ГОЛОСОВАНИЕ

(VOTING) Социологический анализ электорального поведения — исследование того, каким образом люди голосуют на выборах и почему они голосуют так, а не иначе, — традиционно основывался на структурном подходе, нацеленном на выявление факторов социальной структуры, определяющих голосование. Примером такого подхода является прежде всего модель партийной идентификации. Последняя предполагает, что образцы электорального поведения связаны главным образом с определенными социо-экономическими факторами, формирующими в ходе долговременной политической социализации основу партийной лояльности. Представители политической науки, напротив, большее значение часто придают исключительно политическим факторам, таким, как партийные программы и избирательные кампании, ключевые политические вопросы и репутация политических лидеров. Тот факт, что большинство избирателей мало интересуется политикой и политическими вопросами и может даже не одобрять некоторые политические действия партии, за которую голосует, но тем не менее продолжает вновь и вновь голосовать за нее, подтверждает некоторым образом адекватность модели партийной идентификации. Однако необходимо иметь в виду, что определенная часть избирателей, составляющих меньшинство, каждый раз меняет свои партийные предпочтения или воздерживается от голосования, и именно эти люди во многом определяют результаты выборов (в ситуации, когда электоральное поведение  остальных является стабильным). При этом численность данной категории избирателей растет. Представляется, что в первые тридцать лет после Второй мировой войны основное влияние на результаты голосования в Британии как и во многих других западных странах оказывала семья: политическая социализация  в семье означала, что люди были склонны голосовать так, как голосовали их родители. Голосование было тесно связано также с классовой принадлежностью: в послевоенный период как правило около 2/3 работников физического труда голосовали за лейбористов, а % занятых умственным трудом, относящихся к среднему классу, — за консерваторов. Отделить влияние семьи от влияния класса трудно, поскольку профессия родителей является также основным детерминирующим фактором классовой позиции детей. Другим важным фактором является территориальное сообщество: избиратели, относящиеся к среднему классу, но проживающие в районах, преимущественно заселенных рабочим классом, склонны голосовать за лейбористов в большей степени, чем те, кто проживает в районах, типичных для среднего класса; и наоборот, рабочие из районов проживания среднего класса проявляют склонность голосовать за консерваторов. С конца 1960-х гг. поведение избирателей начинает изменяться. Увеличивается число людей, которые голосуют вопреки своей казалось бы «естественной» классовой принадлежности, — процесс, известный под названием «нарушение классовой соотнесенности» (class dealignment). Даже среди наиболее последовательных сторонников либеральной или консервативной партий имело место так называемое «нарушение партийной соотнесенности» (partisan dealignment) — ослабление поддержки партийной политики. В течение 1980-х и 1990-х гг. наблюдался рост поддержки третьей партии — либерально-демократической (бывшего альянса либералов и социал-демократов). Лейбористская партия четыре раза побеждала и только один раз проиграла на выборах в период между 1964 и 1974 гг. С 1974 по 1992 гг. четыре раза подряд большинство мест в парламенте обеспечивали себе консерваторы, и казалось, что лейбористы надолго обосновались на втором месте. Однако на выборах 1997 г. произошло самое резкое изменение в поведении избирателей за последние пятьдесят лет: победившая лейбористская партия получила небывалое для нее в последнее время число мест в парламенте, либеральные демократы удвоили свое представительство, а консерваторы потеряли половину своих мест. Столь слабый результат — 31,4% голосов избирателей — консервативная партия не показывала, начиная с 1834 г. За лейбористов в 1997 г. голосовали представители всех социальных классов и этнических групп и большинства возрастных категорий. Тем не менее доля голосов, полученных лейбористами на этих выборах (43,2%), была меньше пика, достигнутого ими в 1966 г. (48%), и почти не отличалась от результатов 1970 г., когда они проиграли выборы (43,1%). Эти изменения свидетельствуют об ослаблении партийной идентификации и традиционных структурных факторов. В течение последних двадцати лет исследователи прилагали значительные усилия, пытаясь понять сдвиги в электоральном поведении. Понимание этих процессов осложнялось тем обстоятельством, что поведение избирателей продолжало меняться от выборов к выборам; исследователям таким образом приходилось охотиться за «движущейся мишенью». Другое важное обстоятельство заключалось в том, что развитие статистических техник в последние десять лет существенно расширило возможности анализа результатов выборов, особенно это касалось моделирования сложных отношений между множеством переменных. В результате стало очевидно, что прежние попытки понять поведение при голосовании были сопряжены, по всей видимости, со слишком большим упрощением действительности. Итак, общая тенденция, которая просматривается с конца 1960-х гг., заключается в том, что все меньше людей голосуют в соответствии со своей классовой принадлежностью. В 1997 г. такого рода «классовое» голосование достигло самого низкого уровня. Вместе с тем от выборов к выборам наблюдаются значительные колебания в электоральном поведении, маскирующие этот спад. Данная тенденция, таким образом, не имеет ровного характера. Нельзя также утверждать, что вопрос о социальном классе уже не важен: несмотря на потерю прежнего значения классовое происхождение и классовые установки по-прежнему оказывают серьезное влияние на голосование людей. Одним из факторов такого изменения была структурная трансформация британского общества — фрагментация старой классовой структуры, за которой последовали распространение видов занятости, соотносимых со средним классом, и упадок рабочего класса. Кроме того, увеличилась социальная мобильность,  направленная от рабочего класса к среднему, и возросло число домохозяйств, состоящих из членов различных социальных классов. Одни исследователи (Sarlvik and Crewe, 1983) указывали на то, что такая фрагментация ослабляет коллективные влияния на голосование и способствует тому, что люди совершают индивидуальный выбор, основываясь на собственной оценке своих интересов. Другие утверждали, что ввиду возникновения новых групп интересов, идущих вразрез с традиционными политическими связями, более адекватным может быть модифицированный структурный подход (см.: Dunleavy and Husbands, 1985). Эти группы интересов  определяются тем, зависят ли люди от общественных служб, таких, как жилье, транспорт, здравоохранение, социальное обеспечение,  или находятся на частном обеспечении; являются ли они членами профсоюзов; заняты ли они в частном или государственном секторах экономики. При этом маловероятно, например, что работники физического труда, не являющиеся членами профсоюза, занятые в частном секторе и имеющие свои собственные дома, будут голосовать за лейбористов. Это соотносилось и с более широким социологическим положением, согласно которому потребления различия  становятся основными делениями общества, замещая в этом качестве деления классовые. Эмпирические исследования, проведенные впоследствии, показали, что все эти факторы оказывают на голосование некоторое влияние, но оно является слабым и не может служить подтверждением адекватности новой структурной модели. Оба объяснения представляют собой альтернативный подход к электоральному поведению, использующий рациональные модели. Последние основываются на рационального выбора теории и указывают на то, что индивиды совершают рациональный выбор, останавливаясь на вариантах, максимально соответствующих их интересам и предпочтениям. Рациональные модели могут заменять модель партийной идентификации или дополнять ее. Избиратели заняты поиском партий, предложения которых в наибольшей степени соответствуют их предпочтениям, и совершают рациональный выбор относительно того, как голосовать, на основании оценки такого соответствия. Разумеется, их предпочтения могут включать в себя и желание голосовать за ту партию, за которую они голосовали в прошлом, поэтому нельзя утверждать, что рациональный выбор несовместим с идентификацией. Второй фактор заключается в том, что политические партии,  стремясь улучшить свои шансы в конкуренции за голоса избирателей, стали перестраивать свои идеологические основания. Активность политических партий, нацеленная на мобилизацию поддержки со стороны избирателей, может иметь реальный эффект, и не следует преуменьшать значение политических факторов в пользу изменений в социальной структуре. И те, и другие действуют вместе, когда структурная трансформация разрушает основу партийной идентификации, приводит к тому, что старые идеологии перестают соответствовать запросам многих избирателей, и в то же время делает возможным создание политических программ, привлекательных для новой расстановки социальных групп. Так, в последние три десятилетия ХХ в. были перестроены политические идеологии наиболее крупных британских партий. Идеологический сдвиг в консервативной партии в течение 1970-х и 1980-х гг. заключался в возникновении повестки дня новых правых. Он привлек к консерваторам значительную долю избирателей, включая те части рабочего класса, занятого физическим трудом, которые раньше голосовали за лейбористов. Лейбористская партия в 1990-е гг. сместилась на позиции идеологического центра, оставив консерваторов справа, а либеральных демократов впервые слева от себя. Анализ программы, с которой лейбористы выступили на выборах 1997 г., показывает, что они поддерживали свободную рыночную экономику, экономический индивидуализм и ограничения расходов на социальное обеспечение и отошли от своей более радикальной позиции относительно того, что исторически составляло главный идеологический водораздел между левыми и правыми в британской политике. Лейбористы приняли консервативную точку зрения и в отношении новой политической повестки дня, касающейся социальных ценностей семьи, законности и порядка. Третьим фактором являются институциональные изменения, включающие в себя (1) последствия произошедшего в 1968 г. снижения возрастной планки, позволяющей голосовать, с 21 года до 18 лет, которые были связаны с тем, что более молодым людям свойственна более слабая идентификация с какой-либо партией (более слабая партийная соотнесенность); (2) рост числа кандидатов от либерально-демократической партии, что сделало возможным тактическое голосование в целом ряде избирательных округов (голосование за кандидата, имеющего, по вашему мнению, максимальные шансы победить наиболее нежелательного кандидата, вместо голосования за того, кого вы хотели бы поддержать в первую очередь); (3) продолжающийся пересмотр границ избирательных округов, в разное время благоприятствующий разным партиям. Сравнительный анализ других европейских политических партий, предпринятый, например, Гидденсом (Giddens, 1998), указывает на то, что изменение базы поддержки партий — это общеевропейская тенденция. К концу двадцатого столетия рабочий класс  в Европе оказался фрагментированным, что привело к сокращению поддержки социал-демократических партий левого крыла. Фрагментация была связана с количественным и пропорциональным сокращением рабочего класса, занятого физическим трудом, и распространением умственного наемного труда; дальнейшей дифференциацией внутри рабочего класса, занятого физическим трудом, последовавшей за возникновением значительных различий в рыночных условиях и жизненных шансах; возрастом как новым источником стратификации среди наемных работников; феминизацией рабочей силы; растущим этническим разнообразием и сопровождающим его расизмом, разрушающим культурную солидарность. Утверждается также, что возникновение более глобальной капиталистической экономики ограничивает варианты политики, которым могут следовать в настоящее время политические партии в своем стремлении получить голоса избирателей, эти ограничения касаются в частности способности партий определять национальную экономическую политику. Между тем во многих европейских обществах происходят важные культурные изменения,  оказывающие значительное влияние на голосование вне зависимости от структурных изменений. Культурные сдвиги — это четвертый фактор, способствующий изменению характера партийной идентификации. Он разрушает прежние политические привязанности и вместе с тем создает возможности для идеологической переориентации, когда партии могут перестраивать свои политические идеологии с тем, чтобы переместиться в более сильные сегменты «рынка» голосов. При этом возможно даже возникновение новых партийных соотнесенностей (new partisan alignments). В настоящее время существует важное этическое деление между либертаристскими и прогрессивными ценностями, определяющими личную и общественную мораль, с одной стороны, и авторитарной и традиционной моралью, с другой. Либертаристская позиция отличается индивидуализмом, антиавторитаризмом и направлена против государственного вмешательства в такие вопросы, как законность и порядок, послушание и дисциплинированность, гражданские права,  личная и сексуальная мораль. Авторитаристы ожидают от государства энергичных действий во всех сферах, включая мораль и экономическую жизнь, и усилий по поддержанию традиционных ценностей. Это деление совершенно не совпадает с делением на социальные классы, дополняя традиционный раскол между левыми и правыми политическими идеологиями по поводу распределения материальных вознаграждений и роли государства в нем. В настоящее время существует более сложный набор требований, которые могут быть мобилизованы политически. Стремление играть прогрессивную роль наряду с шагом назад в вопросе об экономическом перераспределении позволило социал-демократическим партиям Европы образовать новые электоральные коалиции, не теряя при этом голоса сокращающегося рабочего класса. См. также: Рабочего класса консерватизм; Третьего пути политика. Лит.: Dearlove and Saunders (1991); Dunleavy et al. (1997); Norris and Evans (1999)