Глава 3.  Психодиагностика  в   семейной    консул

Общая схема семейной психодиагностики, сфокусированной на ребенке

Психодиагностика в семейной консультации существует в двух основных формах. Во-первых, это психодиагнос­тика, позволяющая дать ответ на ряд стратегических вопросов: может ли консультант сам оказать эффектив­ную помощь в данном конкретном случае, если да — то

кто прежде всего является объектом помощи и предметом воздействия: ребенок, его родители, семья в елом; если нет — то к каким специалистам  направить клиентов? В  ряду  тех  же  психодиагностических  задач  стоит  задача   выбора   способа   воздействия:   индивидуальнаяработа с родителем, с супружеской парой, с семьей в целом, с ребенком и родителем, в группе детей, в группе родителей. Такая диагностика осуществляется с помощью беседы,   опросников,   проективных  методов   и других. Результаты психодиагностического   обследования   анализируются  после встречи с  клиентом;  часть работы может быть выполнена не тем же психологом, который непосредственно занят в консультативном процессе, а его коллегой.           

Во-вторых, это психодиагностика, осуществляемая во время   коррекционного  воздействия,   т. е.   в   процессе консультирования, психотерапии, психологической кор­рекции и благодаря этим процессам. Реакция клиента на психолога или на других клиентов, если речь идет о групповой работе, реакции детей на психолога и друг на  друга,   поведение  в  ходе  психотерапии — все  этостановится важнейшим психодиагностическим материа­лом, на основе которого определяется тактика консуль­тирования.

В настоящей главе будет рассмотрено первое из указанных   направлений   психодиагностики,   а   элементы психодиагностики  второго  типа   представлены  в  ходе описаний коррекционной работы в последующих главах. Психологическая диагностика начинается в процессе первой встречи в консультации, когда излагаются основ­ные жалобы и причины обращения в консультацию. Ос­новная   функция   первой   встречи — это   установление психологического контакта с клиентом и диагностическая   ориентировка,   позволяющая   задать   направление дальнейшей диагностической деятельности.      В результате первичной психодиагностики консультант может направить клиента к другим специалистам г, психиатру, юристу, дефектологу; он может прийти к заключению, что в помощи нуждается прежде всего сам клиент, независимо от того, на кого он жалуется. Консультант может прийти к выводу, что целесообразно наследующую встречу пригласить всю семью, супружескуюпару или только одного из членов семьи; он может также,прийти к выводу, что «случай» необходимо передать кол­леге.

В настоящем контексте нас интересуют прежде всего те ситуации, когда жалоба сфокусирована в основном на ребенке. При этом возможны такие варианты.

1. Жалоба абсолютно не обоснована: в реальности не существует не только тех проблему ребенка, о которых говорит родитель, но даже и проблем отношения роди­теля к ребенку — родитель случайно, по настроению обратился к психологу, «сгустил краски», на самом деле в реальном общении у него нет требующих вмешательства проблем; его обращение вызвано или ятрогенией, или необоснованным страхом. В этом случае речь идет лишь о личностных характеристиках самого родителя: тре­вожности, мнительности, внушаемости. Причем эти ка­чества родителя в силу тех или иных причин (влияние личностных особенностей других членов семьи, структуры семьи) не привели к каким-либо серьезным нарушениям ни в семейном общении в целом, ни в развитии личности или в поведении ребенка. Родитель может также обра­щаться профилактически — не потому, что он мнитель­ный человек, а потому, что он человек аккуратный, об­стоятельный и, узнав о новом виде услуг, поспешил им воспользоваться.

2. Жалоба обоснована только отношением самого родителя: того, на что жалуется родитель, в реальности нет (например, у ребенка нет «злой воли», он не «патоло­гически медлителен»; он любит родителей, он не заика­ется), сама жалоба выявляет реальность неадекватного родительского отношения.

3. Жалоба частично или полностью обоснована: у ре­бенка действительно есть те признаки неблагополучия, о которых говорит родитель, но касаются они лишь сферы взаимоотношений родителей с ребенком, при этом, как правило, есть нарушения либо отношения родителей к ребенку, либо отношений между родителями (и это так или иначе затрагивает ребенка), либо обоих этих видов отношений.

4. Жалоба клиента на некоторые особенности пове­дения ребенка обоснована: ребенок не контактирует со сверстниками, не успевает в школе, однако в домашней обстановке все в порядке.

5. Жалоба, касающаяся поведения ребенка в семье и вне ее, обоснована, при этом отношение к ребенку со стороны родителей в пределах нормального.

Эти пять возможных ситуаций представляют собой известный итог диагностических усилий психолога. В первом случае может оказаться необходимой работа с лич­ными проблемами обратившегося, во втором — необхо­дима работа с обратившимся, но как с родителем, с его от­ношением к ребенку; в третьем — и с родителем, и с ребенком, а возможно, и с супругами; в четвертом — с ребенком, учителем, сверстниками, а родители — как союзники (не клиенты) психолога; в пятом — объектом работы становится прежде всего сам ребенок.

Некоторые из этих диагностических заключений в дальнейшем не предполагают работы с ребенком, однако решить это можно только после тщательного содержатель­ного анализа обращения клиента. Другими словами, диагностика отклонений в поведении и развитии ребенка оказывается необходимой во всех случаях жалоб на детей.

В зависимости от результатов первичной диагностики и данных обследования ребенка ставится вопрос о необ­ходимости специальной диагностики родительского от­ношения к ребенку, взаимоотношений детей и родителей (общение), патопсихологической диагностики, диагнос­тики личности родителя. Иногда возникает потребность в диагностике супружеских отношений. Эти виды диаг­ностики выходят за рамки предмета данной монографии.

На рисунке изображена схема диагностического обс­ледования применительно к задачам семейного консуль­тирования и психотерапии в сфере родительско-детских взаимоотношений.

Как видно из вышеприведенного описания и схемы, в основе данной стратегии диагностики лежат два положе­ния. Первое из них теоретическое: причины нарушений в поведении и развитии ребенка могут лежать либо в особенностях отношений родителей к ребенку и их стиле воспитания, либо в искажениях внутренней логики само­развития ребенка, либо в неправильно протекающих процессах общения между детьми и родителями, либо в комбинациях из данных факторов.

Второе положение, вытекающее из первого, заключа­ется в построении структуры диагностики по принципу ветвящегося дерева: всякий последующий диагностичес­кий шаг делается лишь в том случае, если получен соот­ветствующий результат на предыдущем. Может возник­нуть вопрос: не целесообразнее ли применять единую стандартную батарею во всех случаях обращения по по­воду детей? Ряд соображений, однако, мешает принять такую диагностическую стратегию.

Во-первых, сбор избыточной информации приводит к трудностям их интеграции консультантом. Во-вторых, если сбор информации не подготовлен ходом консульта­тивного процесса, клиент может не осознать необходи­мости психодиагностики и хуже сотрудничает с консуль­тантом. В-третьих, психодиагностические исследова­ния — это трудоемкий процесс, что немаловажно в усло­виях платной консультативной помощи.

Ниже, в данной главе, мы подробнее рассмотрим вопросы, касающиеся первичной психодиагностики, по­зволяющей сформулировать исходные диагностические гипотезы, касающиеся отклонений в поведении и развитии ребенка, характеристик родительского отношения к ребенку, а также общения детей и родителей.

3.2. Первичная психодиагностика

Знакомство с клиентом в рамках психологического кон­сультирования начинается с первой встречи. Она доста­точно коротка, т. е. укладывается в традиционные 45 мин, а в том случае, если проводится в рамках «диспет­черского приема»,  предполагающего передачу клиента другому консультанту,   и   еще   короче — до   30   мин. За время этой встречи консультант выслушивает жалобы клиента, а также составляет впечатление о нем на основе его поведения и характера общения с консультантом. Эти два источника информации и являются основными диагностическими данными в рамках первичной психодиагностики. Этих данных при их вдумчивом и внимательном анализе достаточно для того, чтобы построить гипотезы о зоне нарушения и выборе направления даль­нейшей диагностической работы, а также для вынесения некоторых первоначальных диагностических суждений. Использование  информации,   получаемой  в   первой встрече, связано не столько с умелостью постановки во­просов в ходе общения, сколько с   мастерством анализа спонтанных высказываний клиента, а также его невер­бального поведения. Это утверждение основывается на том, что в условиях добровольного посещения консульта­ции клиент, как правило, достаточно мотивирован, эмо­ционально готов к встрече и скорее обеспокоен тем, чтобы успеть изложить все, что ему кажется важным, нежели тем, чтобы что-то скрыть. Специальные дополнительные вопросы бывают необходимы, особенно в тех случаях,

когда речь идет о сексуальных нарушениях. Во всех других случаях лучшей стратегией будет следовать логике изложения, предлагаемой самим клиентом. Построение психологического заключения начинается с анализа жалобы, который предполагает: а) определение сюжета и структуры жалобы клиента, выявление явного и скрытого содержания жалобы в рамках этой структуры; б) выяснение подтекста жалобы (отношения клиента к лицу, о котором идет речь в жалобе, и к консультанту).

Спонтанно рассказанная жалоба обладает определенной структурой, в которой можно выделить следующие единицы.

I. Локус жалобы, который, в свою очередь, делится на а) субъектный "(на кого жалуется клиент) и б) объектный (на что жалуется клиент).

По субъектному локусу в консультативной практике встречаются четыре основных вида жалоб (или их комбинации): 1) на ребенка (его поведение, развитие, психические особенности, здоровье); 2) на семейную ситуацию в целом - в семье "все плохо" и "все не так", как хотелось бы; 3) на супруга (его поведение, особенности) и супружеские отношения (нет взаимопонимания, любви и т. д.); 4) на самого себя (свой характер, способности, особенности и т. п.); 5) на третьих лиц, в том числе на совместно проживающих в семье или вне семьи бабушек и дедушек.

По объектному локусу можно выделить следующие виды жалоб: 1) на очевидные нарушения психического или соматического здоровья или поведения (энурез, страхи, навязчивости); 2) на ролевое поведение (несоответствие полу, возрасту, статусу) мужа, жены, сына (дочери), тещи, свекрови, бабушки (дедушки); 3) на поведение с точки зрения соответствия психическим нормам (например, нормам умственного развития ребенка); 4). на индивидуальные психические особенности (сверхактивность, медлительность, "безволие" и т. п. для ребенка; отсутствие эмоциональности, решительности и т. п. для супруга); 5) на психологическую ситуацию (потеря контакта, близости, понимания); 6) на объективные обстоятельства (трудности с жильем, работой, временем, разлука и т. д.).

П. Самодиагноз – это собственное объяснение клиентом природы того или иного нарушения в семейной жизни, основанное на его представлениях о самом себе, о семье и человеческих взаимоотношениях. Часто самодиагноз выражает отношение клиента к расстройству и его предполагаемому носителю. Самыми распростра­ненными самодиагнозами бывают следующие.

1. «Злая воля» — негативные намерения лица, о котором идет речь, выступающие как конечная причина тех или иных нарушений. Вариантом этого самодиагноза является указание на непонимание этим лицом каких-то истин, правил, при этом непонимание в устах клиента означает «нежелание понять».

2. «Психическая аномалия» — отнесение лица, о ко­тором идет речь, к психически больным, а его поведения — к разряду «болезненного».

3. «Органический дефект» — квалификация лица, о котором идет речь, как врожденно неполноценного, имеются в виду прежде всего нарушения ЦНС.

4. «Генетическая запрограммированность» — объяс­нение тех или иных поведенческих проявлений влиянием негативной наследственности (применительно к ребен­ку,— как правило, наследственность со стороны разве­денного супруга или супруга, с которым клиент в кон­фликтных отношениях; применительно к супругу — со стороны родных, с которыми конфликтные взаимоотно­шения).

5. «Индивидуальное своеобразие» — понимание тех или иных поведенческих особенностей или конкретных действий как проявление устойчивых, сложившихся личностных черт (а не конкретных мотивов в конкретной ситуации).

6. «Собственные неверные действия» — оценка соб­ственного настоящего или прошлого поведения (в том числе как воспитателя, супруга).

7. .«Собственная личностная недостаточность» — тре­вожность, неуверенность, пассивность и т. п. и, как следствие, неправильное поведение.

8. «Влияние третьих лиц» — родителей, супруга, соб­ственных родителей, бабушек, дедушек, учителей, как актуальное, так и имевшее место в прошлом.

9. «Неблагоприятная ситуация» — развод, школьный конфликт, испуг — для ребенка; перегрузка, болезнь и пр.— для себя или супруга.

III. Проблема в данном контексте — это указание на то, что клиент хотел бы, но не может изменить. Можно назвать следующие распространенные проблемы.

1. Неуверен, хочу быть уверенным (в решении, оцен­ке и т. д.).

-45-

2. Не умею, хочу научиться (влиять, внушать, гасить конфликты, заставлять, терпеть и т. п.).

3. Не понимаю, хочу понять (ребенка, его поведение, супруга, его родителей и т. д.).

4. Не знаю, что делать, хочу знать (прощать, нака­зывать, лечить, уйти и т. п.).

5. Не имею, хочу иметь (волю, мужество, терпение, способности и т. п.).

6. Знаю, как надо, но не могу сделать, нужны до­полнительные стимулы.

7. Не справляюсь сам, хочу изменить ситуацию. Кро­ме того, возможна и глобальная формулировка: «Все плохо, что делать, как жить дальше?»

Необходимо различать проблему клиента и объектный локус жалобы, формулируемый в виде проблемы лица, о котором идет речь. Если идет речь о том, что муж (жена) или ребенок не понимает, не умеет, не знает, это локус жалобы, так как это вовсе не означает, что клиент хочет что-то понять, узнать и т.д.

IV. Запрос — это конкретизация формы ожидаемой клиентом помощи от консультации. Обычно проблема и запрос по смыслу связаны. Так, если клиент формули­рует проблему «не умею, хочу научиться», что запрос, скорее всего, будет — «научите». Однако запрос может быть и уже проблемы и лишь косвенно связанным с ней. Можно выделить следующие виды запросов.

1. Просьба об эмоциональной и моральной поддержке («Я прав, не правда ли?», «Я — хороший человек, не правда ли?», «Мое решение правильно, не правда ли?», «То, что у меня, не так ужасно, не правда ли?»).

2. Просьба о содействии в анализе («Я не уверен, что правильно понимаю эту ситуацию, не поможете ли мне разобраться?»).

3. Просьба об информации («Что известно об этом?»).

4. Просьба об обучении навыкам («У меня это не получается, научите»).

5. Просьба о помощи в выработке позиции («Что де­лать, если он мне изменяет?», «Можно ли наказывать за это моего ребенка»).

6. Просьба в оказании влияния на члена семьи или в его изменении в интересах лица, о котором идет речь («Помогите ему избавиться от этих страхов», «Помогите ему научиться общаться с ребятами»).

7. Просьба об оказании влияния на члена семьи в интересах клиента («Сделайте его более послушным», «Помогите мне переломить его злую волю», «Заставьте его больше любить и уважать меня»).

Спонтанно излагаемая жалоба имеет определенный сюжет, т. е. последовательность изложения жизненных коллизий, предшествовавших возникновению ситуации, о которой идет речь в жалобе, а также содержание и взаимосвязь этих коллизий. Сюжет — это форма жалобы, созданная самим клиентом, и для наивного слушателя сюжет исчерпывает все содержание жалобы. Например, клиент рассказывает о том, что предшествовало браку, как относились к браку родители, когда родили ребенка, чем он болел, как возникли первые осложнения и т. д. От анализа сюжет отличается тем, что его строение и содержание продиктованы не специалистом, собирающим нужные ему сведения, а самим клиентом и тем, что ему кажется важным.

Явное и скрытое содержание жалобы может анализи­роваться по одним и тем же вышеописанным параметрам, т. е. с выделением тех же структурных единиц. Иногда скрытого содержания в жалобе нет. Когда оно есть, то оно не совпадает с явным.

Несовпадения могут быть по локусу. Например, опре­деляемый локус жалобы — ребенок и его поведение с точки зрения соответствия нормам психического разви­тия, а скрытый — позиция и поведение отца, не прини­мающего достаточно активного участия в воспитании. Рассогласования могут быть выявлены и по самодиагнозу. Так, например, в тексте звучит объяснение нарушений собственными неверными действиями, а скрытое содер­жание, передаваемое интонациями, мимикой, пантомимикой, жестами, указывает на иные причины, например вмешательство третьих лиц, которые и обусловили эти неверные действия. Несовпадения могут касаться про­блемы. Открыто заявляется: «Не знаю, хочу знать»; при этом скрытое содержание: «Не умею, хочу уметь» или «Не справляюсь, хочу справляться». И наконец, подобное расхождение наблюдается при анализе запроса. Например, явное содержание запроса — просьба о по­мощи и выработке позиции: «Что делать, если он мне изменяет?», а скрытое — просьба об оказании влияния в собственных интересах: «Помогите мне его удержать».

Следует специально отметить, что скрытое содержа­ние жалобы — это не бессознательное, не подсознатель­ное и не вытесненное содержание, это лишь недоговорен­ное содержание. Тактически правильно уже в первой

встрече делать попытки перевести скрытое содержание в явное, что возможно, если соответственно сформулиро­вать вопросы. Как правило, реакция клиентов в таком случае бывает положительная, они испытывают ува­жение, а иногда и благодарность к консультанту за его проницательность.

В отличие от скрытого содержания подтекст жалобы может быть неосознанным или вытесненным, поэтому его выявление перед клиентом при первой встрече может нарушить контакт.

При анализе подтекста жалобы необходимо обратить внимание на два момента. Один из них касается отно­шения клиента к лицу, о котором идет речь в жалобе, другой — отношений с самим консультантом.

В первом случае текст жалобы может быть проин­терпретирован в терминах эмоциональных отношений (В. В. Столин, 1983), т.е. в терминах симпатии — анти­патии, уважения — неуважения, близости — отдаленно­сти. В таком случае декларируемая забота и любовь к ребенку могут совпадать с эмоциональным отношением, содержащим симпатию, близость, уважение, и не сов­падать с ним в случае антипатии, отдаленности, неува­жения.

Во втором случае в ходе беседы и изложения жалобы клиентом наличествует отношение к консультанту. По­скольку клиент не знаком с консультантом, то это от­ношение вызвано не какими-то особенностями консуль­танта или его поведения, оно, скорее, провоцируется, ими и выражает некоторую общую мотивационную ори­ентацию клиента. Можно выделить три основные моти-вационные ориентации, встречающиеся у клиентов кон­сультации.

1. Деловая ориентация, которая существует в двух основных видах: а) адекватная деловая ориентация. Клиент искренне заинтересован в изменении своей си­туации (т. е. в решении проблемы). Текстом жалобы, тоном, мимикой, всей манерой поведения клиент дает понять, что он доверяет учреждению, в которое обра­тился, не сомневается в личной профессиональной ком­петенции консультанта, ожидает помощи, возможной в его ситуации, хотя и не переоценивает вероятный эф­фект такой помощи, клиент готов сотрудничать и вы­полнять все предписания. Эту позицию можно было бы выразить так: «Я благодарен за возможность встретиться с вами, не сомневаюсь в вашей компетенции и надеюсь,

что вы сделаете все возможное, чтобы мне помочь, и что в ваших силах, если вообще мне можно помочь. Сам я готов делать все, что вы мне скажете»; б) неадек­ватная деловая ориентация. Эта ориентация отличается от предыдущей тем, что клиент преувеличивает воз­можности консультанта, так или иначе выражает за­вышенные ожидания эффективности его помощи. Обоб­щенно словесный эквивалент этой ориентации можно выразить так: «Я уверен, что вы — маг и волшебник и вы, и только вы, можете мне помочь».

2. Рентная ориентация. Эта ориентация также су­ществует в двух видах: а) одну из них можно было бы назвать ориентацией «обаятельного рантье». Клиент как бы считает, что его откровенность, испытываемые им страдания и невзгоды, его обаяние, симпатия и до­верие к консультанту — это тот капитал, на который он неизбежно получит проценты в виде переложения ответственности на плечи консультанта. Тон его беседы как бы подчеркивает: «Ну наконец-то я встретил вас, никто другой не мог бы мне помочь». В завершение беседы клиент как бы формулирует: «Ну, теперь вы все знаете, ответственность теперь на вас, что мне де­лать дальше?»; б) другую ориентацию можно обозна­чить как ориентацию «требовательного рантье». Клиент хочет получить причитающийся ему процент, но не с капитала обаяния и доверчивости, а с самой позиции посетителя консультации. Его позицию можно было бы выразить так: «Ну вот, теперь вы все знаете и теперь уж это ваша забота, принимайтесь за дело и не взду­майте отвертеться — вам за это деньги платят».

3. Игровая ориентация. В случае двух предыдущих ориентации клиент так или иначе заинтересован в из­менении ситуации, существующей вне стен консуль­тации. В случае игровой ориентации возникает впечат­ление, что клиент обратился для того, чтобы вступить в определенные отношения с консультантом, и это, прежде всего, является мотивом его посещения. Так, например, клиент дает понять, что он не такой уж про­фан в психологии, знает многих психологов и кое-что читал, и как бы предлагает консультанту пройти у него аттестацию, т. е. доказать свою компетентность: «Посмотрим, такой ли вы специалист, как вы представ­ляетесь». Доказательства компетентности клиент при­нимает с заметным оживлением и тут же выдвигает новые «экзаменационные вопросы».

В другом случае клиент всячески усиливает безна­дежность и трудность своей проблемы, хотя реально этой безнадежности не чувствует. Он как бы говорит: «Вы согласны, что моя ситуация безнадежна и решения нет?» Если консультант предложит какое-то решение, клиент тут же его опровергает введением информации, ранее не сообщенной, и добавляет: «Ну разве можно выдвигать столь необдуманные предложения?» Если консультант подтвердит отсутствие решения, клиент тут же предложит его и скажет: «Вот видите, и мы не лыком шиты, и, пожалуй, разбираемся в жизни получше вас».

Важным моментом первичной психодиагностики яв­ляется анализ поведения клиента во время первой беседы.

Он может проводиться по тем же параметрам, что и жалоба, т. е. как подтверждающий, уточняющий или опровергающий высказанный в жалобе локус, самодиаг­ноз, проблему, запрос, а также мотивационную ориен­тацию, выраженную в подтексте жалобы. При этом меняются лишь формы, через которые разбирается со­ответствующее содержание, — это невербальные, выра­зительные средства: поза, мимика, жесты, речевая экспрессия, речевой темп и т. д.

Разнообразная информация, извлеченная из первой беседы с клиентом, требует соответствующего обобщения. В целях практического удобства обобщение можно про­водить в виде выделения своего рода психологических синдромов, включающих специфические характеристики сюжета, локуса, самодиагноза, проблемы, запроса, осо­бенностей подтекста, а также ряда дополнительных неспецифических поведенческих проявлений. Можно вы­делить совокупность психологических синдромов, ко­торые имеют значение для первоначальной дифферен­циации клиентов, а также относятся к сфере детско-родительских отношений.

Подозрения на душевное заболевание. Психолог-кон­сультант, естественно, не имеет задачи постановки ме­дицинского диагноза, однако он должен уметь опознать случаи с явно выраженной симптоматикой эндогенных психозов или реактивных психотических состояний и, зафиксировав это, обязан порекомендовать клиенту обратиться в соответствующие медицинские учреждения, а также в сомнительных случаях направить к врачу-психиатру, сотруднику консультации, для психиатри­ческой диагностики. В числе признаков, которые должны

быть учтены консультантом для принятия соот­ветствующего решения, могут быть названы следующие: а) сбивчивое, путаное изложение сюжета, повторы, нелогичность, отсутствие связи между фрагментами; б) наличие таких симптомов, как галлюцинации, бредовые идеи и др.; в) общий малоэмоциональный тон изложения проблем, которые должны были бы остро переживаться, или, напротив, повышенно возбужденная манера речи; г) неучет реакции консультанта на то, что излагается клиентом в ходе беседы. Возникает впечатление, что все то же самое говорилось бы любому другому чело­веку на месте консультанта и вне зависимости от ре­акции на то, что говорится; д) отсутствие поведенче­ских и других фактических подтверждений самодиаг­ноза третьими лицами; е) исключительная психоло­гичность проблем, которые формулирует клиент. Со­здается впечатление, что клиента интересует не сама реальность его жизни, а лишь ее психологическое обес­печение; ж) нереалистичность запроса (например, пере­гипнотизировать) или неясность, непонятность запроса: з) указание на госпитализацию в психиатрических уч­реждениях, в которых проводится лечение психозов, указание на медикаментозные курсы, предписанные клиенту и обычно назначаемые в случаях психоза.

В зависимости от степени выраженности этих симп­томов психолог-консультант принимает решение на­править клиента либо в медицинское учреждение, либо на дополнительную беседу с психиатром в рамках консультации.

Синдром поиска социальных союзников. Чаще всего речь идет о жалобах одного из супругов на другого, который «незаконно», «подло» оставил первого, препят­ствует контактам с ребенком, хотя могут быть случаи и не относящиеся к супружеским отношениям. Клиент ищет социальных союзников, которые помогли бы ему «найти управу», «наказать», принудить к чему-то назы­ваемое лицо. Общие признаки жалоб этого, клиента таковы. Прежде всего, субъектный локус жалобы — третьи лица (никогда не сам клиент), и как правило взрослые, объектный локус — несоответствие поведения лица закону, морали, справедливости и т, д. Проблема: «Хочу заставить, отомстить, наказать, не дать воз­можности, но не справляюсь». Запрос: «Помогите обуз­дать, наказать, повлиять (в моих интересах)». Отно­шение к лицу, о котором идет речь, выражено в подтексте:

с антипатией, с уважением как достаточно сильного врага, но не с уважением человеческих достоинств, со специфической близостью, которой обладает преследо­ватель в отношении жертвы. Отношение к консультанту очень утилитарное: клиент явно знает, что хочет (хотя и не знает, как консультант это может сделать), и ин­тересуется лишь действиями в этом направлении. При этом он чрезвычайно чуток к тому, «за кого» консуль­тант, и интерпретирует попытки объективно разобраться в проблеме как намерение консультанта стать на сто­рону его врага. При добавлении к описанной картине некоторых признаков предыдущего синдрома (например, госпитализации) можно предполагать наличие парано­идных явлений либо в рамках психоза, либо в рамках психопатии.

В случаях выявления синдрома поиска социальных союзников наиболее правильной консультативной так­тикой будет разъяснение сугубо психологического, а не юридического или административного характера учреждения, направление в нужные учреждения за разъяснением правовой стороны вопроса, а также мяг­кое указание на вред собственному здоровью клиента, вытекающий из столь большого придания значения указанной проблеме. Длительное психологическое кон­сультирование в этом случае, как правило, невозможно.

Синдромы детского неблагополучия и родительской тревожности. На первой стадии признаки, составля­ющие оба эти синдрома, одни и те же. Родитель жалу­ется на ребенка (субъектный локус), и в частности на отдельные нарушения его поведения или психического развития (объектный локус). Как правило, самодиагноз имеет множественный характер: может быть указано некоторое неблагополучие родов и последующего со­матического развития ребенка, в качестве гипотезы (стра­шащей самого клиента) может быть высказано предпо­ложение о психической аномалии, одновременно с этим могут быть указаны третьи лица как источники «плохого» влияния (супруг, его родители), собственные личностные качества («Я человек не слишком сильный, неумелый» и т. п.). Иногда к этому добавляется гипо­теза о неблагоприятном влиянии «генов» со стороны разведенного супруга.

Проблема состоит в том, что родитель хотел бы помочь своему ребенку, но не знает как и не справ­ляется сам. Запрос: «Помогите ему избавиться от этого».

Отношение к ребенку в подтексте с симпатией и неуважением (жалость, сочувствие, неверие в способность к адаптации, самостоятельности). Мотивация в отношении к консультанту адекватная, деловая. Дифференциация между действительным детским неблагополучием и родительской тревожностью в рамках первой встречи возможна, если дополнительно расспросить клиента о тех конкретных нарушениях, о которых идет речь. Если родитель приводит достаточно много примеров таких нарушений и они, с точки зрения консультанта, действительно характеризуют детское неблагополучие, то дальнейшая диагностика должна проходить в рамках "диагностической карты ребенка". Если такие нарушения есть, но их степень и количество преувеличены, то одновременно с диагностикой ребенка должно быть проведено обследование родителя в рамках "диагностической карты родителя", а также их взаимоотношений в рамках "карты родительско-детских взаимоотношений".

В том случае, когда родитель затрудняется привести соответствующие примеры нарушений, может говорить только вообще, не помнит частоты нарушений, речь идет, прежде всего, о родительской тревожности, следовательно, требуется обследование в рамках "диагностической карты родителя" и "индивидуальной диагностической карты". Однако тревожные родители будут неудовлетворены консультацией, если не будет достаточного внимания к их, как они считают, неблагополучному ребенку. Поэтому обследование ребенка в этом случае необходимо как для "терапии" родителя, так и в психопрофилактических целях.

В некоторых случаях синдром детского неблагополучия выделен достаточно ясно и так, что не возникает никаких проблем дифференциации с синдромом родительской тревожности. Это относится к ситуациям, когда указываемые нарушения носят конкретный характер, а родитель скуп на самодиагнозы. Например, жалобы на энурез, страхи, заикание и т. д.

Синдром нелюбящего родителя. Субъектный локус жалобы тот же, что и в предыдущем случае,- ребенок. Однако объектный локус отличается - указывается на несоответствие поведения должному: ребенок не пpoявляет интереса к ученику непослушен, дерзок, у него дурные наклонности и т. д. В качестве самодиагноза преимущественно выступает "злая воля". К этому может

добавляться "психическая аномалия", "органический дефект", "генетическая запрограммированность". Проблема: "Необходимо переделать этого ребенка, но сам не справляюсь". Запрос: "Помогите мне переломить его злую волю, внушить ему, заставить его". Отношение к ребенку в подтексте с антипатией, отдаленностью и некоторым уважением к его стойкости в реализации "дурных намерений". Отношение к консультанту деловое неадекватное. При этом вежливостью и пиететом в адрес консультанта родитель как бы пытается купить его содействие в "воспитательном процессе". - Ситуация с синдромом нелюбящего родителя особенно сложна как для дальнейшей психодиагностики, так и для дальнейшей терапии. При таком отношении к ребенку вполне вероятны те или иные детские проблемы, хотя и не те, на которые указывает родитель, поэтому диагностика ребенка вполне оправдана. Однако ребенок, как правило, на первом этапе воспринимает консультанта как агента своего преследующего родителя, и возникает особая задача завоевания доверия ребенка и мотивирования его на контакт с психологом. В этой ситуации консультант должен быть особенно осторожен и внимателен при сообщении любой диагностической информации о ребенке родителю. Это связано с тем, что любая, даже объективно нейтральная информация может быть использована таким родителем для обоснования своей родительской позиции. Вполне вероятно, что при случае родитель сошлется на консультанта в общении с ребенком как подтвердившего то или иное родительское мнение, что может подорвать контакт с ребенком. Родитель такого типа абсолютно исключает из числа своих самодиагнозов влияние собственных действий или собственной личности на те или иные нарушения в поведении или развитии ребенка, поэтому он не будет предпринимать никаких попыток сделать себя самого объектом диагностики и коррекции. В этих случаях показано его участие в родительской группе, в которой посторонние люди указали бы данному родителю на те или иные его собственные черты, на его собственное отношение к ребенку как на причины неблагополучия. Хотя он может и не принять такое мнение о себе, все же у него может возникнуть мотивация к анализу собственного поведения и личности, хотя бы ради того, чтобы опровергнуть обвинение.

Синдром неуверенного родителя. Субъектный локус жалобы — ребенок. Объектный локус жалобы — не­соответствие поведения ребенка идеалу «хорошего маль­чика» или «хорошей .девочки», а также идеалам «гармо­нично развитой личности». Самодиагноз — собственные неверные действия, «слабость» собственной личности и социальная «слабость», не позволяющие обеспечить ребенку все необходимое, а также «индивидуальные особенности» ребенка. Проблема: «Не знаю, как отнес­тись к индивидуальному своеобразию, особенностям моего ребенка». Запрос состоит в просьбе о помощи в выработке позиции и эмоциональной поддержке: «Не правда ли таков мой ребенок, это не ужасно?», «Можно ли считать, что эти его отклонения от идеала не есть патология?» Отношение к ребенку с симпатией, уваже­нием, но без достаточной близости, что и выражается в сомнениях по поводу того, имеет ли он право быть таким, каким является. Отношение к консультанту деловое, адекватное.

В случае синдрома «родительская неуверенность» детская психодиагностика проводится в целях терапии родителя, при этом диагностика действительно необ­ходима в рамках «диагностограммы родителя» и «инди­видуальной диагностограммы». Как правило, клиенты с указанным синдромом не возражают против смещения акцента в диагностике и терапии на них самих.

Синдром личностного неблагополучия. Иногда безот­носительно к содержанию жалобы на первый план вы­ступают состояния клиента, которые требуют оказания психотерапевтической помощи ему лично и вне связи с тем, будут ли привлекаться к работе другие члены семьи. Речь идет о переживаниях тревоги, неуверенно­сти, поиске поддержки и участия, неспособности выйти из порочного круга, при котором неверное восприятие порождает неадекватные эмоции, последние — непра­вильные действия, те вызывают соответствующие ре­акции у окружающих, которые закрепляют неверное восприятие. Эти состояния близки тем, которые описы­ваются в рамках психопатологии неврозов (А. Кем-пински, 1975), но не достигают степени клинической выраженности. В этих случаях предпочтительной часто оказывается индивидуально-ориентированная работа с клиентом.

Эти кратко описанные психологические синдромы представляют собой первичные гипотезы, которые

проверяются и уточняются в дальнейшей работе с кли­ентом. Тем не менее, несмотря на .минимальные затраты времени и минимальную искусственность ситуации (кли­ент говорит только то, что сам хотел бы рассказать), информативная ценность первичной психодиагностики достаточно велика. Как мы старались показать, мотивы обращения за помощью, отношение к лицу, о котором идет речь, ожидания, да и сама личность клиента до­статочно отчетливо проявляются при первом контакте.

3.3.   Психодиагностика  отклонений в поведении и развитии ребенка

3.3.1. Диагностика  аномалий психического развития ребенка

Психодиагностика отклонений в поведении и развитии ребенка проводится с тремя основными целями.

1. Определить степень обоснованности жалоб роди­телей на поведение и развитие ребенка. Решение этой диагностической задачи во многом предопределяет ди­агностику родительского отношения к ребенку и ха­рактер дальнейшей работы с родителями.

2. В том случае, если жалобы родителей полностью или частично обоснованы, необходимо оценить состояние психического развития ребенка, выявить и квалифици­ровать дефект развития, его природу.

3. На основании решения первых двух задач сфор­мулировать дальнейшие диагностические цели (личност­ная характеристика родителей, родительского отно­шения и взаимоотношений с ребенком, отношений в семье в целом, отношений ребенка вне семьи), а также определить направление консультативной работы с ро­дителями и психокоррекционной работы с ребенком.

Практическое решение этих диагностических задач достигается путем обследования психического развития ребенка.

Анализ психического развития ребенка в сопостав­лении с жалобами родителей позволяет решить первые две психодиагностические задачи и подготовить осно­вания для выводов, рекомендаций, формулирования коррекционных программ.

Теоретической основой диагностики аномалий пси­хического развития ребенка служат результаты клини­ческих  исследований В.В.Лебединского и его соавторов

 (В. В. Лебединский, 1975; В. В. Лебединский и др.,1985), в которых выделяются 4 параметра нарушений  психического развития — психического дизонтогенеза.

1. Уровень и характер локализации нарушения:

определяют вид дефекта — частный, связанный с не­достаточностью отдельных функций (гнозиса, праксиса, речи), и общий, сопряженный с нарушением корковых и подкорковых регуляторных систем. При дисфункции подкорковых систем наблюдаются снижение уровня бодрствования, психической активности, патология вле­чений, элементарные эмоциональные расстройства. Дис­функция корковых систем обусловливает дефекты конт­роля и целенаправленной интеллектуальной деятель­ности, нарушение высших эмоций.

2. Время поражения: определяют характер аномалии. Чем раньше возникло повреждение нервной системы, тем вероятнее явление недоразвития, чем позднее — тем более возможно возникновение повреждения с рас­падом структуры психических функций (Л. С. Выгот­ский, 1983, т. 3). Кроме того, в определенные периоды онтогенетического развития изменяется общая нервная реактивность. Различают уровни нервно-психического реагирования, наиболее характерные для соответст­вующих возрастов: а) соматовегетативный (0—3 года), его характеризуют различные варианты соматовегетативного синдрома; б) психомоторный (4—10 лет), сюда относятся гипердинамический синдром, системные не­вротические и неврозоподобные двигательные наруше­ния; в) аффективный (7—12 лет), для него типичны синдромы страхов, повышенной аффективной возбуди­мости, уходов и бродяжничества; г) эмоционально-идеаторный (12—16 лет), ему корреспондирует возникно­вение сверхценных образований (В. В. Ковалев, 1979).

3. Соотношение между первичными и вторичными дефектами (Л. С. Выготский, 1983, т. 3). Первичные дефекты — это нарушения, непосредственно вытекаю­щие из органических заболеваний и имеющие характер недоразвития или повреждения подкорковых систем и недоразвития корковых. Вторичные дефекты возникают опосредованно, в процессе патологического развития. Механизм их появления различен. Например, вторично недоразвиваются те функции, которые непосредственно связаны с поврежденной (например, немота у глухих). Кроме того, важнейший фактор возникновения вторич­ных нарушений развития —- социальная депривация.

Она тормозит приобретение знаний и умений, приводит к ряду расстройств в эмоциональной и личностной сферах.

4. Нарушение межфункциональных взаимодействий. В нормальном психическом развитии ребенка выделяют следующие типы взаимодействия психических функций: временная независимость функций, ассоциативные и иерархические связи (Л. С. Выготский, 1983, т. 5; Н. А. Бернштейн, 1966). Временная независимость функций характерна для ранних этапов онтогенеза, например относительная независимость развития мыш­ления и речи до 2-летнего возраста. С помощью ассо­циативных связей разномодальные чувственные впечат­ления объединяются в одно целое на основе временно-пространственной близости (так, особое значение при­обретают образы дома, матери, времени года). Психи­ческие функции, построенные по иерархическому типу, формируются в процессе усложнения предметной дея­тельности и общения (например, речь). При патологии межфункционального взаимодействия возникают раз­личные нарушения развития. (Например, хорошее раз­витие механической памяти, внешне богатая речь у ребенка-олигофрена существуют изолированно и не используются из-за нарушений мышления.) Очень силь­но страдают иерархические координации. Иллюстрацией этому может служить явление регресса функций. Так, дети с задержкой психического развития, уже освоив простые счетные операции в уме, при малейшем затруд­нении обращаются к счету на пальцах.

Перечисленные выше четыре параметра по-разному выступают при разных вариантах нарушения психи­ческого развития у детей. Все варианты психического дизонтогенеза делятся на 6 типов: психическое недо­развитие, задержка развития, поврежденное развитие, дефицитарное развитие, искаженное психическое раз­витие, дисгармоническое психическое развитие. В ос­нову этой психологической классификации положен ос­новной механизм нарушения. Так, выделяется группа аномалий, вызванная отставанием развития,— недораз­витие и задержанное развитие; группа аномалий, в которых ведущим является диспропорциональность раз­вития,— искаженное развитие и дисгармоничное раз­витие, и группа аномалий, вызванных поломкой, выпа­дением отдельных функций,— поврежденное и дефициарное развитие,

Дефицитарное развитие — это особый вид дизонтогенеза, связанный с тяжелыми нарушениями отдельных; анализаторных   систем:   зрения,   слуха,   опорно-двигательного аппарата,  а также с рядом хронических соматических заболеваний. Поскольку такие дети не вхо­дят в основной контингент клиентов психологической семейной консультации (чаще проводится консульти­рование родителей по поводу дефекта ребенка), то по­этому такой тип  дизонтогенеза более  подробно здесь рассматриваться   не  будет  (В. В.   Лебединский,   1985; В. В. Ковалев, 1979).

Остановимся на краткой характеристике остальных типов нарушений психического развития, выявление которых и составляет основное содержание психологи­ческой диагностики 1-го уровня при приеме ребенка в семейной консультации (подробное изложение см. в табл. 1).

1.   Психическое   недоразвитие — тип  дизонтогенеза, для которого характерно раннее время поражения мозговых систем и тотальное их недоразвитие, связанное с а) генетическими пороками развития, б) диффузными повреждениями незрелого мозга при ряде внутриутробных, родовых и послеродовых воздействий. Выражена инертность психических процессов с фиксацией на примитивных ассоциативных связях, формирование иерархических связей сильно затруднено. Первичный дефект при этой форме аномалии развития интеллектуальный. Обязательный   признак — недоразвитие   высших   фомыслительной деятельности — абстрактного мышления, недоразвитие   образования   понятий,   низкий   уровень обобщения.

2.  Задержанное психическое развитие — тип дизонтогенеза, при котором речь идет не о стойком и по суще­ству необратимом психическом недоразвитии,  а о замедлении темпа формирования познавательных и эмоциональных сфер с их временной фиксацией на более ранних  возрастных  этапах.   Налицо  мозаичность   по­ражения, когда наряду с недостаточно развитыми функ­циями имеются и сохранные. Ряд авторов (Г. Е. Суха­рева,  1959,   1974; В. В. Ковалев,  1979) подчеркивают иную  структуру   нарушений   познавательной  деятель­ности, чем при олигофрении: не недостаточность мыш­ления как такового, а ослабленность его предпосылок: памяти,   внимания,   пространственного   гнозиса,   пере­ключаемости психических процессов.  Во многих случаях имеет место тенденция к сглаживанию интеллекту­ального дефекта с возрастом — к 11-15 годам, вплоть до достижения нормального уровня, или значительная компенсация дефекта при специальном обучении, или нарастание вторичных личностных дефектов, связан­ных с неправильной социальной ситуацией развития этих детей.

3. Поврежденное психическое развитие имеет ту же этиологию (наследственные заболевания, инфекции и травмы ЦНС), что и два предыдущих типа дизонтоге­неза. Основное отличие связано с более поздним небла­гоприятным воздействием на мозг, когда большая часть мозговых систем уже сформировалась и их недо­статочность проявляется в признаках повреждения.

Этот вариант дизонтогенеза складывается в усло­виях органической деменции и эпилептической болезни. Основную роль играет фактор повреждения отдельных мозговых систем, что не ведет к тотальности и иерархич­ности нарушений; на первый план выступает парциальность расстройства психических функций. Наиболее значимый дифференциально-диагностический крите­рий — динамика развития дефекта. Здесь часто имеются указания на первоначально правильное и своевремен­ное развитие ребенка, есть хронологическая связь на­чавшегося снижения с перенесенной вредностью. При этом виде дизонтогенеза чаще всего обнаруживаются корково-подкорковые нарушения, выражающиеся в рез­ко выраженной инертности мышления, тяжелой истощаемости, персевераторных явлениях. При органической деменции большое значение имеет нарушение целена­правленности мышления, нарушение критичности, от­сутствие понимания и переживания своей несостоя­тельности.

4. Искаженное психическое развитие — тип дизонто­генеза, при котором наблюдаются сложные сочетания общего недоразвития, задержанного, поврежденного и ускоренного развития отдельных функций, приводя­щего к ряду качественно новых патологических ново­образований. Одним из клинических выражений этого типа дизонтогенеза является детский аутизм. В его структуре выделяются основные дефекты — исходная энергетическая недостаточность, связанная с ней об­ласть побуждений, быстрая истощаемость любой целе­направленной активности и ее пресыщаемость, низкие сенсорные пороги с выраженным отрицательным фоном

ощущений, повышенная готовность к реакциям тревоги и страха. Аутичный ребенок боится окружающего мира; детский аутизм представляет собой основной вторичный дефект, выступающий в качестве компенсаторного механизма, направленного на защиту от травмирующей внешней среды. Наблюдается аутичная направленность всей интеллектуальной деятельности та­кого ребенка. Игры, фантазии, интересы далеки от реальной жизни. Содержание их монотонно, поведение однообразно, стереотипно: дети годами играют в одну и ту же игру, рисуют одинаковые рисунки, стереотипно  действуют.

5. Дисгармоническое психическое развитие — тип дизонтогенеза, основой которого служит врожденная или  рано приобретенная стойкая диспропорциональность психики, преимущественно в эмоционально-волевой сфере. Для него характерны явления задержки развития одних психических функций с парциальным ускоренным развитием других. Эта диспропорциональность формирует некоторые аномальные варианты личности, для которых характерна «неадекватная реакция на внешние: средовые раздражители, вследствие чего более или менее нарушено поведение и затруднена активная приспособляемость к окружающей среде» (Г. Е. Сухарева, 1959, с. 38). Этот вид дизонтогенеза клинически определяется как психопатия или патологическое развитие личности. Дисгармоничность психики первично обусловлена нарушениями в эмоциональной сфере.       

Типична дисгармония между интеллектуальной и эмоциональной сферами. Первично сохранный интеллект не регулирует эмоциональную сферу, а часто находится от нее в большей зависимости, чем наблюдается в норме.

В табл. 1 приводятся (в обобщенном виде) результаты патопсихологического обследования состояний психических сфер ребенка, характерные для того или иного типа дизонтотенеза.                                 

Методические средства, которые использовались нами для диагностики аномального психического развития ребенка, разработаны в отечественной патопсихологии (Б. В. Зейгарник, 1976; С. Я. Рубинштейн, 1970) на основе обширных данных, касающихся эксперимен­тально установленных феноменов психического разви­тия и методик их исследования. В связи с тем, что ме­тодики патопсихологического обследования были неоднократно

описаны в соответствующей литературу (С. Я. Рубинштейн, 1970; Л. А. Булахова и др., 1980) в данном разделе мы лишь приведем список основных методик, применяемых в психологической семейной консультации.

I. Обследование познавательной сферы.

Память изучается с помощью следующих методик:

запоминание 10 слов, опосредованное запоминание по Леонтьеву, запоминание интерферирующих рядов, за­поминание фраз, запоминание текста, запоминание цифровых рядов в прямом и обратном порядке различной длины, пиктограммы (Атлас..., 1980).

Для диагностики особенностей внимания использу­ются таблицы Шульте, методика Когана, куб Липка, кодирование знаков по Векслеру, поиск недостающих деталей на картинках (С. Я. Рубинштейн, 1970; А. Ю. Панасюк, 1973).

Для диагностики мыслительной деятельности при­меняются: классификация, пиктограмма, исключение четвертого, простые и сложные аналогии, понимание скрытого смысла фраз и текста, установление сходства и различия, ассоциативный эксперимент, составление рассказов по картинкам, кубики Кооса, составление фигур по их частям, методика Выготского — Сахарова (Атлас..., 1980).

Обследование умственной работоспособности производится с использованием методик: счет по Крепелину простые аналогии. Истощаемость хорошо видна в процессе выполнения любой методики, требующей мной времени.

II. Обследование речи осуществляется с помощью проверки запаса слов, грамматического уровня, чистоты произношения. Скорость речи проверяется в процессе составления рассказа по картинке и пересказа (Атлас..., 1980).

III. Проверка движений осуществляется с помощью теста Бендер (Спецпрактикум..., 1980), а также методики Гуревич — Озерецкого (М. Гуревич, Н. Озерецкий, 1930).                                        

IV. Эмоционально-волевая сфера исследуется с применением детского варианта теста Розенцвейга (А.М. При­хожан, Н. Н. Толстых, 1982), САТа, теста Роршаха; методики, выявляющей уровень притязаний, незаконченных предложений, ассоциативного эксперимента (Л. Ф. Бурлачук, 1979).

Если в ходе патопсихологического обследования ребенка выявляются признаки серьезной аномалии пси­хического развития, необходимо направить ребенка к психиатру. В случае установления психического за­болевания он направляется на лечение в соответствую­щие учреждения. Психологическая помощь в таких случаях оказывается родителям больного ребенка.

Проведенная психологическая диагностика развития ребенка помимо решения собственных задач позволяет также определить степень обоснованности жалоб роди­телей. Психологическая помощь родителям и детям осуществляется во всех случаях, но содержание ее раз­лично. Обобщенно возможные виды психологической работы в зависимости от жалоб родителей и их детер­минант можно представить следующим образом.

В случаях необоснованных жалоб психологическое консультирование проводится с родителями. Приведем несколько примеров, иллюстрирующих выбор формы психологической помощи в зависимости от диагностики психического дизонтогенеза и жалоб родителей.

В Консультативный центр психологической помощи семье обратилась женщина 1944 г. р., мать-одиночка, с жало­бами на поведение сына Димы, 9 лет. Дима проявляет дурные наклонности; в школе дружит с отъявленными хулиганами и двоечниками. Плохо учится — на тройки, иногда на четверки, «хотя школьная программа позволяет любому ребенку учиться на «отлично», если он не умственно отсталый». В свободное время, которое мама старательно пытается «свести к нулю», Дима играет в глупые и однообразные игры — только с машинами, воображая себя шофером.

Запрос к психологу-консультанту: «Проверьте, нормален ли сын. Нет ли у него олигофрении или шизофрении?» Некоторая неадекватность жалоб чувствуется в самой их формулировке — если ребенок не учится на «отлично», то он умственно отсталый. Игры мальчика с игрушечными машинами в 9 лет представля­ются маме глупыми и однообразными. Проведенное психологиче­ское обследование Димы не выявило у него признаков дизонто­генеза, а также отдельных отклонений в развитии эмоционально-волевой и личностной сфер. Психологическая работа затем про­водилась с мамой. Суть ее заключалась в осознании требований к мальчику, а также в расширении арсенала родительских средств общения и повышении общей эмоциональной чувстви­тельности к ребенку.

Жалобы родителей, подтвержденные результатами патопсихологического обследования, считаются обос­нованными. В этих случаях родителей информируют об особенностях ребенка. Психологическая помощь за­ключается в адаптации к дефекту ребенка, в обучении родителей адекватному способу поведения с ребенком.

В качестве иллюстрации приведем случай, когда ребенка были обнаружены признаки искаженного психического развития.

Обратилась мама девочки Лены, 9 лет. Она жаловалась на поведение девочки дома. Лена грубит без видимого повода, употребляет бранные слова, дерется, гримасничает. Старается поменьше дома есть. При этом Лена неплохо учится, не имеет конфликтов в школе и охотно ест школьные завтраки. Причины такого поведения Лена, по словам матери, объяснить не может или не хочет.                           

Запрос к психологу-консультанту: «Научите, как вести себя с дочерью, как наладить контакт». Проведенное патопсихологическое обследование девочки выявило явные признаки искаженного психического развития.

Более того, в ходе клинической беседы выявился навязчивый страх у девочки, вычурны по содержанию; ей казалось, что в нее «вселился черт». 

Это произошло, по ее словам, еще в детском саду, когда однажды воспитательница сказала детям: «Черти в вас вселились, что ли». «Этого черта» Лена глотала каждое утро вместе с едой, которую получала на завтрак. В связи с этим Лена старалась как можно меньше есть дома. Вечером «черт» выходил из нее «через нос с воздухом перед сном». «Этот черт» заставлял ее плохо себя вести, т. е. агрессивное поведение девочка переживала как на­сильственное. Страх она скрывала, в семье ничего о нем не зна­ли. Таким образом были выявлены и психотические расстройства в форме бреда с аутичной манерой переживания. Родителей Лены проконсультировали относительно ее заболевания, пред­ложили обратиться за лечением к психиатру. Кроме того, роди­телям девочки объяснили, как лучше реагировать на её агрес­сивное поведение, как наладить с ней возможный в данном слу­чае контакт.

В тех случаях, когда психологическое обследование ребенка не выявляет признаков дизонтогенеза, но по­казывает отдельные нарушения в эмоционально-волевой или личностной сфере, с ребенком проводится второй этап диагностики, описанный ниже, а также психоте­рапевтическая работа с ребенком и его семьей.

Обратилась мама по поводу неуспехов восьмилетнего сына в школе. Коля учится во II классе посредственно, на тройки. Дома ругают за тройки, ставят в пример старшего брата — от­личника. Мама каждый день делает с Колей уроки, и это всегда сопровождается конфликтами. Мальчик не хочет ходить в школу, утром часто плачет.

Проведенное психологическое обследование не выявило никаких признаков аномалии психического развития. В то же время имелись указания на повышенный уровень тревоги, рани­мость и признаки тормозимого типа нервной системы. Для уточ­нения психологического диагноза был необходим второй этап диагностики, позволяющий уточнить причины школьной неус­певаемости и, возможно, школьного невроза.

3.3.2. Диагностика психологических нарушений у детей без аномалий психического развития

Как уже отмечалось выше, второй этап диагностики проходят дети без аномалий психического развития, но с отдельными нарушениями в эмоционально-волевой и личностной сферах. Эти психологические нарушения мешают ребенку эффективно использовать личностные ресурсы и правильно организовать свое поведение. Психологические трудности ребенка без явлений ди­зонтогенеза и есть предмет второго этапа психодиаг­ностики.

Внешне психологические трудности проявляются в виде конфликтов ребенка с окружающими его людьми

в форме невротических реакций, которые ребенок и стремится преодолеть и компенсировать. В ходе психодиагностики определяются параметры конфликтов. Инфор­мативными считаются три параметра: зона конфликта содержание конфликта и стиль конфликтного поведения.

Зона конфликта. Может быть три зоны конфликтов охватывающих сферы жизнедеятельности ребенка: семья (с одним или обоими родителями, с братьями, сестрами прародителями); коллектив сверстников; школа или детский сад. Зоны конфликтов выявляются в процессе беседы с родителями ребенка и с ним самим, а также с помощью методик CAT, проективного рисунка, неза­конченных предложений. Ниже приводятся опорные пункты беседы, на которые удобно ориентироваться при определении зоны конфликта ребенка.

В случае семейного конфликта ребенок в беседе ука­зывает на частые ссоры, происходящие у него с роди­телями или другими членами семьи. Бывает важно услышать субъективное мнение ребенка о своих взаимо­отношениях с членами семьи и его описание типичной ссоры. Если ребенок маленький и не может ясно выра­зить свои проблемы, ту же информацию можно получить в ходе игры, например, в «дочки-матери». Нередко ребенок отмечает неудовлетворенность своими отноше­ниями в семье. Внимательный анализ беседы с ребенком позволяет выделить признаки амбивалентного отноше­ния к тому члену семьи, с которым конфликты проис­ходят наиболее часто.

В ходе беседы удается выявить невротические ре­акции ребенка, которые проявляются, как правило, в общении с партнером по конфликту (с определенными членами семьи ребенок дерзит, грубит, ему свойственна негативизм и непослушание).                  

Для случая нарушенного общения со сверстниками характерны определенные жалобы родителей: ребенок замкнутый, мало общается со сверстниками, не умеет общаться, часто ссорится, обижает детей или, наобо­рот, тянется к детям, но они его не принимают в игру, гонят. В беседах с ребенком выявляются: а) низкая интенсивность общения. Ребенок не общается система­тически со сверстниками независимо от того, считает ли он, что у него есть друзья или их у него нет. Выражается этот признак по-разному. Например, ребенок не ходит гулять после школы, не приглашает детей

играть к себе домой или на прогулке не играет с детьми. Чтобы выяснить наличие этого признака, ребенка можно спросить: «Как ты справляешь свой день рож­дения?» Из ответа становится ясно, каков его круг общения; б) частые ссоры в общении со сверстниками. Эти конфликты могут быть двух родов: ребенок легко вступает в контакт, при этом легко ссорится, ведет себя агрессивно; ребенок с трудом вступает в контакт, в общении занимает пассивно-страдательную позицию;

в) предпочтение общения с более младшими или с более старшими детьми. Это означает, что в контактах со сверстниками ребенок чувствует себя тревожно и не­уверенно, вероятно, в анамнезе был травмирующий его опыт общения; г) неудовлетворенность своими отноше­ниями со сверстниками («У меня нет настоящего друга», «Хотелось бы иметь больше друзей»).

Конфликты в школе или детском саду характеризу­ются набором признаков, которые определяются в беседе с ребенком: а) ребенок отмечает нежелание хо­дить в школу или детский сад; б) у него нет контакта с воспитателями (учителями) и детьми в детском саду (школе), при том, что в других местах общение с детьми и взрослыми протекает бесконфликтно; в) наблюдается общее или частичное отставание в учебе.

Содержание конфликта. При внешнем многообразии конфликтов их внутреннее, объективное содержание довольно ограниченное. В клинической психологии взрослых часто выделяют всего четыре основных внут­ренних конфликта: страх агрессии, страх независимо­сти, самостоятельности, страх близости, доверия и страх подчинения (Ch. Bremer, 1955; F. R. Hine, 1971). Традиционно этиологию этих внутренних конфликтов выводят из особенностей детства. Некоторые авторы (Е. Erikson, 1963; F. R. Hine, 1971; А. Р. French, 1974) полагают, что главное в возникновении того или иного конфликта — это особенности переживания ребенком стадий созревания своего «Я» (содержание стадий по­нимается в рамках теории Э. Эриксона). Так, неспособность выработать навыки самостоятельности и инициативности на второй и третьей стадиях развития «Я» "приводит к страху независимости и самостоятельности. Отсутствие базисного доверия к миру, которое при благоприятных условиях ребенок может выработать на первом году, сказывается в возникновении страха близости и страха агрессии. Если содержание взрослых

конфликтов опосредствованно связано с особенно­стями «проживания» стадий развития «Я» в детском возрасте, то в детстве содержание внутренних конфликтов прямо задается тем, сумел ли ребенок в соответствующий момент своего личностного развития правильно реализовать свои основные психологические потребности — в любви и доверии, в самостоятельности, в предприимчивости и признании. Таким образом, психологическое содержание детских конфликтов может быть описано полюсами каждой стадии развития личности (Е. Erikson, 1963).

Первая стадия развития: доверие и недоверие - охватывает первый год жизни ребенка. В этот период развивается параметр социального взаимодействия, положительный полюс которого — доверие, а отрица­тельный — недоверие. Степень доверия, которым ребе­нок проникается к миру, другим людям и самому себе, в значительной степени зависит от проявляемой к нему заботы. Младенец, получающий все, что хочет, иными словами, не испытывающий дискомфорт, потребности которого быстро удовлетворяются, с которым играют и разговаривают, баюкают и ласкают, считает, что мир — уютное место, а люди достойны любви и доверия. Если же ребенок не получает должного ухода, не встречает любви и заботы, то в нем вырабатывается недоверие: боязливость и подозрительность по отношению к миру и людям. Это недоверие ребенок несет с собой в другие стадии своего развития. В словесном выражении такая дихотомия может быть представлена так: «Я чувствую окружающее заботливым и надежным. Оно достойно, доверия. Я любим».— «Я заброшен, обо мне не заботятся». Если ребенок в течение первого года жизни получил достаточно любви и заботы, то в нем вырабатывается способность устанавливать глубокие теплых эмоциональные отношения с другими людьми. Содержание первой стадии развития просматривается в (многих конфликтах ребенка, когда он решает вопрос любим он или отвергаем. Таким образом, содержание конфликта формируется так: «Хочу быть любимым, но это не получается»

Внешне этот конфликт на первом году жизни обо­значается явлениями госпитализма и материнской депривации. Если конфликт возникает позже, то он может найти свое выражение в конверсионно-истерических реакциях, психосоматических заболеваниях, а также в

любых других соматовегетативных проявлениях, пси­хологическая функция которых — привлечь к себе вни­мание взрослых.

Вторая стадия: самостоятельность и нерешительность — наступает на втором и третьем годах жизни ребенка. В этот период у ребенка развивается самостоя­тельность на основе его моторных и интеллектуальных способностей. Если родители дают возможность ребенку делать то, что он в состоянии, не ограничивают его ак­тивность, не торопят его, то у ребенка вырабатывается ощущение, что он владеет своим телом, своими стрем­лениями, самим собой и в значительной мере своей средой, т. е. у него появляется самостоятельность. Если родители нетерпеливы, спешат все сделать за ребенка, стыдят его все время за несчастные случаи (мокрая по­стель, разбитая чашка, испачканные штанишки), у ребенка закрепляется чувство стыда перед другими людьми и неуверенность в своих способностях. В сло­весном выражении суть этой стадии можно представить так: «Я владею своим телом и люблю его. Я умею кон­тролировать себя».— «Мое тело плохое, и я сам плохой. Я должен очень тщательно контролировать все, что я делаю». Если вторая стадия проходит удачно, то ребе­нок вырабатывает навыки самоконтроля без ущерба для своей самооценки. Психастенические реакции, страх принятия решений, с одной стороны, импульсивность, невладение аффектом, с другой,— внешние проявления конфликтов, связанных с этой стадией развития «Я».

Третья стадия: предприимчивость и чувство вины — приходится, как правило, на возраст от 4 до 5 лет. К это­му возрасту ребенок приобрел множество навыков и создал психологическую и физическую базу для раз­вития изобретательности. Особенно ярко изобретатель­ность проявляется в фантазиях и играх ребенка. Дети, которым предоставлена инициатива в выборе моторных занятий, которые имеют возможность свободно бегать, прыгать, возиться в песке, кататься на велосипеде, на санках, вырабатывают и закрепляют предприимчивость. Предприимчивость также поддерживается готовностью родителей подробно отвечать на вопросы ребенка, не мешать ему фантазировать и играть. Но если родители показывают ребенку, что его игры вредны, нежелательны и утомительны, что вопросы его назойливы, а фантазии бестолковы, он начинает чувствовать себя виноватым и проносит это чувство вины через многие годы.

Дихотомия предприимчивость — чувство вины также содержательно выражает детский конфликт. Словесная формула: «Я могу делать много удивительных вещей.  Иногда мои возможности кажутся волшебными».— «Я бываю таким ужасным, и другие так сердятся на меня, за то, что я делаю, что просто готовы меня уничтожить. Конфликт заключается в стремлении к продуктивной активности, неспособности ее осуществлять и в возникновении в связи с этим чувства вины. Внешне он может проявляться в виде гипердинамического синдрома, в реакциях страха, низком уровне притязаний, вялости, пассивности.

Четвертая стадия: умелость и неполноценность — занимает годы от 6 до 11 лет. В этот период у ребенка обостряется интерес к тому, как устроены вещи, как их можно освоить или приспособить. Когда детей поощряют мастерить что угодно, строить шалаши и авиамодели, готовить, рукодельничать, когда разрешают довести на­чатое дело до конца и хвалят за результаты, то у ре­бенка вырабатывается умелость и творческое отношение к миру. Если родители не поощряют занятий детей, видят в их играх одно «баловство» и «пачкотню», то у детей развивается чувство неполноценности. Словесная формула типичного конфликта этого возраста: «Мне нравится действовать и достигать результатов, так как это дает мне чувство удовлетворения, признание окру­жающих и хорошую возможность общаться с другими людьми».— «Я — ничтожество. В лучшем случае я могу добиться только того, чтобы об этом узнали ок­ружающие по результатам того, что я делаю». Суть этого конфликта: «Хочу признания, но не могу его добиться, потому что я ничтожество». Он сопровождается низкой самооценкой, пассивностью, нерешительностью, нередко извращением влечений.            

Если же ребенок проходит четвертую стадию своего развития благополучно, то он научается повышать свою самооценку, опираясь на свои реальные достижения.

Пятая стадия развития личности, относящаяся к детству, соответствует кризису подросткового возраста и может быть определена как идентификация личности и спутанность ролей. Перед подростком встает задача объединить все, что знает о себе самом как о мальчике (девочке), сыне (дочери), ученике, друге, спортсмене. Все эти роли ребенок должен собрать в единое целое,

осмыслить и спроецировать в будущее, определив этим свой дальнейший жизненный путь. В отличие от пре­дыдущих стадий здесь влияние родителей оказывается довольно косвенным. Если подросток на предыдущих стадиях уже выработал доверие, то его шансы на ус­пешную психосоциальную идентификацию значительно увеличиваются. Недоверчивого, стыдливого и неуве­ренного подростка, с повышенным чувством вины и своей неполноценности ждут серьезные трудности иден­тификации. В этом случае у подростка наблюдаются симптомы спутанности ролей: неполное и фрагментар­ное представление о своей личности и своих жизненных целях. Словесная формула дихотомии: «Я знаю, кто я, и хочу сделать это очевидным для мира, так как я строю свою будущую взрослую жизнь».— «Я не знаю, кто я и куда иду». Сверхценные интересы и увлечения, дисморфофобические симптомы, реакции эмансипации и про­теста, свойственные этому возрасту, являются внешним выражением этого основного психологического кон­фликта. Подросток, успешно прошедший эту стадию, имеет хорошее чувство личной идентичности и способ­ность общаться с миром с позиций этой идентичности.

Особенности конфликтного поведения. Средства раз­решения конфликтов ребенка можно разбить на две группы: аккомодативные средства и ассимилятивные средства. В первом случае ребенок стремится подчинить действительность своим потребностям. Его позиция в конфликте активно-наступательная, он требует, пы­тается заставлять окружающих поступать так, как ему хочется.  Неконструктивность этой позиции заключа­ется в негибкости поведенческих стереотипов, ригид­ности внешнего локуса контроля, некритичности к себе и нереальности требований к среде.

Ассимилятивный стиль конфликтного поведения ха­рактеризуется стремлением ребенка приспособиться к внешним обстоятельствам. Обычно ребенок в конфликте занимает пассивно-страдательную позицию, отмечается склонность к внутренней переработке аффекта, повы­шенное чувство вины, стыда, аутоагрессивные элементы поведения. Опасность неконструктивности этого стиля поведения заключается в его ригидности, в результате которой ребенок сталкивается с непосильными для себя задачами. Типичный пример этого стиля поведения — невроз ребенка с задержкой психического развития, воз­никший вследствие того, что ребенок стремится хорошо

учиться, имеет большую мотивацию достижения и при этом он объективно не способен отвечать обычным тре­бованиям школьного обучения.

Стиль конфликтного поведения ребенка формируют два фактора: особенности темперамента и семейные стереотипы поведения (А. Р. French, 1974; Я. Стреляу, 1982; М. Rutter, 1984). Вслед за А. Томасом, С. Чессом, X. Берчем (A. Thomas, S. Chess, H. Rirch, 1970) многие современные исследователи выделяют 9 независимых переменных темперамента, которые легко обнаружива­ются в поведении ребенка.

1. Активность: степень, темп и частота, с которой моторный элемент выступает в поведении.

2. Ритмичность: регулярность проявления основных биологических функций: сна, дефекации, принятия пи­щи.

3. Приближение—избегание: первая реакция ре­бенка на новые стимулы и ситуации.             

4. Адаптивность: насколько легко ребенок способен изменить начальную реакцию в требуемом направлении

5. Интенсивность реакций: энергетический уровень реакции ребенка на эмоциогенные стимулы.

6. Качество настроения: количество положительных реакций (смех, радость, удовольствие) по отношению к числу отрицательных реакций (плач, волнение, страх).

7. Порог чувствительности, реактивность: уровень внешней стимуляции, необходимый для изменения ре акции или вызова реакции.

8. Отвлекаемость: в какой степени внешние раздражители меняют поведение.

9. Концентрация внимания и выносливость: время, в течение которого ребенок способен заниматься одним делом, несмотря на отвлекающие факторы.

Каждая переменная может сыграть большую роль в том, как ребенок пройдет стадии своего личностного развития. Так, высокая ритмичность существенно об­легчает уход за новорожденным, вызывает чувство удов­летворения у матери и позволяет быть более ласковой* и веселой с ребенком. Ребенок с высокой ритмичностью имеет больше шансов выработать базисное доверие к миру, чем ребенок с низкой ритмичностью. Или низкая отвлекаемость и хорошая концентрация внимания могут оказать большое влияние на успешность выработке навыков самостоятельности и автономного поведения на второй стадии развития личности ребенка.

Таким образом, особенности темперамента во многом определяют адаптивность ребенка и, следовательно, влияют на возникновение как внешних, так и внутрен­них конфликтов.

Семейные стереотипы поведения. В семье ребенок научается тому, как можно и должно выражать свои эмоциональные состояния. В семьях может преобладать бурное открытое или сдерживаемое, подавляемое выра­жение эмоций, импульсивность, контроль или асоциальность переживаний. Ребенок в своем поведении вос­производит семейные стереотипы, которые могут быть неадекватны во внесемейных ситуациях и задают не­эффективный способ разрешения конфликтов. Семейные стереотипы обнаруживаются в беседе с родителями и в процессе наблюдения за общением родителей и ребенка,

Таблица 2

Особенности проявления внутренних конфликтов ребенка в зависимости от стиля конфликтного поведения

Вышеизложенное можно обобщенно представить в форме таблицы (табл. 2).

Необходимо подчеркнуть, что предлагаемая клас­сификация достаточно условна, так как у ребенка одновременно может быть несколько внутренних конфлик­тов и их взаимодействие существенно влияет на внешнюю картину. Кроме того, все перечисленные конфликты способны проявляться на любых возрастных уровнях, несмотря на то, что время их возникновения в онтогенезе довольно жестко определено.                     

В заключение приведем краткую схему психодиагностики ребенка без аномалий психического развитая:

1. Зона конфликта — определяется в беседе с ребенком, а также с помощью методик CAT, проективных рисунков, не­законченных предложений. 

2. Содержание конфликта — определяется в беседе с ребенком, а также с помощью методики CAT. При этом основными Эта­лонами для распознавания слу­жат основные психологические конфликты.                

3. Поведение в конфликте — определяется в процессе наблю­дения за поведением ребенка и с помощью методики Розенцвейга.

3.4. Стандартизованные методики семейной психодиагностики

Существенным компонентом практической эффективно­сти семейного психологического консультирования яв­ляется корректное применение стандартизованных пси­ходиагностических методик. Сформулируем необходи­мые условия, обеспечивающие такое использование методик:

1) глубокое овладение содержанием основных ди­агностических концептов, существенных для обследо­вания семьи, умение психологического истолкования этих концептов;

2) овладение приемами оперативного планирования психодиагностического обследования конкретной семьи,

при котором пропорция стандартизованных и клинике - диалогических методов психодиагностики, а также самой  коррекционно-терапевтической работы по вмешательству,  находилась бы в адекватном соответствии с

а) содержанием запроса и ожиданий клиента,

б) психологическим  содержанием и динамикой самого проблемного ком­плекса, который характеризует текущее (динамичное) состояние семьи,

в) объективными социально-экономи­ческими условиями работы психолога (условиями плат­ного или бесплатного проведения обследования);

3) овладение репертуаром конкретных специализи­рованных методик стандартизованной семейной психо­диагностики, адекватных определенным условиям и задачам психолога;

4) овладение психометрикой и применение стандар­тизованных психодиагностических методик измеритель­ного типа (тестов).

Известные на сегодняшний день психодиагностические стандартные методики по предмету диагностики подразде­ляются на следующие типы:

1) психофизиологические свойства индивидуальности членов семьи. Известны модели диагностики и прогнози­рования семейной стабильности на основе измерения сте­пени совместимости типов ВНД, характеристик темпе­рамента, таких, как уравновешенность, активированность (интроверсия), инертность (ригидность). Чаще всего эти модели применяются для диагностики супру­жеской совместимости (Д. Л. Буртянский, В. В. Кришталь, 1982; Н. Н. Обозов, А. Н. Обозова, 1982; Общая сексопатология, 1977). Используются экспресс-диаг­ностические методики неаппаратурного характера — тест-опросники Стреляу, Айзенка, 16PF (Общая психо­диагностика, 1987);

2) характерологические свойства индивидуальности членов семьи. Тест-опросник 16PF (Н. Н. Обозов, 1978;

Т. М. Мишина, 1983), MMPI (Ф. Б. Березин и др., 1976), ПДО (Патохарактерологическое..., 1981);

3) характеристики когнитивной сферы членов семьи. В общем случае — когнитивный стиль, средства психо­логической защиты, такие интегральные характеристики структуры сознания, как когнитивная сложность (Е. Т. Соколова,   1976;   А. С. Кондратьева,    1979; А. Г. Шмелев, 1983а). В частном случае—семейная компетентность, ориентировка в семейных укладах;

4) характеристики ценностно-мотивационной сферы индивидов.

Методика ценностных ориентации Рокича — Ядова (Саморегуляция..., 1979), стандартизован­ная техника диагностики тематической апперцепции — ТЮФ (А. Г. Шмелев, В. С. Болдырева, 1982) и другие 1йетодики. Частные методики выявления «семенных цен­ностей» (А. Н. Волкова, Т. М. Трапезникова, 1985); 

5) характеристики   межличностных  отношений (В. Б. Ольшанский, 1981):

а) эмоциональных отношений (В. В. Столин, Н. И. Голосова, 1984);

б) сознательных рефлексивно-оценочных отношений: методика субъективной идентификации (А. Г. Шмелев,1983б), личностный семантический дифференциал (Ме­тоды..., 1984), тест Лири (Ю. А. Решетняк, 1978);

6) характеристики внутрисемейного общения и взаи­модействия. Для их определения применяются методы лабораторной имитации самого общения в виде практиче­ского взаимодействия: аппаратурные методики типа «гомеостат» (В. А. Терехин, А. Н. Доценко, 1982); ДГЭИ — методика «действенной групповой эмоциональной интеграции» (А. И. Папкин, 1975; А. В. Петровский, 1985), а также в виде символического взаимодействия — игры (А. А. Кроник, 1985).                             

По операционально-методическому исполнению мож­но квалифицировать методики следующих типов:   

1) аппаратурные, обеспечивающие объективную ре­гистрацию индивидуальных, диагностических или груп­повых параметров с помощью приборов (типа ДГЭИ);

2) заданно- игровые — раздельное, совместное или по­очередное решение задач на символическом уровне; спе­циально разработанные игры, например: «Интрига» А. А. Кроника, Е. А. Хорошиловой (1987), телеигра «Турнир», впервые примененная в семейной консульта­ции В. А. Смеховым (1985); рефлексивные психотехнические игры (Н.В. Цзен, Ю. В. Пахомов, 1985);     

3) тест-опросники: 16PF, MMPI, ПДО, опросник «семейной стабильности» (В. С. Аванесов, 1982), ПДТ (В. М. Мельников, Л. Т. Ямпольский, 1985);

4) техники шкалирования: здесь модификации мето­дик типа «список прилагательных» (Методы..., 1984), «семантический дифференциал» (Т. Л. Федорова, 1978), «репертуарные решетки» (В. И. Похилько, Е. О. Федото­ва, 1984).

Очень часто именно в семейной диагностике наблюдается комбинированное использование техники

тест-опросников и такого типичного приема шкалирования, как «рефлексивная имитация» — дается задание заполнить за партнера 16 PF, MMPI (Л. Н. Горбунова, 1976) или опросник типа «удовлетворенность браком» (В. В. Сто­лин и др., 1984) или РОП (А. Н. Волкова, Т. М. Трапез­никова, 1985). Нередко в результате появляются ком­плексные методики смешанного типа — МСК, (В. П. Левкович, О. Э. Зуськова, 1985), затрудняющие понимание того, что психодиагностическая информация структу­рируется здесь не в виде «профиля черт», а в виде мат­рицы со многими входами (А. Г. Шмелев и др., 1984а, б).

Традиционные тесты и опросники чаще использу­ются для диагностики обычных индивидуальных харак­теристик (типа 1, 2 и 3), техники шкалирования —для диагностики межличностных отношений и структуры сознания и самосознания, аппаратурные и игровые ме­тодики — для диагностики реального общения и взаимо­действия (совместной деятельности).

Психолог должен отчетливо понимать плюсы и мину­сы стандартизации: плюсы состоят в том, что процедура оказывается более экономичной, потенциально автома­тизируемой (ее можно поручить лаборанту или запро­граммировать на ЭВМ), при интерпретации психолог опирается на опыт разработчиков и пользователей ме­тодики (использует статистически репрезентативные тестовые нормы, количественные коэффициенты и т. п.). Минусы стандартизации в том, что жесткая запрограмми­рованность стандартизованной методики на диагностику определенного свойства повышает риск диагностической ошибки в том случае, если психолог неправильно постро­ил программу диагностики — неправильно определил круг свойств, которые подлежат диагностике. Гибкость неформализованных, интуитивно-клинических методик позволяет психологу оперативно перестраиваться в ходе самого обследования, тогда как при использовании стан­дартных методик психолог вынужден всегда «доводить начатое до конца».

Существует мнение: стандартные методики хороши для исследовательской работы (выделяется набор пара­метров, и исследуются связи между ними, люди — ис­пытуемые, поставщики научной информации), а для прак­тической их можно вовсе не использовать. Но такая по­зиция чревата тем, что психологи «скатываются» к не вполне осознанному использованию каких-то непрофессиональных, стереотипных, обыденных, «имплицитных

концепций личности и семьи» (Л. Я. Гозман, Ю. Е. Алешина, 1985).

Операционная изощренность ряда стандартизован­ных методик позволяет «заглянуть» глубже — за тот слой, или уровень, обыденных представлений, на котором обычно развивается диалог клиента и консультан­та. Этому служит, например, разработанная сотрудника. ми психологической консультации «методика анализа семейных проблем» (МАСП). Если в своем спонтанном рассказе о проблеме клиент «не выходит» на обсуждение причин, то МАСП предлагает ему сделать это, обеспечи­вая набором стандартных формулировок. Перечни при­чин и проблем совпадают: это «подталкивает» клиента к принятию объяснительной схемы «круговой семейной причинности». Принципы стандартного перечня гибко сочетаются в МАСП с предоставлением испытуемому свободы давать собственные формулировки (В. В. Столин, А. Г. Шмелев, 1985).

Стандартизованные методики предохраняют психолога от «встречной проекции» (от проекции своих проблем, своей каузальной атрибуции по поводу случая), от создания «встречных мифов» (встречных концепций), которые психолог с помощью своего авторитета и про­фессиональных возможностей может (сам того не желая) внедрить в сознание клиента, поставить на место его собственных исходных «самодеятельных концепций».

Но, прибегая к той или иной методике, психолог всегда должен учитывать, что клиент в семейной консультации работает не совсем так, как испытуемый, приглашен­ный психологом в научную лабораторию. Здесь человек гораздо более мотивирован. Он фрустрирован конфликтностью своей семейной жизни, общим недифференциро­ванным переживанием дисгармонии, настоятельно ищет ей объяснение. Всякая методика попадает на почву ак­тивного внутреннего диалога с самим собой, в котором человек всегда балансирует между аутоагрессивными и гетероагрессивными тенденциями. Происходит взаимо­действие методики с испытуемым. В результате этого вза­имодействия возникает стихийная интерпретация, пере­формулирование конфликта, имеющего особую природу, на язык той методики, которая предложена испытуемому. Активность клиентов выражается, например, в том, что у них очень часто оказывается явно завышенным тесто­вый балл по одной из коррекционных шкал обоснован­ности (шкале F) методики MMPI: клиенты жалуются на

свое неблагополучие, взывают о помощи путем неволь­ного искажения результатов в сторону аггравации симп­томов.

Таким образом, психолог должен учитывать: а) пря­мой перенос тестовых норм из диагностической ситуации научного типа (добровольные или оплачиваемые испытуе­мые) в психологическую консультацию (диагностическая ситуация типа «клиент») может привести к грубым диаг­ностическим ошибкам; б) подбор методик, как правило, приводит к неизбежному подтверждению исходных ги­потез о локусе конфликтности, так как сам испытуемый охотно несознательно принимает язык данной методики для описания конфликта, подвергается внушению со стороны вопросов и заданий методики (это ведет к авто­матическому ограничению диагностического поиска и созданию особых «инструментальных мифов» — продук­тов ограниченного подбора стандартизованных методик, артефактов, стандартизованной диагностики).      

Искусство психодиагностики в психологической кон­сультации во многом состоит в умении психолога про­фессионально организовать нейтрализующее взаимодей­ствие трех возможных мифов (трех векторов искаже­ния) — «самодеятельного», «встречного» и «инструмен­тального». Психолог должен учитывать, что «встречный» вектор часто вольно или невольно формируется в его сознании под влиянием «самодеятельного», становясь а некоторой степени контрастной, «негативной» копией, симметричным отражением «самодеятельного» вектора. В этом случае от психолога требуется теоретическая под­готовленность, а также высокий уровень рефлексивности диагностического мышления: нужно так подобрать диаг­ностический инструментарий, чтобы возможный «инст­рументальный» вектор выступил не во вспомогательной роли по отношению к «встречному» вектору, а в роли са­мостоятельного (объективного) источника диагностиче­ской информации.

Поясним это требование на конкретном примере. В консультацию обращаются молодые родители с жалоба­ми на ребенка. В частности, они сомневаются в нормаль­ности его нервно-психического статуса, а также они

неуверены в правильности применяемых ими приемов вос­питания.

Если психолог предъявит этой паре сразу же некий стандартный перечень семейных проблем (В. В. Столин, А. Г. Шмелев, 1985), то на первом этапе консультативного диалога, скорее всего, будет воспроизведен «само­деятельный» вектор — «все дело в ребенке». Если психолог в ходе консультативного диалога выявит подозрительное (для него) избегание молодыми родителями вопросов об их интимно-сексуальном общении и предъявит методику на сексологическую совместимость, то он должен понимать, что самим выбором методики психолог совершает реплику в консультативном диалоге: противопоставляет «самодеятельному» вектору свой «встречный» вектор — «все дело в сексуальной дисгармонии». При таком подходе «инструментальный» вектор включается в диалог в несамостоятельной роли — либо на стороне «встречного» (если действительно испытуемые указывают на дисгармонию), либо на стороне «самодеятельного» (испытуемые достоверно или преднамеренно отрицают сексуальную дисгармонию). Более нейтралым инструментом могла бы быть в данном случае методика типа контрастной идентификации, позволяющая проанализировать родительско-детские отношения в контексте анализа возможных конфликтных представлений pодителей друг о друге (А. Г. Шмелев, А. С. Спиваковская, А. Д. Таги-Заде, 1985). Таким образом, можно рекомендовать следующую тактику — подбирать диагностиче­ский инструмент так, чтобы диагностируемый концепт лежал в некоторой связующей области между локусом того концепта, на котором сфокусирован «самодеятель­ный» вектор, и локусом того, на котором сфокусирован «встречный» вектор. В нашем примере взаимное приписывание каких-либо негативных характеристик могло бы выявить реальное наличие собственно супружеских проблем, в область которых консультант может предложить клиентам перенести консультативный диалог.

Даже в условиях бесплатной психологической помощи клиент всегда «платит» за психодиагностику из бюджета личного времени. Следуя интересам клиента, психолог всегда должен добиваться от клиента явного согласия на те или иные расходы для проведения психодиагностики. Психолог обязан предоставить клиенту возможность отказаться от более углубленных обследования на любом этапе консультирования (в том числе в ходе

самой первой встречи). Клиент имеет право предложить психологу обсуждать именно ту проблему, которую он сам — клиент — считает нужным сейчас обсуждать.

В силу указанных обстоятельств возможности психо­логически оправданного применения в консультации гро­моздких по своему объему и по временным затратам стан­дартных методик объективно ограниченны.