ФОКУСИРОВКА НА КОГНИТИВНЫХ СТРУКТУРАХ. - Индивидуальное глубокое интервью - С. Белановский

В отличие от интервью, сфокусированных на эмоциональных реакциях респондентов, методические принципы которых за неимением личного опыта заимствованы нами из зарубежной литературы, принципы ведения интервью, сфокусированных на знаниях, представляют собой собственную разработку автора данной книги, основанную на обобщении его практического опыта. Работая в социологии с 1976 г., автор уже в самом начале своей исследовательской деятельности, наряду с анкетными опросами, широко использовал метод фокусированного интервью, следуя в этом совету своего научного руководителя Валентины Федоровны Чесноковой. Основная сфера, в которой довелось работать автору до начала 90-х годов – это социология промышленных предприятий, в более широком плане – экономическая социология. Результаты конкретных исследований были опубликованы в книге «Факторы эффективности управленческого труда в промышленности» и в ряде статей. В методических целях были опубликованы также тексты самих интервью в виде сборников под общим названием «Производственные интервью». В 1988 г. совместно с С. Марзеевой автором было проведено исследование армейской «дедовщины», результаты которого были опубликованы в сборнике «Дедовщина в армии», а также в журнальной статье.

В данном разделе автор не ставит своей целью изложить результаты, которые описаны в перечисленных выше источниках. Подобно Р. Мертону и его соавторам, наша цель состоит в описании методического опыта, накопленного в ходе указанных исследований. В связи с тем, что предметная направленность наших исследований сильно отличалась от направленности исследований Р. Мертона и его коллег, методические принципы ведения интервью также оказались существенно иными.

Структура обыденного сознания.

Методика интервью, сфокусированного на эмоциональных реакциях, учитывает тот факт, что эти реакции обычно пребывают за пределами сознания, и для их изучения должен быть найден способ их актуализации. В противоположность этому изучение выработанных сознанием когнитивных структур не ставит задачи их актуализации, но зато выдвигает проблему их поиска и развертывания.

Социолог, ориентированный на изучение тех или иных элементов сознания респондента, обычно имеет дело с так называемым обыденным сознанием (исключение составляют определенные разновидности экспертных опросов, о которых будет сказано ниже). В соответствии с определением, имеющимся в социологическом словаре, «обыденное сознание совпадает со спонтанными, непрофессиональными, базирующимися исключительно на непосредственном опыте практической деятельности людей способами освоения мира. Имея дело с будничными, привычными, изо дня в день повторяющимися отношениями между вещами и людьми, ближайшим образом связанное с практикой, и, следовательно, обладающее возможностью постоянно проверять свою эффективность, обыденное сознание может обладать значительной познавательной ценностью».

Как любой сложный объект, обыденное сознание обладает определенной структурой, включая в себя элементы, существенно различающиеся по своим свойствам и происхождению. При этом, в зависимости от того, на каких элементах обыденного сознания фокусируется интервью, должны меняться и принципы его фокусировки (сохраняется упомянутый выше принцип отражения в методике свойств объекта и характера познавательных задач). В связи с этим описание методических принципов фокусировки должно быть предварено описанием структуры обыденного сознания. Предлагаемое нами описание не является единственно возможным, но оно заимствовано из опыта и позволяет ввести некоторые методические разграничения.

Прежде всего отметим, что содержание обыденного сознания не исчерпывается существующими в нем элементами знания. Наряду с совокупностью представлений, образующих знание, в сознании человека существуют ценностные и оценочные компоненты. Совокупность последних может быть названа «обыденной онтологией». Эта онтология включает в себя ценностные элементы, заимствованные из традиционной культуры, идеологий, транслируемых через систему обучения и по каналам пропаганды, а также ценности и оценки, выработанные людьми индивидуально либо коллективно в первичных группах или сообществах. Изучение обыденной онтологии методами качественной, а по мере углубления понимания – и количественной социологии представляет очень важную и с научной, и с практической точки зрения задачу. Однако в связи с отсутствием у автора данной книги эмпирических наработок по этой проблеме данный вопрос в дальнейшем изложении затрагиваться не будет. К изучению этой группы проблем, возможно, применимы методики типа той, что предложена Р. Мертоном, П. Фиске и П. Кендалл, однако названные авторы не переводили данный вопрос в такую теоретическую плоскость. В связи с неразработанностью этой проблемы анализ обыденного сознания будет ограничен в дальнейшем анализом структуры обыденного знания.

Насколько можно судить, компоненты обыденного знания могут различаться по степени своей концептуализации. Иными словами, в составе обыденного знания могут быть обнаружены неконцептуализированные, слабоконцептуализированные и высококонцептуализированные компоненты. В этом заключается одно из его коренных отличий от научного знания, которое, если и не является целиком высококонцептуализированным, то, во всяком случае, стремится к этому идеалу.

За пределами зоны концептуальной проработанности существуют неконцептуализированные элементы знания, составляющие обыденный контекст жизнедеятельности человека. В своем повседневном поведении человек, как правило, руководствуется не концепциями, а своего рода доконцептуальными знаниями и представлениями. К примеру, знание о том, как добраться от дома до работы, за исключением каких-то особых случаев, не требует специальной рефлексии и концептуальной проработки. Повседневный контекст жизнедеятельности человека, неконцептуализируемый в силу своей привычности и «беспроблемности», может служить источником важной информации для социального исследователя, плохо знакомого с конкретными условиями на изучаемом объекте. То, что привычно и почти неосознаваемо для членов определенной социальной среды или субкультуры, для внешнего наблюдателя может быть поразительным и неожиданным. Сказанное относится, в частности, к реально существующим в нашей стране производственным отношениям на микроэкономическом уровне, образующим практически неизученные до сих пор «производственные субкультуры». Неподдельное удивление журналиста, впервые столкнувшегося с обыденными и массово распространенными явлениями в сфере производственных отношений, хорошо выразил А. Левиков в своем очерке «Калужский вариант». Освоение доконцептуального контекста повседневной деятельности людей на исследуемом социальном объекте и освоение отражающего этот контекст специфичного языка является первым этапом «вживания» исследователя в проблемную ситуацию и необходимой предпосылкой взаимодействия с обыденным знанием на более высоком концептуальном уровне. Слабость и неадекватность многих социальных исследований часто порождается незнанием этого контекста в изучаемых субкультурах, а точнее механическим переносом на эти субкультуры контекста собственной жизнедеятельности исследователя и заимствованных из прессы нормативно окрашенных неадекватных описаний. Проблема несовпадения вопросов исследователя с общим контекстом жизни и деятельности респондентов часто рассматривается как один из основных источников методических ошибок при разработке социологических анкет.

Помимо методических проблем, связанных с пилотированием и отработкой анкет, существуют, по-видимому, такие классы исследовательских проблем, в которых неконцептуализированные элементы обыденного знания могут оказаться в фокусе исследовательской проблематики, что повлечет за собой необходимость разработки сфокусированных на выявлении этих элементов методик. Думается, что это будет весьма специфичная группа методик; к сожалению, это все, что мы можем сказать по данному вопросу.

С самого начала исследовательской деятельности нами была сделана ставка на выявление концептуализированных элементов в составе обыденного знания, и именно для выполнения данной задачи были разработаны описываемые ниже методические принципы. В связи с этим в ходе дальнейшего изложения термины «знание» и «обыденное знание» будут употребляться в суженном значении, относящимся только к концептуализированному знанию.

В философии и социологии существуют две различные трактовки термина «знание». Первое из них, которое можно назвать «широким», включает в себя всю совокупность представлений, на основе которых человек осознает окружающий мир и действует в нем, без деления этих представлений на истинные и ложные. Данную широкую трактовку придал этому слову К. Мангейм в рамках созданного им подраздела социологии, который он назвал «социологией знания». Широкая трактовка термина «знание» была сформулирована К. Мангеймом в противовес идущей от философской традиции более узкой (сциентистской) трактовке, согласно которой знанием могут быть названы лишь те представления, которые по тем или иным критериям считаются истинными, научными, достоверными и т. п.

В социологических исследованиях, зачастую в неявной форме, используется как первая, так и вторая трактовки слова «знание». В частности, исследования общественного мнения опираются на широкую трактовку этого термина. Любые существующие у индивидов системы представлений рассматриваются в рамках этих исследований как «истинные» в том смысле, что люди, являющиеся носителями этих представлений, субъективно считают их истинными и действуют в соответствии с ними.

Описанная выше широкая трактовка термина «знание», по-видимому, доминирует в сознании социологов. Возможно, что такая ситуация является отголоском той поры, когда исследователям общественного мнения приходилось активно доказывать право на существование у людей тех мнений, которые с той или иной точки зрения кажутся «глупыми», «наивными», «ненаучными» или «неправильными». Другой фактор распространенности такого подхода заключается в том, что каждому социологу в ходе его профессионального обучения приходится проделывать трудный путь освоения известного социологического принципа анализа без оценочных суждений, преодолевая при этом свои собственные, порой глубоко встроенные в личность, оценочные представления.

Вместе с тем важно отметить, что указанная широкая трактовка термина «знание», релевантная в исследованиях общественного мнения, часто бывает нерелевантна в так называемых отраслевых социологических исследованиях. Под отраслями социологии в данном случае понимаются такие ее направления, как социология производства, науки, семьи, отклоняющегося поведения, военная социология и т. п. Иными словами, отраслевой социологией здесь названа совокупность исследований, направленных на изучение проблем в различных функциональных подсистемах общества. Хотя данный вопрос редко рассматривается в теоретической плоскости, в практике конкретных исследований социологи часто сталкиваются с проблемой разграничения «истинных» и «ложных» (обоснованных и необоснованных, правомочных и неправомочных, заслуживающих и не заслуживающих доверия) высказываний респондентов по критериям, аналогичным критериям, выработанным философской традицией в гносеологии для оценки истинности научных теорий.

Таким образом, при подходе к обыденному знанию как к источнику значимых для науки концептуальных наработок в составе этого знания следует различать «достоверную» и «недостоверную» области. Указанные области, как будет показано ниже, сильно различаются как по своим свойствам, так и по своему происхождению. Методические принципы ведения интервью в пределах каждой из этих областей существенно отличаются друг от друга. Если «недостоверные» элементы могут изучаться только как объект исследования или «социальные факты», то «достоверные» элементы нередко являются пригодными для непосредственного включения в систему научного знания.

Учитывая наличие существенных различий как в свойствах «достоверных» и «недостоверных» областей обыденного знания, так и в способах адаптации исследовательских методик к этим специфичным свойствам, принципы фокусировки интервью на этих элементах должны рассматриваться раздельно.

Обыденное сознание как источник достоверного знания.

Получение с помощью интервью достоверного знания об исследуемом социальном объекте требует рассмотрения вопроса о том, что считать достоверным знанием и каковы источники его формирования в сознании респондента. Специфика изучения социальной реальности методом интервью заключается в том, что эта реальность дана исследователю не непосредственно, а опосредована личностью опрашиваемого. С этой точки зрения респондент – это включенный наблюдатель, погруженный в исследуемую социальную среду и нередко располагающий уникальными знаниями о ней. Отсутствие специальной социологической подготовки, а порой и низкий уровень образования компенсируются в этом случае многолетним знакомством с этой средой, не искаженным никакими социальными или иными барьерами. Респондент в ситуации опроса выступает как «первичный исследователь», изучивший и осмысливший (нередко с удивительной глубиной и точностью) ту социальную действительность, с которой он определенную часть своей жизни находился в непосредственном контакте. Получение и фиксация добытого таким образом знания является главной целью интервьюера.

Одна из основных трудностей, возникающих при достижении этой цели, заключается в том, что респондент зачастую не осознает границ своей компетентности. На практике интервьюер постоянно сталкивается с тем фактом, что люди охотно пускаются в рассуждения не только по тем вопросам, в которых они компетентны, но и по тем, в которых они заведомо некомпетентны. В связи с этим интервьюер должен уметь различать в сознании респондента зону компетентности и зону некомпетентности.

Зона компетентности – это совокупность представлений опрашиваемого, которая сформировалась под непосредственным влиянием его практической деятельности и личного жизненного опыта. Подчеркнем, что в данном случае речь идет не о профессиональной (инженерной и т. п. ) компетентности работника, а о компетентности в описаниях социальных отношений и социальных проблем на исследуемом объекте.

Зона некомпетентности – это совокупность представлений о предметах, не знакомых респонденту по личному опыту и сформировавшихся под влиянием средств массовой информации и контактов с другими людьми. Подобные представления обычно в той или иной мере дополняются личными домыслами и фантазиями. Как показывает опыт интервьюирования, в пределах зоны компетентности опрашиваемый нередко оказывается способным формулировать и обосновывать оригинальные и неожиданные суждения, порой не имеющие аналогов даже в специальной литературе, спорить и подвергать развернутой критике распространенные мнения, включая высказываемые в печати, сообщать информацию, обладающую принципиальной новизной для исследователя. Характерной особенностью компетентного респондента-практика является его способность формулировать выводы, по смыслу и даже по формулировкам близкие к тем, которые были сделаны известными социологами и социальными психологами в ходе проводившихся ими исследований. В качестве примера может быть приведена выдержка из интервью с заместителем начальника цеха машиностроительного завода. Будучи заведомо незнакомым с работами Ф. Херцберга и других индустриальных психологов, опрашиваемый сумел на основе своего практического опыта сформулировать нижеследующие мнения:

Вопрос: «Вы говорите, что смена руководителя отрицательно сказывается на работе цеха?»

Ответ: «Да, конечно. В процессе работы у людей устанавливаются определенные отношения. Когда руководитель долгое время контактирует с людьми, он этих людей постепенно изучает. Если же приходит новый руководитель, то он, может быть, и разбирается в производстве, но наладить контакт с людьми ему трудно. Надо еще понимать, что сам по себе человек (работник) не настолько организован, чтобы полностью отдавать себя производственной деятельности. Его нужно суметь как-то мобилизовать. А новый руководитель обычно не знает, как это можно сделать, с какой стороны подойти к этой проблеме. Пока руководитель набирается опыта, производство лучше работать не станет. Может быть, при благоприятном стечении обстоятельств оно не будет работать хуже, но и улучшить его тоже не удастся. Как правило, при смене руководителя цех начинает работать хуже».

Вопрос: «В чем проявляется недостаток опыта руководителя в работе с людьми?».

Ответ: «Я вот сам думал над этим вопросом. Мне кажется, здесь сказывается то, что работнику необходимо дать определенный эмоциональный заряд. Чтобы человек хорошо работал, необходимо воодушевить его внутренне, а не, скажем, накричать. Если человека воодушевить, он сделает гораздо больше. А новый руководитель обычно не знает, как ему повлиять на людей. Прежний начальник, который долго проработал, имеет необходимый опыт. Он знает, как обращаться с работниками, как подать личный пример и т. д. Поэтому я считаю, что для руководителя самое важное – опыт и умение работать с людьми».

Описанная выше способность респондентов формулировать компетентные мнения относительно окружающей их социальной действительности характерна не только для работников отраслей материального производства, но и практически для всех сфер человеческой деятельности. Так, молодая женщина, работавшая воспитателем детского сада, сказала автору данной книги в ходе неформальной беседы: «Принято считать, что отношения между детьми являются чистыми и непосредственными. Их рассматривают как образец отношений между людьми. Эти представления возникают из-за незнания, потому что на самом деле детский коллектив по своей природе жесток. Мы стараемся не допустить проявлений этой жестокости, но это не всегда у нас получается».

Описанные выше механизмы формирования достоверного обыденного знания родственны процессам формирования научных концепций. Данную точку зрения разделял, в частности, К. Поппер, который писал, что «рост научного знания можно считать ростом обычного че­ловеческого знания, выраженного в ясной и отчетливой форме... Научное знание есть как бы ясно выраженное обыденное знание». Однако в сравнении с научным знанием процессы формирования достоверного обыденного знания характеризуются отсутствием или слабым развитием имеющихся в науке институциональных механизмов, обеспечивающих их накопление и аккумуляцию. Наиболее важными из этих механизмов, существующих в науке и других отраслях профессиональной деятельности, являются следующие.

1. Институциональные механизмы передачи накопленного знания (обучения новичков). В науке данную функцию выполняют системы образования, обучения, издание научной литературы и т. п.

2. Институциональные механизмы обмена концептуальными наработками и эмпирическими данными на переднем крае исследований и механизмы их критического обсуждения.

3. Существование методологических принципов формирования концептуализированного знания и методических принципов получения эмпирических данных в сочетании с механизмом социального контроля за соблюдением этих принципов со стороны профессионального сообщества.

Наличие институциональных механизмов формирования научного знания обусловливает его коллективный характер. Индивидуальные достижения обеспечивают лишь приращения к этому коллективному знанию, причем, благодаря институциональным механизмам, эти приращения сами в короткий срок становятся коллективным достоянием. В противоположность этому неинституциональное происхождение достоверного обыденного знания обусловливает его индивидуальный характер. Сказанное означает, что достоверное обыденное знание часто создается заново на основе жизненного опыта отдельного человека. Оговорим, что в обществе могут существовать трансляции данного типа знания по неформальным каналам. Однако процесс стихийной передачи достоверного обыденного знания затруднен его сложностью, специализированностью, отсутствием широкой воспринимающей аудитории и рядом других факторов. Лишь в пределах однородных и достаточно интегрированных неформальных сообществ (субкультур, профессиональных групп, дружеских и родственных связей) процессы передачи и воспроизводства обыденного достоверного знания могут становиться значимыми факторами его формирования в сознании отдельного индивида.

Отсутствие институциональных механизмов формирования и воспроизводства достоверного обыденного знания предопределяет его изначальную слабость по отношению к развитому научному знанию. По отношению к естественным наукам с их многовековой историей, развитым концептуальным и методическим аппаратом, обыденное знание не только неконкурентоспособно, но и само находится в большой зависимости от выработанных этими науками концептуальных представлений, транслируемых через систему образования. Принципиально иная ситуация существует по отношению к социальной науке, в особенности отечественной, которая во многих отношениях недалеко продвинулась от своего «старта» и к тому же засорена оставшимися с советских времен псевдонаучными концепциями с их неадекватным понятийным аппаратом.

Превосходство обыденных представлений над их научными аналогами в социальных науках может возникать по трем основным причинам. Во-первых, относительная (в сравнении со зрелыми научными концепциями) неразвитость обыденных концептуальных представлений компенсируется в буквальном смысле их достоверностью, поскольку в данном случае речь идет о тех представлениях, которые человек лично выработал, исходя из своего жизненного опыта. Во-вторых, слабость отечественной социальной науки выражается не только в неразвитости и методологических пороках многих созданных ею наработок, но и в узком охвате изучавшихся социальных явлений. Существование обширных сфер жизнедеятельности общества, где «не ступала нога социального исследователя», делает обыденное сознание единственным источником концептуализированной информации об этих сферах. В-третьих, следует также учесть, что естественные науки занимаются изучением неизменного физического мира, в то время как социальные науки изучают меняющееся общество с меняющимся набором социальных проблем. Отставание науки от происходящих в обществе изменений – еще один довод в пользу необходимости взаимодействия с обыденным сознанием, которое во многих случаях быстрее улавливает социальные перемены.

Таким образом, в социальных исследованиях достоверные элементы обыденного знания могут выступать не только как объект изучения, но и как равноправный партнер научного знания, т. е. как источник не только фактологических сведений, но и конструктивной критики научных концепций, а также концептуальных наработок, прямо или косвенно подлежащих включению в систему научного знания. В отечественной (а возможно и в мировой) социологии сложилось неоправданное пренебрежение к такому способу взаимодействия с обыденным знанием. В ходе своей практической научной работы автор данной монографии часто убеждался, что обыденное сознание (при правильной методической организации взаимодействия с ним) может служить источником чрезвычайно ценных для социолога сведений и идей.

Наряду с получением новых и важных для исследователя знаний контакт с обыденным сознанием может выполнять также функцию очищения сознания исследователя от различного рода «мифов», домыслов и иных недостоверных представлений, сформировавшихся в его собственной зоне некомпетентности, т. е. под влиянием средств массовой информации, из общения с неосведомленными людьми и т. д. Сознание исследователя на ранних этапах разработки проблемы очень часто бывает гораздо более «мифологизированным», чем сознание практических работников. Одна из наиболее важных функций интервью заключается в том, что исследователь с их помощью избавляется от собственных мифов, которые в случае применения формализованных методов могут предопределить результаты его работы.

Ведение интервью в пределах зоны компетентности.

Ранее зона компетентности была определена как совокупность представлений опрашиваемого, которая сформировалась под непосредственным влиянием его практической деятельности и личного жизненного опыта. В некоторых случаях существенную роль в формировании таких представлений может играть своего рода наставничество со стороны старших по возрасту или более опытных людей. В принципе в зону компетентности, в зависимости от сферы деятельности респондента, могут попадать навыки, умения и представления из различных отраслей знания, но социологов интересуют в первую очередь социологические аспекты этих представлений, т. е. знания респондентов (порой обладающие высокой степенью обобщения) о поведении людей и о мотивах этого поведения, а также об особенностях функционирования социального объекта, внутри которого респондент осуществлял свое наблюдение.

Одна из главных задач интервьюера, ориентированного на получение знаний из зоны компетентности респондента, заключается в том, чтобы очертить ее границы, зафиксировать каждый случай выхода за пределы этой зоны и суметь направить беседу в центральные ее области. При выполнении этой задачи следует иметь в виду, что многие лица вообще не обладают зоной компетентности по интересующему исследователя вопросу. Следовательно, первым шагом в исследовании должен быть правильный выбор респондентов.

Принципы выбора респондентов в исследованиях, ориентированных на получение достоверного знания, кардинально отличаются от более привычных социологам методов отбора респондентов для выяснения мнений. Какую бы социальную проблему мы не взяли (неэффективность производства, распад семей, преступность молодежи и т. д. ), мнением по этим вопросам обладает практически каждый член общества, что и предопределяет принцип случайной выборки респондентов. Что же касается знания о причинах этих явлений, то ими могут располагать лишь лица, обладающие личным социальным опытом в указанных сферах, т. е. лично работавшие на производстве, близко наблюдавшие семейные проблемы, находившиеся в близком контакте с молодежной преступной шайкой. Итак, в исследованиях, ориентированных на получение достоверного знания, респондентами могут быть только те лица, которые лично пережили нечто подобное либо были непосредственными свидетелями ситуаций, являющихся предметом исследования.

Далее, отвечающие критерию личной включенности респонденты могут отличаться по своему «качеству», т. е. по уровню рефлексии интересующих социолога проблем. Уровень рефлексии зависит, по-видимому, от трех факторов: от индивидуальной способности к рефлексии, от степени мотивационного вовлечения респондента в исследуемую социологом ситуацию (чем более мотивационно значимой для респондента является тема интервью, тем выше оказывается степень его рефлексии по данному вопросу) и от характера взаимодействия респондента с социальной реальностью. Механизм действия третьего фактора требует пояснения. По определению известного психолога Курта Левина, реальность есть то, что оказывает сопротивление воле и намерениям человека. В соответствии с этим, чем сильнее «сопротивляется» исследуемая реальность, тем больше трудовой энергии и творческих способностей должен проявить человек для того, чтобы успешно справиться с ситуацией. Если в качестве примера взять сферу общественного производства, то чем более сложной и напряженной является трудовая деятельность работников, тем больше вероятность того, что интервьюер обнаружит среди них значительное число незаурядных по своим деловым и личностным качествам людей. Беседа с подобными людьми часто производит сильное впечатление на исследователя и может способствовать значительному углублению его профессиональных знаний. Другая картина наблюдается в тех случаях, когда работа опрашиваемого не связана с высокой деловой ответственностью. Зона компетентности большинства работников в этом случае резко сужается, в результате чего интервью получается кратким и неинтересным.

Следует подчеркнуть, что работник, не имеющий интереса к своей работе и обладающий поэтому практически нулевой зоной компетентности по производственным проблемам, может иметь обширные зоны компетентности по каким-то иным глубоко затрагивающим его вопросам. Такими вопросами могут быть, например, различные хобби, увлечения, а также личные, семейные и бытовые проблемы. Автору данной книги однажды довелось убедиться, что пожилая женщина, работавшая на низовой должности в отделе заводоуправления и практически ничего внятного не сказавшая о работе своего подразделения, неожиданно высказала чрезвычайно интересные мысли о причинах широкого распространения разводов среди молодых семей.

В ходе интервью интервьюер должен иметь в виду, что предполагаемая зона компетентности респондента часто не вполне совпадает с фактической. В связи с этим, особым этапом или особой проблемой интервью данного типа должно стать очерчивание реально существующей в сознании респондента зоны компетентности. Большой ошибкой будет в этом случае фокусировка интервью на заранее заданном предмете беседы. На стадии фокусированных интервью проблематика исследования всегда должна быть открытой для включения в нее новых релевантных тем. Иногда, как показывает имеющийся опыт, реальная проблематика оказывается шире, чем заранее заданная тема исследования, либо выясняется, что у темы неправильно сформулирован проблемный фокус. Поэтому основная задача интервьюера состоит не столько в получении ответа на определенный вопрос, сколько в выявлении и очерчивании границ зоны компетентности респондента, многие характеристики которой заранее не известны. Думается, что в решении этой задачи интервьюеру может помочь предлагаемая ниже система понятий, хотя и не строго операциональных, но достаточно ясных по смыслу и способствующих лучшей ориентации.

Глубина компетентности – степень осознания и осмысления респондентом своего практического опыта, его способность четко фиксировать причинно-следственные связи между наблюдаемыми явлениями.

Широта компетентности – широта охвата социальных явлений, о которых респондент способен высказывать компетентное мнение.

Описанные качества широты и глубины компетентности во многом зависят от уровня образования опрашиваемого, степени его начитанности, культурного уровня и т. п. Однако в не меньшей, а может быть и в большей степени формирование указанных качеств определяется важностью для человека той или иной сферы деятельности. Широкие и глубокие зоны компетентности следует искать на пересечении двух линий: с одной стороны, человек должен быть в непосредственном контакте с соответствующей сферой, а с другой – эта сфера должна быть предметом его заботы, интереса или иной сильной мотивации.

Граница компетентности – грань, за которой респондент не может высказывать компетентные мнения и вынужден, обычно незаметно для самого себя, достраивать свои рассуждения представлениями, заимствованными из зоны некомпетентности. В качестве примера такого достраивания можно привести высказывание работника промышленного министерства относительно причин низкой эффективности отечественного производства (1989 г. ): «Если рабочий пьяница и прогульщик, то ему все равно выплачивают среднюю заработную плату, потому что у него, видите ли, трое детей». Каждый, кто хорошо знал производственную обстановку на советских предприятиях, мог бы подтвердить, что пьяницам и даже прогульщикам действительно нередко выплачивали среднюю заработную плату, но происходило это вовсе не потому, что администрация предприятий жалела детей этого работника. Следует зафиксировать, что интервью в целом было дано работником министерства на высоком профессиональном уровне и содержало немало ценной информации, но в приведенном выше суждении респондент как бы «выскочил» за пределы зоны своей компетентности и высказал довольно расхожее и в то же время неправильное мнение.

Приведенный выше пример интересен еще в одном отношении. Работник министерства, о котором идет речь, сам бывший производственник и, казалось бы, не должен был высказываться по данному вопросу столь банально. Причина этого противоречия – своего рода эффект забывания собственного предшествующего опыта при смене социальных ролей. Об этом будет сказано ниже.

Центры концептуальной структуризации представляют собой наиболее продуманную и логически упорядоченную часть наблюдений респондента. Зачастую такие концепции по своей логической проработке не уступают научным и могут быть непосредственно включены в систему научного знания. В любом случае они представляют большой интерес для исследователя, который должен уметь их распознавать и фиксировать в ходе интервью.

По нашему мнению, заимствование концептуальных наработок обыденного знания явственно прослеживается в работах известных индустриальных социологов (Э. Мэйо, Ф. Херцберга и др. ), хотя трудно сказать, в какой мере они сами осознавали этот аспект. Насколько можно судить, элемент такого заимствования очень велик в военной социологии и, возможно, в ряде других социологических отраслей. Надо еще отметить, что заимствования такого рода не являются исключительной прерогативой социальных наук. Известно, что многие индустриальные технологии берут свое начало от «бытовых», доиндустриальных. Другая близкая аналогия – заимствование и профессиональная обработка многими поэтами и композиторами поэтических и музыкальных элементов фольклора. С нашей точки зрения, в социологии сложилось неоправданное пренебрежение к обыденному знанию, которое рассматривается исключительно как объект исследования. Трансляция компетентного знания из обыденного в научное при этом все равно происходит, но медленно, неэффективно и с искажениями.

Зона наблюдения (в социальном пространстве) – это по сути объект, в ходе наблюдения которого формируется зона компетентности. Широта зоны наблюдения зависит от социального положения респондента и от его личного «любопытства». Если взять в качестве примера промышленных рабочих, то у некоторых из них зона наблюдения ограничивается их производственным участком, другие охватывают значительную часть цеха или весь цех, а некоторые незаурядные рабочие оказываются в состоянии разобраться в методах работы служб заводоуправления, порой доставляя последним немало хлопот.

Мотивация наблюдения может различаться как по интенсивности, так и по направленности. Интенсивность мотивации прямо влияет на широту и глубину зоны компетентности. При слабой мотивировке наблюдения зона компетентности резко сужается. Направленность и интенсивность мотивации наблюдения в очень большой степени детерминированы личностными чертами.

Применительно к промышленным рабочим можно назвать по меньшей мере четыре типа разнонаправленных мотиваций социального наблюдения:

– «научную», представляющую собой своего рода бескорыстное любопытство;

– «государственную», часто выражаемую афоризмом «за державу обидно», в рамках которой человек сам для себя пытается понять, почему же у нас на производстве царит такой беспорядок;

– «корыстную», носители которой внимательно следят за возможностями увеличения своего заработка и на этом пути достигают порой удивительно глубокого понимания реальных механизмов формирования и распределения фондов заработной платы;

– «классово-негативистскую», рассматривающую заводоуправление и начальство всех уровней как классовых врагов (нередко со ссылками на Маркса и Ленина) и выискивающую в поведении управленцев дискредитирующие их поступки как подтверждения изначальной негативистской позиции. В интервью позиция таких рабочих выглядит очень предвзятой и наполненной идеологическими штампами, заимствованными (если следовать нашей терминологии) из зоны некомпетентности. Однако и этим людям нельзя отказать в определенной наблюдательности. Выискивая в реальности подтверждения своей концепции, они порой делают весьма интересные наблюдения, которые исследователь может «отдистиллировать» от заштампованных идеологических высказываний.

Сходные (но не идентичные) системы мотиваций наблюдения за производственными проблемами существуют и в среде работников управления, особенно линейных руководителей. Подробно перечислять виды присущих им мотивов наблюдения мы не будем, однако отметим, что одним из наиболее сильных мотивов такого типа является своего рода позитивное честолюбие, т. е. стремление успешно справиться со своей работой, оправдать оказанное доверие и «вытянуть» из прорыва подчиненный им цех, производство или предприятие. Руководство «трудным» производством – это, пожалуй, наиболее чистый тип ситуации, когда реальность упорно «сопротивляется», и работник управления должен мобилизовать весь свой интеллектуальный и энергетический потенциал, чтобы овладеть ситуацией. Прошедшие такую суровую школу управленцы часто бывают хорошими респондентами, отличающимися в пределах зоны своей компетентности исключительно ясным мышлением (за пределами зоны компетентности они часто выглядят как малокультурные и к тому же слишком самоуверенные люди).

Чрезвычайно большой интерес представляют наблюдения людей и за другими сферами общественной жизни, в частности, за семейно-бытовой. Автору данной книги доводилось в основном заниматься социологическим изучением производства, но можно с уверенностью сказать, что и в других областях существует разветвленная система мотивов социального наблюдения. К числу таких мотивов могут быть отнесены стремление к осмыслению своих и чужих жизненных ошибок, стремление помочь людям их избежать и т. п.

Направление или «фокус» наблюдения предопределен его мотивацией. Это своего рода угол зрения, под которым человек смотрит на мир и, группируя факты, формирует концепции. Хотя мотивации наблюдения часто бывают далеки от научных, порождаемые ими выводы имеют познавательную ценность в том смысле, что они (возможно, лишь частично и с определенной коррекцией) могут быть включены в систему научного знания. Сказанное не отменяет того, что различные мотивации наблюдения могут приводить к разным выводам, поскольку продуктом обыденных наблюдений в подавляющем большинстве случаев являются не готовые научные концепции, а их элементы, типологические случаи, из которых исследователь, как из «кирпичиков», должен построить собственную концепцию.

Смещение зоны компетентности. Исследователь должен иметь в виду, что зона компетентности респондента «мигрирует», повторяя изгибы его биографии. В подавляющем большинстве случаев зона компетентности отражает лишь ту социальную роль, в которой человек находится в данный момент. Компетентное знание, накопленное им на предыдущих ролях, странным образом забывается. Возможно, это знание может быть актуализовано путем использования специальных методических приемов, но этот вопрос нами не прорабатывался.

Явление забывания своего прошлого социального опыта хорошо видно на примере производственных руководителей, начинавших свою трудовую карьеру с должности рабочего. Сказанное может быть проиллюстрировано выдержкой из производственного интервью с заместителем начальника цеха крупного предприятия:

«Интересно отметить такой психологический момент, который я испытал на себе. Возьмем человека, который стал руководителем производства, пройдя путь с самого «низа», т. е. с рабочего. Такой человек прекрасно знает свое производство. Тем не менее, став руководителем, он начинает сомневаться даже в той информации, которую приобрел собственным опытом. Вероятно, так происходит потому, что его информация субъективна, а поступающие со всех сторон данные создают видимость объективности. В результате создается ситуация, при которой начальник цеха, зная, что такой-то участок может пропустить партию пластин за 20 минут, потому что такое уже бывало, тем не менее сомневается в собственной информации и соглашается с другим вариантом – требуется не менее трех часов. В этом он убеждает вышестоящее руководство, с полной убежденностью заявляя, что резервов у него нет, что цех работает на пределе».

Как уже отмечалось выше, степень осознания и концептуальной проработанности представлений в составе зоны компетентности бывает различной. В некоторых случаях эти представления могут быть в буквальном смысле концепциями, хорошо отрефлексированными и пригодными для непосредственного включения в систему научного знания. Чаще, однако, эти концепции содержатся в сознании респондента как бы латентно, воспроизводясь в приводимых им примерах и фактах. В последнем случае от исследователя требуется дополнительная аналитическая работа по превращению «сырого материала» фактологических сведений в выраженную в отвлеченных понятиях концепцию. Приведем два примера, характеризующих оба описанных случая.

Пример 1. Классической темой отечественной социологии советского периода было исследование причин текучести рабочих кадров на промышленных предприятиях. Упорное изучение этой темы на протяжении трех десятилетий с использованием практически идентичных методик – хороший пример того, что можно назвать застоем в науке. В связи с этим интересно отметить, что ученые, изучавшие данную проблему, видимо, не считали нужным обсудить ее с самими рабочими. В ходе проведения интервью автор данной книги не раз убеждался, что в сознании рабочих могут содержаться достаточно развитые концепции причин текучести кадров, не имеющие аналогов в научной литературе. В частности, один из рабочих сформулировал следующую концепцию. По его мнению, все производственные руководители могут быть разделены на две категории: на тех, кто умеет обеспечивать высокую зарплату своим подчиненным, и тех, кто этого делать не умеет. У руководителей, умеющих «делать зарплату», формируется коллектив с устойчивым кадровым составом. Если же этот руководитель уходит (переходит на другое предприятие, повышается в должности и т. п. ), а на его место приходит не умеющий «делать зарплату», сразу начинается текучесть кадров и коллектив распадается. Возможно, данную концепцию не следует принимать как окончательную, но ее новизна, логическая завершенность и научная значимость являются несомненными. Во всяком случае, она хорошо согласуется с представлениями автора данной книги, который на протяжении ряда лет занимался именно вопросом взаимосвязи текучести кадров и распределения заработной платы. Четкость высказанной рабочим формулировки и ее соответствие реальным механизмам функционирования советской экономики до сих пор вызывает у автора чувство восхищения.

Пример 2. В качестве примера интервью, содержащего концепцию не в явном, а в латентном виде, возьмем опубликованный текст интервью с заводским снабженцем. Респондент затруднился дать обобщенный ответ на вопрос, как работает заводской снабженец, но зато привел много конкретных примеров, очевидная общность которых открывает возможность для применения классической формы логической индукции.

Значительная часть описываемого интервью посвящена тому, какими способами респондент сумел значительно увеличить объемы снабжения завода такими дефицитными материалами, как этиловый спирт, битумированная бумага, льняной шпагат и некоторые другие. Из описанных им примеров выводится общий алгоритм работы снабженца советского предприятия, который сводится примерно к следующему.

В теории (т. е. согласно советским учебникам) механизм материально-технического снабжения выглядел так. Работник отдела снабжения, исходя из плана по производству и установленных плановыми органами норм расхода материалов, составлял обоснованную заявку. Министерство и другие плановые органы контролировали правильность составления этой заявки, и в случае отсутствия в ней нарушений, выделяли заводу требуемые материалы. Если государство не располагало возможностью полного удовлетворения заявок, то в теории производственная программа предприятия должна была быть скорректирована, чего на практике, однако, никогда не делалось, потому что реальный механизм распределения был совершенно иным.

Интервью выявило, что приведение в соответствие потребностей предприятия с возможностями государства осуществлялось путем нескольких итераций. На первом этапе заводской снабженец ориентировочно, с некоторым запасом, оценивал потребности завода по группе материалов, за которые он отвечал, записывал эти полупроизвольные цифры в заявку и отсылал ее. В плановой экономике все материалы, как известно, делились на дефицитные и недефицитные. Работники вышестоящих планово-управленческих организаций оценивали заявку под этим углом зрения. Если материал недефицитен, они выделяли заводу то количество, которое он просил, и дальнейших споров по таким позициям не возникало. Если материал был дефицитен, они вычеркивали записанную в заявке цифру и вписывали другую, которая отвечала реальным возможностям снабженческой организации. Скорректированная таким образом заявка возвращались к заводскому снабженцу, который рассматривал ее под своим углом зрения. С одной стороны, он знал, что у планово-управленческих органов есть резервы. Если очень настаивать и приводить определенные обоснования, то фонд поставок практически по всем скорректированным позициям можно увеличить. С другой стороны, ведение таких споров весьма трудоемко и по этой причине все позиции «отспорить» не удастся. Тогда снабженец старался разделить указанные позиции на «необязательные» и «обязательные». Необязательные – это те, по которым завод мог как-нибудь обойтись и уменьшенным количеством материала. Обязательные – это те, из-за нехватки которых должен был возникнуть крупный скандал и неприятности со стороны дирекции (в умении правильно разделить эти позиции и заключался один из аспектов высокой квалификации снабженца). Необязательные позиции снабженец исключал из дальнейшего согласования. Таким образом, после первой же итерации круг позиций, составлявших предмет спора, резко сужался (с нескольких десятков до нескольких единиц). По этим оставшимся единицам снабженец составлял протокол разногласий и отправлял его обратно в планово-управленческие органы. Там их рассматривали под углом зрения количества имеющихся резервов, т. е. цикл начинался сначала, но уже по уменьшенному кругу позиций. Высокую эффективность описанного механизма иллюстрирует тот факт, что после трех итераций обычно достигался полный баланс.

К проблеме несогласованности высказываний респондентов.

Данный параграф посвящен анализу проблемы несогласованности высказываний разных респондентов по одному и тому же предмету в пределах зоны их компетентности. Несогласованность (разногласия) такого рода часто встречается в практике интервьюирования. Проблема возникновения расхождений в мнениях респондентов, опрашиваемых в пределах «зоны компетентности», может быть проиллюстрирована следующим примером. При интервьюировании производственных руководителей им задавался вопрос: «Иногда говорят, что современные молодые рабочие по сравнению с предыдущими поколениями стали хуже работать. Справедливо ли это мнение?». Большинство руководителей отделов заводоуправления дали на этот вопрос утвердительный ответ, однако их мнение следует, по-видимому, рассматривать как некомпетентное, поскольку опыта работы с молодыми рабочими они не имели. Иными словами, согласие с приведенным выше утверждением отражает скорее расхожее в этой среде мнение, чем объективный сдвиг в социальных характеристиках новых поколений. Значительный интерес представляет тот факт, что мнения работающих в цехах линейных руководителей (мастеров, начальников участков, начальников цехов) по данному вопросу разделились. Не менее трети опрошенных (выборка нерепрезентативная) не согласились с утверждением, что современная молодежь «плохо работает», причем многие выразили свое несогласие в достаточно резких и эмоциональных выражениях. «Это глупости. Я с этим не согласен. Не знаю, кто сказал Вам такую глупость. Другое дело, что молодежь сейчас грамотная, она требует к себе иного отношения», – так начал свой ответ заместитель начальника цеха одного из заводов в ходе проведения обследования. Вместе с тем, многие другие опрошенные руководители согласились с мнением, что «молодежь плохо работает» и приводили конкретные примеры.

Анализ проблемы несовпадения мнений респондентов в пределах зоны компетентности представляет значительный интерес, поскольку одинаковые свойства наблюдаемой социальной действительности, казалось бы, должны были приводить к тождеству их мнений. Априори можно было бы предположить, что компетентные высказывания должны отличаться высокой степенью согласованности, а некомпетентные – наоборот. Однако практика интервьюирования показывает, что в действительности картина вырисовывается совсем иная. О свойствах представлений, образующих зону некомпетентности, речь пойдет ниже. Что же касается компетентных представлений, то существует много причин, которые вместо ожидаемого единогласия часто приводят к появлению «разноголосицы». Эти причины образуют как бы несколько слоев, причем элиминирование одного слоя выдвигает на первый план следующий за ним. Вот каковы, на наш взгляд, основные из этих причин.

1. Обусловленные различными мотивами сознательные искажения респондентами сообщаемых сведений. Существование этих искажений представляет собой серьезную проблему с точки зрения техники интервьюирования, но не требует развернутого теоретического обсуждения.

2. Интервьюер не сумел разграничить компетентные и некомпетентные высказывания. Фиксируемые в этом случае расхождения в мнениях порождаются различным происхождением этих мнений. Вопросы разграничения зоны компетентности и зоны некомпетентности подробно обсуждены выше и в дополнительных комментариях не нуждаются.

3. Различия во мнениях могут быть обусловлены различиями в ролевых позициях респондентов в рамках одного и того же социального объекта. Так, мнения рабочих и руководителей одних и тех же производственных подразделений о причинах производственных неурядиц обычно сильно расходятся. Аналогичным образом часто расходятся мнения разведенных супругов о причинах развода. Основными причинами таких расхождений следует считать различия в детерминированных социальной ролью «зонах наблюдения» и различия в обусловленных ролевой позицией мотивациях, детерминирующих «фокусировку» социальных наблюдений.

4. Важно иметь в виду, что формальное тождество ролевых позиций и сходство параметров окружающей действительности часто бывает кажущимся. К примеру, социальный климат и производственная обстановка на предприятиях с хорошей и плохой организацией труда сильно различаются, и жизненный опыт работников этих предприятий отражает подобные различия. Различия в личностных характеристиках брачных партнеров и иных детерминантах внутрисемейного климата предопределяют различия в осмыслении и концептуализации опыта семейной жизни, и т. д. Выявление этих скрывающихся за кажущимся тождеством объективных различий окружающей действительности является одной из наиболее важных задач исследователя.

5. Как известно из социальной психологии, свойства и особенности личности в значительной мере формируют свойства окружающей ее социальной среды. К примеру, жесткий авторитарный руководитель будет совершенно иначе описывать деловые качества подчиненных ему работников, чем руководитель лидерского типа, и несовпадение их точек зрения будет отражать вполне объективные различия в типах социальных отношений, которые, однако, сформировались под действием субъективных отличий в характеристиках опрашиваемых лиц.

6. Различные жизненные установки респондентов предопределяют различную направленность зон социального наблюдения. Данную группу причин удобно проиллюстрировать на примере типологии научных работников, сформированной Д. Пельцем и Ф. Эндрюсом, которые обнаружили существенные различия в поведении и научной результативности двух типов ученых: ориентированных на науку как таковую и ориентированных на служебную карьеру. Для полноты картины добавим, что названные американские авторы не заметили существование еще одного типа, наверное, редкого в Америке, но широко распространенного в России: работника, ориентированного на любую деятельность, не связанную с работой (наиболее распространены два подтипа ориентации: на семью и на сферу досуга). Представляется вполне очевидным, что для изучения проблем, связанных с прогрессом в науке, следует опрашивать ученых первого типа. Однако жизненный опыт ученых второго типа ни в коем случае не следует считать неинтересным; напротив, он может представлять чрезвычайный интерес в том случае, если интервьюер сумеет правильно распознать этот тип и сфокусировать интервью в зону его компетентности. Изучение жизненного опыта карьеристов, способных грамотно ответить на вопрос: «Как сделать карьеру?», могло бы дать чрезвычайно ценный материал для изучения свойств крупных административных систем и типичного набора возникающих в них дисфункций.

Относительно третьего типа ученых можно сказать, что опрашивать их о работе скорее всего бесполезно, поскольку эта сфера не вызывает у них интереса и не является предметом концентрации усилий. Вместе с тем, в ходе откровенной беседы вполне может выясниться, что «ученый», ориентированный на времяпрепровождение вне работы, может оказаться крупным специалистом в области обустройства дачи, туризма, рок-музыки или секса (А. Кинси, как известно, в своих исследованиях во многом опирался на респондентов-добровольцев, обладающих большим сексуальным опытом).

7. Причиной несовпадения мнений респондентов могут быть описанные в предыдущем параграфе различия в мотивациях наблюдения. В отличие от мотиваций деятельности, рассмотренных в предыдущем пункте, мотивации наблюдения – это своего рода философия, сквозь призму которой человек смотрит на окружающий социальный мир. К этому классу мотиваций относятся различные психологические установки, а также большая группа личностных черт, связанных с психопатологическими акцентурациями (невротическими, психопатическими, шизоидными и др. ).

Мотивации наблюдения можно с некоторой долей условности разделить на беспристрастные и предвзятые. К первым относятся существующие в обыденном сознании мотивации бескорыстного интереса к действительности и профессиональные мотивации. Респонденты с мотивациями этого типа обычно бывают очень ценными информаторами. Мотивации, названные предвзятыми, по-видимому, имеют своим источником различные психопатологические акцентурации. Типологию таких мотиваций мы выстроить не готовы. В качестве возможного примера назовем личностное свойство «враждебности», измеряемое одноименной шкалой теста ММРI. Высокий уровень «враждебности» означает глубоко укоренившееся в личности мироощущение, смысл которого сводится примерно к следующему: «Окружающие меня люди плохие, они способны причинить мне вред, следовательно, и я имею право относиться к ним так же». По наблюдению автора, свойство «враждебности» обладает очень сильным влиянием на восприятие человеком социального мира. В той или иной степени оно проникает во все имеющиеся в его сознании представления, включая и те, которые можно назвать «компетентными».

Влияние предвзятых мотиваций на формирование зоны компетентности является неоднозначным. С одной стороны, наличие в выборке респондентов лиц с такими мотивациями увеличивает разнообразие фокусировок их наблюдения и в связи с этим обладает эвристической ценностью. С другой стороны, предвзятые мотивации обладают способностью подавлять формирование зоны компетентности, заменяя ее идеологическими представлениями, заимствованными из зоны некомпетентности. В предельном случае человек с сильной искажающей мотивацией «не видит», а точнее не хочет видеть окружающую его действительность, заслоняя ее идеологией. В этом случае интервьюер может столкнуться со специфической ситуацией, когда респондент вообще не обладает зоной компетентности, хотя по всем внешним признакам он должен был бы ею обладать.

8. Если элиминировать влияние всех перечисленных выше факторов, порождающих различия во мнениях в пределах зоны компетентности, это не обязательно должно привести к полному единству взглядов респондентов. Расхождения во взглядах определяется не только социальными и личностными детерминантами, но и неопределенностью самой действительности, допускающей наложение на нее различных концептуальных систем.

Поскольку работу обыденного сознания в пределах зоны компетентности мы уподобляем работе научного сознания, наличие разногласий в компетентных суждениях по одному и тому же предмету можно проиллюстрировать на примере самой науки. Хотя институциональное устройство науки направлено на устранение влияния социальных и личностных факторов на исследовательские выводы, общеизвестен факт постоянных научных споров, ведущихся на «переднем крае» научных исследований. По той же причине расхождения во мнениях могут возникать и в обыденном сознании. Сходную точку зрения высказывает, в частности, Д. Кэмпбелл, указывая, что «проблемы неоднозначности свидетельств близки к общим проблемам научного вывода».

Перечисленный выше список факторов, порождающих несогласованность высказываний респондентов, внешне выглядит довольно внушительным и способен отпугнуть начинающего исследователя, не имеющего личного опыта интервьюирования. В связи с этим следует сказать, что в действительности все не так сложно, как кажется на первый взгляд. Перечисленные выше факторы сравнительно легко распознаются в ходе ведения интервью, причем способность к такому распознаванию быстро возрастает по мере накопления интервьюером практического опыта. С увеличением числа опрошенных респондентов в сознании исследователя начинают прорисовываться две типологии: типов респондентов в исследуемой им социальной совокупности и типов встречающихся в действительности ситуаций. Наложение друг на друга этих двух типологий дает концептуальную схему, в рамках которой зафиксированные противоречия получают свое объяснение.

Фокусированное интервью и экспертные опросы.

Данный параграф ставит своей целью соотнести введенные выше понятия «зона компетентности» и «зона некомпетентности» с общеизвестным термином «экспертные опросы». Согласно первоначальному смыслу, термином «опрос экспертов» принято обозначать разновидность опроса, при котором респондентов просят сообщить о круге явлений, относительно которых они хорошо осведомлены. Такое определение представляется близким по смыслу к использованному в предыдущем параграфе термину «опрос в пределах зоны компетентности». Тем не менее, ряд вопросов требует уточнения.

Прежде всего, при описании метода экспертных опросов, как правило, подразумевается, что речь идет об опросе профессионалов. Вот типичное описание процедуры отбора респондентов для такого опроса: «При проведении экспертного опроса формируется группа лиц, хорошо информированных относительно соответствующего объекта. Как правило, группа экспертов отбирается по признакам их формального профессионального статуса (должностное положение, ученая степень и другие квалификационные признаки, стаж практической или научной работы), а также аттестации со стороны коллег или других заинтересованных лиц, например, специалистов, использующих полученную информацию».

В приведенном выше характерном описании не проработан ряд вопросов. Во-первых, не уточнено само слово «профессионал». По смыслу к профессионалам в данном случае отнесены как специалисты-социологи, работающие в исследуемой области, так и работники тех отраслей экономики, которые являются объектом исследования. Этот вопрос требует уточнения. Во-вторых, не проработано соотношение профессиональных и обыденных элементов в сознании профессионалов. В-третьих, в профессиональном сознании также следует различать зону компетентности, т. е. узкую предметную область, в которой работает эксперт, и зону некомпетентности, составляющую его более широкий профессиональный кругозор. Последний, как правило, несвободен от искажений, подобных тем, которые разбирались ранее при описании зоны некомпетентности в составе обыденного сознания. Наконец, в-четвертых, при описании процедуры экспертных опросов не ставится вопрос о возможности привлечения в качестве экспертов непрофессионалов. Это важное упущение, поскольку если опрашиваемого в качестве эксперта рабочего еще можно назвать профессионалом, то вряд ли можно назвать профессионалами домохозяйку или ребенка, которые тоже имеют свои зоны социального наблюдения и соответствующие им зоны компетентности, релевантные исследованиям многих социальных проблем.

Далее, как и все социологические опросы, экспертные опросы могут быть ориентированы на получение как количественной, так и качественной информации. Этот простой факт является очевидным, однако он очень мало изучен в отечественной методической литературе. Точнее сказать, нам не удалось обнаружить ни одного литературного источника, в котором описывалась бы методика проведения экспертных опросов, ориентированная на получение качественной информации.

Так или иначе, в подавляющем большинстве случаев термином «опрос экспертов» обозначается количественная разновидность этого метода, чаще всего ориентированная на установление рангов значимости априорно заданного списка факторов.

Таким образом, в методической литературе, хотя явно это не оговаривается, термин «опрос экспертов» часто сужается до значения «опрос профессионалов количественными методами». Такое сужение влечет за собой ряд следствий, снижающих качество обследований, проводимых с использованием данного метода. Во-первых, отбор экспертов по профессиональному признаку, даже если этот признак трактуется достаточно широко, сужает круг компетентных (экспертоспособных) информаторов. Во-вторых, формальный отбор респондентов по данному признаку без предварительного очерчивания зоны их компетентности приводит к тому, что к опросу часто привлекаются некомпетентные люди. В-третьих, часто задаваемые экспертам вопросы «бьют мимо» зоны их компетентности. Порой, особенно при составлении экспертных прогнозов, респондентам задаются такие вопросы, относительно которых можно сказать, что на Земле вообще не существует людей, способных компетентно на них ответить. В-четвертых, экспертные вопросники, ориентированные на получение количественных результатов, обычно страдают всеми теми недостатками, которые свойственны большинству анкет, составленных исходя из априорных представлений исследователя без проведения предварительного исследования качественными методами.

В качестве примера приведем вопросник для опроса экспертов, составленный Л. Гордоном и Э. Чертихиной.

Ваше представление о вероятном изменении времени просмотра телепередач в ближайшие 10 лет

Относительно этого вопросника можно сказать, что он содержит неявную логическую презумпцию о том, что время, которое человек уделяет телевидению, зависит исключительно от качества телепрограмм и конкурирующих с телевидением способов проведения досуга. Такая постановка вопроса может противоречить мнению опрашиваемых экспертов. В частности, в методике опроса не учтен фактор возможного изменения напряженности бюджета времени населения в условиях экономического кризиса, что должно привести к сокращению возможностей просмотра телепрограмм. В противоположном направлении, т. е. в сторону увеличения свободного времени у взрослого населения, может сработать быстрое сокращение рождаемости и связанное с этим снижение домашней нагрузки. Увеличение в обществе удельного веса пенсионеров и безработных увеличит среднее время просмотра телепрограмм и т. д.

Таким образом, мы видим, что ход мысли эксперта может в корне отличаться от априорных гипотез исследователя, что приводит к обессмысливанию результатов опроса. Не менее важно и то, что, отвечая на приведенные выше вопросы, эксперт может попытаться на качественном уровне назвать факторы, которые могут повлиять на время просмотра телепередач в ту или иную сторону, но реалистично оценить их сальдо, думается, не под силу ни одному человеку.

Таким образом, уточняя первоначальное значение термина «опрос экспертов» как опроса сведущих людей, можно сказать, что экспертный опрос – это опрос, ведущийся в пределах зоны компетентности респондентов. В зависимости от целей исследования правомерными являются как количественные (порой весьма остроумные), так и качественные разновидности такого опроса, но в условиях, когда количественные методы непропорционально доминируют, особое методическое внимание должно быть уделено описанию качественных методов.

Процедура опроса экспертов методом глубокого интервью должна начинаться с отбора респондентов по ролевым позициям, как это описано в предыдущей главе. Иными словами, для получения полноценной и компетентной информации следует сначала определить ролевые позиции, с которых под разными углами зрения наблюдается изучаемый объект или проблема. Далее, внутри каждой ролевой позиции имеются различные типы личностей, различающихся по интенсивности и характеру мотиваций наблюдения, а также по своим способностям к концептуальному упорядочиванию своих наблюдений. Выявив эти типы, следует методом глубокого интервью очертить зоны их компетентности и выявить содержащиеся в них релевантные исследуемой проблеме представления. Существенные расхождения мнений экспертов, которые наверняка будут выявлены при их сопоставлении, должны получить содержательную трактовку и найти свое место в виде типологических случаев в создаваемой исследователем обобщающей концепции. Хотя данная процедура выглядит сложной и трудоемкой, следует учитывать, что экспертные опросы, проводимые по упрощенным методикам, чаще всего дают невалидные результаты.

Свойства представлений в зоне некомпетентности.

Представления, образующие зону некомпетентности, радикально отличаются по своим свойствам от представлений в составе зоны компетентности. Из этого следует, что и методики, ориентированные на изучение этих двух типов представлений должны существенно различаться. К сожалению, автор данной книги не располагает личным опытом эмпирического изучения представлений зоны некомпетентности и поэтому не может предложить адаптированный для этой проблемы вариант методики. Тем не менее, поскольку адекватная методика представляет собой отражение свойств изучаемого объекта, описание специфики образующих зону некомпетентности представлений следует рассматривать как первый шаг на пути к созданию такой методики.

В обыденном языке слово «некомпетентность» имеет определенный негативный оттенок, но это ни в коем случае не должно служить основанием для оценки представлений зоны некомпетентности как чего-то несущественного, с чем можно не считаться. Напротив, указанные представления играют огромную роль в жизненных ориентациях индивидов и их поведении, не только индивидуальном, но и коллективном.

Относительно представлений, находящихся за пределами зоны компетентности в сознании человека, можно сказать, что указанные представления лишь в небольшой части выработаны им самостоятельно. В основном они являются продуктом заимствования существующих в обществе идеологических и мировоззренческих систем. В пределах зоны некомпетентности индивид не столько создает, сколько выбирает подходящую ему систему представлений под действием своих мотиваций и ценностных ориентаций, причем смена мотивации (например, вследствие перемены ролевой позиции) часто влечет за собой и смену идеологии. Сказанное означает, что за кажущимся разнобоем некомпетентных представлений скрывается ограниченное число типов идеологических систем, детерминирующих ценностную и логическую основу этих представлений. Поскольку человек является частичным носителем указанных идеологических систем, основное направление изучения некомпетентных представлений должно, по-видимому, строиться на выяснении вопроса о том, к какому идеологическому целому относится то или иное суждение респондента.

Сознание респондента не обязательно детерминировано какой-то одной идеологией. При проведении глубокого интервью в пределах зоны некомпетентности часто бывает, что респондент «перескакивает» из одной идеологической системы в другую, не замечая при этом логической несовместимости своих высказываний. В связи с этим при проведении обследований следует ожидать выявления двух типов респондентов, которые условно можно назвать «идеологами» и «эклектиками». Идеологи – это сравнительно редкий тип респондента, последовательно придерживающийся в своих взглядах какой-то одной идеологии. Эклектики – прямо противоположный тип с «кусочным» мировоззрением, перескакивающим из одной идеологической системы в другую в зависимости от того, на какую ценность «нажимает» интервьюер. Крайние эклектики, как и идеологи, по-видимому, встречаются редко, но основной массе населения присуща определенная эклектичность их мировоззрения, связанная с неустойчивостью мотивации и наличием конкурирующих мотивов выбора идеологии.

В качестве примера попытки построения типологии идеологических систем можно привести интересную схему, предложенную А. Амальриком. Схема изображает набор политических идеологий, сформировавшихся в советском обществе к началу 80-х годов. Идеологии в схеме расположены по кругу, так как, по мнению А. Амальрика, «правые» идеологии могут переходить в «левые» и наоборот. В полном согласии с нашим положением о наличии в идеологиях когнитивных (концептуальных) и мотивационных компонентов А. Амальрик помещает названные им типы идеологий в промежутке между политическими доктринами (марксизм, национализм, либерализм – других доктрин, по А. Амальрику, человечество не придумало) и «социальными чувствами», названными им «субидеологиями».

Схема идеологий в советском обществе 70-х годов (по А. Амальрику):

1 – суперидеологии; 2 – идеологии; 3 – субидеологии; 4 – связующие идеи; 5 – прямое взаимовлияние; 6 – косвенное взаимовлияние.

Схема А. Амальрика и описанный им динамический процесс «перетекания» сторонников одной идеологии – к другой хорошо иллюстрируют тот факт, что знание идеологий в значительной мере автономно от мотиваций выбора. В определенном смысле можно сказать, что любой живущий в обществе индивид «знает» (хотя и с разной степенью детализации) практически весь существующий в обществе спектр идеологий, но «выбирает» либо одну из них, либо, чаще, две или три смежные идеологии одновременно, «качаясь» при этом в определенном идеологическом диапазоне.

Предложенную А. Амальриком схему не следует считать априорной, поскольку она основана на его социальных наблюдениях. Вместе с тем ее нельзя назвать и эмпирической, поскольку ее автор не сделал попытки ни операционализировать предложенную им систему понятий, ни создать эмпирическую методику изучения репрезентации идеологий в сознании населения. Следует также отметить, что сформулированное нами понятие «зона некомпетентности» включает в себя не только политические идеологии, но также и большое число «житейских» или «бытовых» мировоззрений, которые, впрочем, могут как-то корреспондировать с политическими пристрастиями индивида.

Идеологии представляют собой концептуальные структуры, существенно отличающиеся по своим свойствам от научных концепций и от наработок обыденного сознания в пределах зоны компетентности. Основное отличие идеологий заключается в том, что их принятие и отбор обосновывающих аргументов осуществляется в мощном «мотивационном поле» тех или иных пристрастных мотиваций. Указанные мотивации могут иметь самую разнообразную природу, включая весь возможный набор субъективных мотивов (психологическая защита и т. п. ), ролевых и «классовых» интересов, психологических установок, ценностных ориентаций и др. Наличие искажающих мотиваций является частой (но не обязательной) причиной внутренних концептуальных пороков идеологических представлений, сводящихся к следующим двум типам.

1. Отрыв концептуальных представлений от эмпирической основы и наличие в них логических пороков, т. е. формирование концепций на основе различных маловероятных предположений, логических спекуляций, фантазий, непроверенных сведений, неправомочных аналогий и т. п.

2. Несоблюдение принципов «рациональной дискуссии» при защите концепции от опровергающих ее логических или эмпирических аргументов. Принцип рациональной дискуссии заключается в ясной формулировке обсуждаемой проблемы и систематической критике различных ее решений, уважении к нелицеприятной дискуссии и внутреннему авторитету хорошо обоснованных аргументов. Отказ от корректной дискуссии может выражаться в бессвязности аргументов либо в их логических пороках. Применительно к идеологиям одним из наиболее распространенных пороков аргументации является отсутствие единой логики в выдвигаемых аргументах. Каждый аргумент выдвигается в этом случае вне связи с другими аргументами, и не проводится работа по дедуктивному их развертыванию для проверки их логической совместимости. В логике данный вид некорректной аргументации носит название «выдвижение аргументов к данному случаю». В числе других распространенных пороков аргументации следует указать на систематический отбор подтверждающих свидетельств при игнорировании опровергающих, использование для объяснения непроверяемых, неточных, неопределенных, неоперациональных выражений и т. п.

Таким образом, можно назвать три главных различия представлений в зоне компетентности и в зоне некомпетентности:

а) по своему происхождению первые являются в основном индивидуальными, а вторые – в основном коллективными;

б) первые в основном являются оценочно-нейтральными, а вторые в основном – оценочными, что выдвигает проблему разграничения в них ценностных и когнитивных компонентов;

в) представления в зоне компетентности имеют в своей основе четкую логическую структуру, хотя ее существование может затушевываться неумением респондента компактно и логично формулировать свои мысли. В противоположность этому представления в зоне некомпетентности могут иметь очень серьезные логические пороки, которых индивид под действием своих мотиваций стремится не замечать.

Перечисленные выше особенности делают представления в составе зоны некомпетентности интересным и крайне сложным для изучения объектом. Первым шагом к изучению этих представлений должна стать логическая реконструкция входящих в них когнитивных структур. Данный этап работы может быть выполнен только методом глубокого интервью, которое фокусируется, по-видимому, сначала на поиске мотиваций выбора идеологии, а затем на ее концептуальном развертывании.

Ситуация здесь осложняется несколькими факторами:

а) человек, как уже было сказано, является частичным носителем идеологии; следовательно, концептуальная структура идеологий должна реконструироваться исследователем из «кусочков», выявленных в сознании разных респондентов;

б) глубинные мотивации выбора одной и той же идеологии у разных людей могут быть различными, что должно повлечь за собой возникновение различных модификаций одной и той же идеологии, детерминированных разными мотивациями;

в) под действием конкурирующих мотиваций человек может придерживаться сразу нескольких идеологий, актуализация которых в ходе интервью будет определяться различными ситуационными причинами.

Для изучения объекта, обладающего столь специфичными свойствами, требуется, как уже было сказано, создание специфичного методического аппарата. На первом этапе неколичественными методами необходимо логически реконструировать идеологические системы как концептуальные образования. На базе этих реконструкций могут быть созданы диагностирующие тест-вопросы, которые позволят количественно определить распределение влияния идеологических систем или их осколков в сознании населения.