Немецкое неогегельянство

Толчок к развитию неогегельянства в Германии дали разногласия внутри неокантианского движения, а потом и утрата им былого влияния. В этих условиях некоторые бывшие неокантианцы (А. Либерт, И. Кон, Ю. Эббингауз) усмотрели выход в синтезе философских достижений Канта и Гегеля. В. Виндельбанд, глава фрайбургской школы неокантианства, в своей книге "Прелюдии" (1883) вынужден был признать, что молодое поколение испытывает "метафизический голод" и рассчитывает утолить его, обратившись к Гегелю. Один из наиболее значительных представителей неогегельянства в Германии Г. Лассон сказал в 1916г., что "гегельянство — это кантианство, которое обрело целостную и завершенную форму".

Стимул к обновлению гегельянства еще раньше дала философия жизни.  В. Дильтей был среди первых, кто в XX в. пробудил интерес исследователей и читающей публики к самым ранним сочинениям Гегеля, которые из-за их незавершенности остались неопубликованными. Основанная на этих рукописях книга Дильтея " История молодого Гегеля" (1905), ставшая весьма популярной, способствовала их первой публикации в 1907 г. Ее осуществил Г. Ноль2´. Оценки роли, которую сыграла книга Дильтея, противоречивы. В марксистской литературе она долгое время подвергалась резкой критике как неоправданная попытка сделать из рационалиста Гегеля иррационалиста. Западные авторы также критиковали Дильтея за то, что он дал одностороннюю трактовку текстов молодого Гегеля, превратив его в сторонника иррационализма и "мистического политеизма"23. Между тем роль сочинения Дильтея в истории гегелеведения исключительно велика. Г. Глокнер считал, что с этой книги началось неогегельянство XX в. Дильтею действительно принадлежит большая заслуга: он способствовал коренному изменению образа Гегеля как философа, привлек внимание к драматическому процессу возникновения и становления гегелевских идей. Концепция Дильтея повлияла на исследование учения Гегеля в трудах таких неогегельянцев, как Глокнер, Кронер, Хеаринг, а потом и представителей французской ветви неогегельянского направления.

Неудовлетворенные тем, в каком состоянии оказалось издание корпуса сочинений Гегеля, Г. Глокнер и Г. Лассон принялись за их переиздание. Г. Глокнер решил напечатать заново Собрание сочинений Гегеля, опубликованное в 1832—1845 гг. в 19-ти томах. Он выпускал тома в другой последовательности и дополнил их первым изданием "Энциклопедии". В результате издание Глокнера насчитывает 26 томов. С 1905 г. Г. Лассон взялся за новое критическое издание сочинений Гегеля. С 1931 г. изданием занимался И. Хофмейстер. Долгое время (пока после войны в издательстве "Феликс Майнер" не началась публикация нового фундаментального Полного собрания сочинений Гегеля) издания Глокнера и Лассона служили специалистам-гегелеведам главными источниками для академической исследовательской работы над философией Гегеля. Глокнер снабдил ряд томов Гегеля своими обстоятельными предисловиями, предложив особую интерпретацию философии Гегеля, где на первый план выступило критическое переосмысление гегелевского рационализма. В этом отношении на Глокнера большое влияние оказала та массированная критика традиционного рационализма, в соответствии с которой Гегеля (с полным на то основанием) рассматривали как ярчайшего представителя, а в определенной степени и завершителя рационалистической линии философии нового времени—и именно за это подвергали резкой критике. Не менее внимателен Глокнер был и к тем авторам, которые указали — и снова же не без оснований — на противоречивый характер гегелевского рационализма, сосуществовавшего со своего рода мистикой, "прорывом в иррациональное". Наличие такого рода идейного сплава в гегелевском мышлении было доказано в работах Дильтея. Глокнер подхватил эту идею. "Гегель нашего времени — иррационалист, и Дильтей его открыл", — писал Глокнер в 1931 г. И впоследствии, в книге 1938 г. "Приключения духа", Глокнер различал два типа познания: познавание (das Erkennen), которое имеет рациональный характер, и схватывание-постижение (das Begreifen), которое по природе своей "рационально-иррационально", близко к интуиции, к "конкретному мышлению", тогда как рациональное познание соответствует мышлению абстрактному. Согласно Глокнеру, оба начала в человеческой деятельности едины. А потому они имеются и в гегелевской философии, глубоко постигшей процесс жизни.

Другим видным представителем немецкого неогегельянства был Рихард Кронер. Он учился в Бреслау, Берлине, Гейдельберге, Фрайбурге; преподавал во Фрайбурге, Дрездене, Киле. В 1935 г. как "неблагонадежный" был изгнан гитлеровцами из фашистской Германии. Сначала он эмигрировал в Англию, где читал лекции в Оксфорде; в 1940 г. переехал в Канаду, а затем в США, где преподавал в различных университетах; с 1953 г. читал лекции в Филадельфии.

Самые известные книги были опубликованы Р. Кронером в 10— 20-х годах. В 1914 г. вышла работа "Мировоззрение Канта", а в 1921 — 1924 гг. монументальное двухтомное произведение "От Канта до Гегеля". Другие сочинения Кронера — "Цель и закон в биологии" (1912);

"Самоосуществление духа" (1928); "Первичность веры", лекции 1931-1940 г.; "Культура и вера" (1951); "Спекуляция в дохристианской философии" (1956).

В книге "Мировоззрение Канта" Кронер особо подчеркивает и развивает мысль о центральном значении морали в кантовской философии, напоминая, что моральные основания для Канта первичны по отношению к логике и метафизике. В работе "От Канта до Гегеля", где Кронер выказывает себя превосходным историком философии, на первый план выступает именно кронеровская интерпретация гегелевской философии, да и всей истории человеческой мысли. Впоследствии, в лекциях по проблеме спекуляции в дохристианской философии, Кронер скажет, что отношение между спекуляцией (т.е. отвлеченным рациональным мышлением, охватывающим макро- и микрокосм, мир и человека) и откровением (т.е. внерациональным схватыванием, "явленностью" божества) представляется ему живым нервом философии от ее возникновения до Гегеля.

Кронер восхищался тем, что за сравнительно короткий период — от 1781 г., когда появилась "Критика чистого разума", до 1821 г., когда вышла "Философия права" Гегеля, — имело место интенсивное духовное развитие, философия испытала такой взлет, равного которому не знала история человечества. Кронер видел главную проблему и основное достижение немецкого идеализма в следующем: сущностью вещей было единодушно объявлено нечто божественное — и различие, де, состояло только в понимании того, насколько глубоко божественное может быть познано и как именно оно должно быть определено. Кронер считал, что несмотря на все различия позиций великих философов немецкий классический идеализм следует рассматривать как идейную целостность, в которой нашел отражение дух времени  и встало в повестку дня главное, начатое еще М. Экхартом, Я. Беме, Г. Лейбницем и другими движение, призванное вывести, понять сущность вещей из сущности Я. Говоря о кризисе современной ему немецкой философии (например, о распаде неокантианских школ), Кронер высказывал убеждение, что это плата за изгнание или дискредитацию метафизики. Между тем как раз метафизические проблемы — "главные проблемы философии" —были центральными в трех "Критиках" Канта, наукоучении Фихте, натурфилософии Шеллинга, в феноменологии, логике и философии духа Гегеля.

Подобно Глокнеру, Кронер находил в гегелевской философии противоречие между рациональным, с одной стороны, и иррациональным, сверхрациональным, с другой, Более того, Кронер называл Гегеля величайшим иррационалистом в истории философии и пытался доказать этот тезис, обращаясь к центральным понятиям гегелевской системы. Например, понятие Абсолюта, Абсолютного духа, самое важное в философии Гегеля, принадлежит к числу таких духовных сущностей, которые по самой своей природе невыразимы, неисчерпаемы. Между тем об Абсолюте делаются различные высказывания, и каждое из них столь же истинно, сколь и ложно. "Это противоречие" разрушает рациональность предложения и обосновывает тем самым "спекулятивное предложение"; более того, в нем рациональность разрушает себя рациональным образом, и тем самым противоречие рациональным образом выражает сверхрациональное диалектическое".

Обратившись в книге "Самоосуществление духа" (1929) к построению философии культуры, Р. Кронер одним из первых в философии XX в. подчеркнул, что современники и потомки не сумели по достоинству оценить "Феноменологию духа" Гегеля (впоследствии эта мысль будет подхвачена французскими гегельянцами-экзистенциалистами). Соответственно недооценивалось, согласно Кронеру, то, что от Гегеля ведет свое происхождение особая философия сознания — именно та, которая должна стать первооснованием современной философии культуры. Но она не может быть просто основана на "Феноменологии духа". Заимствованные у Гегеля структуры сознания, самосознания, рассудка, разума — труд, отношение господства и рабства, собственность, государство и т. д. — Кронер истолковывает как самостоятельные сферы, реальности культуры, а не просто как кристаллизации, гештальты сознания, как их интерпретировал Гегель в "Феноменологии духа".

Сторонники "критической диалектики" в неогегельянстве (А. Либерт, З. Марк, И. Кон) пытались соединить гегелевское понимание противоречий с кантовской идеей антиномий. Согласно З. Марку, требует решительного пересмотра гегелевская идея снятия противоречий и особенно ее марксистская интерпретация, предполагающая борьбу, обострение, "уничтожение" одной стороны противоположности другой стороной (например, уничтожение буржуазии пролетариатом). А. Либерт подчеркивал,´что можно плодотворно скорректировать гегелевскую диалектику с помощью кантовского представления об антиномиях, т.е. неуничтожимых, неустраняемых противоречиях, не доводящих, однако, мир природы и социума до разрушительной борьбы противоположностей. И. Кон ("Теория диалектики", 1923) настаивал на том, что суждения о возможности "окончательного разрешения противоречий", от кого бы они ни исходили, несовместимы с сутью развития, жизни, человеческого мышления. На деле противоречия и неразрешимы, и неустранимы, но и не фатальны, ибо представляют собой признак и сущность жизни, отличительную особенность развития и самосохранения бесконечного универсума. Применительно к социальным кризисам XX в. сторонники "критической диалектики" не питали, однако, особых надежд на то, что "примиряющая диалектика" сможет оказать спасительное действие. Более реалистичной они считали "трагическую диалектику", фиксирующую острые, как никогда, конфликты и противоречия.