6 ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ АГРЕССИИ: ЛИЧНОСТЬ, УСТАНОВКИ И ГЕНДЕР - Агрессия - Р. Бэрон, Д. Ричардсон

Поведение, как считает большинство социальных психологов, является совместной функцией отдельной личности и ее окружения. Иными словами, поведение индивида в обществе определяется воздействием ситуации, в которой он оказывается, а также теми качествами, эмоциями и склонностями, которые он проявляет в этой ситуации. Это определение кажется вполне логичным и к тому же имеет многочисленные эмпирические подтверждения (Burger, 1990). Неудивительно поэтому, что оно широко используется в методических разработках, касающихся природы агрессии. Большинство современных теорий, затрагивающих проблему агрессивного поведения, допускают, что оно определяется внешними факторами, имеющими отношение к ситуации или к окружающей обстановке, когнитивными переменными и системами, а также внутренними факторами, отражающими характерные чертыи склонности конкретного агрессора (Bandura, 1986; Berkowitz, 1989; Zillmann, 1988).

Принимая во внимание все вышесказанное, некоторые читатели наверняка зададутся следующим вопросом: что же нового появилось за последние годы в изучении природы агрессии и в том числе влияния на ее развитие личностного фактора? В предыдущих главах, обращаясь, главным образом, к социальным, ситуационным и средовым предпосылкам агрессии, а также говоря о впечатлениях раннего детства, способствовавших ее развитию, мы практически не уделили внимания возможному влиянию индивидуальных особенностей личности на развитие, форму и направление открытой (наблюдаемой) агрессии. Это отнюдь не означает, что мы проигнорировали это обстоятельство. Напротив, мы тщательно все взвесили и решили приступить к рассмотрению индивидуальных детерминант агрессии только после освещения других тем. Такое решение было предопределено двумя основными факторами.

Во-первых, как отмечалось в первой главе, Фрейд, Лоренц и некоторые другие известные психологи, разрабатывая теории агрессии, основной акцент, как правило, делали на важности индивидуальных, или внутренних, детерминант агрессивного поведения. В своих поисках корней агрессивности они ограничились рамками личностной динамики, психопатологии и биологии индивидов, уделяя значительно меньше внимания внешним факторам, способствующим развитию агрессивного поведения. В результате общепринятым стало придавать чрезмерное значение внутренним факторам, недооценивая при этом роль социальных, средовых, когни-тийных и ситуационных переменных, которые мы и решили рассмотреть сначала, для того чтобы покончить с этим широко распространенным недоразумением.

Во-вторых, наше решение начать с описания социальных и внешних детерминант агрессии отражает сложившийся за последние годы порядок освещения этой темы в научной литературе.

Таким образом, мы хотели бы убедить читателей в том, что избранная нами последовательность изложения материала не означает отсутствия с нашей стороны интереса к индивидуальным детерминантам агрессии. Напротив, мы полагаем, что личностные особенности играют ключевую роль в развитии агрессивности, и это подтверждается на практике нашими многочисленными исследованиями (Baron, Richardson, Vandenberg & Humphries, 1986).

Поэтому настала пора нажать на тормоза, если так можно выразиться, и сконцентрировать внимание на чертах характера и душевных качествах отдельных личностей, то есть на том, что мы часто обозначали термином индивидуальные детерминанты агрессии. Под этим термином мы подразумевали предпосылки для возникновения и развития агрессии, сосредоточенные в основном в устойчивых чертах характера и наклонностях потенциальных агрессоров. Термин ^устойчивый» в данном случае является ключевым, поскольку, по сравнению с уже рассмотренными нами типами относительно кратковременных эмоциональных и аффективных реакций, индивидуальные детерминанты агрессии имеют более постоянный характер. Таким образом, они в определенном смысле могут переноситься индивидами из ситуации в ситуацию и воздействовать на их поведение в самом разнообразном контексте.

Учитывая возросший в последние годы среди социальных психологов интерес к проблеме личности, неудивительно, что в качестве возможных индивидуальных детерминант агрессии было предложено множество самых разнообразных факторов. Причем большинство из них можно отнести к нескольким основным категориям, три из которых будут рассмотрены в пределах данной главы. Во-первых, мы поговорим о роли различных личностных черт в развитии агрессии. Несложные наблюдения наводят на мысль о том, что определенные индивиды обладают склонностями и характерными чертами, предрасполагающими их к агрессивным выпадам против окружающих. В пользу такого предположения свидетельствует растущее из года в год количество данных (Russell, 1989).

Во-вторых, мы рассмотрим влияние на возникновение агрессии нескольких типов установок и внутренних стандартов. Уже на протяжении нескольких лет считается, что в основе многих актов агрессии лежит предрассудок. В действительности так оно и есть, но проявляется это не столь однозначно и прямолинейно, как может подсказывать здравый смысл. В любом случае, предрассудки и прочие устойчивые установки нередко играют существенную роль в определении того, будут ли некоторые конкретные лица проявлять агрессию против других, а также в установлении целей, которые они изберут при подобных проявлениях.

В-третьих, мы рассмотрим факты, имеющие отношение к гендерным различиям в агрессии. Действительно ли мужчины проявляют более высокие уровни агрессии, чем женщины? И если это так, то почему? Эти вопросы вызывают все больший интерес в последние годы (Eagly & Wood, 1991), и мы непременно рассмотрим данные, имеющие к ним отношение.

Еще один вопрос, который мог бы быть включен в эту главу — биологические и генетические детерминанты агрессии, — будет рассматриваться тем не менее в седьмой главе. В настоящее время наблюдается такой большой прогресс в понимании биологических и генетических причин возникновения агрессии, что для полного рассмотрения этой заслуживающей внимания информации потребуется отдельная глава.

ЛИЧНОСТЬ И АГРЕССИЯ: ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА, ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЕ К НАСИЛИЮ

Обусловлено ли личностными характеристиками то, что одни люди имеют склонность к совершению актов агрессии, а другие — нет? Простые наблюдения приводят к заключению, что да, обусловлено. Большинство из нас могут вспомнить среди своих знакомых лиц, которые из-за необычно высоких или низких «точек кипения», резкого или мягкого стиля поведения и других факторов казались особенно склонными или же, напротив, не склонными к агрессивным действиям (см. рис. 6. 1). Короче говоря, черты характера, похоже, играют важную роль в определении вероятности того, станут ли определенные лица агрессорами или жертвами.

Какие же характеристики являются ключевыми? Какие черты и склонности дают нам возможность говорить о предрасположенности личности к совершению или не совершению агрессивных поступков? Информация, которую мы могли бы получить, важна по нескольким причинам. Во-первых, знание того, какие черты характера ассоциируются с высоким или низким уровнем агрессии, может способствовать пониманию агрессивного поведения в целом и содействовать созданию всеобъемлющих и точных теорий человеческой агрессии. Во-вторых, информация о чертах человеческого характера, обусловливающих склонность к агрессии, может иметь большое практическое значение для прогнозирования тенденций к прямой агрессии и выработки мер по предотвращению или контролю агрессии. В связи с этим интерес к определению личностных характеристик, имеющих отношение к агрессии, значительно возрос за последние годы (Blass, 1991; Bushman & Geen, 1990; Geen, 1991). Исследования по этой проблеме привели к многочисленным вызывающим интерес вспышкам озарения относительно черт характера «горячих», склонных к агрессии личностей. Однако, прежде чем обратиться к этим данным, остановимся вкратце на более существенном вопросе — действительно ли личностные черты настолько устойчивы, что можно оправдать усилия, затраченные на их определение и изучение?

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЛИЧНОСТНЫЕ ЧЕРТЫ УСТОЙЧИВЫ?

В повседневной жизни мы опираемся на мнение, что черты характера — это единственная реальность, считая, что на поведение людей не влияют ни время, ни обстоятельства. Как это ни удивительно, но некоторые исследователи подвергают сомнению подобные предположения. Они утверждают, что человеческие существа на самом деле едва ли склонны вести себя, думать или чувствовать в одной и той же манере независимо от течения времени или различных ситуаций (Mischel, 1977, 1985), и заявляют, что реакции людей в значительной степени обусловлены текущими ситуациями и с очевидностью меняются в ответ на перемену во внешних условиях. Эти исследователи также считают, что мы воспринимаем поведение других как величину постоянную, что не всегда соответствует действительности (Reeder, Fletcher & Furman, 1989), главным образом потому, что это облегчает задачу понимания людей и прогнозирования их будущих поступков. Как только мы приписываем другим людям определенные черты, мы можем на этом основании прогнозировать их будущее поведение.

В то же время другие исследователи утверждают, что поведение людей на самом деле остается достаточно неизменным на протяжении длительного времени и не зависит от обстоятельств (Byrne & Schulte, 1990). Несмотря на то что они не отрицают важную роль ситуационных факторов в формировании человеческого поведения, они настаивают на том, что люди действительно обладают специфическими чертами, информация о которых может быть полезна для понимания и прогнозирования их поступков. В качестве подтверждения подобных заявлений они ссылаются на исследования, свидетельствующие о том, что люди проявляют поразительную последовательность во многих аспектах поведения даже после сравнительно длительных временных интервалов (Moskowitz, 1982). Такое постоянство, конечно, характерно не для всех черт характера. Но почти каждый, похоже, склонен к одной и той же модели поведения, для актуализации которой необходимы определенные черты и, по крайней мере, определенная ситуация (Ваumeister & Tice, 1988; Tice, 1989).

Несмотря на то что этот спор до сих пор продолжается, все большее число данных свидетельствует о том, что черты характера, обусловливающие склонность к агрессии, сами по себе являются достаточно устойчивыми. Например, Олвейс (Olweus, 1979) в литературном обозрении, посвященном этой теме, отмечает, что данные, собранные в различное время, в течение нескольких месяцев или на протяжении многих лет, подтверждают это предположение. Подобным же образом результат впечатляющего исследования, с выборкой, состоявшей из более чем 1700 мужчин и женщин, дали возможность Бота и Мелзу (Botha & Mels, 1990) сделать вывод, что высокий уровень агрессии, демонстрируемый в определенных ситуациях южноафриканскими детьми, остается столь же высоким и пять лет спустя. Вместе взятые, эти и прочие данные свидетельствуют о том, что индивидуальные различия в склонности выбирать в качестве модели поведения агрессию

действительно довольно устойчивы. Были также получены данные о том, что определенные характеристики имеют прямое отношение к агрессии. Эти черты к тому же сохраняют свою силу и по истечении длительных периодов времени и влияют на поведение в самых разнообразных обстоятельствах (Scheier, Buss & Buss, 1978). Принимая во внимание все эти результаты, кажется вполне разумным попытаться определить специфические личностные характеристики, связанные с проявлением агрессии. Многие исследователи взяли на вооружение подобный подход. Основные результаты их исследований суммированы ниже.

По существу, подобные исследования проводились с целью выяснить два главных вопроса. Во-первых, немало усилий было затрачено на определение характеристик, дающих возможность говорить о предрасположенности нормальных людей к агрессии. В этих исследованиях речь шла именно о тех, кто не имеет никаких признаков психопатологии и проявляет агрессию в тех же обстоятельствах, что и многие люди. Во-вторых, значительное внимание было уделено определению характеристик насильников — лиц, для которых проявление крайней агрессивности настолько привычно, что большинство наблюдателей посчитало бы подобное поведение противоречащим представлению о нормальном социальном поведении. У таких индивидов, похоже, имеются психологические проблемы, что предрасполагает их к необычайно высокому и опасному уровню агрессии. Поскольку именно на их совести лежит ответственность за совершение большей части насильственных действий, попытки понять таких людей и выяснить корни их агрессивности кажутся вполне оправданными.

ЛИЧНОСТНЫЕ ЧЕРТЫ, ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЕ К АГРЕССИВНОСТИ У НОРМАЛЬНЫХ ИНДИВИДОВ

Хотя «здравый смысл» предполагает наличие прочной прямой связи между различными чертами личности и агрессией, на самом деле такую взаимосвязь зачастую очень трудно продемонстрировать (Dengerink, 1976; Larsen, Coleman, Forbes & Johnson, 1972). Во-первых, во многих случаях ситуационные факторы тех типов, что рассматривались в предшествующих главах, оказывают на агрессию большее воздействие, нежели различные черты личности. Другими словами, индивиды действительно различаются по своей склонности к агрессии, но эти различия подавляются мощными ситуационными переменными. К примеру, почти все индивиды, даже «горячие головы», необычайно склонные к агрессии, могут воздержаться от подобного поведения в присутствии полиции. Напротив, почти все, даже те, чей характер почти никогда не давал возможность приобрести опыт агрессивных действий, могут вести себя именно так, если, проходя службу в армии, получают соответствующий приказ от командира. Это важное обстоятельство, к которому мы будем возвращаться в этой главе не раз.

Во-вторых, показать связь между специфическими личностными чертами и агрессией трудно потому, что критерии определения этих черт не удовлетворяют желаемым требованиям надежности или валидности. До известной степени такие способы не в состоянии оценить не только интересующие нас, но и другие черты личности. В исследовательский процесс поэтому вкрадывается ошибка. Благодаря такому оценочному «шуму» нелегко разглядеть связь между исследуемыми чертами личности и ее агрессией.

По этим и другим причинам в эмпирическом исследовании зачастую трудно установить наличие взаимосвязи между личностными чертами и агрессией. Однако, несмотря на все эти проблемы, было выявлено определенное число характеристик, имеющих отношение к агрессии. Некоторые из них мы и рассмотрим ниже.

Тревога и агрессия: страх социального неодобрения

Часто считается, что страх — особенно страх наказания — может способствовать подавлению агрессии. Например, в своей знаменитой монографии Доллард и его коллеги (Dollard, Doob, Mowrer & Sears, 1939) заявили: «Сила подавления любого акта агрессии напрямую зависит от степени наказания, ожидаемого в случае совершения подобного акта». Двадцать лет спустя Берковитц (Berkowitz, 1962) заметил, что «склонность к агрессии у индивида напрямую связана с ожидаемым им наказанием или неодобрением за агрессию».

Если, как это утверждается в эмпирическом исследовании Бандуры (Bandura, 1986), страх или тревога сдерживают агрессию, вполне разумно предположить, что люди, склонные к подобным реакциям — наиболее остро чувствующие опасность, — зачастую проявляют меньшую агрессивность: иначе говоря, индивиды с высоким уровнем тревожности имеют тенденцию ожидать наказания или, по крайней мере, социального неодобрения за свое участие в выступлениях против других. Данные, подтверждающие эту гипотезу, были получены в результате нескольких исследований.

В одном из первых экспериментов, связанных с данной тематикой, Денгеринк (Dengerink, 1971) попросил 500 студентов-выпускников заполнить личностный опросник, предназначенный для измерения уровня тревожности (шкала тревожности Ликкена (Lykken's Anxiety Scale; Lykken, 1957). Для дальнейшего исследования были отобраны по двадцать человек из сорока, получившие наибольшее и наименьшее количество баллов по этой шкале. Они участвовали в стандартном исследовании времени реакции по Тэйлору (см. главу 2), во время которого над ними издевался, все более и более входя в раж, мифический оппонент. В соответствии с соображениями, изложенными выше, предполагалось, что испытуемые с высоким уровнем тревожности будут демонстрировать более низкий уровень агрессии, нежели испытуемые с низким уровнем тревожности. Как видно из рис. 6. 2, этот прогноз отчасти подтвердился. На протяжении почти всего исследования испытуемые с высоким уровнем тревожности выбирали для своего оппонента менее мощные разряды электрического тока, чем лица с низким уровнем тревожности.

Однако из рис. 6. 2 также видно, что это различие имело тенденцию с течением времени сходить на нет, полностью исчезая на финальных этапах эксперимента. Следовательно, когда провокация постоянно усиливается, то даже индивиды с высоким уровнем тревожности постепенно начинают встречать агрессию контрагрессией.

Последний вывод подчеркивает важность того факта, о котором мы упоминали ранее и с которым неоднократно встретимся еще в контексте данной проблемы: во многих случаях ситуационные факторы, похоже, способны затмевать даже яркие индивидуальные наклонности. В результате, при определенных условиях, даже самые кроткие, самые мягкие в обычной жизни лица проявляют агрессивность, а самые враждебно настроенные, самые вспыльчивые — воздерживаются от нее.

В то время как результаты исследования Денгеринка (Dengerink, 1971) кажутся вполне убедительными, они оставляют без ответа по крайней мере один важный вопрос: что сдерживает агрессию — общая диспозиционная тревожность или ситуативная, напрямую связанная с возможными событиями и их последствиями? Похоже, на снижение уровня агрессии влияет не генерализованная, или несвязанная, тревога или тревога, вызванная не имеющими никакого отношения к делу мотивами (например, чьей-то внешностью или некомпетентностью), а тревожность, возникшая из-за возможности быть наказанным или получить неодобрение со стороны общества. Вопросы подобного типа часто возникают в связи с тем, что в своем исследовании Денгеринк использовал личностную шкалу, которую считал скорее способом оценки страха социального неодобрения, нежели генерализированной тревоги. Высокие баллы по этой шкале набрали лица, сообщившие о предпочтении физического дискомфорта над социальным неодобрением. Учитывая это обстоятельство, вполне возможно рассматривать результаты, полученные в исследовании Денгеринка, скорее, как выражение взаимосвязи между страхом получить социальное неодобрение и агрессией, а не как взаимосвязь между диспозиционной тревожностью и подобным поведением.

Факты, относящиеся к этой проблеме, были собраны в нескольких последующих исследованиях. Дорски и Тэйлор (Dorsky & Taylor, 1972) пришли к выводу, что мужчины, набравшие наибольшее или же наименьшее количество баллов по шкале генерализированной тревоги (шкала проявления тревожности Тэйлора), демонстрируют одинаковый уровень агрессии. Эти выводы наводят на мысль, что склонность к генерализированной, или несвязанной, тревоге не имеет тесной связи с агрессией. В качестве положительного момента следует отметить несколько исследований, сообщающих о том, что индивиды, отличающиеся друг от друга в своем стремлении к социальному одобрению (по оценкам шкалы социальной желательности Марлоу-Кроуна), действительно отличаются друг от друга в своих нападках на других (Conn & Crowne, 1964; Fishman, 1965; Taylor, 1970). Например, в ходе исследования Тэйлора (Taylor, 1971) было обнаружено, что люди, сильно жаждущие социального одобрения, демонстрируют более низкие уровни агрессии по отношению к оппоненту во время выполнения процедуры Тейлора на реакции, по сравнению с теми, кого не волнуют вопросы социального одобрения. Поскольку лица, заинтересованные в социальном одобрении, неравнодушны к суждениям и критике со стороны других, подобные находки свидетельствуют о том, что тревога именно этого типа, а не генерализированная тревога как черта личности, тесно связана с агрессией.

Следует обратить внимание на одну особенность результатов исследования Тэйлора. В то время как лица с высокой потребностью в социальном одобрении изначально проявляют более слабую агрессивность по отношению к своим оппонентам, нежели лица, не обеспокоенные оценкой своих действий со стороны других, эта разница постепенно исчезает, по мере того как участники обеих групп продолжают подвергаться все усиливающемуся провоцированию со стороны оппонентов. Эти результаты полностью соответствуют полученным Денгеринком, вновь наводя на мысль, что даже сильные индивидуальные наклонности можно преодолеть или замаскировать мощными ситуационными силами.

Вместе взятые, результаты, полученные Денгеринком, Дорски, Тэйлором и другими, показывают, что тревога — особенно обеспокоенность социальным неодобрением — действительно имеет прямое отношение к агрессии. Очевидно, тревога о том, что скажут другие, может послужить сильным сдерживающим фактором агрессии, по крайней мере, в обстановке, когда сильные ситуационные факторы не в состоянии помешать подобной сдержанности.

Предвзятая атрибуция враждебности: приписывание дурных намерений другим

В главе 4 мы отмечали, что атрибуции относительно намерения других зачастую играют важную роль в агрессии. Когда люди считают, что непонятные действия других вызваны дурными намерениями, они скорее всего отплатят им тем же, в отличие от ситуаций, когда они прекрасно понимают, что эти действия вызваны совершенно иными мотивами (Baumeister, Stillwell & Wotman, 1991; Johnson & Rule, 1986). Подобные случаи вызывают интерес к следующей личностной характеристике, которая может играть важную роль в агрессии, — тенденции приписывать враждебные намерения другим, даже если таких намерений нет и в помине. Эта тенденция известна как предвзятая атрибуция враждебности. Ее влияние на поведение изучалось во многих работах последнего времени (Dodge, Pettit, McClaskey & Brown, 1986; Sancilio, Plumert, & Hartup, 1989).

Наиболее убедительные результаты возможного воздействия этого фактора были получены Доджем и его коллегами (Dodge, 1980; Dodge & Somberg, 1987).

А Додж и Куайе (Dodge & Coie, 1987) в целой серии работ рассмотрели возможность того, что индивидуальные различия в предвзятой атрибуции влияют на возникновение или силу реактивной агрессии — агрессии в ответ на предшествующую провокацию, но отнюдь не на проактивную агрессию, возникающую при отсутствии провокации. На начальном этапе исследования мальчикам, разделенным учителями на три группы — группа «демонстрирующие реактивную агрессию», группа «демонстрирующие проактивную агрессию» и группа «практически не демонстрирующие агрессию», были показаны видеофильмы, в сюжетах которых присутствовал акт провокации одного ребенка по отношению к другому (например, кинозарисовка о мальчике, разрушающем домик из кубиков, построенный другим мальчиком). Подлинные намерения провоцирующего, скрытые за внешними действиями, систематически менялись, так что сторонние взрослые наблюдатели могли интерпретировать их то как явно враждебные, то как просоциальные (желание оказать помощь). Иногда истинную суть намерения не удавалось трактовать однозначно. Испытуемых затем просили объяснить, каковы были намерения актера в каждом отдельном случае. Как и ожидалось, именно члены группы с высокой реактивной агрессией воспринимали двусмысленные намерения актера как враждебные.

В ходе дальнейшего исследования Додж и Куайе (Dodge & Coie, 1987) проверяли на практике гипотезу, согласно которой предвзятая атрибуция враждебности напрямую связана с высоким уровнем сверхреактивной агрессии — тенденцией реагировать мощным ответным «ударом» даже на самую слабую провокацию. Для этого исследователями была разработана следующая процедура: на первом этапе оценивали склонность испытуемых к ошибочному приписыванию другим враждебных намерений, на втором — наблюдали за их поведением во время игры с другими детьми. Полученные результаты подкрепили главный прогноз: чем более высокий балл по шкале предвзятая атрибуция враждебности набирали участники эксперимента, тем с большей вероятностью демонстрировали они склонность к проявлению сверхреактивной агрессии.

Объектом данного исследования были исключительно дети, но уже дальнейшие эксперименты разрабатывались среди испытуемых-подростков и взрослых. Например, в своем исследовании Додж, Прайс, Бахоровски и Ньюман (Dodge, Price, Bachorowski & Newman, 1990) изучали взаимосвязь склонности к предвзятой атрибуции враждебности и агрессии в группе мальчиков-подростков, отсиживающих срок в тюрьме для несовершеннолетних. Они были осуждены за самые разнообразные насильственные действия, включая убийства, нападения с целью изнасилования, похищение детей и вооруженное нападение с целью грабежа. Исследователи предположили, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности у этих испытуемых будет коррелировать с количеством совершенных ими преступлений и баллом, выставленным обученными наблюдателями, по показателю склонность к реактивной агрессии (агрессия в ответ на провокацию). Была также выдвинута гипотеза, что при отсутствии предшествующей провокации между склонностью к предвзятой атрибуции враждебности и баллом, выставленным наблюдателями, по показателю проактивная агрессия (агрессивное поведение, осуществляемое с целью доминировать над другими или управлять ими) взаимосвязь установлена не будет. Также предположили, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности будет связана с показателем, оценивающим, в какой степени поведение испытуемого можно рассматривать как психопатологию — как поведенческое расстройство по типу низкой социализации, характеризующееся склонностью к физическому насилию и отсутствием социальных и эмоциональных связей человека с другими членами общества. Однако склонность к предвзятой атрибуции враждебности не будет коррелировать с другой формой психопатологии — с расстройством поведения по типу сверхсоциализации. (При этом расстройстве люди ведут себя агрессивно на фоне положительных эмоциональных связей с другими.)

Как и в предшествующем исследовании, инструментом для оценки склонности испытуемых к предвзятой атрибуции враждебности была демонстрация киносюжетов, суть которых сводилась к следующему: человек, движимый определенными намерениями (враждебными, просоциальными или неоднозначными), совершает некое внешнее действие, направленное на другого. После просмотра каждой записи участники эксперимента определяли, намеревался ли актер совершить враждебный акт, либо он стремился принести пользу, либо его намерения были неоднозначны, либо все произошло случайно. О степени склонности к предвзятой атрибуции враждебности испытуемых можно было судить по частоте приписывания ими враждебных намерений людям в ситуациях, когда большинство наблюдателей посчитало бы, что таких намерений не было.

Полученные результаты подтвердили все основные предположения. Склонность к предвзятой атрибуции враждебности имеет отношение к реактивной, а не к проактивной агрессии и напрямую связана с расстройством поведения именно по типу низкой социализации. Кроме того, чем выше у испытуемых склонность к предвзятой атрибуции враждебности, тем больше насильственных преступлений против других лиц они совершили. Данные о склонности к предвзятой атрибуции враждебности у испытуемых с низкосоциализированным поведением, со сверхсоциализированным поведением и с нормальным поведением представлены на рис. 6. 3. Мы видим, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности у лиц с диагнозом «низкосоциализированное поведение» была вдвое выше, нежели у лиц без психопатологий.

Результаты, полученные Доджем и многими другими исследователями, показывают, что склонность к предвзятой атрибуции враждебности является важной личностной характеристикой, имеющей прямое отношение к агрессии. Было обнаружено, что она связана с проявлением агрессии как у детей, так и у взрослых; как у лиц, страдающих от психологических расстройств, так и у вполне здоровых людей. Короче говоря, склонность приписывать недоброжелательность и дурные намерения другим лицам, даже если этого на самом деле нет, является важной чертой, которая может привести индивидов к более частым, чем обычно, агрессивным столкновениям с другими.

Раздражительность и эмоциональная чувствительность: бурная реакция на провокацию

Простое наблюдение показывает, что некоторые люди «заводятся с пол-оборота» — они с необычайной злостью и агрессией отвечают даже на самые слабые провокации. А можно ли измерить индивидуальные различия для этого случая? Несколько исследований, проведенных Капрарой и его коллегами (Сарrаrа, 1983; Саргага & Renzi, 1981), показали, что от индивидуальных различий действительно зависят сила и вероятность проявления агрессии. Капрара разработал опросник

для оценки двух личностных характеристик, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме и варьирующих от индивида к индивиду. Одна из этих черт — раздражительность (устойчивая тенденция обижаться даже на минимальную провокацию), другая — эмоциональная чувствительность (устойчивая тенденция, свойственная некоторым индивидам, ощущать себя некомпетентными и испытывать дистресс в ответ на самые умеренные фрустрации [Сарrаrа, 1983]). Вопросы, использованные для оценки обеих черт личности, изложены в табл. 6. 1.

Предположение о роли обеих упомянутых характеристик в открытой агрессии нашло свое подтверждение в исследованиях Капрары, Ренци, Алчини, Д'Империо и Траваглиа (Сарrаrа, Renzi, Alcini, D'Imperio & Travaglia, 1983). Эти исследователи либо хвалили испытуемых, в числе которых были люди и с низким, и с высоким уровнем раздражительности и эмоциональной чувствительности (например, им говорили: «В целом вы неплохо справились со своей задачей»), либо ругали (им говорили: «Вы выполнили свое задание хуже, чем можно было ожидать»). После установления обратной связи — положительной или отрицательной — испытуемые получали возможность с помощью электрического разряда продемонстрировать свою агрессию по отношению к другому человеку (который на самом деле был помощником экспериментатора). Каждый раз, когда ассистент совершал ошибку при выполнении задания по определению экстрасенсорной перцепции (так оно называлось в инструкции), испытуемые должны были сами назначить мощность электрического разряда. В течение эксперимента помощник делал 15 ошибок, давая испытуемым, таким образом, возможность не раз проявить свою агрессивность.

Результаты показали, что оба личностных фактора имеют отношение к агрессии. Что касается раздражительности — действительно, и мужчины и женщины, склонные к ней, выбирали для наказания помощника экспериментатора более мощные разряды электрического тока, нежели лица с низким уровнем раздражительности, но только в тех случаях, когда их перед этим провоцировали (см. рис. 6. 4). В отношении эмоциональной чувствительности полученные данные отличались меньшей ясностью, однако тоже наводили на мысль, что этот фактор имеет отношение к открытой агрессии. И на этот раз лица мужского и женского пола с высоким уровнем эмоциональной чувствительности наносили помощнику более сильные удары, нежели лица с низким уровнем данной характеристики. Однако взаимодействие между провокацией и эмоциональной чувствительностью для представителей обоих полов было незначительным.

Все эти результаты наводят на мысль, что раздражительность, в отличие от эмоциональной чувствительности, может быть более тесно связана с агрессией, в особенности если ей предшествовала провокация. Учитывая, что чувство некомпетентности или дистресс могут быть связаны с депрессией, подобные результаты не вызывают удивления. Немало данных свидетельствует о том, что люди в состоянии депрессии склонны обвинять самих себя и относить отрицательные результаты на свой счет (Baumeister, 1990). Вполне возможно, что в результате они зачастую будут менее склонны отвечать агрессивно на провокации других. Дальнейшие исследования могут без особого труда проверить подобную возможность путем исследования взаимосвязи эмоциональной чувствительности и депрессии, а также путем прямого сравнения реакции лиц в состоянии депрессии и в нормальном состоянии на слабые и сильные провокации. Насколько нам известно, исследования подобного типа до сих пор еще не проводились.

Локус контроля: восприятие личного контроля и агрессия

Вряд ли можно сомневаться в том, что основная масса людей мечтает быть хозяевами собственной судьбы. Большинство из них желают контролировать и события, с ними происходящие, и их последствия. В основном именно из-за этого желания люди склонны считать неприятными и не оправдавшими надежд те ситуации, в которых они не могут повлиять на исход. Более того, неоднократное воспроизведение подобных ситуаций может оказывать долговременное, пагубное воздействие

на лиц, в них участвующих. Если создать условия, при которых люди не будут ощущать взаимосвязь между своим поведением и его результатами, они могут почувствовать себя бессильными и будут страдать от снижения мотивации и уменьшения количества действий. В дополнение к этому, они могут впасть в депрессию, со всеми вытекающими отрицательными последствиями (Abramson, Seligman & Teasdale, 1978; Alloy, Abramson, Metalsky & Hartlage, 1988).

Поскольку жизненный опыт у каждого человека свой, то индивиды резко отличаются друг от друга верой в свои способности влиять на последствия собственных действий. На одном полюсе находится группа людей, которых принято называть интерналами, то есть теми, кто считает себя способным без особого труда повлиять на исход событий в самых разнообразных ситуациях. На другом полюсе находятся индивиды, обычно называемые экстерналами, то есть людьми, считающими, что они бессильны повлиять на ход закрученных вокруг них событий. На первый взгляд может показаться, что такие убеждения никак не связаны с царством агрессии, хотя есть, по крайней мере, одна система доказательств, согласно которой они тоже вносят свой вклад в проявления агрессии. Вполне возможно, что интерналы рассматривают агрессию просто как еще один способ воздействия на ход своей жизни, например, как на средство достижения желаемых целей, смягчения отвратительного поведения со стороны других и, возможно даже, как на

довольно радикальный способ манипуляции. Короче говоря, они могут рассматривать агрессию как одну из форм инструментального поведения, которой они могут воспользоваться для осуществления контроля за своим образом жизни. (Вдобавок ко всему, такие лица, конечно, могут проявлять агрессивность чисто импульсивно в ответ на разные неприятные события [Berkowitz, 1989].)

Экстерналы же, напротив, из-за своего в основном, фаталистского взгляда на жизнь могут считать, что от агрессии мало толку. Поэтому они вряд ли будут прибегать к ней, за исключением ситуаций, в которых провокация по отношению к ним постоянна и невыносима. Суммируя сказанное, интерналы могут прибегать как к инструментальной, так и к враждебной агрессии, в то время как экстерналы, как правило, прибегают только к последней (Buss, 1961; Feshbach, 1970). О точности подобных предположений свидетельствуют данные, полученные Денгеринком и его коллегами (Dengerink, O'Leary & Kasner, 1975).

В ходе их эксперимента у 210 студентов старших курсов измерялся по шкале локуса контроля Роттера (Rotter, 1966) уровень уверенности в своей способности нести ответственность за собственную судьбу. Из них для дальнейшего исследования были отобраны 30 человек, набравших наибольшее количество баллов (экстерналы), и 30, набравших наименьшее количество баллов (интерналы). Затем испытуемые из обеих групп выполняли задание на определение времени реакции по системе Тэйлора, различались лишь экспериментальные условия. В одном случае (условие: возрастающая интенсивность воздействия) напарник испытуемых, начиная с разрядов электрического тока слабой мощности, постепенно, по ходу эксперимента, увеличивал ее. В другом (условие: снижающаяся интенсивность воздействия) он начинал с разрядов электрического тока высокой мощности, постепенно уменьшая ее. В третьем же случае (условие: неизменная интенсивность) мощность электрических разрядов оставалась умеренной на протяжении всего эксперимента.

На основе логических размышлений, подобных приведенным выше, Денгеринк и его коллеги предположили, что интерналы довольно просто отреагируют на подобное изменение поведения со стороны своего партнера. Это означает, что интерналы, испытывающие все более мощные разряды электрического тока, будут становиться все агрессивнее; получающие все менее мощные разряды будут уменьшать силу своего противодействия, а те, кому предназначались разряды электрического тока одной и той же мощности, будут отплачивать постоянным уровнем агрессии. В отношении же экстерналов было выдвинуто предположение, что их реакции, напротив, будут меньше зависеть от условий эксперимента. Вероятно, причина этого кроется в убежденности экстерналов в том, что своими действиями они не смогут повлиять на поведение своего партнера и, следовательно, на мощность предназначенных для них электрических разрядов. Более того, предсказывалось, что по мере ужесточения провокации (условие возрастающей интенсивности) они, в отличие от интерналов, будут реагировать менее бурно.

Как видно из рис. 6. 5, эти прогнозы подтвердились. Поведение интерналов в ответ на действия партнера изменялось в большей степени, чем поведение экстерналов. Возможно, наибольший интерес представляет тот факт, что уровень агрессии у экстерналов, в отличие от интерналов, изменился не слишком сильно, даже при условии все возрастающей интенсивности. Короче, они казались более готовыми «подставить другую щеку» в ответ на грубое обращение со стороны своего оппонента. Такое поведение выглядит вполне логичным на фоне фаталистского, довольно пессимистичного отношения, по многим жизненным ситуациям усвоенного экстерналами.

Дополнительным подтверждением важности роли локуса контроля для характера агрессивного поведения явился недавний анализ ситуации послушания по Милграму, выполненный Блассом (Blass, 1991). Исследователь предположил, что личностные факторы играют важную роль в такой ситуации, несмотря на то что социальные психологи нередко используют описание этого эксперимента в качестве хрестоматийного примера мощного воздействия ситуационных сил на поведение индивида. Часть своей работы Бласc посвятил изучению более ранних исследований на предмет взаимосвязи типа локуса контроля и послушания. В одном из таких исследований (Holland, 1967) для испытуемых были разработаны три экспериментальные процедуры. Одна из них была точным повторением порядка действий оригинального эксперимента Милграма (когда испытуемые наказывали невинных жертв разрядами электрического тока все возрастающей мощности). Вторая процедура состояла в том, что испытуемых просили попытаться определить, в чем суть эксперимента; в третьем случае им сказали, что жертва на самом деле получает разряды значительно меньшей мощности, чем показывают приборы, но попросили держать этот факт в секрете от второго участника эксперимента. Результаты показали, что люди беспрерывно подчинялись инструкциям во всех случаях. Этот факт был истолкован Холландом (Holland, 1967) как доказательство того, что испытуемые, несмотря на обман, осознали суть исследования Милграма (то есть они поняли, что цель эксперимента — исследование природы послушания и что жертва на самом деле не испытает никакой боли).

Следующий шаг этого исследования заключался в заполнении участниками эксперимента опросника со шкалами «интернальность — экстернальность». Введя в свой актив новые данные, Бласc заново проанализировал эксперимент в целом, чтобы можно было получить представление о поведении интерналов и экстерна-лов в каждой из трех экспериментальных процедур. Анализ показал, что испытуемые прекращали следовать инструкциям во втором случае (когда просили догадаться, в чем сущность эксперимента), и снижение уровня послушания в основном произошло среди интерналов; экстерналы же продолжали беспрекословно следовать указаниям. Поскольку оригинальный эксперимент Милграма подразумевал действия, направленные на причинение вреда другой личности, эти результаты вновь наводили на мысль о том, что параметры локуса контроля имеют отношение к открытой агрессии. В частности, можно сказать, что они согласуются с результатами, о которых сообщал Денгеринк, предположивший, что интерналы в своем поведении более чувствительны к внешним посылам к агрессии, поскольку сосредоточены на инструментальной ценности подобного поведения и его возможных последствий. Короче говоря, уверенность индивидов в своей способности влиять на собственную судьбу может быть дополнительным личностным фактором, имеющим отношение к агрессии во многих ситуациях.

Модель поведения лиц, предрасположенных к коронарным заболеваниям, и агрессия: почему «А» в типе «А» может означать агрессию?

В последние годы много внимания уделялось изучению модели поведения, характерной для лиц с предрасположенностью к коронарным заболеваниям, или говоря кратко — модели типа «Л» (Glass, 1977; Strube, 1989). Одна из главных причин такого интереса заключается в следующем: лица, чье поведение соответствует данной модели, вдвое чаще других страдают от болезней сердечно-сосудистой системы (Engebretson, Matthews, & Scheier, 1989). Согласно утверждениям исследователей, разработавших эту модель (Rosenman & Friedman, 1974), лица типа «А», в отличие от индивидов, чье поведение не соответствует данной модели (так называемый тип «Б»), характеризуются тремя основными чертами.

Во-первых, они напористы и склонны к соперничеству, стремятся одержать победу и готовы приложить значительные усилия, чтобы превзойти других. Во-вторых, они всегда спешат и проявляют сильное нетерпение, когда другие лица или рамки ситуации сдерживают их. И последней, наиболее интересующей нас чертой является то, что лица типа «А» демонстрируют высокий уровень враждебности и открытой агрессии.

То, что первые две характеристики присущи людям типа «А», подтверждено большим количеством исследований (Contrada, 1989), немало данных свидетельствует и в пользу третьей, то есть люди типа «А» действительно более раздражительны и агрессивны, чем люди типа «Б». Более того, похоже, что именно последняя из упомянутых черта ответственна за склонность этих людей к заболеваниям сердечно-сосудистой системы.

Первый эксперимент по демонстрации положительной корреляции между поведением типа «А» и агрессией был осуществлен Карвером и Глассом (Carver & Glass, 1978). В этом исследовании помощник экспериментатора либо мешал испытуемым (уже идентифицированным по типу «А» или типу «Б») разгадывать сложную головоломку и насмехался над их умственными способностями, чем доводил их до белого каления, либо не обращал на них никакого внимания. Далее все участники эксперимента получали возможность ответить на провокации ассистента разрядами электротока по стандартной системе учитель—ученик по Бассу (Buss, 1961). Было выдвинуто предположение, что из лиц, спровоцированных помощником экспериментатора, испытуемые типа «А» проявят более сильную прямую агрессию против него, нежели лица типа «Б». А среди участников разного типа, но не подвергшихся провокации, подобного различия не ожидалось. Результаты подтвердили эти прогнозы. Таким образом, оказалось, что тип «А» более агрессивен, чем тип «Б», но только в случае провоцирования со стороны других.

Другие исследования, разрабатывающие эту же тему, подтвердили полученный ранее результат (Baron, Russell & Arms, 1985). Более того, на основании новых данных оказалось возможным сделать вывод, что тип «А» отличается от типа «Б», главным образом, когда речь идет о враждебной, а не инструментальной агрессии. Рассмотрим,к примеру, исследование Штрубе и его коллег (Strube, Turner, Cerro, Stevens & Hinchey, 1984), в котором для мужчин-испытуемых, идентифицированных по типам «А» и «Б», либо создавали ситуацию фрустрации (мешали найти ответ к трудной головоломке, на решение которой давалось ограниченное количество времени), либо нет. На следующем этапе эксперимента им предоставляли возможность награждать или штрафовать другого человека (помощника экспериментатора). Вознаграждение давалось, если помощник находил правильный ответ, решая учебную задачу, штраф же накладывался в случае совершения им ошибок. Половине участников внушили мысль о том, что их партнеру хорошо известно, насколько велики вознаграждение и штраф. Это было условие полной обратной связи. Другой половине сообщили, что этот человек знает, насколько велико вознаграждение, ноне получает никакой информации относительно размеров штрафа. Это было условие частичной обратной связи. Штрубе и его коллеги предположили, что, если при последнем условии испытуемые решат наложить на помощника большой штраф, это будет демонстрацией враждебном агрессии; в конце концов, раз ему неизвестны размеры «выписанных» штрафов, то нельзя выяснить, какая сумма может способствовать улучшению его работы. Таким образом, если испытуемые будут назначать большие штрафы, это будет указывать на их желание причинить вред учащемуся. Напротив, если участники эксперимента решат прибегнуть к большим штрафам при условии полной обратной связи, эту форму агрессии скорее всего можно будет обозначить как инструментальную. В данном случае увеличение размеров штрафа будет указывать на желание испытуемых помочь учащемуся лучше выполнить задание. Исследователи предположили, что люди типа «А» в большинстве своем будут склоны к враждебной агрессии, а люди типа «Б» — нет. Эта гипотеза получила подтверждение. В условиях частичной обратной связи фрустрированные на первом этапе испытуемые типа «А» налагали штрафы более высоких размеров, чем испытуемые типа «Б». Однако при отсутствии фрустрации поведение людей в обеих группах не отличалось.

Очередные данные, полученные Штрубе и коллегами (Strube & others, 1984), расширили перечень доказательств положительной корреляции между поведением типа «А» и агрессией. Например, обнаружилось, что лица типа «А» в большей степени склонны плохо обращаться с детьми. И действительно, 75% женщин, проходящих курс лечения в связи с тем, что они истязали собственных детей, относятся к типу «А». Напротив, в контрольной группе ненасильников только 50% лиц были отнесены к типу «А». Такие результаты говорят о том, что склонность лиц типа «А» к враждебной агрессии нельзя сбрасывать со счетов в реальной жизни.

В отличие от лиц типа «Б», лица типа «А» более склонны к межличностным конфликтам. В исследовании, участниками которого были менеджеры среднего звена в одной большой организации, Бэрон (Baron, 1989) просил участников заполнить стандартный опросник, используемый для классификации индивидов по типу «А» и типу «Б» (опросник активности Дженкинса), а также сообщить о том, как часто им приходилось быть втянутыми в конфликт в своих трудовых коллективах. На основании полученных данных выяснилось, что лица типа «А» значительно чаще оказывались участниками межличностного конфликта. Кроме того, сотрудниками, не участвовавшими в опросе, был составлен рейтинг частоты возникновения конфликтов в каждом трудовом коллективе. В результате оказалось, что лица типа «А» действительно чаще вступают в конфликт с другими, способствуя возникновению стычек на рабочем месте.

Наконец, последние из полученных данные наводят на мысль о том, что причиной высокого уровня агрессии у лиц типа «А» могут быть гормоны. В исследовании Бермана, Гладью и Тэйлора (Berman, Gladue & Taylor, 1993) во время выполнения заданий на время реакции по системе Тэйлора мужчин (принадлежащих к типу «А» и типу «Б») провоцировал незнакомец. До начала эксперимента у испытуемых был определен уровень тестостерона. Результаты показали, что во время эксперимента лица типа «А» с высоким уровнем тестостерона отвечали на возрастающую провокацию более высоким уровнем агрессии, нежели тип «А» с низким уровнем тестостерона (см. рис. 6. 6). Что же касается типа «Б», то участники эксперимента с высоким и низким уровнем тестостерона, напротив, не отличались друг от друга по уровню агрессии. Кроме того, лица типа «А» с высоким уровнем тестостерона выбирали самые мощные разряды электрического тока. Все эти данные наводят на мысль, что индивидуальные различия — как на уровне демонстрируемого поведения, так и на уровне физиологических процессов — могут влиять на агрессию. Более того, они показывают, что мужчины типа «А» с высоким уровнем тестостерона особенно склонны отвечать на провокацию насилием.

В итоге лица типа «А», вследствие их личностных характеристик, представляют угрозу не только для собственного здоровья и благополучия. Напротив, из-за своей повышенной склонности отвечать силой на провокацию и вступать в агрессивные взаимоотношения они могут также угрожать здоровью и безопасности других людей. В целом модель поведения по типу «А» представляет опасность в разнообразных отношениях и как таковая является аспектом личности, заслуживающим особого внимания.

Чувство стыда и агрессия: от самонеприятия к враждебности и гневу

Представьте себе, что вы обещали другу оказать небольшую любезность. По прошествии времени вы понимаете, что не в состоянии это сделать, потому что «любезность» требует от вас слишком многих усилий. Как бы вы себя почувствовали?

Большинство людей в такой ситуации испытало бы определенное чувство вины, сожаление или угрызения совести за то, что не смогли сдержать слова. Другие, однако, способны испытывать даже более сильное чувство, обозначаемое словом стыд. Они стали бы резко критиковать себя и говорить, к примеру: «Почему я так глуп?» или же «Почему я такой ленивый?» И чувство вины, и чувство стыда — негативные чувства, правда, чувство стыда несколько глубже, поскольку подразумевает отрицательную оценку своего собственного «Я», а не является просто отражением каких-то специфических действий (Tangney, 1990).

Существует ли какая-нибудь взаимосвязь между тенденциями испытывать стыд и отвечать агрессией? Непрекращающаяся лавина данных дает положительный ответ. Оказывается, что люди, испытывая чувство стыда, зачастую также ощущают гнев и враждебность: они злятся на самих себя, что своим поведением заставили себя усомниться в собственной ценности. Такие чувства затем переадресовываются тем, по чьей вине возник стыд; в конце концов, именно они выражают недовольство, заставляя человека чувствовать себя глубоко униженным. Поскольку стыд — это сильная эмоция, то негативные чувства, порождаемые ею, зачастую бывают глубокими, неадекватными событию, вызвавшему их. Лица, испытывающие чувство стыда, прекрасно это понимают, что еще больше усиливает их гнев и упреки в адрес тех людей, по вине которых они вынуждены испытывать неприятные чувства. Приведенные соображения наводят на мысль, что лица, склонные испытывать чувство стыда, могут быть также склонными к агрессии.

Конкретные данные о существовании связи между склонностью к стыду и агрессией были получены в некоторых исследованиях (Harder & Lewis, 1986; Tangney, 1990). В самом, наверное, ярком на нынешний день исследовании Тангни, Вагнера, Флетчера и Грамзоу (Tangney, Wagner, Fletcher & Gramzow, 1992) попросили участников эксперимента заполнить опросники — для определения их склонности испытывать чувство вины или стыда в широком диапазоне ситуаций; склонности испытывать гнев или раздражение и склонности реагировать различными формами агрессивного поведения. Результаты не вызывали сомнений: чувство стыда действительно напрямую связано с гневом и агрессией. Другими словами, чем чаще люди испытывают чувство стыда в процессе взаимодействия с другими, тем выше их склонность к гневу и агрессивному реагированию. Интересно, что между склонностью чувствовать вину и гневом или агрессией положительной корреляции не наблюдалось. Поскольку и вина и стыд приводят в действие механизм «негативные реакции — "плохое" поведение», можно предположить, что связь между стыдом и агрессией может напрямую зависеть от степени неодобрения своего собственного «Я». Другими словами, именно тенденция стыдливых людей бить по своему собственному «Я» лежит в основе их высокой склонности к агрессии. Каковы бы, однако, ни были настоящие источники взаимосвязи между стыдом и агрессией, ясно, что тенденция испытывать стыд потенциально опасна не только для лиц, переживающих подобные эмоции, но и для окружающих.

Личность и «нормальная агрессия»: некоторые заключительные соображения

Перечень личностных черт или диспозиций, детерминирующих возникновение, интенсивность и направленность агрессии, ни в коем случае не исчерпывается рассмотренными выше. Важно учитывать то, что были обнаружены и другие черты характера, связываемые с агрессией. В качестве примеров в этот список следовало бы включить авторитаризм (Blass, 1991; Elms & Milgram, 1966), зависимость от поля или поленезависимость (Dengerink et al., 1975), враждебность или саму агрессивность (Wilkins, Scharff, & Sclottmann, 1974). Однако вместо рассмотрения этих характеристик мы закончим данный раздел обращением к двум проблемам: относительной важности личности и ситуационных детерминантов агрессии и изменяемости личностных характеристик, имеющих отношение к агрессии.

Задаваясь вопросом о том, на каких ступеньках лестницы, ведущей к агрессии, находятся ситуационные и личностные переменные, следует заметить, что большинство социальных психологов отдают пальму первенства ситуационным факторам, то есть подчеркивают роль социальных, ситуационных и средовых факторов, как это было представлено в первых главах данной книги. Утверждается, что только при отсутствии этих факторов или при их минимальном влиянии на передний план действительно выходят личностные переменные (Larsen, Coleman, Forbes & Johnson, 1972).

В целом мы согласны с этим заключением, но мы видим, что появляются все новые данные, свидетельствующие, пожалуй, о некоторой шаткости приведенного выше предположения. Поскольку наши знания о личности растут, становится все более очевидным, что личностные характеристики зачастую могут играть важную роль в формировании наблюдаемого поведения (Clarke & Hoyle, 1988). Более того, многие исследователи сообщают о том, что подобные факторы часто играют роль посредника по отношению к ситуационным факторам: иными словами, определенная ситуация может по-разному интерпретироваться лицами с различными чертами характера, и в результате реакция на ситуацию может оказаться диаметрально противоположной (Buss & Cantor, 1989). Таким образом, вопрос «что важнее» — личностные или ситуационные детерминанты поведения — становится совершенно неуместным. Более важной нам видится задача объединения этих двух групп факторов, для того чтобы расширить наши знания и возможность прогнозирования различных сторон поведения.

Мы согласны также с предположениями Бласса (Blass, 1991) и других, которые отмечают, что личностные факторы начинают играть ведущую роль в ситуациях, смоделированных самими людьми, нежели в ситуациях, им навязанных, а также если самосознание человека не «замутнено», в отличие от случаев, когда оно заблокировано или «задавлено» ситуацией (например, событием или задачей, требующей от человека полной отдачи в процессе переработки информации). В целом мы считаем, что личностные факторы действительно играют важную роль во многих моделях поведения, в число которых входит и агрессия.

А теперь перейдем ко второму вопросу — к изменяемости личностных черт. У нас сложилось впечатление, что для многих термин личность ассоциируется, кроме всего прочего, с понятиями неизменность, отсутствие альтернативы и неизбежность. Другими словами, многие люди считают, часто безоговорочно, что личностные черты, раз сформировавшись, не изменяются, да и, возможно, не могут изменяться. На самом же деле подобные предположения совершенно неверны. Вопреки общепринятому представлению, люди все-таки меняются на протяжении жизни, и такие перемены включают изменения в личностных характеристиках, хотя они могут оставаться стабильными в течение длительного времени. Но в нашем контексте стабильный отнюдь не означает неизменный: все большее число данных свидетельствует о том, что рассмотренные в этой главе характеристики — модель поведения по типу «А», тревога, локус контроля — все они могут меняться по мере приобретения нового опыта или после прохождения тренинга, специально разработанного для их изменения. Этот факт имеет важное значение для предупреждения и контроля человеческой агрессии — проблемы, к которой мы обратимся в главе 9. К тому же он свидетельствует о возможности изменения таких наклонностей, а также черт, лежащих в их основе, то есть факт, что определенные черты имеют отношение к агрессии, не может сам по себе быть причиной для пессимизма. Напротив, перемены возможны, и это обстоятельство позволяет нам закончить данный раздел ободряющими словами, которые впервые мы высказали в главе 1: агрессия определенно не является неизбежным и неминуемым результатом человеческой природы.

НАСИЛЬНИКИ: АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ И ЧРЕЗМЕРНО КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ

До сих пор предметом нашего внимания были личностные характеристики «нормальных» агрессоров — индивидов, не имеющих признаков психопатологии и демонстрирующих агрессию в таких ситуациях и при таких условиях, когда многие другие лица тоже вели бы себя подобным образом. Ну а теперь мы рассмотрим две другие группы, вернее, их немногочисленных представителей, на чью долю приходится основной процент действий, классифицируемых как агрессивные, и на чьей совести лежит ответственность за совершение зверских актов насилия, сообщения о которых так часто встречаются на страницах газет. Первая группа известна под названием абсолютно не контролирующих себя агрессоров, мы уже упоминали их в разделе о враждебной атрибутивной предвзятости. Как вы, наверное, помните, Додж с коллегами (Dodge & others, 1990) в качестве объекта исследования выбрали группу не контролирующих себя агрессоров — лиц, заключенных в тюрьму за совершение преступлений с применением насилия.

Представители второй группы, известные под названием чрезмерно контролирующих себя агрессоров, в некотором отношении даже более опасны. Они редко прибегают к агрессии, но, если до этого в конце концов доходит дело, их поступки носят крайний характер. Яростью своих атак они с лихвой компенсируют их немногочисленность.

Деление на абсолютно не контролирующих и чрезмерно контролирующих себя агрессоров впервые предложил Мегарджи (Megargee, 1966, 1971). Основанием к этому послужил тот факт, что в процессе разработки классификации агрессоров, при их «ближайшем рассмотрении» было обнаружено, что среди них преобладают лица либо с необычайно «шаткими», либо с чрезмерно «прочными» внутренними барьерами, сдерживающими агрессию. Впрочем, эта терминология с того времени широко использовалась многими исследователями в самом разнообразном контексте (Russell, 1989; Subotnik, 1989). Таким образом, подобное деление может быть полезным с точки зрения понимания различных аспектов агрессии.

АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: ОТСУТСТВИЕ СДЕРЖИВАЮЩИХ НАЧАЛ

Точ (Toch, 1969, 1975, 1980), исследователь, в течение нескольких лет занимавшийся изучением поведения вспыльчивых людей, называет не контролирующих себя агрессоров насильниками. Его работы показывают, что эти лица, несмотря на сравнительную немногочисленность, несут ответственность за необычайно высокий процент случаев с применением насилия. В арсенале научных методов Точа был один весьма необычный и провокационный способ, которым исследователь время от времени пользовался: он обучал заключенных и условно освобожденных интервьюировать насильников. Его доводы в пользу подобной методологии были неоспоримы. Во-первых, он хотел наладить контакт между испытуемыми и их интервьюерами, поскольку в роли последних зачастую выступают опытные профессионалы, говорящие, в буквальном смысле этого слова, совершенно на другом языке. Во-вторых, он хотел получить максимум информации от испытуемого. Другими словами, Точ был уверен, что насильники будут более искренними и откровенными, беседуя с равными себе.

Каждое интервью записывалось на пленку, а затем прослушивалось и тщательно анализировалось исследовательскими группами, состоявшими как из профессионалов, так и из непрофессионалов. В ходе дискуссии группы пытались составить для каждого случая насилия своеобразное резюме, включающее информацию

по следующим пунктам: 1) первопричины каждого столкновения с применением насилия (то есть события, приведшие к нему); 2) основные цели и ценностная ориентация субъекта; 3) любое сходство между двумя первыми положениями и информацией, почерпнутой из других интервью. Главная цель заключалась в том, чтобы выделить основные положения, которые смогли бы указать на базовые личностные характеристики лиц, склонных к насилию.

Проанализировав результаты, полученные с помощью своей хитроумной методики, Точ пришел к заключению, что насильников (не контролирующих себя агрессоров) можно разделить на несколько типов. Основанием классификации послужили причины, побуждающие насильников выбирать в качестве модели поведения агрессию. Окончательный вариант типологии представлен в табл. 6. 2, таким образом мы можем сделать вывод, что насильники прибегают к агрессии по самым разнообразным причинам. Одни из них руководствуются социальными целями и мотивами (например, поддержание и упрочение своего имиджа в обществе, навязывание групповых норм), в то время как другие стремятся эксплуатировать других и насаждать свою власть (запугивание, эксплуатация). Наконец, если вспомнить исследования по изучению предвзятой атрибуции враждебности, некоторые неконтролирующие себя лица ведут себя агрессивно из-за убеждения, что «за ними охотятся», а также из-за страха, что сами станут жертвами, если не нанесут удара первыми.

АБСОЛЮТНО НЕ КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: НЕКОТОРЫЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Исследование Точа, которое позволило сделать видимым восприятие и мотивы насильников, содержит несколько важных рекомендаций относительно того, как вести себя с такими людьми. Во-первых, поскольку агрессивные наклонности таких лиц, похоже, являются порождением различных источников, маловероятно, что какая-нибудь одна процедура или методика окажется успешной в изменении поведения всех абсолютно не контролирующих себя агрессоров. Напротив, потребуются скорее всего самые разнообразные методы в работе с каждой отдельной подгруппой.

Во-вторых, исследование Точа наводит на мысль, что, видимо, не удастся «перековать» склонных к насилию лиц с помощью таких широко распространенных средств, как увеличение срока наказания за агрессивное поведение, усиление полицейских сил или же ограничение продажи опасного оружия. Дело в том, что такие лица считают агрессию вполне приемлемой и используют ее как средство достижения целей, глубоко укоренившихся в их личностной структуре. С позиции теории научения и социально-когнитивной теории (Bandura, 1986), агрессия как модель поведения чрезвычайно устраивает таких лиц, и поэтому вряд ли они с готовностью и легкостью откажутся от тенденции отвечать ударом на удар. Следовательно, ключом к изменению поведения таких лиц может стать психотерапия, направленная на повышение уверенности в себе, на выработку более зрелого взгляда на жизнь и отношения с другими, а также имеющая возможность научить их необходимым социальным навыкам. По словам Точа, такие изменения медленно, но верно приведут к искоренению многих из факторов, предрасполагающих несдержанных лиц к опасным выпадам против других. Таким образом, программы, направленные на осуществление этих целей, должны стремиться, в первую очередь, к уменьшению насильственных наклонностей абсолютно не контролирующих себя агрессоров.

ЧРЕЗМЕРНО КОНТРОЛИРУЮЩИЕ СЕБЯ АГРЕССОРЫ: КОГДА ЧРЕЗМЕРНАЯ СДЕРЖАННОСТЬ СТАНОВИТСЯ ОПАСНОЙ

¦ «Служащий убил в ресторане шесть человек. Затем направил оружие на себя»

¦ «Жена подожгла мужа и наблюдает, как он погибает в огне»

¦ «Мужчина сбросил с шестого этажа своего пасынка»

¦ «Мальчик убил отца, мать и двух сестер»

¦ «Мужчина трактором переехал свою бывшую любовницу»

Заголовки, подобные приведенным, с пугающей частотой появляются на страницах наших газет. Обычно мы с огромным недоумением реагируем на такие события. Как, удивляемся мы, кто-то смог совершить подобные преступления? Какие полоумные или озверевшие чудовища ответственны за эти акты насилия? Вплоть до недавнего времени наиболее распространенный ответ на подобные вопросы подразумевал отсутствие обыкновенных внутренних сдерживающих начал. Считалось, что лица, совершившие подобные поступки, просто не в состоянии, в отличие от других людей, контролировать и сдерживать себя от совершения опасных актов агрессии. Короче говоря, таких людей воспринимали как не контролирующих себя агрессоров.

Как это ни странно, но при внимательном анализе черт характера у лиц, прибегающих к крайним формам насилия, вырисовывается совершенно другая картина: эти шокирующие преступления совершили отнюдь не те, за кем тянется длинный хвост кровавых преступлений. Напротив, очень часто преступниками оказываются пассивные, мягкие по характеру люди. Они совсем не импульсивны и их трудно спровоцировать. Они кажутся терпеливыми, способными выносить страдания на протяжении длительного времени, умеющими себя сдерживать. Нижеприведенная история служит ярким примером того, что обычно происходит с такими людьми (Schultz, 1960):

Джим однажды пришел домой раньше времени и застал свою жену в постели с соседом. Он не знал, что делать. Просто закрыл дверь, вернулся к работе в поле и заплакал. По его словам, он мог бы «что-нибудь» сделать, так как в соседней со спальней комнате хранилось заряженное ружье. Позднее Джим никогда не напоминал жене о неверности, и она, видя отсутствие практически всякого сопротивления, осмелела. Любовник начал оставаться не только на ужин, но иногда и на ночь. Джим не возражал и даже давал в долг любовнику своей жены деньги, семена, фермерское оборудование... В конце концов, по прошествии трех лет, любовник приехал на ферму Джима на грузовике, загрузил его домашним скарбом, скотом и, посадив туда жену Джима и четырех его детей, уехал. Джим, хотя и поразился отсутствию жены и детей, не только ничего не предпринял для их возвращения, но и ни разу не подошел к любовнику своей жены.

Конечно, очень трудно представить более яркий пример сдерживания перед лицом все повторяющихся провокаций. Несмотря на наглые действия жены и ее любовника, Джим оказался не в состоянии в течение трех лет выразить в какой-нибудь форме свой протест. Только позднее, вновь женившись и обнаружив, что и вторая жена ему неверна, он наконец взорвался и с необычайной жестокостью убил ее вместе с любовником.

Проанализировав несколько подобных случаев, Мегарджи (Megargee, 1966, 1971) пришел к заключению, что виновные в совершении поступков с применением крайних форм насилия являются на самом деле лицами упомянутого выше типа. Он обозначил их термином чрезмерно контролирующие себя агрессоры — лица, обладающие мощными сдерживающими силами, препятствующими совершению агрессивных действий. Исходя из этого факта, Мегарджи выдвинул также предположение, что такие люди из-за прочных внутренних сдерживающих начал обычно редко реагируют на провокацию, предпочитая прятать свой гнев под мнимым безразличием. С течением времени, однако, если провокации не прекращаются, даже их чрезмерное терпение лопается. И тогда эти, казалось бы, покорные люди неожиданно прибегают к насилию, что застает их жертву совершенно врасплох. После «выброса» агрессии они опять возвращаются к своему прежнему состоянию пассивности, и их снова воспринимают как совершенно неспособных на дикие поступки, не говоря уже о крайних формах проявления агрессии.

Чтобы доказать жизнеспособность подобных предположений, Мегарджи (Megargee, 1966) провел полевые исследования двух групп мальчиков — несовершеннолетних преступников — в возрасте от 11 до 17 лет. Лица, отнесенные к первой группе (и получившие название «крайне агрессивные») были лишены свободы за совершение чрезвычайно жестоких актов насилия (например, убийство своих родителей, жестокое избиение других), в то время как лица из второй группы (получившие название «умеренно агрессивные») были задержаны за совершение более умеренных актов агрессии (например, драку, использование оружия, не относящегося к категории смертельного, такого, например, как палка). Мегарджи предположил, что многие из входящих в группу крайне агрессивных

при ближайшем рассмотрении окажутся чрезвычайно сдерживающими себя агрессорами. Напротив, ни один из индивидов из категории умеренно агрессивных не попадет под это определение. Другими словами, как бы это ни казалось парадоксальным, испытуемые группы крайне агрессивных на самом деле будут демонстрировать агрессию более низкого уровня и до, и после заключения, чем лица из группы умеренно агрессивных. Полученные результаты подтвердили этот прогноз. В процентном отношении в группе «крайне агрессивных» (78%), по сравнению с группой «умеренно агрессивных» (29%), было больше лиц, впервые совершивших преступление и не имевших до этого неприятностей с законом. Более того, оценивая поведение своих подопечных, их воспитатели отмечали, что заключенные, входившие в группу «крайне агрессивных», оказались более склонными к сотрудничеству, послушными и приятными, чем испытуемые из группы «умеренно — агрессивных».

Очередным подтверждением гипотезы, что лица, совершившие тяжкие преступления, зачастую относятся к категории чрезмерно контролирующих себя агрессоров, являются результаты экспериментов, во время которых группы заключенных, осужденных за правонарушения различной степени тяжести, должны были заполнить опросник, измеряющий склонность к чрезмерному контролю агрессии (шкала чрезмерно контролируемой враждебности [Megargee, Cook & Mendelson, 1967]). Как и предполагалось, осужденные за совершение тяжких преступлений набрали по этой шкале больше баллов, чем осужденные за совершение преступлений средней степени тяжести, а последние — больше тех, кто попал в тюрьму за ненасильственные преступления (см. рис. 6. 7).

Если валидность шкалы «склонность к чрезвычайному контролю враждебности» будет подтверждена дальнейшими исследованиями, она станет очень полезной для выявления лиц, чьи сдерживающие силы делают их чрезмерно — и неожиданно — опасными для других.

Чрезмерно контролирующие себя агрессоры, абсолютно не контролирующие себя агрессоры и агрессия по отношению к женщинам: близкий враг вновь наносит удар

Насилие, как это ни удивительно, нередкое явление в отношениях между родственниками, родителями и детьми, братьями и сестрами, мужьями и женами (Straus, Gelles & Steinmetz, 1980). Если говорить о насилии в супружеских парах, то женщины значительно чаще становятся жертвами физических оскорблений со стороны мужчин; действительно, десятки тысяч жен ежегодно подвергаются истязаниям со стороны своих мужей в одних только Соединенных Штатах. Какой тип мужчин прибегает к физическому насилию над своими женами? Какие характеристики, свойственные этим индивидам, попирают мощные сдерживающие начала, удерживающие большинство представителей мужского пола от причинения женщинам физического вреда? В исследованиях по этой теме в качестве базового понятия часто использовалась система Мегарджи (Megargee, 1971) — разделение испытуемых на чрезмерно контролирующих и абсолютно не контролирующих себя агрессоров. Результаты оказались поистине потрясающими.

На первый взгляд может показаться, что бьющие своих жен мужчины в большинстве своем абсолютно не контролирующие себя агрессоры — лица с необычайно слабыми сдерживающими началами против использования физического насилия. Фактически же оказывается, что они могут быть как чрезвычайно контролирующими себя агрессорами, так и наоборот. Исследование, разработанное и проведенное Суботник (Subotnik, 1989) прекрасно иллюстрирует это положение.

Вместе со своими коллегами она опрашивала людей, искавших помощи у представителей организации «Проект по борьбе с истязаниями в семьях» (Domestic Abuse Project). Опросы показали, что часть мужчин, избивающих своих жен, можно классифицировать как абсолютно не контролирующих себя агрессоров, так как они применяют насилие и по отношению к другим лицам и совсем не испытывают чувства вины за свое поведение дома. Напротив, других можно было классифицировать как чрезмерно сдерживающих себя агрессоров — они не применяли насилия по отношению к другим лицам, сообщали, что подобные инциденты случались с ними только после принятия алкоголя, и отмечали, что испытывают чувство вины после «вспышек агрессии».

На основе предварительных данных своего эксперимента, а также результатов, полученных в ходе проведенных ранее исследований по теме «абсолютно не контролирующие и чрезмерно контролирующие себя агрессоры», Суботник выявила несколько гипотез о возможных различиях между этими двумя группами истязателей жен. В частности, она сформулировала предположение, что чрезмерно контролирующие себя агрессоры будут с неодобрением относиться к агрессии и что

для них будет характерен сравнительно низкий уровень импульсивности. Абсолютно не контролирующие себя агрессоры, напротив, будут в большинстве своем относиться к агрессии положительно и демонстрировать сравнительно высокий уровень импульсивности. Сравнение поведения «истязателей жен» по обеим группам подтвердило эти прогнозы. Кроме того, Суботник (Subotnik, 1989) обнаружила, что совсем не контролирующие себя «истязатели жен» оказались в целом более агрессивными и чувствовали себя более бессильными, чем чрезмерно контролирующие себя агрессоры.

Полученные Суботник результаты наводят на мысль о том, что мужчины, прибегающие к насилию по отношению к своим женам, не обладают единой структурой личностных черт. Напротив, аналогичное поведение может быть отмечено у лиц, структуры личности которых совершенно противоположны. Абсолютно не контролирующие себя агрессоры, похоже, нападают на своих жен в ответ на сравнительно слабую провокацию, в то время как чрезмерно контролирующие себя агрессоры применяют физическое насилие по отношению к своим женам, потому что слишком долго держали себя в руках и ничем не выдавали своего беспокойства о волнующей их проблеме, пока не поняли, что, как выразился один из испытуемых, их «загнали в угол».

Чтобы «истязатели своих жен» отказались от применения насилия в семейных отношениях, необходимо, по словам Субботник, подобрать для каждой группы собственные методы психологического воздействия. Абсолютно не контролирующих себя агрессоров следует учить противостоять фрустрации, верить в собственные силы; чрезмерно контролирующих себя агрессоров следует учить распознавать первые признаки появляющегося раздражения и выражать его в приемлемых формах. Обращая внимание на необходимость использования различных методов психологического воздействия на этих лиц, стоит заметить, что разделение агрессоров по принципу наличия-отсутствия контроля их за своими действиями может помочь в решении этой важной общественной проблемы.

УСТАНОВКИ, СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ И АГРЕССИЯ

Представьте себе, что в один прекрасный день вас по какой-то причине выводят из себя два совершенно разных человека — один из них вам нравится, а другой — нет. Будет ли ваша реакция на действия этих людей одинаковой? Вполне разумно предположить, что нет. Скорее всего, вы с большей агрессивностью ответите человеку, который вам не нравится, а не наоборот. Более того, можно предположить, что подобная закономерность в вашем поведении будет повторяться от ситуации к ситуации независимо от ее «фона». Если не принимать во внимание определенные обстоятельства, вы наверняка будете более снисходительны и сдержанны, когда вас будет раздражать друг, нежели человек, который вам не нравится.

Ну а теперь обратимся к другому примеру. На этот раз именно вы раздражаете двух совершенно незнакомых вам людей. Один из них — глубоко религиозный человек, протестующий против всякого насилия. Другой — профессиональный солдат, который буквально ждет не дождется очередной возможности повоевать. Не кажется ли вам, что эти лица по-разному отреагируют на ваши провокации? И вновь напрашивается утвердительный ответ: в то время как религиозный человек

наверняка «подставит другую щеку» и проигнорирует ваши действия, солдат скорее всего рассердится и как-нибудь ответит. Более того, подобные противоположные реакции, вероятно, окажутся видными на фоне разнообразных ситуаций. Если не принимать во внимание специфические особенности ситуации, религиозный человек воздержится от агрессии, в то время как солдат может быстро актуализировать именно эту модель поведения.

Все подобные примеры страдают от чрезмерного упрощения. Множество факторов, а не только упомянутые нами, наверняка влияют на действия вовлеченных в ситуацию лиц. Тем не менее они оба иллюстрируют важное положение относительно агрессии: во многих случаях на ее возникновение сильное влияние оказывают установки задействованных в ситуации лиц, как агрессоров, так и тех, чье поведение спровоцировало агрессию. Термин «установка» используется социальными психологами для обозначения мысленных представлений человека о различных характеристиках социального или физического мира — представлений, наложенных в результате жизненного опыта, которые, раз возникнув, очень сильно влияют на его поведение (Pratkanis, Breckler & Greenwald, 1989). Обычно считается, что установки имеют три четких компонента: оценочный (нашу любовь или ненависть к объектам); компонент веры (мы уверены, что объекты являются именно тем, что мы о них думаем) и поведенческий (готовность действовать определенным образом по отношению к объектам). Кроме того, наши установки довольно устойчивы по природе. За исключением сильных потрясений, заставляющих нас пересмотреть свою систему ценностей, установки, которых мы придерживаемся сегодня, скорее всего будут такими же и завтра. Если принимать во внимание все эти факты, становится ясно, что до определенного момента разнообразные установки имеют отношение к агрессии и могут оказывать сильное воздействие на подобное поведение.

Поскольку у нас имеются установки относительно совершенно различных аспектов социального и физического мира, многие из них, что вполне понятно, вносят свою лепту и в агрессивное поведение. Большинство исследователей, однако, сконцентрировали свое внимание на одном специфическом типе установок — на предрассудках. Предрассудок — это негативная установка по отношению к членам определенных социальных групп, основанная, главным образом, на их принадлежности к этой группе (Rogers, 1983). Итак, давайте рассмотрим роль предрассудка.

ПРЕДРАССУДОК И МЕЖРАСОВАЯ АГРЕССИЯ

Простые наблюдения говорят о том, что расовые предрассудки являются причиной проявления многочисленных актов агрессии. Столкновения между представителями разных рас происходят с высокой частотой в разных странах. Такие происшествия наводят на мысль о том, что лица с сильными расовыми предрассудками более других склонны становиться участниками актов межрасовой агрессии, и, как отмечалось нами в главе 5, результаты нескольких лабораторных исследований подтверждают наличие связи между расовыми установками и агрессией (Genthner, Shuntich & Bunting, 1975). Как показали эти исследования, белые американцы с сильными расовыми предрассудками демонстрировали более высокий уровень агрессии по отношению к белым и чернокожим жертвам, нежели индивиды с не столь сильными предрассудками. В другом исследовании (Wilson & Rogers, 1975), где испытуемыми были люди с черной кожей, так же получили подобные результаты. Лица с сильными предрассудками оказались более агрессивными по отношению к своим жертвам — как белым, так и чернокожим.

Эти результаты, однако, не означают, что для исследователей не составляет труда вычленить расовые предрассудки как компонент открытого проявления агрессии. Но многие факторы, влияющие на агрессию, например страх отмщения или условие полной анонимности (см. главу 5), могут помочь нам выяснить, какое место в агрессивном поведении занимают расовые предрассудки (Baron, 1979; Donnerstein & others, 1972; Rogers, 1983). Поскольку мы уже рассматривали свидетельства, подтверждающие силу этих факторов, не будем к ним возвращаться. Скажем лишь, что, судя по беспорядкам, расовые и прочие формы предрассудков не проявляют даже признаков исчезновения с мировой общественной арены; некоторые же данные свидетельствуют о том, что в последние десятилетия подобные установки стали сильнее в умах многих жителей Соединенных Штатов и многих других стран (Dovidio & Gaertner, 1986). Таким образом, вполне разумно заключить, что предрассудок остается важным компонентом установки на агрессию в самых разнообразных условиях.

АГРЕССИЯ ПО ОТНОШЕНИЮ К «ЧУЖАКАМ»: РОЛЬ ВООБРАЖАЕМОГО КОНФЛИКТА

Исследования по межрасовой агрессии наводят на мысль о том, что этот предрассудок — разновидность негативной установки — играет важную роль по крайней мере в некоторых формах насилия. Однако были получены данные, свидетельствующие о том, что агрессия против «чужаков» (то есть против тех, кто не принадлежит к вашей собственной группе) может, кроме всего прочего, иметь своим источником воображаемый конфликт с этой группой (Brown, 1984). Влияние этого фактора на агрессию, возможно, лучше всего проиллюстрирует детально разработанное и аккуратно выполненное исследование Шварца и его коллег (Schwartz & Struch, 1990; Struch & Schwarz, 1989).

Исследователи выдвинули следующее предположение: чтобы индивиды проявили агрессию по отношению к «чужакам», необходимо наличие мотива. Наиболее важным мотивом для подобного поведения является воображаемый конфликт интересов, как предположили Штрух и Шварц (Struch & Schwartz, 1989). Вероятно, индивиды — стоит им осознать наличие подобного конфликта — начинают дегуманизировать членов чужой группы: находить в них только недостатки и рассматривать как людей, недостойных уважения и добра. Кроме того, воображаемый конфликт интересов заставляет людей думать, что в их группе совершенно другие ценности, нежели в «чужой»; что существует прочная, непреодолимая граница между ними и другими — вот эти факторы и способствуют возникновению усиливающейся агрессии против членов чужой группы.

Чтобы проверить правильность этих предположений, Штрух и Шварц (Struch & Schwartz, 1989) изучили установки и убеждения неортодоксальных евреев, проживающих в Иерусалиме, по отношению к ультраортодоксальным евреям, недавно поселившимся с ними по соседству. Испытуемые заполняли опросники, которые ставили своей целью определить: 1) наличие у них воображаемого конфликта с

 «чужаками»; 2) факт дегуманизации членов «чужой» группы; 3) наличие воображаемых различий с ними; 4) непреодолимость границ между их группой и «чужаками». Также их просили отметить случаи агрессивных действий против этих лиц, таких как бойкотирование магазинов, владельцами которых являются «чужаки», включение радио на полную громкость с целью навредить ультраортодоксальным соседям.

Полученные результаты показали, что воображаемый конфликт интересов действительно напрямую связан с агрессией по отношению к этим лицам. Кроме того, три переменные, упомянутые выше (дегуманизация, воображаемое несовпадение ценностей и воображаемая непреодолимость межгрупповых границ), также имели отношение к агрессии. Таким образом, они по существу являются связующим звеном между воображаемым конфликтом интересов и агрессивным поведением (см. рис. 6. 8).

Результаты, полученные Штрухом и Шварцем (Struch & Schwartz, 1989), показывают, что агрессия по отношению к чужакам не обязательно должна являться непосредственным порождением установок по отношению к этим лицам. Напротив, межгрупповая агрессия может иногда быть результатом воображаемого конфликта интересов или же негативных установок и воззрений (например, стремления дегуманизировать «чужаков»), которые порождают подобные конфликты. В таких случаях предубежденность к чужим может являться скорее очередной «копией» в процессе, нежели основной причиной его порождения.

СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ И АГРЕССИЯ: ЭФФЕКТ ОТ ОБРАЩЕНИЯ К ВНУТРЕННЕМУ МИРУ

Является ли агрессия приемлемой или неприемлемой формой поведения? Разные люди по-разному ответят на этот вопрос. На одном полюсе находятся лица, которые считают, что агрессия аморальна, и крайне не одобряют ее проявления ни при каких обстоятельствах. Такие люди, к примеру, выступают против смертной казни даже для самых жестоких убийц. На другом полюсе находятся лица, считающие агрессию вполне приемлемой, даже желательной формой социального поведения. К примеру, абсолютно не контролирующие себя агрессоры обычно положительно отзываются о возможном использования агрессии в отношениях с другими лицами. Мнение большинства людей, конечно, оказывается где-то между этими двумя крайними точками и сводится к тому, что при одних условиях агрессия вполне приемлема, а при других — нет. Вполне разумно предположить, что определенные взгляды на агрессию сильно влияют на желание индивидов выбирать эту модель поведения. И поскольку воззрения людей не меняются от ситуации к ситуации, их тоже можно рассматривать в качестве важной индивидуальной детерминантой агрессии.

Однако нельзя сказать, что подобные ценности или критерии влияют на открытую агрессию исключительно, что называется, «по определению». Для того чтобы такого рода взаимодействие осуществилось, ценности и стандарты должны быть очевидными для действующих в ситуации лиц, то есть эти индивиды должны обратить на них внимание. Оставаясь в тени, эти характеристики фактически не будут влиять на возникновение и протекание агрессии, и агрессивное поведение будет иметь, главным образом, импульсивную природу (Berkowitz, 1989). Каким же образом наши ценности или внутренние критерии становятся очевидными? Вероятно, ответ на этот вопрос можно найти среди огромного количества исследований по проблеме самоосознания, или самосознания (Carver & Scheier, 1981; Scheier & Carver, 1988). Самоосознание — помещение собственной персоны в объектив своего внимания — имеет две основные формы. Первая, известная также под названием общественное самосознание, позволяет рассмотреть себя как социальный объект — взглянуть на себя глазами других. Другая форма представляет собою обращение к внутренним стандартам человека, к его ценностям и установкам. Она известна как личностное самосознание (Scheier, Buss & Buss, 1978). Несмотря на то что оба типа самоосознания могут положительно коррелировать с агрессией, очевидно, что личностное самосознание в большей степени годится для установления перечня внутренних ценностей, имеющих отношение к агрессивному поведению. Ниже мы опишем, как личностное самосознание может оказать влияние на агрессию.

Индивиды с высоким самосознанием сравнивают свои внутренние стандарты и ценности со своим поведением. Если разногласий нет, человек реагирует позитивно—в конце концов, человек считает себя счастливым тогда, когда его поступки не противоречат его взглядам на мир! Напротив, если человек замечает расхождение между своим поведением и внутренними стандартами, он стремится изменить поведение, чтобы его действия соответствовали его внутренним взглядам.

Экстраполируя подобные предположения на случаи проявления агрессии, можно прогнозировать, что конечные действия индивида с высоким уровнем самосознания будут зависеть, и довольно сильно, от их системы ценностей и внутренних стандартов относительно поведения. Если выбор агрессии в качестве средства достижения цели одобряют, а саму агрессию рассматривают как приемлемую форму поведения, высокое самосознание может привести к усилению внешних проявлений подобного поведения, поскольку индивиды стремятся привести свои поступки в соответствие со взглядами, которых придерживаются. Напротив, если агрессия считается неприемлемой, индивид с высоким самосознанием будет склонен к уменьшению интенсивности подобных действий (см. рис. 6.9 — суммарное отражение подобных предположений).

Как отмечалось в главе 5, подобные предположения проверялись различными исследователями (Carver, 1974, 1975; Scheier, Buss & Buss, 1978; Scheier, Fenugstein & Buss, 1974). Во всех разработанных ими экспериментах испытуемых с помощью простого, но остроумного метода заставляли перейти на более высокий уровень самоосознания: они видели свое отражение в зеркале, висевшем рядом с экспериментальной аппаратурой. (Одно из исследований подчеркивает, что наблюдение за своим отражением в зеркале переводит процесс самоосознания на более глубинные уровни почти у всех людей [Wicklund, 1975].) Результаты всех этих исследований подтвердили прогнозы, сделанные на основе анализа самоосознания. Например, как уже упоминалось в предыдущей главе, высокий уровень самоосознания усиливает агрессию со стороны индивидов, благосклонно относящихся к использованию физических наказаний (одобряющие насилие индивиды), но уменьшает агрессию со стороны лиц, считающих физическое наказание неприемлемым (отрицающие насилие индивиды [Carver, 1975]).

В целом имеющиеся данные наводят на мысль о том, что ценности и внутренние стандарты, имеющие отношение к агрессии, зачастую могут влиять на актуализацию подобного поведения. Более того, оказывается, что такое воздействие скорее всего будет иметь место в том случае, когда индивиды реально считаются со своими ценностями — при условии наличия высокого уровня самоосознания. Похоже, наше обращение к собственному внутреннему миру не только учащает случаи внезапного прозрения и улучшает самопонимание — в некоторых случаях оно может повлиять на природу наших взаимоотношений с другими.

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ И В ЭТОМ ОТЛИЧАЮТСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА? И ЕСЛИ ЭТО ТАК, ТО ПОЧЕМУ?

Существуют ли различия между мужчиной и женщиной как потенциальными субъектами и объектами агрессивного поведения? И здравый смысл, и обыкновенное наблюдение показывают, что некоторая разница, безусловно, имеется. Во-первых, принято считать, что мужчины более агрессивны, чем женщины, и более склонны в своих взаимоотношениях с другими выбирать в качестве модели поведении агрессию, особенно физическую. Во-вторых, как отмечалось в главе 4, широко распространено мнение, что, при всех равных условиях, мужчины чаще выступают в качестве мишени агрессии, нежели женщины.

Эти различия обычно относят на счет генетических или социальных факторов. С одной стороны, утверждается, что мужчины уже на генетическом уровне запрограммированы на большую склонность к агрессии, чем женщины. С другой стороны, во многих культурах считается, что представители мужского пола не только являются, но и должны быть грубее, самоувереннее и агрессивнее женщин.

Несмотря на то что утверждения о существовании важных различий между мужчинами и женщинами относительно агрессии, похоже, согласуются с наблюдениями, сделанными в повседневной жизни, мы уже не раз отмечали на страницах данной книги, что здравый смысл зачастую является ненадежным средством для точного познания природы агрессии. Таким образом, прежде чем делать какие-либо заключения, следует рассмотреть эмпирические данные, подтверждающие или не подтверждающие их правоту. Многочисленные данные действительно говорят о том, что между мужчинами и женщинами как группами существует различие относительно агрессии (Eagly & Steffen, 1986). Однако природа этих различий не столь примитивна, как предполагает здравый смысл, а причины их возникновения куда сложнее, чем предполагает общепринятая точка зрения (Eagly & Wood, 1991).

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ КАК АГРЕССОРЫ

И результаты скрупулезной обработки данных, полученных в исследованиях индивидов (Gentry, 1970; Harris, 1974b, 1992; Lagerspetz, Bjorkvist & Peitonen, 1988), и данные мета-анализа, сделанного на основе этих работ (Eagly & Steffen, 1986), позволяют сделать следующее заключение: мужчины действительно более склонны прибегать к открытой физической агрессии. Как велика эта разница? Это, похоже, зависит от целого ряда переменных (Eagly & Wood, 1991). Например, гендерные различия в агрессии наиболее заметны в физических формах агрессии, а также в ситуациях, когда к агрессии вынуждены обратиться (например, из-за исполнения определенной социальной роли), в отличие от ситуаций, когда к ней прибегают без всякого принуждения. В-третьих, склонность мужчин демонстрировать более высокие уровни агрессии более очевидна после сильной провокации, нежели при ее отсутствии.

Мужчины и женщины также отличаются своими установками относительно агрессии. Мужчины, как правило, в меньшей степени испытывают чувство вины и тревоги. Напротив, женщины более обеспокоены тем, чем агрессия может обернуться для них самих, — например, возможностью получить отпор со стороны жертвы. Свежие данные свидетельствуют о том, что и мужчины и женщины придерживаются противоположных социальных представлений — противоположных моделей и теорий о функциях — об агрессии (Campbell, Muncer & Gorman, 1993). Более того, женщины рассматривают агрессию как экспрессию — как средство выражения гнева и снятия стресса путем высвобождения агрессивной энергии. Мужчины же, напротив, относятся к агрессии как к инструменту, считая ее моделью поведения, к которому прибегают для получения разнообразного социального и материального вознаграждения.

Дополнительные данные, касающиеся гендерных различий в агрессии, свидетельствуют о том, что мужчины более склонны прибегать к прямым формам агрессии, а женщины предпочитают пользоваться косвенными действиями, которые наносят вред противнику окольным путем. Например, Лагерспетц и его коллеги (Lagerspetz & others, 1988; Bjorkvist, Lagerspetz & Kaukiainen, 1992) опрашивали мальчиков и девочек в возрасте от 8 до 15 лет, как ведут себя школьники из их класса, когда сердятся. Полученные результаты показали, что мальчики прибегают к прямым формам агрессии, включающим такие действия, как погоня за противником, подножки, пинки, толчки, дразнилки, значительно чаще девочек. Зато девочкам более свойствены косвенные формы агрессии, например, наговор на противника за его спиной, бойкотирование обидчика, разрыв дружеских отношений, демонстрация обиды.

Таким образом, мужчины и женщины действительно отличаются друг от друга относительно агрессии, причем мужчины, как правило, более склонны к подобному поведению, нежели женщины. Однако величина разрыва сильно колеблется в зависимости от обстановки и других факторов, а также от формы агрессии.

ГЕНДЕР И АГРЕССИЯ: МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ КАК ОБЪЕКТЫ АГРЕССИИ

Несмотря на то что различия в агрессивном поведении в целом между мужчинами и женщинами окончательно не выяснены, мы неплохо осведомлены в вопросе, какова вероятность представителей обоего пола оказаться объектами агрессии. Как уже отмечалось в главе 4, большинство лабораторных исследований, в которых в качестве манипулируемой переменной выступал пол, подтвердили широко распространенную точку зрения, что мужчины чаще становятся объектом физической агрессии (Frodi, Macauly & Thome, 1977). Аналогичные данные были получены в результате огромного числа исследований, разработчики которых использовали разнообразные методики и способы оценки агрессии и подбирали в качестве испытуемых людей с самыми разными характеристиками (Buss, 1966b; Baron & Bell, 1973; Kaleta & Buss, 1973). Более того, статистические данные показывают, что убийства значительно чаще являются причиной смерти среди молодых мужчин, чем женщин. В целом же женщины реже выступают в качестве мишени определенных форм агрессии, нежели мужчины.

Однако из этого «правила» имеются свои исключения. Как уже отмечалось ранее в этой главе, женщины значительно чаще становятся жертвами супружеского насилия и сексуальной агрессии. Поскольку причиной изнасилований является скорее агрессия (например, крайняя форма неприязни по отношению к женщинам; Groth, 1979; Malamut, 1986), нежели сексуальные мотивы, становится ясно, что в этом смысле женщины скорее станут объектами насилия, нежели мужчины. Наконец, как отмечалось в главе 4, женщины легко могут стать объектом агрессии со стороны мужчин, если представляют для них определенную угрозу: в подобных случаях нежелание мужчин не прибегать к насилию против женщин, похоже, резко уменьшается (Richardson et al., 1985). Если не принимать в расчет эти исключения, имеющиеся данные, однако, свидетельствуют о том, что женщины в целом значительно реже бывают объектом агрессии.

ПЕРВОПРИЧИНА ГЕНДЕРНЫХ РАЗЛИЧИЙ В АГРЕССИИ: ГЕНЕТИКА ИЛИ СОЦИАЛЬНЫЕ РОЛИ?

То обстоятельство, что гендерные различия влияют на становление, протекание и демонстрацию агрессии, было убедительно доказано на примере исследований индивидов, а также анализом имеющейся литературы (Eagly & Steffen, 1986; Eagly & Wood, 1991). Первопричина этих различий, однако, так и осталась невыясненной. Многие биологи, занимающиеся изучением социального поведения, придерживаются мнения, что гендерные различия в агрессии обусловлены в основном генетическими факторами. Согласно этой точке зрения, для мужчин характерен более высокий уровень физической агрессии, потому что в прошлом подобное поведение давало им возможность передавать свои гены следующему поколению. Они утверждают, что агрессия помогала нашим предкам, ищущим самку для спаривания, побеждать соперников и тем самым увеличивала их возможность «увековечить» свои гены в будущих поколениях. Результатом такого естественного отбора, связанного с воспроизводством, явилось то, что нынешние мужчины более склонны к физической агрессии, а также к демонстрации физиологической адаптации и механизмов, связанных с подобным поведением (см. главу 7, где рассматриваются физиологические механизмы, имеющие отношение к агрессии).

Такие предположения, безусловно, нельзя проверить с помощью прямого эмпирического исследования. Однако кое-какие данные могут быть интерпретированы как подтверждение предположения, что гендерные различия в агрессии порождаются, по крайней мере отчасти, генетическими факторами. Например, Садалла, Кенрик и Вершур (Sadalla, Kenrick & Vershure, 1987) пришли к выводу, что женщины, в отличие от мужчин, считают склонность к доминированию у своего возможного супруга весьма привлекательной чертой. Такие данные свидетельствуют о том, что напористое или агрессивное поведение может действительно помогать мужчинам передавать свои гены последующему поколению — главная проблема, согласно доктрине биологов, изучающих социальное поведение. И вновь, однако, нет возможности напрямую проверить потенциальный вклад генетических факторов в гендерные различия в агрессии. Таким образом, роль этих факторов по-прежнему интересует нас, но остается недоступной возможностью для проверки.

В другом объяснении гендерных различий в агрессии делается акцент на влияние социальных и культурных факторов. Было предложено много различных вариантов этого объяснения, но, наверное, большинство фактов подтверждает гипотезу интерпретации социальной роли, предложенную Игли и ее коллегами (Eagly, 1987; Eagly & Wood, 1991). Согласно этой теории, гендерные различия в агрессии порождаются, главным образом, противоположностью гендерных ролей, то есть представлениями о том, каким, в пределах данной культуры, должно быть поведение представителей различных полов. У многих народов считается, что женщины, в отличие от мужчин, более общественные создания — для них должно быть характерно дружелюбие, беспокойство за других, эмоциональная экспрессивность. От мужчин же, напротив, ожидается демонстрация силы — независимости, уверенности в себе, хозяйственности. Согласно теории социальных ролей, гендерные различия в агрессии порождаются в основном тем обстоятельством, что в большинстве культур считается, что мужчины в широком диапазоне ситуаций должны вести себя более агрессивно, нежели женщины.

Эта теория нашла свое подтверждение в самых разнообразных работах (Eag1у, 1987). Пожалуй, самое убедительное из них было получено в мета-аналитическом исследовании, в ходе которого испытуемых просили проранжировать описания специфического агрессивного поведения, изучавшегося в различных работах по агрессии (Eagly & Steffen, 1986). Испытуемые оценивали степень пагубности этих поступков, чувство тревоги или вины, которое они бы ощутили, действуя подобным образом, а также отвечали на вопрос, почему средний человек выбирает агрессию в качестве модели поведения. Полученные результаты показали, во-первых, что женщины в большей степени воспринимают эти поступки как пагубные и порождающие чувство вины или тревоги. Во-вторых, представители обоих полов подчеркнули, что мужчины более склонны прибегать к подобным действиям, нежели женщины. Эти данные свидетельствуют о том, что гендерные роли, предписывающие различные уровни агрессии для мужчин и женщин, действительно в какой-то степени опосредуют гендерные различия. Но возможно, самое главное то, что разница в оценках, выставленных испытуемыми мужского и женского пола, полностью коррелирует с реальными гендерными различиями в агрессии наблюдаемых в рассматривавшихся исследованиях. Иными словами, чем больше мужчины и женщины отличались друг от друга в своем восприятии различных видов поведения, которые они оценивали, тем сильнее проявлялась склонность мужчин демонстрировать более высокие уровни агрессии.

Результаты этого исследования, как, впрочем, и многих других, свидетельствуют о том, что гендерные различия в агрессии, подобно гендерным различиям во многих других видах поведения, порождаются, хотя бы отчасти, противоположностью гендерных ролей и стереотипами, имеющими место во многих культурах. Однако следует отметить, что некоторые данные наводят на мысль, что именно биологические или генетические факторы обусловливают большую склонность мужчин прибегать к многочисленным формам агрессии. Возможно, наиболее убедительным свидетельством в этом отношении является демонстрация наличия связи между уровнем тестостерона (мужской половой гормон) и проявлениями агрессивного характера. Несколько различных работ показывают, что более высокие концентрации тестостерона ассоциируются с более высокими уровнями агрессии мужчин (Berman, Gladue & Taylor, 1993; Olweus, 1986). Кроме того, оказывается, что гендерные различия в агрессии в равной степени имеют значение и для лиц с гомосексуальной и гетеросексуальной ориентацией (Gladue, 1991). Если социальные факторы и гендерные роли играют основную роль в гендерных различиях в агрессии, можно ожидать, что подобные различия будут в большей степени проявляться среди гетеросексуалов. Тот же факт, что на самом деле это не так, говорит о том, что биологические факторы действительно могут играть определенную роль в порождении гендерных различий в агрессии.

Но, пожалуйста, обратите внимание на следующее: это ни в коем случае не означает, что мужчины обязаны демонстрировать более высокие уровни агрессии, нежели женщины. Напротив, как мы отметим в главе 9, агрессию всвозможных форм можно предотвратить или, по крайней мере, уменьшить с помощью соответствующих методик. Таким образом, нет причин полагать, что биологически обусловленные агрессивные наклонности мужчин обязательно должны превращаться в открытые проявления насилия. Биология отнюдь не судьба, поэтому неправильно и неверно воспринимать мужчин как лиц, вынужденных вести себя агрессивно по причинам, лежащим вне их контроля. Это положение также справедливо по отношению ко многим формам социального поведения.

РЕЗЮМЕ

Во многих случаях мощными детерминантами агрессии могут являться некоторые устойчивые характеристики потенциальных агрессоров — те личностные черты, индивидуальные установки и склонности, которые остаются неизменными вне зависимости от ситуации. Что касается агрессии «нормальных» (то есть не страдающих явной психопатологией) личностей, то в качестве аффектирующих агрессивное поведение психологических характеристик обычно рассматриваются такие личностные черты, как боязнь общественного неодобрения, раздражительность, тенденция усматривать враждебность в чужих действиях (предвзятость атрибуций враждебности), убежденность индивидуума в том, что он в любой ситуации остается хозяином своей судьбы (локус контроля), модель поведения типа «А» и склонность испытывать чувство стыда, а не вины во многих ситуациях.

Важную категорию агрессоров составляют экстремисты, то есть мужчины и женщины, проявляющие агрессию либо крайне часто, либо в крайних формах. Экстремисты отчетливо подразделяются на две группы, к первой из которых относятся лица со сниженным, а ко второй — с повышенным самоконтролем. У агрессоров первого типа внутренние сдерживающие механизмы развиты весьма слабо, и поэтому агрессоры со сниженным самоконтролем прибегают к насилию чрезвычайно часто. Агрессоры второго типа, напротив, обладают необычайно развитыми внутренними сдерживающими механизмами и способны воздерживаться от агрессивных проявлений даже в случае чрезвычайно мощной провокации. Когда же ресурс внутренних ингибиторов иссякает, агрессия, проявляемая лицами с повышенным самоконтролем, может принимать крайние, а порой даже фатальные формы.

Поведенческие реакции идивидуума зависят также от его установок и внутренних стандартов. К числу наиболее важных установок, аффектирующих агрессивное поведение, относятся различные формы предрассудков. Например, расовые предрассудки являются одним из важнейших источников межрасовой агрессии: так, лица питающие сильное предубеждение против представителей другой расы, ведут себя гораздо более агрессивно с вызывающими у них неприязнь «чужаками», нежели с членами собственной группы. За последние годы расовые установки как белых, так и черных американцев претерпели достаточно серьезные изменения. С одной стороны, это привело к снижению уровня агрессии, проявляемой белым населением Америки по отношению к черному меньшинству, а с другой, к тому, что в некоторых случаях черные стали вести себя по отношению к белым более агрессивно, чем прежде. Однако в ситуации стресса или повышенного эмоционального возбуждения обе группы могут возвращаться к своим более ранним установкам относительно межрасовой агрессии. Это явление получило название регрессивного расизма.

Одна и та же поведенческая реакция разными индивидами может восприниматься и как недопустимо агрессивная и как нормальная — все зависит от системы норм и ценностей конкретного индивида. Такого рода внутренние стандарты наиболее ярко проявляются, а значит, и оказывают наиболее сильное влияние на поведение в ситуации повышенного личностного самоосознания. Повышение степени личностного самоосознания подталкивает индивида к агрессии, если он считает подобное поведение допустимым, и наоборот, удерживает его от совершения агрессивных действий, если он относится к такому поведению как к недопустимому.

Исследования показали, что если сравнивать мужчин и женщин, то первые демонстрируют более высокие уровни прямой, а последние — непрямой, то есть не выраженной в физических действиях агрессии. Кроме того, мужчины чаще, чем женщины, выступают в качестве объекта физического нападения, в то время как женщины чаще становятся жертвами сексуальных домогательств и грубости в супружеских отношениях. Гендерные различия в агрессии иногда объясняются влиянием генетических или биологических факторов. Действительно, существуют определенные данные, свидетельствующие о том, что влияние этих факторов как детерминант агрессии весьма значительно, однако ясно, что уже само по себе противопоставление гендерных ролей (то есть представление о том, что мужчины «круче»), является очень важным фактором. Кроме того, даже если гендерные различия, проявляющиеся в агрессии, действительно в какой-то степени порождаются именно биологическими факторами, это отнюдь не означает, что мужчины неизбежно должны будут демонстрировать более высокий уровень агрессивности, нежели женщины. Напротив, агрессия во всех своих формах может быть предотвращена или редуцирована с помощью соответствующих средств.