Работы и идеи Фуко второй половины 70 - 80-х годов

Первый том "Истории сексуальности" вышел в свет в декабре 1976 г., когда еще не успели стихнуть шум и споры вокруг предыдущей книги Фуко - "Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы" (1975). Эти две книги близки не только по времени своего выхода в свет. Они знаменуют очередной "разрыв" в творчестве Фуко и, в этом смысле, - появление "нового" Фуко. Если в предыдущих книгах анализ Фуко фокусировался на "сказанных вещах", на дискурсе как отдельной и автономной реальности, как особой практике, то теперь дискурс рассматривается как востребуемый и получающий свое место внутри той или иной отличной от него самого практики (судебной, медицинской, педагогической и т.д.). Отвечая (после одной из своих лекций в Токийском университете в 1978 г.) на реплику одного из слушателей, заметившего, что объектом анализа у Фуко становится теперь не только сказанное, но также и сделанное в какой-то момент истории, Фуко подчеркивает: он начинал как историк науки и одним из первых вставших перед ним вопросов, был вопрос: может ли существовать такая история науки, которая рассматривала бы "возникновение, развитие и организацию науки не столько исходя из ее внутренних рациональных структур, сколько отправляясь от внешних элементов, послуживших ей опорой". Так, в "Истории безумия" наряду с "внутренним анализом научных дискурсов" - анализом того, как развивалась психиатрия, какие она затрагивала темы и какие изучала объекты, какими понятиями пользовалась и т.д., - есть и анализ внешних условий: "...я попытался, - говорит Фуко, - ухватить историческую почву, на которой все это произошло, а именно: практики заточения, изменение социальных и экономических условий в XVII в. Анализ же в "Словах и вещах" - это по преимуществу анализ сказанных вещей, правил образования сказанных вещей". Анализ внешних условий существования, функционирования и развития дискурсов оказался при этом как бы за скобками. Это отмечали критики Фуко. "Но я и сам это осознавал, - говорит он, - просто объяснения, которые в то время предлагались, к которым меня склоняли (и упрекали меня, если я их не использовал), - эти объяснения меня не удовлетворяли". Не "производственные отношения"  или "идеологию господствующего класса", но "отношения власти внутри общества" Фуко предлагает теперь рассматривать в качестве "точки внешнего укоренения организации и развития знания".

Так в горизонте мысли Фуко кристаллизуется тема власти. Она звучит уже в "Порядке дискурса". И это не умозрительный поиск нового объяснительного принципа, но осмысление нового периода в жизни Фуко, периода, который, по его собственным словам, открылся "потрясением 1968 года". Фуко в то время заведовал кафедрой философии в Тунисском университете и стал очевидцем сильных студенческих волнений, которые в Тунисе начались раньше, чем во Франции и вообще в Европе, и завершились арестами, процессами и суровыми приговорами. Фуко, пользуясь своим положением, оказывал студентам прямую помощь (материальную, организационную) и в конечном счете стал persona non grata в этой стране. С этого момента Фуко - в центре всего, что происходит в политической и социальной жизни, он - всюду, где происходят столкновения с властью и силами порядка, причем не только во Франции. Даже простое перечисление того, что было им сделано и организовано, в чем он принял непосредственное участие, заняло бы не одну страницу. Так, осенью 1968 г., после "майской революции" и в ответ на нее, был создан новый - экспериментальный - университет в Винсене. Фуко принял предложение возглавить кафедру философии, которую он же и должен был сформировать. Одновременно Фуко создал первую во Франции кафедру психоанализа, куда он пригласил в основном психоаналитиков лакановского направления.

В 1975 г. Фуко принял участие в весьма смелой акции протеста против смертного приговора одиннадцати испанцам, которые боролись с режимом Франко. Текст петиции был подписан виднейшими представителями французской интеллигенции (среди которых были Сартр, Арагон и многие другие), опубликован в прессе, но, кроме того, зачитан в самом Мадриде во время пресс-конференции. Пресс-конференцию разгоняют, десант выдворяют из Испании, приговор приводится в исполнение. У акции этой были, однако, очевидные последствия. По всей Европе прокатилась волна демонстраций в поддержку испанской оппозиции; резко изменилась и официальная позиция Франции.

Но, пожалуй, главным "детищем" Фуко этого периода стала "Группа информации о тюрьмах", образованная по его инициативе в начале 1971 г. и самораспустившаяся в декабре 1972 г. Группа ставила перед собой задачу собрать и сделать достоянием гласности информацию о положении заключенных в тюрьмах, равно как и обеспечить доступ этой информации в тюрьмы.

Деятельность Группы была столь успешной, что по ее образцу создавались другие объединения подобного рода: Группа информации о здравоохранении, Группа информации о психиатрических больницах, Группа информации и поддержки рабочих-иммигрантов. Деятельность же Группы Фуко прекратилась в конце 1972 г., когда была создана первая во Франции организация заключенных (Инициативный комитет), начавшая издавать свой собственный печатный орган. В определенном смысле исходная задача Группы была тем самым решена, и Фуко отходит в сторону.

Жиль Делёз - сам активный член Группы - отмечал в одном интервью, что опыт работы в ней был для Фуко чрезвычайно важным. Этот опыт стал для него катализатором и пробным камнем нового понимания ангажированности интеллектуалов. В центр ставится действие, исходящее не из общих принципов и вечных ценностей, а из анализа и "диагностики" (термин Фуко) ситуации, - действие конкретное и нацеленное на борьбу с "недопустимым".

Итак, книга "Надзирать и наказывать" была написана в буквальном смысле слова по горячим следам политических битв и столкновений. С 1971 по 1975 г. Фуко читал в Коллеж де Франс курсы лекций с выразительными названиями: "Теории и институты уголовного права", "Наказующее общество", "Психиатрическая власть" и "А-нормальные". На те же годы во Франции приходится апогей борьбы с авторитарностью на всех уровнях, а стало быть, и борьбы за разоблачение и ниспровержение всех и всяческих авторитетов, и в первую очередь - авторитета власти (Отец, Учитель, Священник, Бюрократ - все они выступают как ее олицетворения).

И такого же рода ожидания были и по отношению к его "Воле к знанию": ждали книгу, тоже вписанную в логику борьбы, только теперь уже на другом фронте. Не будем забывать, что конец 70-х - это пик "сексуальной революции" на Западе.

Ожидания не оправдались. Книга Фуко камня на камне не оставила от понимания власти как репрессивной силы, подавляющей все и вся, включая и сексуальность. "Наше общество, - скажет он в интервью после выхода книги, - это общество не "репрессии" секса, а его "экспрессии"".

План шеститомной "Истории сексуальности", намеченный Фуко, предполагал, помимо "Воли к знанию", публикацию еще пяти томов, а также книги, не входящей в эту серию: "Le pouvoir de la verite". Сбыться ему было не суждено. Почему? Об этом Фуко часто говорил в последние годы своей жизни: в интервью и беседах, в лекциях - в Коллеж де Франс и в университетах разных стран, в самом Введении к "Использованию удовольствий".

Первоначальный замысел "Истории сексуальности" складывался на пересечении нескольких линий. Прежде всего, это критика общепринятого представления о том, что секс на христианском Западе долгое время рассматривался как нечто греховное и подавлялся, не имел "права голоса" и стал "выходить на свободу" лишь с конца XIX в., главным образом благодаря психоанализу. Фуко же прослеживает зарождение и трансформацию феномена "признания", начиная с исповеди и покаяния в христианстве и кончая развитыми формами признания, которые сложились в рамках судебной, психиатрической, медицинской, педагогической и других практик. Место психоанализа, настаивает Фуко, - в этом ряду. В той мере, в какой признание служит специальным устройством, призванным, кроме прочего, вызывать и подпитывать постоянное говорение о сексе, постоянное к нему внимание и интерес. Линия рассмотрения признания как особой техники "производства дискурсов" о сексе и линия "археологии психоанализа", говоря словами Фуко из "Воли к знанию", сходятся в этой точке, точно так же, как сами признание и психоанализ пересекаются в точке, где, собственно, и складывается "диспозитив сексуальности". Понятие "диспозитив", как пояснял сам Фуко, означает "стратегии силовых отношений, которые и поддерживают различные типы знаний, и поддерживаются ими".

История диспозитива сексуальности как линия критики и направление атаки нацелена не столько против психоанализа и психоаналитиков, сколько против всевозможных "движений за сексуальное освобождение" (за освобождение женщин, движение гомосексуалистов, движение фрейдо-марксистов и многие другие). Весьма двусмысленно, снова и снова предостерегает нас Фуко, искать освобождения в том, что связано с сексуальностью, - стоит только отдать себе отчет в том, что "сам этот объект "сексуальность" на самом деле служит инструментом, и давно сформировавшимся, который составлял тысячелетний диспозитив подчинения". Итак, вместо того чтобы быть подавляемой, "сексуальность", как инструмент контроля и подчинения, "производится" соответствующим диспозитивом, и потому бороться за ее "освобождение" - означает просто-напросто участвовать в игре образующих этот диспозитив сил.

С темой секса и дискурса о сексе, таким образом, оказывается сопряженной тема власти. "Здесь мы касаемся более общей проблемы, - говорит Фуко в интервью "Запад и истина секса" от 5 ноября 1976 г., т.е. до выхода "Воли к знанию", - проблемы, которую следовало бы рассматривать как контрапункт к этой истории сексуальности, - проблемы власти. Говоря о власти, мы спонтанно представляем ее себе как закон и запрет, как запрещение и подавление, и оказываемся весьма безоружными, когда речь идет о том, чтобы проследить ее в ее позитивных механизмах и эффектах. Некая юридическая модель довлеет над анализами власти, предоставляя абсолютную привилегию форме закона. Следовало бы написать историю сексуальности, которая упорядочивалась бы не идеей власти-подчинения, власти-цензуры, но - идеей власти-побуждения, власти-знания; следовало бы попытаться выявить такой режим принуждения, удовольствия и дискурса, который был бы не запрещающим, но конститутивным для такой сложной области, каковой и является сексуальность".

Новая "аналитика власти", согласно Фуко, должна включать, во-первых, противопоставление "технического и позитивного" понимания власти - "юридическому и негативному", а во-вторых - различение двух форм власти: той, что связана преимущественно с государством и его аппаратами (система правосудия, армия и т.д.), и той, что - располагаясь на ином уровне и представляя собой особого рода сеть властных отношений, которые реализуют себя по самым разным каналам, - оказывается относительно независимой от государственной власти. (В одной из бесед 1975 г. Фуко отмечает, что наличие этих двух форм власти обнаружилось при анализе феноменов фашизма и сталинизма.) Это - тот уровень анализа, который в литературе о Фуко будут именовать потом "микрофизикой" власти.

За этими темами и направлениями анализа стоит, как о том не раз говорит сам Фуко, вопрос, который по сути задает горизонт для всего остального. Это вопрос об отношении секса и истины. "Вопрос, который традиционно задается, звучит так: почему это Запад так долго выставлял секс виновным? Я бы хотел поставить совершенно другой вопрос: почему это Запад непрестанно спрашивал себя об истине секса и требовал, чтобы каждый для себя  ее формулировал? Почему это он с таким упорством хотел, чтобы наше отношение к самим себе проходило через эту истину?". Этот вопрос лейтмотивом проходит через всю "Волю к знанию": "Какая-то скользкая дорожка привела нас - за несколько веков - к тому, чтобы вопрос о том, что мы такое суть, адресовать сексу". Путь, которым предполагал идти Фуко в своем поиске ответа на этот вопрос, должен был пролегать через анализ "христианской проблемы плоти" и "всех механизмов, которые индуцировали дискурс истины о сексе и организовали вокруг него смешанный режим удовольствия и власти". Второй том "Истории сексуальности" первоначально должен был называться "Плоть и тело" - именно так, поскольку сами понятия "сексуальность" и "секс" появляются - как на том настаивает Фуко - весьма поздно: соответственно в XVIII и XIX в. Фуко штудирует обширную христианскую литературу, в частности, руководства по исповеди для исповедников. Поначалу его интересует период с Х по XVIII в.; затем его внимание все больше перемещается к первым векам христианства. Он рассматривает процедуры исповедывания души (examen de 1´ame) и процедуры признания, которые в рамках таинства покаяния в раннем христианстве назывались "актом истины". Этому были посвящены лекции Фуко 1979-1980 г. в Коллеж де Франс. Вопрос формулируется теперь так: "Каким образом сложился такой тип правления людьми, когда надлежит не просто повиноваться, но обнаруживать - высказывая это - то, что ты есть?"

Мысль Фуко отныне все более и более перемещается от "аналитики власти" к "генеалогии субъекта" и форм субъективации. "Правление" берется теперь "в широком смысле: как техники и процедуры, предназначенные направлять поведение людей. Правление детьми, правление душами или совестью, правление домом, государством или самим собой".

Замысел "Истории сексуальности" претерпевает радикальные изменения. Второй том, который теперь называется "Признания плоти" ("Les aveux de la chair"), но все еще отвечает прежнему замыслу - речь в нем идет о генеалогии вожделения и "человека желания", о практике исповеди и духовного руководства как она сложилась после Тридентского собора, - был впоследствии уничтожен. На рубеже 70-80-х годов возникнет другой проект. В русле этого нового проекта Фуко пишет сначала книгу, которая имеет прежнее название - "Признания плоти", однако оказывается совершенно иной, новой по содержанию: в ней анализируется понятие Я, а также рассматриваются на материале раннего христианства разного рода "техники себя", т.е. техники, через которые субъект конституирует себя в качестве такового.

Затем уже было написано "Использование удовольствий", где хронологические рамки анализа сдвинуты к поздней античности. "Я спросил себя, чем была технология себя до христианства - откуда, собственно, и происходит христианская технология себя - и какого рода сексуальная мораль преобладала в античной культуре". Предполагалась еще и третья книга, не попавшая, однако, в состав серии: "Забота о себе" ("Le Souci de soi"), которая должна была разрабатывать идею Я уже безотносительно к проблематике плоти и сексуальности; предполагалось, в частности, включить в нее комментарии к платоновскому "Алкивиаду", где, как говорит Фуко, "впервые встречается размышление о понятии epimeleia heautou или "заботы о самом себе"". Но и это еще не все. Окончательный вариант снова перетасовывает содержание и названия книг. "Использование удовольствий" охватывает теперь период классической античности, "Забота о себе", включенная в состав серии, рассматривает ту же проблематику, но по отношению к греческим и римским авторам первых двух веков нашей эры, и, наконец, "Признания плоти" имеют дело с "опытом плоти первых веков христианства и той ролью, которую здесь сыграли герменевтика и очистительная дешифровка желания" (авторская вклейка в третьем томе "Истории сексуальности"). Последний том этого, последнего варианта до сих пор не опубликован, хотя он был написан раньше двух других. Будучи уже тяжело больным, Фуко успел выполнить окончательную правку и отредактировать только два тома. Он собирался закончить доработку третьего тома вскоре - "месяца через два" - после выхода в свет первых двух. Однако к моменту их публикации (июнь 1984 г.) Фуко оказался в больнице. 25 июня его не стало. Третий том попал, таким образом, под запрет на публикацию всего того, что не было самим Фуко - или с его разрешения - опубликовано при жизни, - так философ распорядился в своем завещании.

Внутри этого нового пространства мысли "опыт "понимается теперь как историческое образование, которое конституируется на пересечении существующих в каждой культуре "областей знания, типов нормативности и форм субъективности". Это слова из Введения к "Использованию удовольствий". А в соответствующем месте из первого варианта Введения Фуко говорит, что видел свою задачу в том, чтобы проанализировать сексуальность "как исторически своеобразную форму опыта", что означает необходимость понять, каким образом в западных обществах конституировался этот "сложный опыт, где связываются некоторое поле познания (с различными понятиями, теориями, дисциплинами), некоторая совокупность правил (различающих разрешенное и запрещенное, естественное и монстрообразное, нормальное и патологическое, пристойное и то, что таковым не является, и так далее), модус отношения индивида к самому себе (через который он может признать себя в качестве сексуального субъекта - среди прочих)".

Тезис об историчности форм опыта - тот центр, вокруг которого стягиваются важнейшие темы и мысли "позднего" Фуко. Это и то, что открыло возможность для постановки совершенно новой философской задачи: критического анализа "онтологии настоящего"; это и тот топос, где оказывается возможной свобода, свободное действие; но это точно так же и возможность для Фуко определить свое место относительно философской традиции.

Выражением "онтология настоящего" Фуко стал пользоваться в последние годы жизни. Он и раньше говорил о необходимости "диагносцировать настоящее", задаче "анализировать наше собственное настоящее" , но прежде это не было центральной точкой его самоосмысления как философа, точкой, через которую вновь и вновь - каждый раз по-разному - он пытается "протянуть" в будущее все основные линии своего творчества. "Существуют, - говорит Фуко в беседе 1983г. "По поводу генеалогии этики", - три возможных области генеалогий. Во-первых, историческая онтология нас самих в наших отношениях к истине, истине, которая позволяет нам конституировать себя в качестве субъектов познания; далее, историческая онтология нас самих в наших отношениях к полю власти, где мы конституируем себя в качестве субъектов действия на других; наконец, историческая онтология наших отношений к морали, которая позволяет нам конституировать себя в качестве этических субъектов. Возможны, стало быть, три оси для генеалогии. Все три присутствовали, пусть и несколько неясным образом, в "Истории безумия". Я рассмотрел ось истины в "Рождении клиники" и в "Археологии знания". Я развернул ось власти в "Надзирать и наказывать", а моральную ось - в "Истории сексуальности"". Так сам Фуко резюмировал основные идеи и проблемы своей сложной творческой эволюции.