословие, он подчинится
чему-то более низкому. Представление, будто нечто, обретая
нужное ему наличное бытие, этим ограничивает себя и
отказывается от себя, ложно.
Принцип этой системы потребностей как собственная особенность знания и воления обладает в себе и для себя сущей всеобщностью, всеобщностью свободы лишь абстрактно, тем самым в качестве права собственности как такового, которое, однако, есть здесь уже не только в себе, но и в своей значимой действительности как защита собственности посредством осуществления правосудия. В. Отправление правосудия
Относительное во взаимосвязи потребностей и труда, необходимого для их удовлетворения, имеет ближайшим образом свою рефлексию внутри себя, вообще в бесконечной личности, в (абстрактном) праве. Но сама эта сфера относительного как образование дает праву наличное бытие в качестве всеобщепризнанного, знаемого и волимого и опосредует этой знаемостью и волимостью приобретение им значимости и объективной действительности. Примечание. Образованию, мышлению как сознанию единичного в форме всеобщего, свойственно понимать Я как всеобщее лицо, в котором все тождественны. Значение человека в том, что он человек, а не в том, что он еврей, католик, протестант, немец, итальянец и т.д. Это сознание, для которого значима мысль, бесконечно важно недостатком оно является лишь в том случае, если оно в качестве космополитизма фиксируется на позиции, которая заставляет его противостоять конкретной государственной жизни. Прибавление. С одной стороны, вследствие
системы частных устремлений право становится внешне
необходимо в качестве защиты особенности. Хотя оно и
вытекает из понятия, однако в существование оно вступает
только потому, что оно полезно для удовлетворения
потребностей. Для того чтобы обладать мыслью о праве, надо
иметь образование, приучающее мыслить, и не пребывать
только в чувственном: надо применять к предметам форму
всеобщности и в воле также ориентироваться на всеобщее.
Объективная действительность права состоит отчасти в том, что оно есть для сознания, становится вообще знаемым, отчасти в том, что оно обладает мощью действительности и имеет силу, а тем самым знаемо и как всеобщезначимое. а) Право как закон
То, что есть право в себе, положено в его объективном наличном бытии, т.е. определено для сознания мыслью и известно как то, что есть и признано правом, как закон103; посредством этого определения право есть вообще позитивное право. Примечание. Полагать нечто как всеобщее, т.е. осознать его как всеобщее, означает, как известно, мыслить (ср. выше §13, прим., и §21, прим.); сводя содержание к его простейшей форме, сознание сообщает ему его последнюю определенность. То, что есть право, лишь становясь законом, обретает не только форму своей всеобщности, но и свою истинную определенность. Поэтому в представлении о законодательстве надо иметь в виду не только тот момент, что посредством этого законодательства высказывается нечто в качестве общезначимого правила поведения; важнее этого внутренний существенный момент познание содержания в его определенной всеобщности. Даже обычное право так как только животные имеют закон в виде инстинкта и только люди обладают им как привычкой содержит момент, который состоит в том, что оно существует как мысль и что его знают. Отличие норм обычного права от законов заключается лишь в том, что знание этих законов права субъективно и случайно, поэтому они для себя менее определенны и всеобщность мысли в них замутнена, к тому же знание права в том или другом его аспекте, да и вообще, есть лишь случайное достояние немногих. Их мнимое преимущество, которое якобы заключается в том, что они благодаря своей форме, т.е. будучи обычаями, перешли в жизнь (в наши дни, впрочем, чаще всего говорят о жизни и о переходе в жизнь именно в тех случаях, когда занимаются самым мертвенным материалом и самыми мертвенными мыслями), иллюзорно, ибо действующие законы нации не перестают быть обычаями от того, что их записали и собрали. Когда нормы обычного права оказываются собранными и сопоставленными, что должно произойти у каждого народа, достигшего хотя бы некоторого образования, то это собрание правовых норм составляет кодекс, который, правда, поскольку он является просто собранием законов, будет характеризоваться бесформенностью, неопределенностью и неполнотой. От кодекса в подлинном смысле слова он будет отличаться тем, что тот мысленно постигает и высказывает правовые принципы в их всеобщности и тем самым в их определенности. Английское земское право или общее право содержится, как известно, в статутах (формальных законах) и в так называемом неписаном законе; впрочем, этот неписаный закон тоже записан, и знание его может и должно быть достигнуто только посредством чтения (многих томов in quarto, в которых он содержится). Но какая невероятная путаница наблюдается как в тамошнем правосудии, так и в самом предмете. Знатоки этого права обращают внимание в особенности на то, что поскольку этот неписаный закон положен в основу решений судебных палат и судей и судьи, следовательно, постоянно выступают в роли законодателей104, то они столь же обязаны руководствоваться авторитетом своих предшественников, которые только высказали неписаный закон, сколь и не обязаны руководствоваться этим, так как сами являют собой носителей того же неписаного закона и поэтому имеют право судить о том, соответствовали или не соответствовали ему предшествующие решения. Против подобной путаницы, которая могла возникнуть в позднем римском суде вследствие авторитета различных знаменитых юристов, один император применил остроумное средство, носящее название закона о цитации105; оно вводит своего рода коллегию давно умерших правоведов во главе с председателем, принимающих решения большинством голосов (см. История римского права господина Гуго, §354). Отказывать образованному народу или его юридическому сословию в способности составить кодекс106 так как речь ведь идет не о том, чтобы создать систему новых по своему содержанию законов, а о том, чтобы познать наличное содержание законов в его определенной всеобщности, т.е. постичь его мыслью и указать его применение к особенному, было бы одним из величайших оскорблений, которое вообще могло бы быть нанесено нации или ее юридическому сословию. Прибавление. Солнце и планеты также
имеют свои законы, но они их не знают; варварами управляют
влечения, обычаи, чувства, но они не сознают этого.
Благодаря тому что право положено и знаемо, все случайное,
связанное с чувствами, мнениями, формой мщения,
сострадания, корыстолюбия, отпадает, и, таким образом,
право лишь теперь обретает свою истинную определенность и
свою честь. Лишь благодаря культивированию восприятия оно
становится способным достигнуть всеобщности. Возникновение
коллизий при применении законов, в разрешении которых
играет свою роль рассудок судьи, совершенно необходимо, ибо
в противном случае ведение дела приняло бы совершенно
механический характер. Если некоторые юристы пришли к
мысли, что покончить с коллизиями можно, предоставив многое
усмотрению судей, то такой выход значительно хуже, так как
коллизия также принадлежит мысли, мыслящему сознанию и его
диалектике; решение же, принятое только судьей, было бы
произволом. В пользу общего права обычно приводят тот
довод, что оно жизненно, но эта жизненность, т.е. тождество
определения и субъекта, еще не составляет сущность
предмета; право должно быть знаемо в мысли, должно быть
системой в себе самом, и только в таком качестве оно может
обладать значимостью у образованных наций. Если в новейшее
время высказывался взгляд, что народы не обладают
призванием к законодательству, то это не только
оскорбление, но и нелепое мнение, будто при бесконечном
множестве существующих законов не допускается возможность
того, что даже отдельные люди способны привести их в
последовательную систему, тогда как именно
систематизирование, т.е. возведение во всеобщее, является
бесконечным стремлением времени. Точно так же некоторые
считали, что собрание решений, таких, как содержатся в
Corpus
juris107,
следует предпочесть разработанному на основе наиболее
всеобщих начал кодексу, так как в подобных решениях все еще
сохраняется известная особенность и историческое
воспоминание, от которого не хотят отказаться. Насколько
неудовлетворительны подобные собрания, достаточно
показывает практика английского права.
В этом тождестве в себе бытия и положенности обязательно как право лишь то, что есть закон. Поскольку положенность составляет ту сторону наличного бытия, в которой может выступить и случайность, порождаемая своеволием и другой особенностью, постольку то, что есть закон, может быть отличным по своему содержанию от того, что есть право в себе. Примечание. Поэтому в позитивном праве
то, что закономерно, есть источник познания того,
что есть право, или, собственно говоря, что есть
правое; тем самым позитивная наука о праве есть
историческая наука, принципом которой является авторитет.
Так как право вступает в наличное бытие прежде всего в форме положенности, оно и со стороны содержания вступает как применение к материи до бесконечности обособляющихся и переплетающихся в гражданском обществе отношений и видов собственности и договоров, а затем как применение к основанным на сердечности, любви и доверии нравственным отношениям, но к ним лишь постольку, поскольку в них содержится сторона абстрактного нрава (§159); моральная сторона и моральные заповеди, касающиеся воли в ее подлинной субъективности и особенности, не могут быть предметом позитивного законодательства. Дальнейший материал доставляют текущие права и обязанности, источником которых служит само осуществление права, государство и т.д. Прибавление. В высших отношениях брака,
любви, религии, государства предметом законодательства
могут стать лишь те стороны, которые по своей природе
способны обладать в себе внешней стороной. Однако в этом
отношении законодательства различных народов очень
отличаются друг от друга. У китайцев, например, существует
государственный закон, который требует, чтобы муж любил
свою первую жену больше остальных своих жен. Если его
изобличают в обратном, то наказывают, подвергая ударам. В
древних законах также обнаруживается множество предписаний
о верности и честности, не соответствующих природе закона,
так как всецело относятся к внутренней сфере. Только при
принесении присяги, в которой все предоставлено совести,
добропорядочность и верность должны быть приняты во
внимание в качестве субстанциального.
Однако помимо применения к особенному положенность права включает в себя применимость к единичному случаю. Тем самым оно вступает в сферу не определяемого понятием количественного (количественного для себя или как определения ценности при обмене одного качественного на другое качественное). Определенность понятия указывает лишь общую границу, внутри которой еще происходит колебание в ту или иную сторону. Однако, для того чтобы имело место осуществление, это колебание должно быть прервано, вследствие чего внутри этой границы появляется случайное и произвольное решение. Примечание. В этом заострении
всеобщего, в переходе не только к особенному, но и к
единичному, т.е. к непосредственному применению,
преимущественно и заключается чисто позитивное в законе.
Невозможно разумно определить или посредством
применения проистекающей из понятия определенности решить,
чтó более справедливо: наказать за проступок сорока
ударами или на один удар меньше, наложить штраф в пять
талеров или в четыре талера и двадцать три гроша, присудить
к одному году тюремного заключения, или к тремстам
шестидесяти четырем дням, или же к одному году и одному,
двум, трем дням? И все-таки даже один лишний удар,
один лишний или недостающий талер или грош, одной
неделей, одним днем больше или меньше тюремного заключения
уже несправедливость. Сам разум признает, что
случайность, противоречие и видимость обладают своей,
хотя и ограниченной, сферой и своим правом, и не
стремится такого рода противоречия довести до равенства и
справедливости; здесь действует только заинтересованность в
осуществлении, заинтересованность в том, чтобы
вообще было принято определение и решение, пусть любым
образом (внутри данной границы). Это решение относится к
формальной уверенности в самом себе, к абстрактной
субъективности, которая должна быть всецело направлена
только на то, чтобы внутри данной границы
прервать колебание и дать решение, чтобы решение
было дано, или может исходить из таких определяющих
оснований, как желание назвать круглое число или
такое, как
сорок108
без одного.
Прибавление. В законах и отправлении правосудия есть существенно одна сторона, содержащая случайность и заключающаяся в том, что закон есть всеобщее определение, которое должно быть применено к отдельному случаю. Выступить против этой случайности означало бы декларировать абстракцию. Так, например, количественная сторона наказания не может быть сделана адекватной определению понятия, и любое решение всегда будет с этой стороны произволом. Но сама эта случайность необходима, и если на этом основании против кодекса вообще выдвигают аргумент, что он несовершенен, то оставляют без внимания именно ту сторону, в которой нельзя достигнуть совершенства и которую нужно принять так, как она есть. b) Наличное бытие закона
Обязательство по отношению к закону заключает в себе со стороны права самосознания (§132 и прим.) необходимость того, чтобы законы были доведены до всеобщего сведения. Примечание. Развешивать законы так высоко, чтобы их не мог прочесть ни один гражданин, как это делал тиран Дионисий, или похоронить их в пространном научном аппарате ученых книг, сборников, отклоняющихся от решений суждений и мнений, обычаев и т.п., да еще все это на чужом языке, так что знание действующего права становится доступным лишь тем, кто подходит к нему с достаточной образованностью, все это одинаково неправомерно. Правители, которые, подобно Юстиниану, дали своему народу, пусть даже бесформенное, собрание законов, а тем более те, которые дали ему земское право109 в виде упорядоченного и определенного кодекса, не только стали величайшими благодетелями народов и с благодарностью восхвалялись ими, но и совершили этим великий акт справедливости. Прибавление. Сословие юристов,
обладающее особенным знанием законов, считает часто это
знание своей монополией и полагает, что тому, кто не из их
среды, не следует вмешиваться в их дела. С подобным же
недоверием физики отнеслись к учению Гёте о цветах,
поскольку он не был специалистом в данной области, а к тому
же еще поэтом. Однако так же, как не надо быть сапожником,
чтобы знать, годятся ли башмаки, не надо быть специалистом,
чтобы обладать знаниями о предметах, представляющих собой
общий интерес. Право касается свободы, самого достойного и
священного в человеке, и он сам, поскольку оно для него
обязательно, должен знать его.
От официального кодекса требуются, с одной стороны, простые всеобщие определения, а с другой стороны, природа конечного материала ведет к бесконечным дальнейшим определениям. С одной стороны, объем законов должен быть законченным замкнутым целым, с другой существует постоянная потребность в новых правовых определениях. Но так как эта антиномия относится к специализации всеобщих принципов, которые остаются незыблемыми, то это не ограничивает права на законченный кодекс, так же как и на то, чтобы эти всеобщие простые принципы для себя в отличие от их специализации были понятны и отчетливо сформулированы. Примечание. Главным источником запутанности законодательства является то обстоятельство, что в ряде случаев в неправовые по своему содержанию, тем самым чисто исторические, институты со временем проникает разумное, в себе и для себя правовое, как это произошло в римских институтах (§180, прим.), в старом ленном праве и т.д. Однако важно, понять, что сама природа конечного материала ведет к тому, что применение к нему даже в себе и для себя разумных, внутри себя всеобщих определений ведет к поступательному движению в бесконечность. Предъявлять к кодексу требование, чтобы он был абсолютно законченным и не допускал дальнейших определений, требование, являющееся по преимуществу немецкой болезнью, и не допускать, вследствие того что он не может быть завершен, создания так называемого несовершенного, т.е. действительного, осуществления, значит не понимать природу таких конечных предметов, как частное право, в которых так называемое совершенство есть постоянное приближение, а также не понимать различие между всеобщим разума и всеобщим рассудка и применения его к уходящему в бесконечность материалу конечности и единичности. Le plus grand ennemi du bien c'est le mieux110 вот выражение истинного здравого смысла в отличие от суетного резонерства и рефлектирования. Прибавление. Полнотой называется
завершенное собрание всего единичного, входящего в некую
сферу, и в этом смысле нет ни науки, ни познания, которые
обладали бы полнотой. Когда говорят, что философия или
какая-либо наука неполна, то под этим подразумевается, что
следует подождать, пока она не станет полной, ибо ведь,
может быть, отсутствует лучшее. Однако при таком подходе
ничто не сдвинется с места: ни кажущаяся завершенной
геометрия, в которой все-таки возникают новые определения,
ни философия, предметом которой, правда, является всеобщая
идея, но которая тем не менее может быть все более
специализирована. Испокон веку всеобщим законом были десять
заповедей111:
не провозглашать закона не убий только потому, что
кодекс не может быть полным, сразу же воспринимается как
абсурд. Каждый кодекс мог бы быть еще лучше, это смело
может утверждать праздная рефлексия, ибо самое
замечательное, возвышенное и прекрасное может мыслиться еще
более замечательным, возвышенным и прекрасным. Большое
старое дерево все более разветвляется, не становясь тем
самым новым деревом, однако безрассудно было бы не сажать
деревьев только потому, что могут появиться новые ветви.
Подобно тому как в гражданском обществе право в себе становится законом, так и бывшее ранее непосредственным и абстрактным наличное бытие моего единичного права принимает значение признанности в качестве наличного бытия в существующих всеобщей воле и знании. Поэтому приобретение собственности и связанные с этим действия должны предприниматься и совершаться в той форме, которую сообщает им это наличное бытие. Собственность покоится на договоре и на формальностях, делающих ее доказательной и правомерной. Примечание. В гражданском обществе изначальные, т.е. непосредственные, виды приобретения и связанные с ними формальности (§54 и след.), собственно говоря, отпадают и встречаются только как отдельные случайности или ограниченные моменты. Формальности отвергаются отчасти чувством, не идущим дальше субъективного, отчасти рефлексией, которая видит в абстракции свое существенное; в свою очередь мертвый рассудок может держаться формальностей, противопоставляя их существу дела, и увеличивать их число до бесконечности. Впрочем, развитие образованности ведет к тому, что от чувственной и непосредственной формы содержания в ходе длительной и трудной работы удается прийти к форме его мысли и тем самым к соответствующему ему простому выражению; лишь в состоянии только возникающего образования права торжественные церемонии и формальности чрезвычайно сложны и считаются скорее самой сутью дела, чем знаком; поэтому и в римском праве сохранялось множество определений и особенно выражений, связанных с торжественными церемониями, вместо того чтобы заменить их определениями мысли и их адекватным выражением. Прибавление. Закон есть право,
положенное таким, каким оно было в себе. Я владею чем-то, у
меня есть собственность, которой я завладел как бесхозной:
теперь это должно быть еще признано и положено как мое.
Поэтому в обществе имеют место формальности в
отношении собственности: ставятся пограничные камни как
знак, требующий признания других; заводятся ипотечные
книги, регистрация собственности. Большая часть
собственности в гражданском обществе покоится на договоре,
формальности которого твердо определены. Можно, конечно,
питать неприязнь к таким формальностям, полагая, что они
существуют лишь для того, чтобы приносить доход начальству;
можно даже рассматривать их как нечто оскорбительное и как
знак недоверия, ибо утверждение слово чести больше
не имеет силы; однако существенное в форме это то,
что есть право в себе и как таковое положенное. Моя воля
воля разумная, она имеет значимость, и эта
значимость должна быть признана другим. Здесь моя
субъективность и субъективность другого должны отпасть, и
воля должна достигнуть уверенности, твердости и
объективности, которых она может достигнуть только
посредством формы.
Так как собственность и личность обладают в гражданском обществе признанием закона и значимостью, то преступление уже нарушение не только субъективно-бесконечного, но и всеобщего дела, обладающего в себе прочным и сильным существованием. Тем самым здесь выступает точка зрения опасности преступного действия для общества, что, с одной стороны, увеличивает серьезность преступления, но, с другой общество, уверенное в своей силе, снижает внешнюю важность преступления и способствует поэтому большей мягкости наказания. Примечание. То обстоятельство, что в лице одного члена общества поражены и все другие, изменяет характер преступления не по его понятию, а лишь со стороны внешнего существования, со стороны поражения, которое затрагивает представление и сознание гражданского общества, а не только наличное бытие непосредственно пострадавшего. Во времена героев (см. древние трагедии) граждане не считали себя задетыми теми преступлениями, которые члены царских домов совершали по отношению друг к другу. Поскольку преступление в себе бесконечное нарушение, должно быть в качестве наличного бытия определено соразмерно качественным и количественным различиям (§96), а это наличное бытие существенно определяется как представление о действии законов, сознание их значимости, то опасность для гражданского общества составляет определение размера преступления или также одно из его качественных определений. Но это качество или размер изменяется соответственно состоянию гражданского общества, и в этом заключается оправдание в одном случае того, что кража нескольких су или репы карается смертной казнью, а в другом что кража в сто или тысячу раз больших ценностей влечет за собой мягкое наказание. Хотя точка зрения, согласно которой преступление опасно для гражданского общества, как будто делает преступление более тяжким, именно она преимущественно и привела к смягчению наказания. Поэтому уголовный кодекс связан прежде всего со своим временем и с состоянием гражданского общества в это время. Прибавление. То обстоятельство, что совершенное в обществе преступление, будучи более тяжким, тем не менее карается менее сурово, кажется внутренне противоречивым. Но если, с одной стороны, общество не может оставлять преступление безнаказанным, ибо в таком случае это преступление было бы положено как право, то, с другой стороны, поскольку общество уверено в себе, преступление есть всегда лишь нечто единичное, направленное против общества покушение, нечто шаткое и изолированное. Благодаря прочности самого общества преступление обретает значение чего-то чисто субъективного, возникшего, как кажется, не столько как продукт обдуманности и воли, сколько из природных импульсов. Это воззрение придает преступлению меньшую значимость, и наказание также становится менее суровым. Если же общество само еще недостаточно устойчиво, то наказания должны служить устрашающим примером, так как наказание само есть пример, направленный против примера преступления. В прочном же в себе обществе положенность преступления столь слаба, что в соответствии с этим должно соизмеряться и устранение этой положенности. Следовательно, суровые наказания в себе и для себя не несправедливость, а находятся в соотношении с состоянием времени; один и тот же уголовный кодекс не может быть пригодным для всех времен, и преступления являются мнимыми существованиями, которые могут повлечь за собой большее или меньшее отклонение. с) Суд
Право, вступившее в наличное бытие в форме закона, есть для себя, самостоятельно противостоит особенному волению и мнению о праве и должно сделать себя значимым как всеобщее. Это познание и осуществление права в особенном случае без субъективного чувства особенного интереса принадлежит публичной власти, суду. Примечание. Исторически возникновение
судьи и судов могло принимать форму патриархальных
отношений, насилия или добровольного выбора; для понятия
предмета это безразлично. Рассмотрение введения правосудия
государями и правительствами просто как акта случайного
благоволения и милости, как это делает г. фон
Галлер в его "Restauration der
Staatswissenschaft"112,
относится к сфере бессмысленности, в которой нет и следа
понимания того, что при рассмотрении закона и государства
речь идет о том, что их институты в качестве разумных в
себе и для себя необходимы, а форма, в которой они возникли
и были введены, не есть то, что важно при рассмотрении их
разумного основания. Другой крайностью по отношению к этому
воззрению служит грубое представление, которое видит в
осуществлении права, как это было во времена кулачного
права, неподобающее насилие, подавление свободы и
деспотизм. Правосудие следует считать как обязанностью, так
и правом государственной власти, которое отнюдь не связано
с желанием индивидов передавать или не передавать эти
полномочия особой власти.
Право на наказание преступления в форме мести
(§102) есть лишь право в себе, а не в форме
правового акта, т.е. не правовое в своем существовании.
Вместо потерпевшей стороны выступает потерпевшее
всеобщее, обладающее в лице суда своей особой
действительностью, и берет на себя преследование
преступника и наказание преступления, которое тем самым
перестает быть лишь субъективным и случайным
возмездием, местью, а превращается в подлинное примирение
права с самим собой, в наказание; в объективном
отношении оно выступает как умиротворение
восстанавливающего себя посредством снятия преступления
закона, тем самым осуществляющего себя как
значимого; в субъективном отношении, с точки зрения
преступника, это примирение умиротворение его,
известного ему, значимого для него и осуществляющего
его защиту закона, в применении которого к нему он сам
находит удовлетворение справедливости, лишь свое
собственное деяние.
Член гражданского общества имеет право искать суда и обязанность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право. Прибавление. Так как каждый индивид
имеет право искать суда, он должен знать законы, ибо в
противном случае это право ничем бы ему не помогло. Но
индивид обязан также предстать перед судом. В эпоху
феодализма могущественные лица часто не являлись на
судебное заседание, вели себя вызывающе по отношению к
судебным инстанциям и рассматривали вызов в суд
могущественного лица как неправое деяние. Это
состояние, противоречащее тому, чем должен быть суд. В
новейшее время правитель обязан по частным вопросам
признавать над собой власть суда, и в свободных
государствах он обычно проигрывает свои процессы.
Перед судом право получает определение, согласно которому оно должно быть доказуемо. Судопроизводство предоставляет сторонам возможность приводить свои доказательства и правовые основания, а судье войти в суть дела. Эти стадии процесса суть сами права, их ход должен быть поэтому определен законом, и они составляют существенную часть теоретической науки о праве. Прибавление. Человека может возмущать,
если ему отказывают в праве, в котором он уверен, на том
основании, что оно не доказуемо; но право, которое я имею,
должно быть и положенным: я должен суметь представить,
доказать его и лишь посредством того, что в себе сущее
также оказывается и положенным, оно может быть значимым в
обществе.
Посредством расщепления этих действий на все более обособленные действия и их права, расщепления, не имеющего в себе границы, судопроизводство, которое уже в себе есть средство, выступает по отношению к своей цели как нечто внешнее. Поскольку сторонам предоставляется право пройти весь тот длительный путь разветвленных формальностей, который есть их право, а такие формальности могут быть обращены им во вред и даже превращены в неправовое орудие, чтобы защитить стороны и само право в качестве того субстанциального, что только и имеет значение, от злоупотреблений, возможных в судопроизводстве, следует вменить сторонам в обязанность обратиться, прежде чем они передадут дело в официальный суд, к простому (третейскому, мировому) суду и попытаться прийти к соглашению. Примечание. Естественная
справедливость отказывается по моральным или иным
соображениям от формального права и занимается прежде всего
содержанием правового спора. Значение же суда
совести состоит в том, что в вынесенном им решении по
данному отдельному случаю он не придерживается
формальностей судопроизводства и особенно объективных
доказательств, удовлетворяющих требованиям закона, а
основывается на интересе, присутствующем в отдельном
случае, как этом, не руководствуясь необходимостью
вынести всеобщее законное решение.
К составу прав субъективного сознания относятся как публичное оглашение законов (§215), так и возможность знать осуществление закона в особом случае, а именно ход внешних действий, правовых оснований и т.д. Поскольку этот процесс в себе общезначим, то, хотя отдельный случай по своему особенному значению касается только интереса тяжущихся сторон, всеобщее его содержание относится к заключающемуся в нем праву, и решение суда затрагивает интересы всех: судопроизводство должно быть публичным. Примечание. Совещания членов суда о решении, которое должно быть вынесено, это еще высказывания особенных мнений и взглядов, и они, следовательно, не публичны по своей природе. Прибавление. Публичность
судопроизводства признается здравым человеческим рассудком
справедливой и правильной. Серьезное возражение против
публичности вызывалось всегда важностью господ судей, не
желавших открываться перед каждым и рассматривавших себя
как оплот правосудия, куда профанам вход должен быть
запрещен. Однако в право именно и входит доверие граждан к
нему, и эта сторона права требует публичности
судопроизводства. Право требовать публичности
судопроизводства основано на том, что цель суда есть право,
которое в качестве всеобщего должно совершаться в
присутствии всеобщего; основано оно также и на том, что
граждане приходят к убеждению, что осуществляется
действительно право.
В деле осуществления права как применения закона к отдельному случаю различаются две стороны: во-первых, знание характера случая в его непосредственной единичности существует ли договор и т.п., совершено ли нарушающее права действие и кто его совершил, а в уголовном праве рефлексия как определение действия по его субстанциальному, преступному характеру (§119, прим.); во-вторых, подведение данного случая под закон, восстанавливающий право, в уголовном праве сюда относится и наказание. Решения по этим двум сторонам различные функции. Примечание. В римском судопроизводстве
различие этих функций проявлялось в том, что претор выносил
свое решение, исходя из того, что дело с фактической
стороны обстоит таким или иным образом, а для расследования
обстоятельств дела назначал особого
judex113.
Определение характера действия со стороны его определенного
преступного качества (является ли оно, например, убийством
или умерщвлением) предоставлено в английском
судопроизводстве мнению или произволу прокурора, и суд не
может принять другое определение, если он считает это
неправильным.
Введение всего хода расследования, затем правовые
действия сторон две функции, которые сами суть права
(§222), а также и вторая сторона судопроизводства (см.
предшествующий параграф) вынесение судебного решения
есть главным образом дело судьи, для которого как для
органа закона случай должен быть подготовлен, чтобы его
можно было подвести под определенный закон, т.е. возвести
его данный в явлении эмпирический характер до признанного
факта и всеобщей квалификации.
Первая сторона познание случая в его непосредственной единичности и его квалификация для себя не содержит судопроизводства. Это познание, которое доступно каждому образованному человеку. Поскольку для квалификации действия существен субъективный момент понимания и намерения действующего лица (см. вторую часть)114. и к тому же доказательство касается не предметов разума или абстрактного рассудка, а лишь подробностей, обстоятельств и предметов чувственного созерцания и субъективной достоверности и поэтому не содержит в себе абсолютно объективного определения, то последнее в решении это субъективное убеждение и совесть (animi sententia115), подобно тому как в отношении доказательства, основанного на высказываниях и заверениях других, присяга есть хотя и субъективное, но последнее подтверждение. Примечание. При рассмотрении предмета, о котором идет речь, главное состоит в том, чтобы не упускать из виду природу доказательства, которое здесь важно, и отличать его от познания и доказательств другого рода. Определение разума, каким является само понятие права, т.е. познание его необходимости, требует другого метода, чем доказательство геометрической теоремы. В последнем случае фигура определена рассудком, уже сделана абстрактной и соответственно закону; в эмпирическом же содержании, каким является факт, материалом познания служит данное чувственное созерцание, чувственная субъективная достоверность, высказывание ее и заверение в ней на подобных высказываниях, свидетельствах, обстоятельствах и т.д., комбинируя их, складывается умозаключение. Объективная истина, выступающая из подобного материала и соответствующего ему метода, ведет при попытке определить ее для себя объективно к половинчатым доказательствам, а при дальнейшей подлинной последовательности, которая вместе с тем содержит и формальную непоследовательность, к чрезвычайным наказаниям, эта истина имеет совершенно иной смысл, чем истина определения разума или положения, материал которого уже ранее был абстрактно определен рассудком. Показать, что познание такой эмпирической истины события есть дело собственно юридического определения суда, что в нем содержится особое качество для этого и тем самым исключительное право в себе и необходимость, показать это составляет главную исходную точку в вопросе о том, в какой степени следует признать делом формальных судебных инстанций суждение о факте и о правовом вопросе. Прибавление. Нет основания считать, что
только судья должен устанавливать фактические
обстоятельства дела, ибо это доступно каждому человеку,
обладающему общим, а не обязательно специально юридическим
образованием: суждение о фактических обстоятельствах дела
исходит из эмпирических данных, из свидетельств о поступке
и тому подобных показаний очевидцев, а затем также из
фактов, из которых можно вывести заключение о поступке и
которые делают его вероятным или невероятным. Здесь
надлежит обрести уверенность, а не истину в высшем
смысле, которая, безусловно, носит вечный характер: эта
уверенность здесь субъективное убеждение, совесть, и
вопрос состоит в том, какую форму эта уверенность должна
получить в суде. В требовании признания преступником своей
вины, встречающемся обычно в немецком праве, заключается то
истинное, что этим дается удовлетворение праву
субъективного самосознания, ибо то, что говорят судьи, не
должно отличаться от того, что содержится в сознании, и
только если преступник сознался, в приговоре не содержится
ничего чуждого ему. Однако здесь выступает то затруднение,
что преступник может отрицать свою вину и тем самым будет
нанесен ущерб интересам справедливости. Если же признать,
что только субъективное убеждение судьи должно иметь силу,
то также совершается жестокость, поскольку человек при этом
уже не рассматривается как свободный. Опосредование состоит
здесь в том, чтобы высказывание о виновности или
невиновности преступника шло из души преступника суд
должен быть судом присяжных.
Право самосознания стороны сохраняется в приговоре судьи в том аспекте, в котором этот приговор есть подведение квалифицированного случая под закон; в отношении закона тем, что закон известен и, следовательно, есть закон самой стороны; в отношении подведения под закон тем, что судебный процесс публичен. В отношении же решения об особенном, субъективном и внешнем содержании дела, познание которого составляет первую из указанных в §225 функций, это право находит свое удовлетворение в доверии к субъективности выносящих решение. Это доверие основывается преимущественно на равенстве тяжущейся стороны с ними по их особенности, сословию и т.п. Примечание. Право самосознания, момент
субъективной свободы, может рассматриваться как
субстанциальная точка зрения в вопросе о необходимости
публичного судопроизводства и так называемых судов
присяжных. К этому сводится все то существенное, что в
отношении полезности можно отнести к этим
институтам. Исходя из других соображений и оснований, можно
вести бесконечные споры по поводу тех или иных преимуществ
или недостатков, они, подобно всем рассудочным основаниям,
являются второстепенными и нерешающими или же заимствованы
из других, быть может более высоких, сфер. Речь идет не о
том, что право в себе могло бы быть хорошо или даже
лучше осуществлено чисто юридическими судами, чем другими
институтами; не об этой возможности идет речь, даже если бы
эта возможность достигла степени вероятности, пусть даже
необходимости, но право самосознания всегда сохранит
при этом свои притязания, которые не будут удовлетворены.
Если знание права вследствие свойств того, что составляет
законы во всем их объеме, затем хода судебного
разбирательства и возможности предъявлять свои права
является достоянием замкнутого сословия, которое
остается таковым также благодаря тому, что терминология,
которой оно пользуется, представляет собой для тех, о праве
которых идет речь, как бы иностранный язык, то члены
гражданского общества обеспечивающие себе средства к
существованию своей деятельностью, своим собственным
знанием и волением, удерживаются в положении чужих не
только по отношению к наиболее личному и собственному, но и
по отношению к субстанциальному и разумному в нем, к
праву, и полагаются под опеку этого сословия,
даже в своего рода крепостную зависимость от него. То, что
они имеют право физически, ногами, присутствовать на
суде (in judicio stare), немногого стоит, если они не могут
присутствовать там духовно, в силу своего
знания, и право, предоставляемое им, остается для
них внешней судьбой.
В осуществлении права гражданское общество, в котором идея потеряла себя в особенности и распалась на различенные внутреннее и внешнее, приводит себя назад к своему понятию, к единству в себе сущего всеобщего и субъективной особенности, однако приводит себя так, что субъективность выступает в единичном случае, а всеобщее в значении абстрактного права. Осуществление этого единства в распространении его на весь объем особенности, прежде всего как относительного объединения, составляет назначение полиции, а в ограниченной, но конкретной тотальности корпорацию. Прибавление. В гражданском обществе всеобщность лишь необходимость: в отношении потребностей прочно лишь право как таковое. Однако это право, представляющее собой только ограниченную сферу, относится лишь к защите того, что я имею: для права как такового благо есть нечто внешнее. Однако в системе потребностей это благо существенное определение. Следовательно, всеобщее, которое ближайшим образом есть только право, должно распространиться на всю область особенности. Справедливость составляет нечто великое в гражданском обществе: хорошие законы ведут к процветанию государства, а свободная собственность есть основное условие его блеска; но поскольку я полностью вплетен в особенность, я имею право требовать, чтобы в этой связи принималось во внимание и мое особенное благо: принято во внимание должно быть мое благо, моя особенность, и это происходит с помощью полиции и корпорации. С. Полиция и корпорация
В системе потребностей пропитание и благо каждого отдельного человека существуют как возможность, действительность которой обусловлена его произволом и природной особенностью, а также объективной системой потребностей; посредством отправления правосудия устраняется нарушение прав собственности и личности. Но действительное в особенности право требует также, чтобы случайности, препятствующие той или иной цели, были уничтожены и была установлена нерушимая обеспеченность лица и собственности, т.е. пропитание и благо отдельных людей, чтобы особенное благо рассматривалось и осуществлялось как право. а) Полиция
Предоставляющая обеспечение сила всеобщего остается,
поскольку принципом той или иной цели является еще
особенная воля, ограниченной отчасти кругом
случайностей, отчасти внешним порядком.
Кроме преступлений, которые должна предотвращать или
передавать судебному разбирательству всеобщая власть,
кроме случайности как произвола злого
дозволенный для себя произвол правовых действий и частного
потребления собственности также находится во внешних
отношениях к другим индивидам, а равно и к прочим публичным
установлениям, направленным на общую цель. Вследствие этого
всеобщего аспекта частные действия становятся случайностью,
которая выходит из-под моей власти и может принести или
приносит другим вред или оказывается неправовой по
отношению к ним.
Хотя это представляет собой лишь возможность
вреда, но то, что такого рода действие не приносит вреда,
есть в качестве случайности также не более чем возможность;
это аспект неправа, заключающийся в подобных
действиях, и, следовательно, последнее основание карающей
полицейской справедливости.
Отношения внешнего наличного бытия принадлежат области рассудочной бесконечности; поэтому нет границы в себе, которая указала бы на то, чтó вредно и чтó не вредно, а применительно к преступлению что подозрительно и чтó не подозрительно, чтó следует запретить или подвергнуть надзору и чтó не следует запрещать, за чтó не следует подвергать надзору, подозрению, допросу или привлекать к ответственности. Ближайшие определения дают здесь нравы, дух государственного устройства, нынешнее состояние, опасность в данный момент и т.д. Прибавление. Здесь невозможно дать
твердые определения и провести абсолютные границы. Здесь
все носит личный характер, выступает как субъективный
момент, и ближайшие обстоятельства должны быть указаны
духом государственного устройства, опасностью момента. Во
время войны, например, приходится считать вредным то, что
обычно не приносит вреда. Из-за этих аспектов случайности и
произвольных действий личности полиция становится чем-то
ненавистным. При очень развитой рефлексии она может
принять такую направленность, что вовлечет в сферу своего
ведения все возможное, ибо во всем можно найти такое
отношение, посредством которого то или иное может стать
вредным. Полиция может действовать чрезвычайно педантично и
стеснять повседневную жизнь индивидов. Однако, сколь ни
дурно такое положение, объективную пограничную линию здесь
провести нельзя.
При неопределенном росте многообразия и переплетения
повседневных потребностей в отношении к доставлению и
обмену средств их удовлетворения, на беспрепятственную
возможность чего каждый надеется, а также в отношении
связанных с ними изысканий и переговоров, которые надлежит
по возможности сократить, выступают стороны, которые
являются предметом общей заинтересованности и вместе с тем
могут быть делом одного для всех, а также
средства и мероприятия, которые могут быть использованы
сообща. Эти всеобщие дела и общеполезные
мероприятия требуют надзора и заботы публичной власти.
Различные интересы производителей и потребителей могут вступить в столкновение друг с другом, и хотя в целом правильное отношение между ними и устанавливается само собой, но соглашение между ними требует также урегулирования, сознательно предпринимаемого стоящей над ними инстанцией. Право на такое урегулирование отдельных вопросов (например, установление твердых цен на товары, необходимые для удовлетворения общих жизненных потребностей) основано на том, что публичное предложение товаров всеобщего повседневного потребления имеет в виду не индивида как такового, а его как всеобщее, публику, обеспечение права которой не быть обманутой и обследование товаров может быть в качестве общего дела передано публичной власти и осуществлено ею. Но более всего всеобщая забота и руководство необходимы вследствие зависимости крупных отраслей промышленности от внешних обстоятельств и совершаемых вдали комбинаций, которые не могут быть в своем взаимодействии приняты во внимание отдельными индивидами, интересы которых связаны с этими сферами. Примечание. Другой крайностью, противоположной свободе промышленности и торговли в гражданском обществе, является опека и определение труда всех посредством государственных постановлений так, как, например, это происходило в древности при сооружении пирамид и других огромных сооружений в Египте и странах Азии, сооружений, которые возводились для публичных целей без опосредования труда отдельного лица его особенным произволом и особенным интересом. Этот интерес, протестуя против высшего регулирования, взывает к свободе, однако, чем больше он слепо погружается в эгоистическую цель, тем больше он нуждается в этом регулировании, чтобы оно вернуло его ко всеобщему, сократило и смягчило опасные судороги, а также продолжительность промежутков, в течение которых путем бессознательной необходимости должны быть устранены коллизии. Прибавление. Цель полицейского надзора и
опеки предоставить индивиду всеобщую наличную
возможность для достижения индивидуальных целей. Полиция
должна заботиться об уличном освещении, строительстве
мостов, установлении твердых цен на товары повседневного
потребления, а также о здоровье людей. Здесь существует два
главных воззрения. Согласно одному из них, полиции следует
предоставить надзор над всем; согласно другому, полиции
ничего не следует определять, так как каждый человек будет
ориентироваться на потребности другого. Конечно, отдельное
лицо должно иметь право тем или иным способом зарабатывать
себе на хлеб, однако, с другой стороны, и публика имеет
право требовать, чтобы все необходимое доставлялось должным
образом. Обе стороны должны быть удовлетворены, и свобода
промыслов не должна быть таковой, чтобы подвергать
опасности всеобщее благо.
Хотя возможность участвовать во всеобщем имуществе и
существует для индивидов и обеспечена публичной властью,
она помимо того, что это обеспечение неизбежно остается
неполным, подвержена с субъективной стороны случайностям, и
тем в большей степени, чем больше она предполагает наличие
таких условий, как умение, здоровье, капитал и т.д.
Семья есть прежде всего то субстанциальное целое, которому надлежит заботиться об этой особенной стороне индивида как в отношении средств и умения, чтобы он мог, пользуясь общим имуществом, приобретать необходимое, так и в отношении его содержания и заботы о нем в том случае, если он окажется неспособным добывать необходимые ему средства. Однако гражданское общество разрывает эти узы индивида, делает членов семьи чуждыми друг другу и признает их самостоятельными лицами; оно заменяет, далее, внешнюю неорганическую природу и землю отцов, на которой отдельный человек добывал средства существования, своей почвой и подвергает существование всей семьи зависимости от него, случайности. Так индивид становится сыном гражданского общества, которое предъявляет к нему в такой же мере требования, как он свои права по отношению к нему. Прибавление. Семья должна, конечно,
заботиться о хлебе для своих членов, однако в гражданском
обществе она нечто подчиненное и служит лишь
основой: объем ее деятельности уже не столь велик.
Напротив, гражданское общество представляет собой могучую
силу, которая завладевает человеком, требует от него, чтобы
он на него работал, был всем только посредством него и
делал все только посредством него. Если человек должен быть
таким членом гражданского общества, то он сохраняет в нем
те же права и притязания, которые он имел в семье.
Гражданское общество должно защищать своего члена,
отстаивать его права, а индивид в свою очередь обязан
соблюдать права гражданского общества.
В этом своем качестве всеобщей семьи гражданское общество обязано и имеет право надзирать за воспитанием детей и влиять на него, пресекая произвол и случайные намерения родителей, поскольку оно имеет отношение к способности человека стать членом общества, и особенно в тех случаях, когда воспитание совершается не родителями, а другими лицами, поскольку же в этом отношении могут быть приняты общие меры, общество должно их принять. Прибавление. Провести здесь границу
между правами родителей и правами гражданского общества
очень трудно. Родители обычно полагают, что обладают полной
свободой в вопросах воспитания и могут делать все, что им
заблагорассудится. При публичности воспитания основная
оппозиция обычно исходит от родителей, они всячески
выражают свое неудовольствие учителями и учебными
заведениями, потому что их желания противоречат действиям
тех. Тем не менее общество имеет право действовать в этой
области соответственно своим проверенным воззрениям,
заставлять родителей посылать своих детей в школу, делать
прививки против оспы и т.д. К этому относятся, в частности,
те столкновения, которые происходят теперь во Франции между
сторонниками свободного преподавания, т.е. желанием
родителей, и теми, кто требует государственного надзора за
воспитанием детей.
Общество обязано и имеет право также устанавливать опеку над теми, кто своей расточительностью уничтожает обеспеченность своего существования и существования своей семьи, и осуществлять вместо них цель общества и их цель. Прибавление. В Афинах существовал
закон116,
предписывавший каждому гражданину отчитываться, на какие
средства он живет; теперь же полагают, что это никого не
касается. В самом деле, с одной стороны, каждый индивид
есть для себя, но, с другой он является также членом
системы гражданского общества, и, поскольку каждый человек
имеет право требовать от общества средства к существованию,
оно должно защищать его и от него самого. Речь идет не
только о голодной смерти, но и о более далеко идущей
проблеме о предотвращении образования черни. Так как
гражданское общество обязано содержать индивидов, оно имеет
также право заставлять их заботиться о средствах к
существованию.
Но обеднеть индивиды могут не только вследствие
произвола, но и в результате физических и зависящих от
внешних условий обстоятельств (§200); это состояние,
оставляя им все потребности гражданского общества, лишая их
вместе с тем естественных средств заработка (§217) и
разрывая широкие узы семьи как рода (§181), отнимает у
них в большей или меньшей степени все преимущества общества
способность обретать умение и образование вообще, а
также охрану их прав, заботу о здоровье, часто даже
утешение религии и т.д. Для бедных место семьи
занимает всеобщая власть, помогая им в непосредственной
нужде и борясь с их нежеланием работать, злобностью и
другими пороками, порожденными их положением и чувством его
неправомерности.
Субъективная сторона бедности и вообще всякого рода бедствий, которые могут постигнуть каждого индивида уже в его природной сфере, требует также как субъективной помощи в отношении особенных обстоятельств, так и сердечной любви. Это та область, где при всех общих установлениях остается место для моральности. Но так как эта помощь для себя и в ее действиях зависит от случайности, то усилия общества направлены на то, чтобы выявить и установить в нужде и оказываемой помощи всеобщее и сделать субъективную помощь менее необходимой. Примечание. Случайность милостыни
благотворительных учреждений, а также вечной лампады перед
ликом святых и т.д. дополняется общественными домами
призрения, больницами, освещением улиц и т.д.
Благотворительности остается еще достаточно дела, и
желание, чтобы оказание помощи в нужде предоставлялось
только особенности сердца и случайности
умонастроения и осведомленности, представление, будто
обязательные всеобщие распоряжения являются
оскорблением и обидой, не более чем ложное
воззрение. Напротив, состояние общества следует признать
тем совершеннее, чем меньше индивиду приходится делать для
себя, согласно своему особенному мнению по сравнению с тем,
что выполняется путем всеобщих мероприятий.
Когда гражданское общество не встречает препятствий в
своей деятельности, его народонаселение и
промышленность растут. Благодаря тому что связь
людей, создаваемая их потребностями, и способы изготовлять
и доставлять средства для их удовлетворения получают
всеобщий характер, увеличивается накопление
богатства, ибо из этой двойной всеобщности извлекается
величайшая выгода это с одной стороны; с другой
эта же двойная всеобщность ведет к
разрозненности и ограниченности особенного
труда и тем самым к зависимости и нужде
связанного с этим трудом класса, а отсюда и к неспособности
чувствовать и наслаждаться всей свободой, и особенно
духовными преимуществами гражданского общества.
В тех случаях, когда жизнь большой массы людей оказывается ниже известного уровня существования, который сам собой устанавливается как необходимый для члена общества, а это ведет к потере чувства права, правомерности и чести обеспечивать свое существование собственной деятельностью и собственным трудом, возникает чернь, что в свою очередь способствует концентрации несметных богатств в немногих руках. Прибавление. Самый низкий уровень жизни,
жизни черни, устанавливается сам собой; однако у различных
народов этот минимум очень различен. В Англии даже
последний бедняк полагает, что обладает правом; это
нечто совсем иное, чем то, что удовлетворяет бедняков в
других странах. Бедность сама по себе никого не делает
чернью; чернь определяется лишь связанным с бедностью
умонастроением, внутренним возмущением, направленным против
богатых, против общества, правительства и т.д. Далее, с
этим связано и то, что человек, зависящий от случайности,
становится легкомысленным и уклоняется от работы, как,
например, неаполитанские лаццарони. Тем самым в черни
возникает зло, которое состоит в том, что у нее отсутствует
честь, заставляющая человека обеспечивать свое
существование собственным трудом, и она тем не менее
претендует на обеспечение своего существования как на свое
право. Природе человек не может предъявлять свои права, но
в обществе лишения тотчас же принимают форму неправа по
отношению к тому или другому классу. Важный вопрос, как
устранить бедность, волнует и мучит преимущественно
современное общество.
Если возложить на богатые классы прямую обязанность сохранить для обедневшей массы населения подобающий уровень жизни или если бы для этого нашлись прямые средства в другой публичной собственности (в богатых лечебницах, благотворительных учреждениях, монастырях), то существование нуждающихся было бы обеспечено без опосредования его трудом, что противоречило бы принципу гражданского общества и чувству независимости и чести его индивидов; если бы эти средства были опосредованы трудом (предоставлением работы), то увеличилась бы масса продуктов, преизбыток которых при отсутствии потребителей, самостоятельно производящих соответственно потреблению, и составляет то зло, которое обоими названными способами лишь увеличилось бы. В этом сказывается, что при чрезмерном богатстве гражданское общество недостаточно богато, т.е. не обладает достаточным собственным достоянием, чтобы препятствовать возникновению преизбытка бедности и возникновению черни. Примечание. Эти явления можно изучить в
большом масштабе на примере Англии, там же конкретно
проявляются результаты, к которым привели налоги в пользу
бедных, огромное число благотворительных учреждений и столь
же безграничная благотворительность частных лиц, в
частности, и упразднение корпораций. Опыт показал, что там
(особенно в Шотландии) наилучшим средством против бедности,
и особенно против утраты стыда и чести, этих субъективных
основ общества, против лени, расточительства и т.д.
всего того, что создает чернь, является предоставить бедных
их судьбе и дать им возможность открыто нищенствовать.
Через эту свою диалектику гражданское общество выходит
за свои пределы, прежде всего за пределы этого
определенного общества, чтобы искать потребителей и
необходимые средства к существованию у других народов,
обладающих меньшим количеством тех средств, которые у него
имеются в избытке, или меньшим прилежанием и умением.
Подобно тому как условием принципа семейной жизни является земля, твердая почва, условием промышленности является выводящая ее во-вне природная стихия море. Стремление к наживе, которое связано с опасностью, возвышается над этой наживой и привносит в постоянное пребывание на земле, в ограниченном кругу гражданской жизни, в ее наслаждения и вожделения, элемент текучести, опасности и гибели. Далее, это стремление к наживе благодаря морю, этому величайшему средству связи, ведет к установлению связей и договорных правовых отношений между отдаленными странами, отношений, которые служат значительным средством распространения образования и всемирно-исторического значения торговли. Примечание. Что реки не служат естественными границами, которыми их считали в недавнее время, но что они, так же как и моря, скорее связывают людей между собой, что Гораций (Carm. 1, 3), говоря... deus abscidit
высказывает неверную мысль об этом
свидетельствуют не только бассейны рек, у которых обитают
племена или народы, но также, например, и отношения между
Грецией, Ионией и Великой Грецией, между Бретанью и
Британией, Данией и Норвегией, Швецией, Финляндией,
Лифляндией и т.д., особенно если сопоставить с этим меньшую
связь жителей прибрежной полосы с жителями внутренней части
страны. А в какой мере росту образования способствует связь
с морем, станет очевидным, если сравнить мастерство и
прилежание мореходных народов и народов, которые
отказывались от мореходства и которые, как, например,
египтяне, индусы, погрязали в тупом, ужасном и постыдном
суеверии, и если вспомнить о том, что все великие, полные
устремлений народы рвались к морю.
Это расширение связей предоставляет также колонизация, к которой будь то спорадическая или систематическая колонизация развитое гражданское общество вынуждено обратиться и с помощью которой оно создает для части своего населения возможность вернуться на новой почве к семейному принципу и вместе с тем обретает новую сферу потребления и новое поприще для приложения своего труда. Прибавление. Гражданское общество
вынуждается основывать колонии. К этому ведет уже рост
населения, но особенное значение имеет здесь возникновение
массы людей, не способных удовлетворить свои потребности
трудом в тех случаях, когда производство превышает запросы
потребления. Спорадическая колонизация имеет место особенно
в Германии. Переселенцы отправляются в Америку, в Россию,
теряют связь с родиной и не приносят ей пользы. Вторым и
совершенно отличным от первого видом колонизации является
систематическая колонизация. Ее проводит государство,
сознательно регулирующее надлежащий способ ее
осуществления. Этот вид колонизации часто встречается у
древних народов, в частности у греков, где тяжелый труд не
был назначением гражданина, деятельность которого была
направлена преимущественно на общественные дела. Когда рост
населения достигал такого уровня, что могла возникнуть
необходимость заботиться о нем, то государство отправляло
молодежь в новую область, которая иногда специально для
этого избиралась, иногда же выбор ее становился делом
случая. В новейшее время колониям не предоставлялись такие
же права, как населению метрополии; это приводило к войнам
и в конце концов к самостоятельности колоний, о чем
свидетельствует история английских и испанских колоний.
Освобождение колоний оказывается величайшим благом для
метрополии, подобно тому как освобождение рабов было
величайшим благом для их господина.
Полицейское попечение осуществляет и сохраняет прежде всего содержащееся в особенности гражданского общества всеобщее как внешний порядок и установления для защиты и безопасности масс от особенных целей и интересов, существующих в этом всеобщем; равным образом оно в качестве высшего руководства заботится об интересах (§246), выходящих за пределы гражданского общества. Так как, согласно идее, особенность сама делает целью и предметом своей воли и деятельности это всеобщее, присутствующее в ее имманентных интересах, то нравственное возвращается в гражданское общество как имманентное; это составляет определение корпорации. b) Корпорация
Земледельческое сословие имеет в
субстанциальности своей семейной и природной жизни,
непосредственно в себе самом свое конкретное всеобщее, в
котором оно живет; всеобщее сословие имеет в своем
определении целью своей деятельности и своей почвой
всеобщее для себя; промышленное сословие, находящееся
посредине между этими сословиями, существенно направлено на
особенное, и ему поэтому преимущественно свойственна корпорация.
В гражданском обществе труд распадается соответственно
своей природе на различные отрасли. Так как он в себе
равный в особенности обретает в сообществе
существование как общее, то направленная на свое
особенное эгоистическая цель постигает и проявляет
себя одновременно как всеобщая, и член гражданского
общества является по своему особенному умению членом
корпорации, всеобщая цель которой, следовательно, вполне
конкретна и не выходит за пределы того, что
заключено в данном промысле, в собственном деле и интересе.
Согласно этому определению, корпорация имеет право под надзором публичной власти заботиться о своих собственных, не выходящих за ее пределы интересах, принимать членов, руководствуясь их умением и добропорядочностью, в количестве, соответствующем всеобщей связи, охранять своих членов от особенных случайностей, а также заботиться об усовершенствовании их способностей, необходимых, чтобы оставаться ее членами вообще выступать по отношению к ним как вторая семья, положение, которое всеобщее гражданское общество, более отдаленное от индивидов и их особенных нужд, может занимать лишь менее определенным образом. Примечание. Человек, занимающийся
промыслом, отличен от поденщика, равно как и от того, кто
готов выполнить случайную работу. Первый, мастер или
тот, кто хочет стать таковым, является членом товарищества
не ради отдельного случайного заработка, а во всем
объеме, во всеобщем его особенного существования.
Привилегии как права охваченной корпорацией отрасли
гражданского общества и собственно привилегии в
этимологическом значении этого слова отличаются друг от
друга тем, что последние являются случайными исключениями
из всеобщего закона, между тем как первые лишь
установленные законом определения, лежащие в природе
особенности существенной отрасли самого общества.
В корпорации семья имеет не только свою прочную почву как обусловленную некоей способностью обеспеченность средств существования, не только прочное имущество, но и признание того и другого, так что член корпорации не должен доказывать с помощью каких-либо внешних данных свою пригодность, добропорядочность своего существования, доказывать, что он представляет собой нечто. Признано также, что он принадлежит некоему целому, которое само есть член всеобщего общества, и что его интерес и усилия направлены на достижение несвоекорыстной цели этого целого; таким образом в своем сословии член корпорации находит свою честь. Примечание. Своим обеспечением имущества
институт корпорации соответствует тем самым введению
земледелия и частной собственности в другой сфере
(§203, прим.). Если мы с полным основанием можем
сетовать на роскошь и расточительность промышленных
классов, что связано с возникновением черни (§244),
то, говоря о других причинах этого явления (например, о
том, что труд становится все более механическим), не
следует упускать из виду и его нравственное
основание. Не являясь членом правомочной корпорации, а
корпорация существует только как правомочное сообщество,
единичный человек лишен сословной чести, своей
изолированностью он сведен в своей деятельности к
своекорыстному аспекту промысла, его средства к
существованию и потребление не обладают прочностью. Тем
самым он будет стремиться достигнуть признания
внешними доказательствами своего успеха в области своих
занятий, доказательствами, которые безграничны, поскольку
он не может жить соответственно своему сословию, ибо такого
сословия не существует в гражданском обществе
существует лишь то общее, которое конституировано и
признано законом и, следовательно, не может и установить
для себя соответствующего всеобщего образа жизни. В
корпорации помощь, получаемая бедными, теряет свой характер
случайности, а равно и неправомерно унизительного, а
богатство, исполняя свой долг по отношению к сообществу, не
порождает высокомерия и зависти: первое в обладателе
богатства, вторую в других; добропорядочность
обретает здесь свое подлинное признание и подлинную честь.
В корпорации лишь постольку существует ограничение так
называемого естественного права пользоваться своим
умением и добывать таким образом все, что можно добыть,
поскольку оно определено в корпорации в виде разумности, а
именно освобождено от собственного мнения и случайности, от
опасности для себя и для других, признано, обеспечено и
одновременно возведено в сознательную деятельность для общей цели.
Наряду с семьей корпорация составляет второй существующий в гражданском обществе нравственный корень государства. Первая содержит в себе моменты субъективной особенности и объективной всеобщности в субстанциальном единстве; вторая же объединяет внутренним образом те моменты, которые сначала разъединены в гражданском обществе на в себя рефлектированную особенность потребностей и потребления и на абстрактную правовую всеобщность, объединяет их так, что в этом объединении особенное благо есть как право и осуществлено. Примечание. Святость брака и честь в корпорации те два момента, вокруг которых вращается дезорганизация гражданского общества. Прибавление. То, что в новейшее время
упразднили корпорации, означает, что каждый человек должен
сам заботиться о себе. Если с этим и можно согласиться, то
следует указать, что корпорация не вносит никакой перемены
в обязанность единичного человека добывать средства к
существованию. В наших современных государствах граждане
лишь в ограниченной мере принимают участие во всеобщих
делах государства; однако нравственному человеку необходимо
предоставить кроме его частной цели и деятельность
.всеобщую. Это всеобщее, которое современное государство не
всегда ему предоставляет, он находит в корпорации.
Выше118
мы видели, что индивид, заботясь в гражданском обществе о
себе, действует также на пользу другим. Однако этой
неосознанной необходимости недостаточно: осознанной и
мыслящей нравственностью она становится только в
корпорации. Конечно, государство должно сохранять высший
надзор за ней, ибо в противном случае она бы закостенела,
замкнулась в себе и опустилась бы до жалкого уровня цеха.
Однако в себе и для себя корпорация не есть замкнутый цех;
она сообщает отдельному промыслу нравственность и поднимает
его до уровня той сферы, в которой он обретает силу и честь.
Истина цели корпорации как цели ограниченной и конечной равно как истина имеющихся в полицейском внешнем распорядке разделения и его относительного тождества является в себе и для себя всеобщая цель и ее абсолютная действительность; поэтому сфера гражданского общества переходит в государство. Примечание. Город и деревня: первый местопребывание гражданского промысла, поглощенной собой и обособленной рефлексии; вторая местопребывание нравственности, связанной с природой, индивиды, опосредующие свое самосохранение в отношении к другим правовым лицам, и семья составляют вообще два еще идеализированных момента, из которых возникает как их подлинная основа государство. Это развитие непосредственной нравственности в государство посредством раздвоения гражданского общества, в государство, которое являет себя как его подлинное основание, есть единственное научное доказательство понятия государства. Так как в ходе развития научного понятия государство является как результат, а между тем оно оказывается подлинным основанием, то первое опосредование и эта видимость также снимает себя и переходит в непосредственность. Поэтому в действительности государство есть вообще первое, внутри которого семья развивается в гражданское общество, и сама идея государства распадается на эти два момента; в развитии гражданского общества нравственная субстанция обретает свою бесконечную форму, которая содержит в себе два момента: 1) момент бесконечного различения вплоть до для себя сущего в себе бытия самосознания и 2) момент формы всеобщности, заключающийся в образовании, в форме мысли, посредством чего дух становится для себя в законах и институтах, в своей мыслимой воле объективным и действительным как органическая тотальность. <<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>> Категория: Библиотека » Философия Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|