Глава XXV. Инстинкт - Психология - Джемс

Что такое инстинкт? Обыкновенно инстинкт определяюткак способность действовать целесообразно, но без со-знательного предвидения цели и без предварительнойвыучки производить данное действие. Инстинкты нахо-дятся в функциональной связи с нашей организацией.Можно сказать, что каждый орган связан с известнымприрожденным приспособлением, необходимым для егоприменения к делу.

Все действия, называемые нами   инстинктивными,можно подвести под общий тип рефлекса; все они вы-зываются воздействием чувственного раздражения натело животного на расстоянии или через непосредствен-ное прикосновение. Кошка бежит за мышью, но обра-щается в бегство или принимает оборонительное поло-жение при виде собаки, остерегается падать со стенили с деревьев, избегает огня и воды и т. д. не потому,

что имеет какие-либо понятия о жизни и смерти, о лич-ности и самосохранении. По всей вероятности, в ее уме ненастолько выработались эти понятия, чтобы быть из-вестными руководящими принципами. В каждом от-дельном случае кошка руководствуется лишь непосред-ственными впечатлениями, и руководствуется совершен-но непроизвольно. Она уж так организована, что чутьзавидит нечто бегущее, называемое мышью, сейчас жедолжна броситься за этим существом; встретится сострашным лающим животным, называемым собакой,сейчас же должна обратиться в бегство, если собака на-ходится в некотором отдалении, или   ощетиниться ивыпустить когти, если собака — в нескольких шагах; онадолжна остерегаться попасть лапой в воду или мордойв огонь. Нервная система кошки представляет предор-ганизованный комплекс реакций — эти реакции так жемеханически предопределены, как чихание, и находятсясовершенно в таком же отношении к вызывающим ихраздражениям, как и это последнее. Хотя физиолог иимеет право рассматривать эти реакции как частныйслучай простых рефлексов, однако он не должен забы-вать, что в животном они вызываются определеннымчувственным впечатлением, восприятием или образом.

На первый взгляд такая точка зрения должна пока-заться странной, так как она предполагает заранее за-ложенным в организацию животного множество приспо-соблений к тем объектам, среди которых ему предстой гжить. Может ли идти так далеко и быть столь сложнымвзаимное приспособление организации животного и ок-ружающей обстановки? Неужели каждое существо рож-дается приспособленным к определенным объектам по-добно тому, как ключи бывают приноровлены к зам-кам? Все это, без сомнения,   необходимо  допустить.Каждый уголок Вселенной, даже наша кожа и внутрен-ности заполнены живыми существами, органы которыхприспособлены к окружающим условиям, к поглощениюи перевариванию находящейся там пищи и к самоза-щите в случае опасности, какая там может встретить-ся. И тонкость приспособления в строении животногобеспредельна. Так же беспредельна приспособленностьво взаимных отношениях живых существ.

Старинные сочинения об инстинкте   представляютбессодержательный набор слов, потому что их авторыникогда не доходили до этой простой и определеннойгочки зрения на данный предмет, высказывая в туман»

ных выражениях изумление перед способностями жи-вотных к ясновидению и пророческим предчувствиям,далеко превосходящим умственные силы человека, ипрославляя благодеяние Бога, сообщившего им такойдар. Но первое благодеяние Бога по отношению к жи-вотным заключается в том, что он их одарил нервнойсистемой, и если мы обратим внимание на это обстоя-тельство, то окажется, что инстинкт—явление удиви-тельное ровно настолько, насколько удивительны все во-обще явления жизни.

Всякий инстинкт есть импульс. Спорить о том, сле-дует ли называть инстинктами такие импульсы, как по-краснение, чихание, кашель, улыбка и т. п., значило быспорить о словах. И там, и тут психологический про-цесс совершенно тождественный.   Шнейдер в высшейстепени живо и интересно написанной книге «DerThierieche Wille» подразделяет импульсы (Friebe) начувственные, предметные и идейные. Наклонность ежить-ся от холода есть чувственный импульс; стремление по-вернуться при виде бегущих и бежать за ними — пред-метный импульс, связанный с восприятием   внешнихобъектов; стремление искать кров во время ветра и дож-дя — идейный. Отдельное сложное инстинктивное дей-ствие может заключать в себе последовательное про-буждение всех импульсов. Так, голодный лев начинаемискать добычу вследствие возникновения в нем образадобычи в связи с желанием овладеть ею; он начинае!выслеживать ее, когда до его носа, уха или глаза до-ходит чувственное впечатление, указывающее на то, чтодобыча находится на некотором расстоянии; он набра-сывается на нее, если она в испуге обращается в бег-ство или если расстояние от нее очень невелико;   онпринимается разрывать и пожирать ее, когда его зубыи когти прикасаются к ней. Выискивание, выслежива-ние, нападение и пожирание соответствуют   четыремразличного рода комплексам мышечных сокращений, икаждый из этих комплексов вызывается особыми, толь-ко ему одному соответствующими раздражениями.

Почему же различные животные производят дейст-вия, которые кажутся нам столь странными и возникают, по видимому, под влиянием столь несоответствую-щих стимулов? Почему, например, курица обрекает се-бя на скуку, принимаясь высиживать яйца, по-видимо-му, в крайне непривлекательном для нее гнезде? Неуже-ли потому, что она обладает пророческим предвидением результатов высиживания? Мы можем дать на этоответ лишь ad hominem — сообразуясь с нашей соб-ственной психикой. Почему мы предпочитаем обыкно-венно ложиться на мягкие постели, а не на голый пол?Почему, находясь в комнате, мы из 100 раз 99 норовимбыть лицом к середине комнаты, а не к стене? Почемумы предпочитаем порцию баранины с бутылкой шам-панского куску твердого сухаря с грязной водой? По-чему известная барышня так увлекает собой молодогочеловека, что для него всё, относящееся к ней, становит-ся дороже всего на свете?

На это можно только сказать, что таковы челове-ческие влечения и каждое существо имеет свои влече-ния и без всяких рассуждений руководствуется ими всвоих поступках. Можно анализировать влечения с на-учной точки зрения и найти, что почти все они полезныдля данного существа. Но мы следуем им, не имея ввиду их полезности, но чувствуя, что это единственныйприсущий нам от природы образ действия. Из биллио-на людей не найдется и одного, который, садясь   заобед, принимался бы размышлять о пользе кушаний.Люди едят, потому что пища приятна на вкус и вызы-вает желание продолжать есть. Если вы кого-нибудьспросите, почему он ест то, что имеет  такой именновкус, а не иной, то он не отнесется к вам как к мудре-цу, заслуживающему уважения, а осмеет вас как глупца.Связь между определенными вкусовыми ощущениями ивызываемыми ими действиями представляет нечтосамо собой понятное (selbstverstandlich), как бы апри-орный синтез, не нуждающийся в дальнейшем объясне-нии. Надо, чтобы у человека, по выражению Беркли, за-шел ум за разум от излишней учености и тогда он ус-мотрит в естественнейших процессах нечто странное истанет задаваться вопросом, почему люди производяттакие, а не иные инстинктивные действия. Метафизикспособен ставить вопросы вроде следующих: «Почемумы улыбаемся, а не хмуримся, когда веселы? Почемумы не можем с толпой говорить так спокойно, как сосвоим приятелем? Почему именно та, а не другая ба-рышня сводит нас с ума?» Простой смертный можетодно только ответить метафизику: «Само собой понят-но, отчего мы улыбаемся, отчего наше сердце начинаетбиться, когда мы обращаемся к толпе, отчего каждыйиз нас увлекается той, а не другой барышней и видит вней чудную душу в прелестной телесной оболочке, существо, которое самой природой очевиднейшим образомпредназначено быть предметом вечной любви!»

Для животного, производящего известные действияв присутствии известного объекта, инстинкты, по асейвероятности, являются также  чем-то непосредственноданным. Для них значение инстинкта так же самооче-видно, как и для нас. Для льва предметом любви слу-жит львица, для медведя — медведица. Наседке должнаказаться чудовищной мысль о существах, для которыхгнездо куриных яиц не представляет такого драгоцен-ного удобного для сидения предмета, каким оно пред-ставляется ей.

Итак, мы можем с уверенностью сказать: как нистранны для нас иногда инстинкты животных, наши ин-стинкты должны казаться им не менее странными. А от-сюда мы можем заключить, что для животного, руко-водствующегося инстинктом, каждое детальное действиев данном инстинкте понятно само собой и кажется ино-гда единственно правильным и разумным   способомдействия. Данный инстинкт мотивируется исключительносамим собой. Что может удержать муху от чувствен-ного возбуждения, связанного с выделением яиц, когдаона, наконец, нашла подходящий листок, падаль или ку-сок навоза, на котором ей кажется всего удобнее поло-жить яйца? Разве процесс кладки яиц не представля-ется для нее сам по себе в эту минуту необходимым?Разве она думает при этом о будущем своем потом-стве и его пропитании?

Инстинкты не всегда бывают слепы и неизменны.Весьма часто высказывают мысль, будто человек отли-чается от низших животных почти полным отсутствиеминстинктов, место которых в нем занимает «разум». Дватеоретика, не уяснившие себе толком основных понятийоб инстинкте, могли бы поднять по этому поводу со-вершенно бесплодный спор, мы же, разумеется, не бу-дем спорить о словах там, где факты достаточно ясны.Человек обладает гораздо большим числом импульсов,чем любое из низших животных, и каждый из этих им-пульсов, взятый сам по себе, так же «слеп», как любойнизший инстинкт, но благодаря развитию памяти, реф-лексии человек в состоянии сознавать каждый из этихимпульсов в отдельности, после того как он однаждыиспытал их, узнал их результаты и может их предви-деть. При этом условии можно сказать, что импульс со-вершается нами отчасти по крайней мере ввиду его результатов. Ясно, что всякое инстинктивное действие, бу-дучи раз повторено животным, обладающим памятью,перестает быть «слепым» и должно ровно постольку со-провождаться предвидением цели, к которой оно ведет,поскольку животное ранее могло узнать эту цель.

Насекомое, кладущее яйца в таком месте, где ононикогда не наблюдает вылупления из них  потомства,должно всегда «слепо» класть яйца, но курица, вывед-шая однажды цыплят, едва ли будет сидеть на второмгнезде с яйцами совершенно «слепо», не предвидя по-явления на свет этих цыплят. Во всяком другом случае,аналогичном данному, у животного должна быть из-вестная степень предвидения результатов, и посколькупредвидение касается желательного или нежелательногорезультата, постольку оно может способствовать   им-пульсу или задерживать его. Мысль о цыплятах, бытьможет, побуждает курицу терпеливее высиживать яйца;

в то же время воспоминание о благополучном бегстве измышеловки, возникнув в уме крысы, должно удержи-вать ее от импульса взять приманку, лежащую в чем-нибудь похожем на мышеловку. Если мальчик видиттолстую жабу, в нем (особенно в компании приятелей)легко может возникнуть неудержимый импульс разда-вить ее камнем, причем можно предположить, что онсовершенно «слепо» повинуется этому импульсу. Но видумирающей жабы со сложенными лапками может выз-вать в нем мысль о жестокости поступка или напомнитмальчику о том, что страдания животных сходны с егособственными. Поэтому, когда при виде другой жабыон снова почувствует соблазн раздавить ее, в его головевозникнет мысль, которая не только удержит его  отжестокости, но может вызвать в нем добрые чувства исделать защитником жабы перед его не столь умудрен-ным опытом приятелем.

Итак, ясно: как бы животное ни было богато одаре-но от природы инстинктами, конечные результаты егодействий могут значительно изменяться, если инстинктысочетаются с личным опытом, если к импульсам при-мешивается влияние памяти, ассоциации идей, ожида-ния. Объект О, вызывающий в животном инстинктивнуюреакцию Л, сам по себе должен иметь результатомименно эту реакцию, но для животного О стало с тече-нием времени знаком, указывающим на близость Р, ко-торое вызывает в животном импульс В, равный Л посиле, но совершенно не сходный с ним. Таким образом,

при встрече с О в животном происходит борьба за пре-обладание между непосредственным импульсом Л иболее отдаленным В. При этом единообразие и роковойхарактер инстинкта могут быть для наблюдателя стольмало очевидны, что может показаться, будто объект Ововсе не вызывает в данном животном какой-либо ин-стинктивной реакции. А между тем думать так было бывеличайшей ошибкой! Инстинкт, связанный с объектомО, в данном случае налицо, только он из-за осложняю-щего влияния ассоциационного механизма пришел встолкновение с инстинктом, который связан с объек-том Р.

Теперь мы можем убедиться, какие   плодотворныевыводы позволяет сделать наша простая физиологиче-ская точка зрения на природу инстинкта. Если инстинктесть простой двигательный импульс, возникающий подвлиянием внешнего раздражения и обусловленный неко-торой предшествующей в нервных центрах животногорефлекторной дугой, то он, конечно, должен подчинять-ся тем общим законам, каким следуют нервные дуги.Одна из особенностей их возбуждения — подвержен-ность влиянию других процессов, происходящих в то жевремя в организме. Безразлично, прирожденны ли этидуги, образовались ли они самопроизвольно впослед-ствии или выработались в силу привычки,— во всех этихслучаях они вступают во взаимодействие с другими ду-гами, то одерживая перевес над их влиянием, то усту-пая последнему и пропуская через себя посторонние токи.

С мистической точки зрения инстинкт следовало бысчитать чем-то неизменным. С физиологической точкизрения следует ожидать, что в инстинктах должны обна-руживаться случайные уклонения у всякого животного,у которого число отдельных инстинктов велико и мно-гие из них могут возникать под влиянием того же внеш-него раздражения. В инстинктах каждого высшего жи-вотного такие отклонения наблюдаются во множестве.Перед нами элементарная форма инстинктивной жизнив замаскированном виде во всех тех случаях, когда уживотного значительно развита способность к различе-нию; когда разряд возбуждения происходит в рефлек-торной дуге под одновременным влиянием несколькихраздельных чувственных стимулов; когда животное неподдается импульсу непосредственно, ограничившисьопределением рода стимула и не разбирая, к какомувиду относится он, при каких обстоятельствах появился;

когда, наконец, различные индивиды и различные об-стоятельства могут влиять на животных различным об-разом.

Вся история взаимных отношений между людьми инизшими дикими животными заключается в том, что мыумеем судить о вещах не по одной их внешности, жи-вотные же, отдаваясь непосредственному впечаглению,идут на приманки и делаются нашими жертвами. При.рода дала им менее совершенную по сравнению с намиорганизацию, заставляя их делать всегда то, что лишь вбольшинстве случаев целесообразно. В природе гораздоболее червей, свободно ползающих, чем червей, наде-тых на крючки удочек, потому природа внушила рыбам;

«Хватайте всякого червяка, какой только попадется,рискуя попасться на крючок». Но чем выше животныйтип, чем ценнее его жизнь, тем менее природа застав-ляет его рисковать. Где тот же предмет может оказать-ся то пищей, то опасной приманкой; где общительныйхарактер животного заставляет его различать в отдель-ных индивидах друзей или соперников, смотря по об-стоятельствам; где каждый впервые видимый объектрассматривается сразу как нечто вредное или полезное,там природа влагает в животное стремление реагиро-вать на многие классы объектов прямо противополож-ным образом и предоставляет решающее влияние впользу того или другого импульса мелким частным осо-бенностям отдельных случаев. Так, и в человеке, и вдругих млекопитающих, и в высших породах птиц жад-ность и подозрительность, застенчивость и   похоть,скромность и тщеславие, общительность и угрюмостьравным образом быстро приходят во взаимное столкно-вение и равным образом находятся в неустойчивом рав-новесии. Все это природные импульсы, первоначальносовершенно «слепые», порождающие двигательные ре-акции строго определенного типа. Следовательно, каж-дый из них есть инстинкт, т. е. подходит под обычноеопределение инстинкта, но все они противоположны другдругу, и в каждом отдельном случае тот или другойчастный опыт делает между ними выбор. Проявляя ин-стинкты, животное перестает действовать «инстинктив-но» и становится, по-видимому, существом, ведущиминтеллектуальную жизнь, колеблющимся между раз-личными альтернативами и делающим между ними вы-бор не потому, что оно не имеет вовсе инстинктов, носкорее потому, что оно обладает таким множеством инстинктов, что они, приходя во взаимное столкновение,модифицируют конечный результат.

Итак, мы смело можем сказать: сколь ни кажутсяиногда неопределенными реакции человека на окружаю-щие условия по сравнению с реакциями низших жи-вотных, неопределенность эта, по всей вероятности, про-исходит не оттого, что последние располагают такимиимпульсами к деятельности, которых нет у человека.Наоборог, человек располагает всеми импульсами к дей-ствию, какие имеются у животных, и, сверх того, ещемножеством других. Иными словами, с физиологиче-ской точки зрения между инстинктивными и разумнымидействиями нет никакого антагонизма.   Сам по себеразум не может задерживать импульсы; единственное,что может нейтрализовать данный импульс, есть им-пульс в противоположном направлении. Впрочем, разумможет сделать вывод, который, подействовав на вооб-ражение, способен изменить направление импульса, и,следовательно, хотя наиболее разумное животное естьв то же время наиболее одаренное   инстинктивнымиимпульсами, однако оно никогда не кажется автоматом,действующим роковым образом, каким должно казать-ся животное, руководимое только инстинктом.

Два фактора, нарушающих единообразие инстинктов.В жизни взрослого животного инстинкты могут быгь за-маскированы двумя другими факторами: 1) задержи-вающим влиянием привычек, 2) своим преходящим ха-рактером.

Закон задерживающего влияния привычек заклю-чается в следующем. Когда объект, принадлежащий из-вестному классу, вызывает в животном определеннуюреакцию, то нередко животное начинает предпочитатьпервый экземпляр данного класса, на который оно реа-гировало, и перестает реагировать на другие экземпля-ры того же класса.

Животные даже низших видов предпочитают опре-деленный угол для житья, определенную самку, опре-деленное пастбище, определенный вид пищи, вообщеопределенные объекты среди множества им подобных.«Блюдечко» обыкновенно прикрепляегся постоянно кодной и той же части скалы, а морской рак возвраща-ется в тот же облюбованный им уголок на дне моря.Зайцы испражняются всегда в одном и том же месте,птица норовит каждый год свить гнездо на том же сукудерева. Во всех этих случаях животное, предпочитая

известный объект, относится безразлично ко всем дру-гим подобным объектам, что физиологически можнообъяснить только задерживающим влиянием прежнихимпульсов, вошедших в привычку, на новые аналогич-ные импульсы.

Обладая своим домом, своей женой, мы становимсяудивительно индифферентны к домам и женам других,как бы они ни были привлекательны. Немногие из наснастолько отважны, чтобы относиться к любой пище сполнейшим равнодушием: для большинства из нас не-привычное меню представляет нечто противное.   Мысклонны думать, что не знакомые нам лица, особенноприехавшие из дальних городов, не представляют ника-кого интереса для знакомства. Тот первоначальный им-пульс, который побудил нас к приобретению дома, за-ключению брака, установлению дружеских отношений,определенного образа питания, сразу   заставил насистратить весь запас энергии, так что новые, аналогич-ные впечатления не вызывают у нас никакой реакции.Наблюдая эту невосприимчивость человека ко множе-ству впечатлений, иной психолог способен прийти к за-ключению, что у людей не существует никакой инстинк-тивной наклонности к известным объектам. На самомделе наклонности эти существовали, но в смешанномвиде или существовали даже в виде простого, чистогоинстинкта, пока не образовалась привычка. Она, овла-дев каким-нибудь инстинктивным стремлением, сужива-ет его область, заставляя нас реагировать только на ос-военный объект, хотя и другие объекты могли бы также легко стать для нас привычными, если бы попалисьнам на глаза первыми.

Другой пример задерживающего влияния привычкина инстинкт мы имеем тогда, когда тот же класс объ-ектов рызывает прямо противоположные импульсы. Приэтом импульс, которому мы первоначально следуем, бу-дучи направлен на один из объектов данного класса,может сделать навсегда невозможным возникновение внас противоположного импульса по отношению к любо-му объекту данного класса. Определенное отношение кизвестному экземпляру данного класса может сделатьдействительно невозможным для нас противоположноеотношение ко всему классу. Например, в ребенке жи-вотное может вызывать два прямо противоположныхимпульса: или стремление приласкать его, или стрем-ление бежать от него в страхе. Если, например, собака

при первой попытке ребенка погладить ее оскалит зубыили укусит его и тем сильно испугает малыша, го могутпройти годы, прежде чем ребенок   снова почувствуетимпульс приласкать собаку.

В то же время величайшие по своей природе враги,если их воспитывать с раннего детства вместе и требо-вать от них строгой дисциплины, образуют ге счастли-вые семейства друзей-животных, которых показывают взверинцах. Новорожденные животные не имеют ин-стинкта страха и явно выказывают свою беспомощ-ность, легко даваясь в руки. С возрастом, правда, онидичают и, если их оставить на воле, вскоре уже неподпускают к себе человека на близкое   расстояние.Фермеры, обитатели дикой местности в Адирондаке, го-ворили мне об очень большой неприятности, когда ко-рова, заблудившись, телится в лесу и ее с новорожден-ным находят через неделю и больше. Такие телята со-вершенно дики, бегакп так же быстро, как и лани, инужно употребить насилие, чтобы овладеть ими. Теля-та же, при которых люди находились в первые дни ихжизни, когда инстинкт привязанности проявляйся сособенной силой, редко обнаруживают дикость и не бо-ятся посторонних.

То же явление в очень характерной форме наблюда-ется среди кур. Описание соответствующих фактов мынаходим в удивительной статье об инстинкте Спалдинга(Macmilians Magazine. 1873. Febr.). Один и тот же объ-ект, например человек, может вызывать в цыплятах про-тивоположные инстинкты привязанности   или страха.Если цыпленок родился в отсутствие курицы, го он«обыкновенно следует за любым движущимся предме-том, руководствуясь одним чувством зрения: он безраз-лично следует за уткой, курицей и человеком. Недогад-ливые зрители, видя, как однодневные цыплята бегализа мной и отзывались на мой свисгок, в то время какболее старшие цыплята следовали за мной лишь изда-ли, полагали, что я обладаю над этими существами какой-то таинственной властью. Между тем я просто приучилих раньше всего к себе; следуя за мной, они руковод-сгвовались прирожденным, предшествующим опыту ин-стинктом: ухо направляло их к полезному   предметусообразно с издаваемым им звуком».

Но если цыпленок видит человека впервые в ют мо-мент, когда испытывает сильный страх,   получаютсяпрямо противоположные явления. Спалдинг держал в

продолжение четырех дней новорожденных цыплят сзавязанными глазами и следующим образом описываетих дальнейшее поведение: «Каждый из них, когда я раз-вязал ему глаза, обнаруживал по отношению ко мневеличайший страх и бросался в сторону от меня всякийраз, как я пытался к нему подойти. Стол, на котором яснял с их глаз повязки, находился возле окна, и всеони, как только я снял повязки, принялись один за дру-гим биться в стекла, как дикие птицы.  Один из нихспрятался между книг, забился в угол и долгое времядрожал там всем телом. Можно догадываться о причи-не странного, совершенно исключительного одичанияптиц, но пока я ограничусь простым указанием на этосвоеобразное явление. Каково бы ни было значение тойрезкой перемены, которая произошла в их психическомскладе (развяжи я им глаза днем раньше — они бежа-ли бы не от меня, а ко мне), во всяком случае эта пе-ремена не могла быть результатом тех изменений, ко-торые произошли в организме цыплят».   ОписанноеСпалдингом явление вполне аналогично приведенномумной выше наблюдению фермеров в Адирондаке   надодичалыми телятами. Два противоположных инстинкта,относящихся к тому же объекту, созревают последова-тельно один за другим. Если первый из них порождаетпривычку, она будет влиять задерживающим образомна развитие второго инстинкта по отношению к данно-му объекту. Все животные в самую раннюю пору мла-денчества ручные. Привычки, образующиеся у них вэто время, ограничивают проявление диких инстинктов,которые впоследствии достигают полного развития.

Теперь посмотрим, в чем заключается закон измен-чивости инстинктов, который может быть сформулиро-ван так: многие инстинкты созревают в известном воз-расте и затем мало-помалу исчезают. Поэтому, с1алки-ваясь в период наибольшего развития данного инстинк-та с соответствующими ему объектами, мы приобрегаемпривычку реагировать на эти объекты   определеннымобразом. Привычка сохраняется у нас и тогда, когдапервоначальный инстинкт уже исчез Если же нам неудалось столкнуться с соответствующими данному ин-стинкгу объектами, то у нас не образуется никакой при-вычки, и впоследствии,   встречаясь в жизни с этимиобъектами, и животные, и люди не реагируют на нихтак, как они инстинктивно реагировали бы в более ран-нюю пору жизни.

Без сомнения, деятельносгь этого закона имеег огра-ниченную область. Некоторые инстинкты гораздо менеепреходящи по сравнению с другими (инстинкты, связан-ные с питанием и самосохранением, почти неизменны);

другие периодически то пропадают, то возвращаются сновой силой, например инстинкты случки и выведениядегенышей. Впрочем, закон изменчивости   инстинктовхотя и не имеет абсолютного значения, однако широкораспространен в животном мире. Это лучше всею вид-но на частных примерах. В приведенных   нами вышефактах отношение кур и телят к человеку было обус-ловлено тем, образовывалась или не образовывалась уних соответствующая привычка в течение первых днейжизни, и потому понятно, отчего инстинкт следованияза кем-нибудь и привязанности через несколько днейисчезал и заменялся инстинктом бегства от опасности.Преходящий характер инстинкга привязанности у цып-ляг можно наблюдать по их отношению к наседке. Спал-динг держал несколько цыплят, пока они не подросли,в стороне от матери, и вот что он о них рассказывает:

«Цыпленок, не слышавший в течение первых восьми днейжизни призывного крика матери, начинает относитьсяк нему совершенно безразлично, как к постороннемузвуку. <....> Про одного из цыплят я наверное знаю,что, будучи продержан первые десять дней жизни встороне от матери, он начал дичиться ее. Наседка гоня-лась за ним, всячески стараясь приманить его, но  онупорно уклонялся от курицы, вбегая в дом или броса-ясь к первому встречному человеку. Цыпленок упорнопродолжал это делать, даже когда его неоднократностегали прутиком и вообще жестоко обращались с ним.Его посадили на ночь под наседку, но утром он опятьпокинул ее».

Инстинкт сосания у всех млекопитающих зрелый ужев момент рождения и ведет к привычке брать грудь,привычке, когорая у людей может сохраняться благо-даря ежедневному упражнению гораздо долее обычных12—18 мес. Но сам по себе инстинкт этот преходящ, инелегко заставить взять грудь ребенка, которого в пер-вые дни жизни почему-либо кормили с ложки, не даваяему вовсе груди. То же наблюдалось и на телятах. Ес-ли корова околела, или она не имеет молока, или не да-ет теленку сосать первых два дня и приходится кормитьего из рук, то трудно заставить его сосать молоко, ког-да к нему присгавят новую кормилицу. Та легкость, с

какой можно путем искусственного кормления отучитьживотное кормигься от матери, показывает, что инс-тинкт сосания должен впоследствии совершенно исчез-нуть.

Тот факт, что инстинкты отличаются преходящимхарактером и что проявления позднейших инстинктовмогут модифицироваться под влиянием привычек, сло-жившихся от действия более ранних инстинктов, пред-ставляет гораздо более философское объяснение приро-ды инстинкта, чем предположение об их «искажении»или «о выходе их из границ обычной нормы».

Я имел случай наблюдать шотландскую таксу, ко-торая родилась в декабре на земляном полу конюшнии через шесть недель была перенесена в дом с коврамина полу. Там, будучи четырех месяцев, щенок нередконеобыкновенно старательно пытался закапывать на ков-ре разные предметы (например, перчатки), с которымииграл и возился до полного изнеможения сил. Он начи-нал царапать ковер передними лапами, бросал изо ртапредмет в якобы вырытую на ковре яму, засыпал егокругом воображаемой землей и уходил прочь, преспо-койно оставив предмет лежать на ковре.   Разумеется,все старания были тщетны... В этом возрасте мне слу-чалось наблюдать за подобными действиями раз пять-шесть, впоследствии они никогда не повторялись. В дан-ном случае первоначальный инстинкт исчез, так   какотсутствовали условия, которые могли бы превратитьего в постоянную привычку. Но предположим, что враспоряжении собаки имеется кусок говядины вместоперчатки, что собака находится не на ковре, а на рых-лой земле, что животное не обеспечено постоянным про-питанием. Тогда, по всей вероятности, у собаки на всюжизнь сделалось бы обыкновением зарывать излишекпищи в землю. Кто может поручиться, что чисто ин-стинктивная сторона ./в стремлении зарывать в землюпищу у дикой собаки не отличается столь же преходя-щим характером, как и у описанной нами таксы?

Оставляя в стороне низших животных и обращаяськ человеку, мы видим, что закон изменчивости инстинк-тов подтверждается на изменчивости интересов и стра-стей в течение нашей жизни. У ребенка вся жизнь за-полнена играми, сказками и ознакомлением с внешнимисвойствами вещей; у юноши на первом плане — систе-матический ряд телесных упражнений, чтение романов,товарищество, пение, любовь и дружба, природа, путешествия и приключения, наука и философия; у взрос-лого человека — политика, самолюбивые планы, стрем-ление к наживе, ответственность перед другими и эго-истические поползновения в житейской борьбе за суще-ствование. Если ребенок одинок в ту пору, когда по-требность в играх и спорте бывает очень велика, не учит-ся играть в мяч, грести, править парусами, кататься наконьках, ловить рыбу, стрелять, то весьма   возможно,что и во всю остальную жизнь он не почувствует жела-ния приняться за эти развлечения. Может быть, онвпоследствии будет иметь немало удобных случаев вы-учиться всему этому, но 99% вероятности, что он оста-нется ко всему равнодушен и отступится перед необхо-димостью сделать первые шаги по новому пути, а меж-ду тем в более раннем возрасте одна перспектива этойнеобходимости привела бы его в восторг.

Половое влечение ослабевает от чрезмерного воз-держания; но хорошо известно, что его своеобразныепроявления обусловлены почти всецело тем   образомжизни, какой ведет индивид в ранний период половогосозревания. Влияние дурной среды в ••?тот период делаетчеловека на всю жизнь никуда не годным существом;

целомудрие в юности благоприятно отражается на по-ловых отношениях в более зрелом возрасте. Главнымправилом педагогики должно быть следующее: куй же-лезо, пока горячо; нужно сообщать ребенку знания иразвивать в нем способности к различным искусствам,предупредив тот момент, когда   интерес к изучаемомуначнет в нем ослабевать; отзывчивость на разнообраз-ные проявления жизни и интерес к различным предме-там будут иметь важное значение в течение всей по-следующей жизни ребенка. В течение жизни бываютмоменты, благоприятные для развития тех или другихнаклонностей — умения рисовать, собирать зоологиче-ские и ботанические коллекции и т. и.; затем наступаетпора знакомства с гармонией механических отношений,с удивительными законами физики и химии; позднее уюноши возникает интерес к психологическому самона-блюдению, к таинственным проблемам метафизики ирелигии; наконец, человек знакомится с мировой муд-ростью в самом широком смысле этого слова, становясьдеятельным участником жигейской борьбы.

В каждой области перечисленных нами родов дея-тельности мы быстро достигаем пресыщения, чисчо по-знавательный интерес к изучаемому предмету ослабевает, и в тех случаях, когда изучение не связано с каким-нибудь исключительным личным   интересом, в нашихдуховных силах устанавливается равновесие и мы про-должаем жить, не расширяя области наших интересови пользуясь запасом знаний, полученных в более раннююпору, когда потребность в приобретении знаний и при-вычек отличается особенной живостью и интенсивно-стью. На практике у большинства людей запас идей,приобретенный до 25 лет, составляет весь их умствен-ный багаж до конца жизни, если не считать той дея-тельности, которую они избрали своей специальностью.Мы не можем приобретать новые запасы идей. Если намприходится в зрелом возрасте приниматься за изучениесовершенно незнакомых вещей, то мы всегда испытыва-ем чувство неуверенности в себе и не решаемся сосгав-лять определенного мнения относительно малознакомо-го предмета. Наоборот, то, чему мы выучились в годыживой восприимчивости и инстинктивной любознатель-ности, всегда остается для нас привычным. По отноше-нию к таким объектам мысли у нас постоянно сохра-няется чувство близкого знакомства, благодаря которомудаже тогда, когда нам не вполне удается овладеть изу-чаемым предметом, у нас есть сознание нашей властинад ним, и потому в хорошо известной нам области мыникогда не чувствуем себя сбитыми с толку. Исключе-ния здесь только подтверждают общее правило.

Таким образом, важнейшая задача для всякого во-спитателя — умение подметить при формировании ин-стинктов ребенка тот момент, когда данный инстинктнаиболее подготовлен предшествующим развитием. Чтокасается воспитанников, то высказываемые выше сооб-ражения, может быть, поколеблют в них веру в неогра-ниченность их умственных способностей и вызовут боль-шую сосредоточенность характера. Прочитав эти стро-ки, учащаяся молодежь поймет, быть может, что, како-вы бы ни были приобретенные в данную минуту сведе-ния по физике, политической экономии или философии,они останутся для человека единственными сведениямипо этим наукам на всю остальную жизнь.

Перечисление человеческих инстинктов. Вот ччо го-ворит Прейер в своем небольшом талантливом труде«Душа ребенка»: «Человек одарен немногочисленнымиинстинктивными актами, да и они, за исключением ин-стинктов, связанных с половым влечением, с трудомподмечаются по миновании раннего детства... Ввиду этого,— прибавляет он,— нам следует обратить особенноевнимание на инстинктивные движения новорожденных,грудных младенцев и малолетних детей» То обстоятель-ство, что инстинктивные акты всего легче распознают-ся в раннем детстве,— вполне естественный результатустановленных нами принципов изменчивости инстинк-тов и задерживающего влияния приобретенных привы-чек; но едва ли можно сказать, что инстинкты немного-численны у человека. Прейер подразделяет движениядетей на импульсивные, рефлекторные и инстинктивные.К импульсивным он относит случайные, бесцельные дви-жения конечностей, туловища и органов речи, движения,предшествующие образованию восприятия. К числупервоначальных рефлекторных движений принадлежаткрик при соприкосновении с воздухом, чихание, сопе-ние, кашель, вздыхание, движения при рвоте, икание,вздрагивание, движения членами при прикосновении кним и сосание. К ним можно еще прибавить наклон-ность вешаться на руках (in: Nineteenth Century. 1891Nov.).

Позже возникают другие рефлексы: кусание, хвата-ние предметов руками и поднесение их ко рту, умениесидеть, стоять, ползать и ходить. Не лишено вероятия,что мозговые центры, предназначенные для выполнениятрех последних движений, созревают самопроизвольно(так же, как это уже доказано относительно   центровлетания у птии) и что дети только, по-видимому, обуча-ются держаться на ногах и ходить путем ряда неудач-ных и удачных попыток, так как большинство детейначинают производить эти движения в то время, когдасоответствующие центры еще не успели окончательносозреть. Дети различными способами научаются ходить.Наряду с первыми стремлениями к подражанию у де-тей зарождается наклонность придавать осмысленностьзвукам голоса. Далее немедленно возникает соревнова-ние и наряду с ним драчливость. Страх к определеннымобъектам дети начинают испытывать очень рано, чув-ство симпатии — гораздо позже, хотя инстинкт симпа-тии (быть может, эмоция симпатии?) и играет такуюважную роль в жизни человека. Застенчивость, общи-тельность, наклонность к приобретению развиваютсяочень рано. Охотничий инстинкт, скромность, любовь,инстинктивная привязанность к родителям и т. д. явля-ются позднее. К 15—16 годам все человеческие инстинк-ты уже достигают полного развития. Следует заметить,

что ни одно млекопитающее, даже обезьяна, не имееттакого большого количества инстинктов, как человек.При вполне законченном развитии каждый из этих инс-тинктов породил бы привычку по отношению к извест-ной группе объектов и задержал бы образование при-вычки по отношению к другой группе объектов.

При нормальном развитии ребенка так и бывает, нов цивилизованном обществе при одностороннем разви-тии время, благоприятное для формирования другогоинстинкта, упускается, ребенок не находит под рукойсоответствующих объектов, и в его душевном складевозникают пробелы, заполнить которые последующийопыт будет не в состоянии. Сравните   безукоризненновоспитанного джентльмена с живущим в городе беднымремесленником или торговцем; первый в юности по ме-ре развития физических и духовных инстинктов находилвсегда под рукой соответствующие им объекты, и в ре-зультате он вступает на арену житейской борьбы воо-руженным с ног до головы. В том, для чего окружаю-щая обстановка не могла дать ему   соответствующихобъектов, для него явился поддержкой спорт, которыйи позволил ему пополнить пробелы воспитания. Он по-знакомился со всеми сторонами   человеческой жизни,будучи моряком, охотником, атлетом, борцом, школь-ником, оратором, светским человеком, дельцом и т. д.

Юность бедного городского мальчика не протекаеттак счастливо, и в зрелом возрасте в нем не пробужда-ются даже желания испытать все это. Он уже долженсчитать себя счастливым, если пробелы в развитии инс-тинктов составляют единственную аномалию в его жиз-ни, так как результатом неестественного воспитания не-редко является извращение природных инстинктов.

Описание страха. Чтобы познакомиться ближе хотябы с одним инстинктом, я рассмотрю подробнее инс-тинкт страха. Страх вызывается теми же объектами,которые возбуждают ярость. Антагонизм этих двух ду-шевных состояний заслуживает в динамике инстинктовособое внимание. Мы одновременно и боимся того су-щества, которое хочет нас убить, и желаем сами убитьего. Вопрос о том, какое из этих двух стремлений дол-жно одержать верх, в каждом отдельном случае реша-ется в зависимости от других побочных обстоятельств,которыми обыкновенно руководствуются только суще-ства, одаренные нашими умственными способностями.Разумеется, эти обстоятельства вносят в реакцию неопределенность; она наблюдается в высших животных,так же, как и в человеке, и потому вовсе не доказывает,будто мы действуем менее инстинктивно, чем они.

Телесные проявления страха чрезвычайно энергичны,наряду с радостью и гневом это одна из трех сильней-ших эмоций, какие только способен испытывать чело-век. Прогресс, наблюдаемый в постепенном развитииживотного царства вплоть до человека, характеризует-ся главным образом уменьшением числа случаев, вкоторых представляются истинные поводы для страха.В частности, в жизни цивилизованных народов стало,наконец, возможным для большого числа людей от ко-лыбели до могилы ни разу не испытать чувства оченьсильного страха. Многим из нас надо подвергнуться ду-шевной болезни, чтобы узнать, что такое страх. Вотчем объясняется слепой оптимизм, распространенный всфере философских и религиозных учений. Ужасы зем-ного существования могут стать для нас надписью нанепонятном языке; мы готовы даже усомниться, можетли существо, подобное нам, быть в пасти тигра: такиеужасы рисуются нам в виде картины, которая моглабы украсить ковер на полу той комнаты, где мы такуютно расположились и откуда благодушно смотрим наокружающий мир.

Как бы там ни было, но страх есть неподдельныйинстинкт; у человека он — один из самых ранних. Шу-мы, по-видимому, являются главными стимулами стра-ха. Для ребенка, воспитанного внутри дома, большин-cibo шумов вне дома не имеет никакого определенногозначения. Они просто пугают его. Вот что пишет по это-му поводу опытный психолог Пере: «Дети от трех додесяти месяцев пугаются гораздо реже под влияниемзрительных, чем под влиянием слуховых впечатлений.У котят (не моложе двух недель) наблюдается обрат-ное явление. Ребенок трех с половиной месяцев средипожарной сутолоки при виде яркого пламени, от кото-рого разрушались стены, не обнаружил никаких приз-наков удивления или страха, улыбаясь женщине, дер-жавшей его на руках, пока родители выносили имуще-ство. Но звуки рожка при приближении пожарных ишум от колес их машин испугали его, и он заплакал...Я никогда не наблюдал, чтобы ребенок этого возрастапугался даже очень яркой молнии, но мне не раз слу-чалось замечать, что уже самые маленькие дети боятсязвуков грома. Таким образом, у детей, мало знакомых

с окружающим миром, страх развивается скорее припосредстве слуховых, чем при посредстве зрительныхвпечатлений» («Psychologie de 1'enfant»).

У взрослых шум весьма заметно усиливает чувствостраха. Вой бури — вот что вызывает главным образомто чувство тревоги, которое мы испытываем в открытомморе или на морском берегу. Лежа в постели во времясильного ветра, который своим шумом мешал мне спать,я замечал, что каждый сильный порыв на мгновениеостанавливал биение моего сердца. Собака, бросаясь слаем на нас, кажется особенно страшной из-за шума,производимого ею.

У нас вызывают тревогу странные на вид люди истранные животные, как большие, так и маленькие, ноособенно пугают люди или животные, приближающиесяк нам с угрожающим видом. Чувство страха, вызывае-мое ими, вполне инстинкчивно и предшествует всякомуопыту. Некоторые дети, увидев впервые собаку   иликошку, начинают реветь благим матом, после чего ино-гда в течение нескольких недель не удается уговоритьих погладить этих животных.

Некоторые гады, и в особенности змеи и пауки, вы-зывают страх, преодолеваемый с большим трудом. Не-возможно точно определить, в какой мере страх именнок этим животным инстинктивен и в какой мере отразил-ся в нас под влиянием услышанных о них рассказов.Я убедился на собственном ребенке в том, что страхк гадам развивается у нас постепенно. Я дал в руки сы-ну живую лягушку, когда ему было шесть—восемь меся-цев, а в другой раз, когда ему было полтора года. Впервый раз он быстро схватил ее руками, несмотря наее оборонительные движения, и в конце концов забралее голову себе в рот. Затем выпустил ее из рук, предо-ставив ей полную свободу разгуливать по его груди илицу и не обнаруживая при этом никакого испуга. Ново второй раз, хотя за это время он не слышал никакихстрашных рассказов о лягушке, его почти невозможнобыло уговорить потрогать ее. Другой мальчик, когдаему был один год, охотно взял в руки очень большогопаука, а теперь он боится пауков, но за это времянянька успела напугать его страшными рассказами обэтих насекомых. Моя маленькая дочь со дня рожденияпостоянно видела в доме мопсика, общего любимца на-шей семьи. Около восьми месяцев (если не ошибаюсь)внезапно развился инстинкт страха к собаке и притом

с такой силой, что девочка, несмотря на то что постоян-но видела собаку, не могла к ней привыкнуть. Девочкавскрикивала всякий раз, как собака вбегала в комна-ту, и много месяцев спустя еще не решалась ее погла-дить. Нечего и говорить, что внезапная перемена в от-ношениях ребенка к собаке не была вызвана проявле-ниями злости со стороны животного, так как собакапо-прежнему оставалась чрезвычайно ласковой. Двоедругих моих детей боялись в детстве меха. Подобноеже наблюдение приводит Рише. Прейер рассказывает омаленьком ребенке, который начинал кричать от стра-ха, всякий раз как его приносили на берег моря.

Одиночество в детстве служит   одним из главныхисточников страха. Само собой понятно телеологическоезначение как этого факта, так и того, что дети, проснув-шись и не найдя около себя никого, проявляют страхнепрерывным криком. Черные предметы и в особенно-сти темные места, ямы, пещеры и т. п. вызывают весь-ма сильное чувство страха. Как этот вид страха,так и боязнь одиночесгва, боязнь быть «потерянным»объясняют в настоящее время, согласно модной гипоте-зе, влиянием опыта, унаследованного от предков. Вотчто говорит по этому поводу Шнейдер: «Всем известно,что люди, особенно в детстве, боятся входить в темнуюпещеру или в тенистый лес. Чувство страха при этом,с одной стороны, несомненно, возникает отчасти вслед-ствие того, что мы, согласно читанному и слышанномунами от других, думаем, будто в таких местах могутскрываться опасные звери. Но, с другой стороны, необ-ходимо предположить, что этот страх, вызываемый из-вестным восприятием, до некоторой степени прямо унас-ледован нами. Дети, которых никто никогда не запу-гивал страшными сказками, тем не менее, очутившись втемном месте, пугаются и начинают кричать, в особен-ности если при этом в темноте начинают раздаватьсякакие-то звуки. Даже взрослый человек, находясь одинв лесу ночью, может легко подметить в себе неприят-ное чувство робости, которое неизбежно будет овладе-вать им, хотя он вполне уверен, что кругом нет никакойопасности... Этот страх темноты многие испытывают да-же у себя дома, хотя в темной пещере или в лесу онгораздо сильнее. Подобный инстинктивный страх станетнам вполне понятен, если мы примем во внимание, чтонашим диким предкам в течение бесчисленного множе-ства поколений приходилось встречать в пещерах опасных зверей, в особенности медведей, что медведи напа-дали на людей преимущественно в лесу ночью и что,таким образом, между восприятиями темноты, пещер илесов и чувством страха образовалась неразрывнаяассоциация, которая сделалась наследственной» («Dermenschliche Wille»).

Высокие места вызывают своеобразное болезненноечувство страха; впрочем, здесь весьма многое зависитот индивидуальных особенностей. Совершенно слепойинстинктивный характер движений, сопровождающих эточувство страха, обнаруживается в том, что они по боль-шей части бесцельны, но рассудок не в состоянии пода-вить их. Очень возможно, что такие движения представ-ляют случайную особенность в организации нервной си-стемы и, подобно морской болезни или любви к музы-ке, не имеют никакого телеологического значения. Этотрод страха проявляется у разных лиц столь различнымобразом и его вредные последствия имеют такой оче-видный перевес над его пользой, что трудно понять, какмог возникнуть такой инстинкт путем естественного от-бора. По анатомическому строению человек — одно изживотных, наиболее приспособленных к лазанью по вы-соким местам. Поэтому лучшим психическим дополне-нием к такой организации должна бы быть способностьсохранять присутствие духа на высоте, а не страх переднею.

Вообще, далее известных пределов   теоретическоезначение страха крайне сомнительно. Некоторая доляробости, несомненно, приспосабливает нас к условиямтого мира, в котором мы живем, но пароксизм страха,овладевая человеком, бесспорно, не доставляет ему ни-чего, кроме вреда.

Боязнь сверхъестественного — один из видов страха.Трудно подыскать для этого чувства соответствующийреальный объект, если только не допускать веры в при-видения. Но, невзирая на деятельность «э^яицеств пси-хологических исследований», наука еще не уверовала вреальность выходцев с того света; ввиду этого мы мо-жем только сказать, что известные идеи о сверхъесте-ственных силах, ассоциируясь с определенной реальнойобстановкой, производят это своеобразное чувство стра-ха. Может быть, оно представляет сочетание несколькихпростейших видов страха. Для получения сильнейшегомистического страха нужно сложение многих обычныхэлементов ужасного. Таковы одиночество,   темнота,

странные звуки, в особенности неприятного характера,неясные очертания каких-то фигур (или ясно очерчен-ные страшные образы) и связанное с головокружениемтревожное состояние ожидания. Последний элемент ин-теллектуального характера особенно важен. При видетого, как привычное для нас явление вдруг начинаетосуществляться совершенно непредвиденным образом,мы чувствуем, что кровь как бы застыла на мгновениев жилах. У всякого из нас сердце перестало бы битьсяот страха, если бы стул в нашей комнате вдруг началсам по себе двигаться по полу. На высших животных,как и на нас, таинственные, необычные явления произ-водят сильное впечатление. Мой друг Брукс рассказы-вал, что с его большим породистым псом сделалосьнечто вроде эпилептического припадка, когда пес уви-дел кость, двигающуюся по полу, не замечая нитки, припомощи которой ее двигали.

Подобные же факты приводят Дарвин и Романее.Со сверхъестественными образами ведьм и домовых свя-зываются другие элементы страха: пещеры, болота, га-ды, насекомые, трупы и т. п. Мертвец сам по себе вы-зывает инстинктивное чувство страха, которое, без сом-нения, обусловлено таинственностью смерти и котороепри более близком знакомстве с трупом быстро рассеи-вается. Но ввиду того что страх, связанный с образамимертвецов, пещер и гадов, постоянно играет своеобраз-ную роль во многих случаях помешательства и при кош-марах, можно не без основания предположить, не со-ставляла ли эта ужасная обстановка, рисующаяся передненормально возбужденным воображением, когда-ни-будь в ранний период существования человека обычныхусловий его жизни. Ученый-эволюционист, слепо уверо-вавший в гипотезу развития, без труда объяснит такоеявление, стоит только предположить, что мы при болез-ненном возбуждении мозга способны впадать в душев-ное состояние пещерного человека, которое при нор-мальных условиях подавлено впечатлениями, унаследо-ванными нами от позднейших поколений.

Известны еще некоторые патологические проявлениястраха и некоторые особенности в обнаружении обык-новенного страха, которые, пожалуй, можно объяснитьс помощью унаследованных воспоминаний об условияхжизни наших предков — людей, даже животных пред-ков. При обыкновенном испуге мы или обращаемся вбегство, или, как бы наполовину парализованные, за-

мираем на месте. Последнее явление напоминает такназываемый инстинкт притворной смерти, проявляемыймногими животными. Линдсей в книге «Ум животных»замечает, что этот инстинкт требует большого самооб-ладания со стороны тех животных, которые проявляютего. Но на самом деле здесь нет никакой притворнойсмерти, и потому в самообладании не возникает ника-кой надобности. Это просто временный паралич отстраха, паралич, который благодаря своей полезностистал наследственным. Хищное животное вовсе не дума-ет, что неподвижно лежащая птица, насекомое или ра-кообразное мертвы: животное просто не замечает их,так как его чувства, подобно нашим, гораздо скореевоспринимают движущийся, чем неподвижный предмет.Тот же самый инстинкт пробуждает спрятавшегося вовремя игры в прятки мальчика затаить дыхание, когдаищущий близко подходит к месту, где он скрывается.

Тот же инстинкт проявляет нередко и хищное жи-вотное, когда тихонько приближается к жертве, времяот времени приостанавливаясь и оставаясь неподвиж-ным. Противоположный инстинкт побуждает нас под-прыгивать и махать руками, когда мы хотим привлечьчье-нибудь внимание; руководствуясь этим инстинктом,потерпевший кораблекрушение моряк при виде дальне-го паруса начинает неистово махать одеждой с плота,который носит его по волнам. Не представляет ли неко-торой связи с описанным нами инстинктом и то непод-вижное пребывание в скорченной позе, которое наблю-дается у помешанных и меланхоликов и сопровождает-ся общим беспокойством и страхом решительно передвсем на свете. Они не могут объяснить, отчего они бо-ятся пошевелиться, а в неподвижном состоянии чув-ствуют себя удобнее и безопаснее. Разве это явление непредставляет большого сходства с состоянием притвор-ной смерти животных?

А вот другое странное болезненное явление, окре-щенное недавно довольно нелепым названием «агора-фобия». Человек, страдающий агорафобией,   начинаетдрожать от страха всякий раз, когда ему необходимоперейти одному через какое-нибудь открытое место илиширокую улицу. Если у него хватает присутствия духа,го под прикрытием экипажа, медленно переезжающегочерез дорогу, или какого-нибудь прохожего ему удает-ся перебраться на другую сторону. Но обыкновенно онне решается делать это и обходит площадь кругом, держась как можно ближе домов. Для цивилизованногочеловека эта эмоция совершенно бесполезна, но обра-тим внимание на постоянно наблюдаемую агора4юбиюнаших домашних кошек; вспомним также, что многиедикие животные, в особенности   грызуны, стремятсявсегда быть под каким-нибудь прикрытием и решаютсяна стремительное бегство по открытому месту тольков самом крайнем случае (да и при этом норовят ук-рыться хоть на несколько мгновений за первый попав-шийся по дороге камень или кустик). Приняв в сообра-жение эти факты, мы готовы будем невольно задатьсявопросом, не представляет ли агорафобия снова ожив-ший под влиянием болезни инстинкт, который был по-стоянным у наших предков и в общем полезен.