НАСЛЕДИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ

—явления худож. культуры прошлого, т. наз. «вечные ценности», осваиваемые и переосмысляемые современностью, образующие состав худож. традиции (Традиция и новаторство), С понятием Н. связан ряд проблем и трудностей. Во-первых, распространенное представление, согласно к-рому «вечные ценности» отбирает само «время», отвеивая случайные заблуждения и ставя все «на свое место», сильно стилизует действительность. Можно, по-видимому, считать, что, оценивая в настоящее время  трагедию Софокла «Эдип-царь» так же высоко, как в свое время Аристотель, мы тем самым признаем это произв. «вечной ценностью». Но ведь в течение ряда эпох европ. культуры, в т. ч. такой эпохи, как Ренессанс, «Эдип-царь», как и вообще греч. трагедия, был отодвинут на задний план, и возвращение интереса к Софоклу — результат не просто действия «времени», но деятельности определенного литературного движения — веймарской классики с Гёте во главе. Эстетическая ценность рус. иконы была открыта в полной мере лишь тогда, когда развитие иск-ва начала XX в. поставило в порядок дня пересмотр по-слеренессансной абсолютизации линейной перспективы. Ни Данте, ни Шекспир не были еще для времен Вольтера признанными обшеевроп. классиками (Классика в искусстве), в этом ранге их утвердила эстетическая мысль  нем. романтизма на протяжении жизни одного поколения. Изменения эстетических вкусов, запросов и мировоззренческих установок настолько радикально перестраивали иерархию «вечных ценностей», что их «вечность» оказывается под вопросом. Во-вторых, очевидно, что каждое поколение подходит к Н. со своими интересами: «Сикстинская мадонна» Рафаэля, в к-рой Шпенглер увидел динамический мир новой физики,— это как бы не та картина, к-рой посвящали свои излияния нем. писатель-романтик В. Г. Ваккенродер и В. А. Жуковский. Что же именно живет в веках — сохраняющий свою идентичность шедевр или простое присутствие этого шедевра как предлог для самовыражения новых поколений? Ответ на этот вопрос должен быть диалектичным: в веках живет не шедевр, понятый как вещь, замкнувшаяся в себе и недоступная историческому диалогу, но и не пустая фикция этого шедевра, не имеющая объективного бытия и служащая пассивным экраном, на к-рый последующие поколения могут проецировать самих себя, а диалог между классическим творением и новыми поколениями. В ходе этого диалога не только меняется и обогащается смысл классического творения, но и люди, воспринимающие иск-во, получают то, что отсутствовало в их сознании. Отсюда продуктивность Н., его поражающая способность «воскресать» и «возвращаться» к людям: как говорил Бахтин, «у каждого смысла будет свой праздник возрождения».