Глава вторая. АФФЕКТИВНОСТЬ - Психическое развитие ребенка - Аври Баллон

Крик новорожденного, появившегося на свет, согласно Лукрецию, есть крик смятения перед ли­цом открывающейся для него жизни или, по Фрейду, крик тоски в момент, когда ребенок отрывается от мате­ринского организма. Для физиолога же он не означает ничего другого, кроме спазмы голосовой щели, которой сопровождаются первые дыхательные рефлексы. Дейст­вительно, психологическая мотивация крика — предчув- • ствие или сожаление о чем-то — не более чем миф. Но и сведение его к простому мышечному явлению представ­ляет лишь абстракцию. Этот крик зависит от всего ви-тального комплекса. Со спазмой связан не только крик, но и вся совокупность условий и одновременных впечат-

лений, которые выражаются как в спазме, так и в крике. Разумеется, на этой элементарной стадии не может быть речи о различении симптома и- причины.

В данном случае в спазме невозможно различить мы­шечную реакцию и чувствительность. Они дифференци­руются на более высоких стадиях развития, в круговых реакциях. Например, спазма радужной оболочки глаза не происходит без боли, избавиться от которой можно, лишь парализовав радужную оболочку. Спазмы кишок вызыва­ют колики, которые очень часты у грудного ребенка при пищеварении. Тогда ребенок кричит, несомненно, в ре­зультате распространения спазм на дыхательный аппа­рат. Формирование крика как средства выражения чего-то. с чем он не имеет прямой физиологической связи, про­исходит лишь позже. В результате распространения спаз­мы на все внутренние органы — пищевод, дыхательные органы, органы кровообращения — возникает чувство тоски, стеснения. Некоторые спазмы, например при ор­газме, могут быть источником наслаждения. Но они часто находятся на грани страдания — наслаждение ока­зывается тем более острым, чем оно ближе к страданию и иногда даже может быть вызвано болевым стимулом. Таким образом, между половым возбуждением и ощуще­нием тоскливого томления может существовать переход или они могут смешиваться. Эротическое желание вы­зывает то же ощущение в легкой степени; в свою оче­редь, тоскливое беспокойство иногда растворяется в эро­тической практике.

По-видимому, спазмы, в которых находит выход став­шее чрезмерным напряжение, сопровождаются удоволь­ствием или облегчением. Так происходит при рыданиях, приносящих обычно облегчение. Безудержный смех также может быть разрешением длительного ожидания пли принуждения, выходом задержанной и аккумулиро­ванной энергии. Простой смех представляет собой ка­скад сотрясении, в которых мышечное напряжение стре­мится себя исчерпать и который обычно расслабляет мышцы, лишая человека всякой способности сделать усилие. В отличие от рыданий, смех теснее связан со скелетными мышцами, чем с мышцами внутренних ор­ганов, и его обычной причиной является, очевидно, не столько повышение напряжения, сколько снижение поро­га напряжения.

Но здесь речь идет об уже организованных спазмах, выходящих за пределы простых спазм висцерального или двигательного аппарата. Утратив свой элементарный и спорадический характер, они связываются друг с дру­гом, регулируются и даже являются регуляторами рас­ходуемой в них энергии. Чувствительность, связанная с каждой из спазм, распространяется на весь их ан­самбль и из чисто органической, какой она является вначале, может постепенно становиться более духовной. Глубокое страдание, соответствующее этим пароксизмам, очищается, перемещается, разрежается, утончается и, на­конец, интегрируется с психическими актами, которые постепенно превращают его тягостную тональность в простые уколы совести. Эту эволюцию можно просле­дить у ребенка на протяжении ряда этапов, характери­зующих развитие его аффективности.

В основе спазмы лежит тоническая деятельность мышц, предшествующая движениям, в собственном смыс­ле слова. Активность грудного ребенка состоит из вне­запных разрядов, которые заставляют его переходить от одной позы к другой. В каждой из них мышцы, кажется, скорее напрягаются и твердеют, чем укорачиваются или удлиняются, как это обычно происходит при движениях, направленных на обследование окружающего простран­ства. Сокращение здесь обширное, сходное с тетанусом. Оно захватывает все тело, в частности спинную и про-ксимальную мускулатуру, т. е. ту мускулатуру, которая играет особенно важную роль в стабилизации движений и равновесия тела. Первые рефлексы — это тонические рефлексы защиты и положения тела. Прикосновение к коже или щипок вызывает отдергивание конечности. Шум вызывает вздрагивание, похожее на те внезапные тонические разряды, которые иногда вызывают внезап­ное высвобождение тонуса при засыпании. На поведение новорожденного влияют также лабиринтные раздраже­ния. Их одних было бы достаточно для того, чтобы вы­звать систематические изменения относительного поло­жения головы и конечностей ребенка, и как раз благо­даря им ребенок любит, чтобы его укачивали.

Первые четко различимые эмоциональные реакции ребенка, реакции страха, связаны именно с резким воз­буждением лабиринта при падении. Равным образом все другие эмоции, пусть каждая по-своему, соответствуют

изменениям тонуса как висцерального, так и мышечного. Следовательно, они происходят из постуральной функ­ции, в которой Шеррингтон объединил все, что является тоническими проявлениями. А если все эмоции имеют общий источник, то не обратимы ли они друг в друга? Некоторые психологи, как например Уотсон, стремились объяснить разнообразие эмоций воздействием обсто­ятельств, которые соединяют основное ядро эмоций с раз­личными раздражителями и реакциями. Но в действи­тельности онтогенетическая специфичность эмоций не­оспорима. Каковы бы ни были этапы развития эмоций в истории рода, каждая из них зависит от характерных для нее автоматизмов, возникающих в поведении инди­вида в результате функционального созревания. Таким образом, у идиота можно наблюдать целые серии эмоцио­нальных реакций, появляющихся без всякого заметного повода и выполняющихся лишь ради самих себя: позы, выражающие агрессивность, угрозу или страх, а так­же оборонительные или просящие пощады жесты, хотя перед этим с ним обращались хорошо и не обижали.

Эмоции включают системы выразительных движений и поз, которые для каждой из эмоций соответствуют определенному типу ситуации. Эмоциональные установки и соответствующие им ситуации предполагают друг друга, создавая тот глобальный архаический тип реагирования. ' который так часто встречается у детей. Происходит как бы слияние психических предрасположений, ориентиро­ванных в одном направлении, и внешних событий. В ре­зультате этого эмоция часто задает тон реальности. Н& и внешние события приобретают возможность вызывать эмоцию. Эмоция является" своего рода настроенностью, более или менее зависящей от темперамента, от привы­чек субъекта. Но эта настроенность, сосредоточивая во­круг себя без различия все обстоятельства настоящего момента, позволяет каждому из них, даже случайному, вновь вызвать эмоцию позже, как вызывает ее сущест­венный элемент данной ситуации. Синкретический харак­тер эмоций, их сила 'и живость, исключающие все отвле­кающие моменты, способствуют образованию условных эмоциональных реакций1. Появление таких условных реакций может противоречить логике и очевидности

Именно так образуются аффективные комплексы, не под­дающиеся влиянию рассуждений. Но в то же время на определенных стадиях психического развития и в опре­деленных обстоятельствах, где длительное размышление невозможно или опасно, эмоции придают реакциям необ­ходимую быстроту и цельность.

Явления, с которыми человек устанавливает связь че­рез посредство эмоций,— это материальные события или отношения между индивидами. При этом человеческое окружение пронизывает физическую среду и в большей мере, особенно для ребенка, заменяет ее. Именно эмоции, благодаря их психогенетической ориентации, осуществля­ют первые связи ребенка с его социальной средой и ста­новятся основой для формирования намерения и рас­судочной способности. Эмоциональные позы, звуковые и зрительные проявления эмоций способны вызвать у окружающих большой интерес, а также сходные реак­ции, связанные с той же эмоциональной ситуациеп. Обычно между эмоциональными позициями (attitudes) людей, на­ходящихся в одном и том же поле восприятия и дейст­вия, устанавливаются своеобразные отношения, отнош&-ния солидарности или оппозиции. Контакт между ними возникает благодаря аффективному миметизму или кон­трасту. Именно так устанавливается первое конкретное и прагматическое взаимное понимание, или, вернее, со­причастность. «Заражение» эмоциями — факт, часто от­мечавшийся. Оно зависит от экспрессивной способности эмоций, на которой основывались первые совместные дей­ствия стадного типа и которая в процессе непрерывного общения и, несомненно, коллективных обрядов преврати­лась из примитивных средств выражения в более или менее условную мимику.

Аффективные влияния социальной среды, окружаю­щие ребенка с колыбели, не могут не оказывать опреде­ляющего воздействия на его умственное развитие. Не только потому, что они формируют социальные способ­ности поведения ребенка, особенности его чувств, но и потому, что они затрагивают автоматизмы, форми­рующиеся в спонтанном развитии нервных структур, и через их посредство — глубинные, интимные реакции. Так социальное сливается с органическим.

Примером подобного слияния является улыбка, по по­воду которой исследователи детства сделали столько за-

мечаний. Приписывая первым же улыбкам ребенка их полное функциональное значение, Ш. Бюлер утверждает, что они имеют чисто человеческий источник и появ­ляются только в присутствии человеческого лица. Но дан­ные многих авторов противоречат этому утверждению. По-видимому, вначале улыбка связана со стимуляцией кожи вблизи тех мышц, работа которых лежит в основе улыбки: щекотание под подбородком (Dearborn) вызы­вало улыбку на 1-й и 2-й день, щекотание носа и щеки (Scupin)—Ha 2-й день, щекотание носа (Ament)-Ha 3-й день, щекотание щеки (Dearborn) — на 5-й день, при­косновение соска к щеке (Blanton) — на 28-й день, сжи­мание в игре кисти и руки (Major) — на 28-й день. За­тем идут раздражения более общие и имеющие явную аффективную тональность: теплая ванна (Major) вы­зывала улыбку на 4-й день, хорошее самочувствие (Dearborn)—на 6-й или 7-й и 9-й день (Baldwin), от­дых после сосания (Ргеуег)-на 27-й день, дремота после сосания (Moore) — на 5-й неделе, хорошее само­чувствие после сна (8Ыпп)—на 5-й неделе, хорошее самочувствие после обтирания маслом   (Shinn)—на 8-й неделе. Несколько позже начинают действовать эк-стеропептивные раздражители: болтовня няни (Valen­tine)—на 10-й день, сияющий свет (Blanton)—на 13-й день, голубая   тень на свету (Blanton) — на 16-й день, высокие звуки (Дарвин) —на 6-й неделе. Наконец, суве­ренностью можно говорить о появлении человеческих факторов: улыбающееся лицо (Moore) вызывало улыбку на 20-й день, разговор и мимика (Tiedmann) — на 28-й день, улыбки взрослых (Jones, Gregoire)—на 2-м меся­це, няня, которая качает головой и поет (Piaget),— на 45-й день, ласковые взгляды (Мооге)—на 5-й неделе, вид матери (Дарвин) — на 6-й неделе, подражание взрос­лым, ситуация игры (Gregoire), ласковый лепет матери, улыбающееся лицо, посеребренная погремушка (Dear­born) — на 7-й неделе.

Порядок последовательности появления этих различ­ных видов возбуждения совершенно четок. Сначала это непосредственное возбуждение мышечного тонуса и за­тем общее состояние органического удовлетворения, вы­ражающееся  локальной реакцией, потом слуховые восприятия находящегося на расстоянии объекта и, нако­нец, воздействие на расстоянии липа или голоса, выражающего и внушающего удовольствие, причем удоволь­ствие, которое имеет уже внешний, а не внутренний источник. Это реакции, из которых возникает аффектив­ное значение улыбки, но им предшествуют реакции, де­монстрирующие лишь физиологические возможности:

способность к сокращению соответствующей мышечной группы, подчинение этой группы экстероцептивным впе­чатлениям. Равным образом, как это показал Инсабато (Insabato), смех, а затем рыдания могут быть механиче­ски вызваны щекотанием, являясь результатом глубо­кого мышечно-сухожильного раздражения. Но эти реакции, будучи сначала следствием и выражением органической аффективности, становятся затем следствием и выраже­нием моральных обстоятельств.

Часто можно наблюдать, что за улыбкой одного че­ловека сейчас же следует улыбка другого, находящегося в той же ситуации. Вероятно, эта реакция вызывается не самой по себе ситуацией и не механизмом условных рефлексов, а в силу функционального родства непосредст­венно стимулируется эмоциональными проявлениями со­седа. Но так или иначе улыбка принадлежит к тем способам реагирования, благодаря которым расширяется сфера восприятия ребенком окружающей социальной среды. В восприятии все полнее воспроизводятся черты этой среды, из которой, однако, ребенок себя не выделя­ет. Это распространение себя на свое окружение, являю­щееся в то же время отчуждением себя в других, под­разумевает вторую, противоположную 'фазу, в которой ребенок овладевает собой, противопоставляя себя дру­гим. Именно тогда начинается развитие его личности. К эмоции возвращается роль фактора, объединяющего индивидов между собой с помощью их наиболее интим­ных органических реакций. Это слияние имеет в каче­стве дальнейших последствий противопоставление и раз­деление, приводящие к постепенному возникновению сознания.

Так, эмоции, являющиеся внешним проявлением аф­фективности, кладут начало таким изменениям, которые стремятся ограничить сами эмоции. На них основывают­ся стадные аффекты, являющиеся примитивной формой общности и общения. Отношения, которые становятся возможными благодаря эмоциям, улучшают средства их выражения, делая их тем самым все более и более специализированными инструментами общения. Но, по мере того как выявление значения этих средств выражения делает их более автономными, они отщепляются от самой эмоции. Вместо того чтобы разлиться, эмоция сдержи­вается этими выразительными средствами, и ее влияние заключается в определенные рамки. Как только мимика становится языком и способом воздействия на других, в ней увеличивается количество нюансов, безмолвных соучастии, намеков, которые становятся более утончен­ными, в отличие от общего аффекта, каким является эмо­ция в чистом виде.

Между эмоцией и интеллектуальной деятельностью имеется то же соотносительное развитие и тот же антаго­низм. Смысл ситуации переживается до всякого анализа благодаря вызываемым ею действиям, предрасположени­ям и установкам. Эта практическая интуиция в психи­ческом развитии задолго предшествует способности раз­личения и сравнения. Она является первой формой по­нимания, еще целиком находящегося под влиянием инте­реса данного момента и ограниченного частными случа­ями. Впервые своего рода контакт и взаимное понимание, полностью зависящие, однако, от потребностей или по­буждений текущего момента, могут осуществиться лишь благодаря согласованности или обоюдности эмоциональ­ных позиций. Образ, служащий для сравнения и предви­дения, может возникнуть из этих практических и кон­кретных связей лишь путем постепенного уменьшения числа постуральпых реакций, то есть эмоций и аффек­тивности. И наоборот, всякий раз, когда аффективные установки и соответствующие эмоции начинают' вновь превалировать, образ теряет свою поливалентность, за­меняется, уничтожается. Это явление обычно наблюдается у взрослых: сознательный контроль или простое интел­лектуальное толкование мотивов и обстоятельств эмоции ведет к ее устранению; в то же время сильная эмоция вызывает искажения умозаключений и объективных представлений. У ребенка процесс перехода от этих лич­ностных, эмоциональных, зависящих от случая реакций к более стабильным представлениям о вещах протекает медленно, с постоянными возвращениями назад.

Изменения в собственно аффективной сфере являются результатом этого конфликта. Интеллектуалистические теории эмоций оказались возможными именно благодаря

большому значению интеллектуальных мотивов и обра­зов в области чувств и страстей. Ошибка этих теорий заключалась в том, что они не заметили постепенного сокращения истинного эмоционального аппарата и отож­дествили эмоцию с чувством или страстью, тогда как в процессе развития происходит функциональный пере­ход от эмоций к чувствам. У ребенка он зависит от воз­раста. Но наиболее эмоциональные дети отнюдь не обя­зательно становятся наиболее сильно чувствующими или наиболее страстными. В действительности здесь идет речь о различных типах, которые зависят от разного соот­ношения форм психической деятельности у индивида.

Ребенок, поглощенный чувством, не проявляет по от­ношению к окружающим условиям непосредственных эмоциональных реакций. Его поза сдержанна, и если он смотрит вокруг, то далеким или беглым взглядом, укло­няющимся от всякого активного участия в разворачи­вающихся перед ним отношениях. Стараться вовлечь его в эти отношения — значит вызвать у него дурное настрое­ние; оно возникает благодаря тому, что у ребенка недо­стает способностей и желания участвовать во внезапных контактах с другими. Его впечатления образуют замкну­тый круг. Поглощенный сосанием своего пальца, ребенок замыкается в кругу получаемых при этом ощущений. Этот период возникновения чувства, оборонительный и негативный, может измениться лишь с появлением и развитием мысленных представлений, которые дают мечтам ребенка более или менее связанные с настоящим моментом мотивы и темы.

Страсть ребенка может быть живой и глубокой, но вместе с ней появляется возможность переживать эмоцию молча. Страсть предполагает для своего развития кон­троль личности над собой и следует за осознанным про­тивопоставлением себя другим, которое появляется лишь начиная с 3 лет. Тогда ребенок становится способным тайно питать неистовую ревность, исключительную при­вязанность и честолюбие, еще, быть может, неопределен­ные, но тем более требовательные. В последующем воз­растном периоде более объективные связи с окружающим миром могут умерить эти страсти. Но от этого темпера­мент выявляется в них не менее определенно.

Несомненно, чувство и особенно страсть будут тем более стойкими, упорными, абсолютными, чем более силь-

ной аффективностью, содержащей вегетативные эмоцио­нальные реакции, они сопровождаются. При этом дейст­вующая эмоция остается способной к затуханию под влиянием других воздействий. Чувства являются резуль­татом интерференции и даже конфликта между факто­рами, относящимися к органической и постуральной жизни, и факторами, зависящими от представлений, по­знания и личности.