Понимание истории

Взгляд на историю складывался во французском Просвещении на основе общих предпосылок просветительской философии, т.е. веры в разум и его прогресс, ведущий, как полагали просветители, к социальному благополучию. Наиболее развитыми и отражающими взгляды Просвещения по этому вопросу были концепции Ф. М. Вольтера и Кондорсе.

Одна из заслуг Вольтера состояла в том, что он исключил непосредственное вмешательство Бога в человеческие дела. До Вольтера в конце XVII в. большим успехом в парижских интеллектуальных кругах пользовалось сочинение французского епископа Боссюэ «Рассуждение о всемирной истории», где тот разделил исторические события на первичные, в которые Бог вмешивается непосредственно, и вторичные, где действует сам человек, хотя и осуществляя волю Бога. Согласно же Вольтеру, люди сами делают свою историю.

По мере продвижения от «Истории Карла XII» (1731), «Истории Российской империи при Петре Великом» (1756—1763) и «Века Людовика XIV» (1731) к статье «История» (1765), написанной для «Энциклопедии», и «Опыту о нравах и духе наций» (1756), Вольтер переходил от легкого, скорее беллетристического, жанра жизнеописания великих личностей к более глубокому проникновению в сущность исторического процесса. В статье «История» он начинает определять её как рассказ о фактах, т.е. достоверных сведениях, в отличие от басен — ложных фактов, и представляет развитие человечества в виде движения от бессознательного существования к осмысленной социальной структуре, к просвещенной цивилизации. История, согласно Вольтеру, свидетельствует, например, о том, к каким бедствиям приводят заблуждения, невежество и предрассудки и как важно заменить их разумными мнениями. Историк должен представить существование человечества в виде повествования о нравах, обычаях, науках, законах народов, а не только как рассказ о жизни отдельных, хотя и великих людей. Вольтер убежден в том, что изменение нравов, наук, искусств обусловлено развитием культуры, а она в свою очередь определяется прогрессом разума: "Люди постепенно просвещаются картиной своих несчастий и глупости и со временем приходят к исправлению своих понятий, люди учатся думать".

Этот же подход развивается в «Опыте о нравах и духе наций». Вольтер подчеркивает здесь огромное значение вещественных доказательств для историка, говорит о том, что "памятники доказывают истинность фактов только тогда, когда факты сообщены нам просвещенными современниками", т.е. людьми, которым можно доверять. Поиск таких вещественных, материальных доказательств связан с критикой религиозных истолкований человеческой истории; вера в чудеса, вера в историю по Ветхому и Новому Заветам абсурдна: "Здравомыслящие люди спрашивают, как это собрание басен, которые так пошло оскорбляют разум, и богохульств, приписывающих божеству столько мерзостей, могло быть встречено с доверием?". Здравомыслящий человек верит тому, в чем он может убедиться сам, знакомясь с вещественными доказательствами или же слушая рассказы просвещенных, здравомыслящих людей, которым он может доверять. Чтобы понять историю правильно, не требуется ничего, "кроме труда, здравого смысла и обычного ума", — говорит Вольтер.

Важным элементом вольтеровской трактовки истории была критика исторического оптимизма, который, в частности, воплотился в «Теодицее» Лейбница; ее главным вопросом стало оправдание существующего в мире зла. Согласно лейбницевской точке зрения, Бог создал этот мир как лучший из всех возможных миров, поэтому в конечном счете всякое зло ведет к добру. Человек не понимает этого, так как его ум ограничен, и он не может охватить целостного универсума.

Сомневаясь в правильности такого объяснения, Вольтер создает «Кандида», глубокую и ироничную философскую повесть, иллюстрирующую нелепость лейбницевского подхода. Далеко не все совершается в нашем мире к лучшему, из зла чаще всего не рождается никакое добро. И человек недоумевает, зачем Бог создал его и почему послал ему столь тяжкие испытания. Землетрясение, разрушившее почти весь Лиссабон в 1756 г., усиливает вольтеровские сомнения:

Мне Лейбниц не раскрыл, какой стезей незримой

В сей лучший из миров, в порядок нерушимый

Вторгается разлад, извечный хаос бед,

Ведя живую скорбь пустой мечте вослед:

Зачем невинному, сродненному с виновным,

Склоняться перед злом, всеобщим и верховным?

Постигнуть не могу в том блага своего,

Я, как мудрец, увы, не знаю ничего.

Полемизируя не только с Лейбницем, но и с Паскалем, который удручен тем, что человек — это "мыслящий тростник", Вольтер убеждает читателей: человек не должен приходить в отчаяние. Каждый занимает определенное место внутри универсума, каждый обладает своей собственной ценностью, каждый должен прожить собственную жизнь, полностью отвечать за нее и, не надеясь на Бога, делать то, что кажется нужным и правильным именно ему. Ведь если у Бога и есть свои замыслы, то они остаются неведомыми человеку, поэтому земная цель человека  — "возделывать свой сад". При рассмотрении исторической концепции Вольтера следует обратить внимание и на то, что, отказываясь от европоцентризма, он включает в мировую историю восточную — китайскую, египетскую, ассирийскую и т.д. — культуру.

Движущим фактором истории, согласно Вольтеру, является борьба мнений, и действия людей основываются исключительно на их мнениях. Вообще все исторические события определены не чем иным, как мнениями, причем главную роль играют системы таких мнений, которые приобретают власть над умами. Устойчивость же этим системам сообщает их фиксация в книгах, передаваемых от одного поколения к другому: "Людьми управляют посредством господствующего мнения, а мнение изменяется с распространением просвещения". "Миром правят мнения", — таково кредо патриарха Просвещения, и ему совершенно ясно, что для избавления людей от предрассудков и невежества надо сделать мнения просвещенными. Это кредо разделяет большинство просветителей. Оно отражает суть Просвещения. В нем выражена вера просветителей в то, что люди изменяют обстоятельства (хотя со своей стороны являются их продуктом). Одновременно вместе с признанием того, что важные исторические последствия зависят от ничтожнейших случайностей (от настроения монарха в данную минуту, от того, каким тоном он будет разговаривать с иностранными послами, от каприза фаворитки, подталкивающей монарха к тем или иным действиям, и т.д.), в трактовку истории входит отрицание ее объективных закономерностей. Вольтер характеризует, например, историю как "хаос" событий, каждое из которых вызвано вполне определенной причиной, но связь которых не подчинена никакой закономерности. Такой методологический подход имеет свои достоинства и недостатки: с одной стороны, история предстает не как движение анонимной и возвышающейся над человеком силы, а единственно как взаимодействие множества единичных событий (основывающихся на мнениях отдельных людей); с другой стороны, это взаимодействие выглядит как "хаос" именно потому, что здесь нет единого стержня, нет общего закона. Правда, отчасти этот недостаток преодолевается благодаря идее прогрессивного движения разума, пронизывающего все интересы и мнения. Эта идея развивается и в трудах Ж. А. Кондорсэ.

Кондорсэ был одним из наиболее политически активных, проявивших свою активность также и в революции деятелей французского Просвещения. Он создает теорию развития цивилизации в «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума» (1794), где стремится доказать главную мысль — о прогрессе человеческого разума. Он пытается найти в истории некоторые упорядочивающие принципы (закономерности), определяющие направление единого процесса, и признает рост человеческих знаний, расширение круга научных исследований единственным двигателем человеческой культуры. В этом смысле концепция Кондорсэ является наиболее сциентистской. Для того чтобы нарисовать точную картину исторического движения человечества, надо, по мнению Кондорсэ, включить в нее драму идей, а именно, описание трудной и длительной борьбы разума с невежеством и предрассудками: предрассудками мифов, предрассудками непросвещенных классов, предрассудками просвещенных, людей; тирания признается здесь наибольшим злом. Драма разума неизбежна, потому что, по мысли Кондорсэ, разум постоянно сталкивается с новыми препятствиями, "возобновление которых неизбежно при каждом новом прогрессе, ибо они обусловлены самой организацией нашего ума или отношением, установленным природой, между нашими средствами открывать истину и сопротивлением, которое оно противопоставляет нашим усилиям".

Разделяя человеческую историю на десять различных периодов в зависимости от развития научного знания, Кондорсэ намечает в последней главе контуры будущего: это уничтожение неравенства между народами, развитие умственных и физических способностей каждого человека, избавление от болезней, увеличение продолжительности жизни. Таким образом, историческое движение связано с совершенствованием общества, с развитием духа гуманности и свободы, с прогрессом разума. Наступит такое состояние, "когда солнце будет освещать землю, населенную только свободными людьми, не признающими другого господина, кроме своего разума", — убеждает читателей Кондорсэ.

Взгляды Гольбаха и Гельвеция по существу отражают те же положения: надежды на просвещенный разум и просвещенного монарха, на прогресс разума. Гельвеций вносит в понимание исторического процесса важные элементы, отталкиваясь от принципа личного материального интереса. На этой основе, как он считает, происходит переход от стадии охоты к скотоводству, далее, к земледелию и, наконец, к торговле и промышленности. При этом высказываются интересные догадки о роли труда в умственной жизни людей, а также о значении усовершенствования орудий производства. Так, "если бы природа создала на конце нашей руки не кисть с гибким концом, а лошадиное копыто, тогда, без сомнения, — полагает Гельвеций, — люди не знали бы ни ремесел, ни жилищ, не умели бы защищаться от животных и, озабоченные исключительно добыванием пищи и стремлением избежать нападений диких зверей, все еще бродили бы в лесах пугливыми стадами". "Если бы вычеркнуть из языка народа слова: лук, стрелы, сети и прочее, все, что предполагает употребление руки, то он оказался бы в умственном отношении ниже некоторых диких народов". Признание важной роли орудий труда тесным образом связано с выдвижением на первый план человеческой жизни материального -интереса, и в том, что касается экономической сферы, здесь содержится немало верного. Однако сведение всех мотивов к материальной выгоде, а последней — к физическим удовольствиям существенно обедняет исторические воззрения Гельвеция.

Гольбах разделяет взгляды Гельвеция относительно роли материальных интересов и борьбы мнений; он согласен с ним и в том, что касается роли случая в жизни человека. Будучи убежденным фаталистом (см. раздел «Учение о природе») и распространяя фатализм на область социальных явлений, он, противореча себе, в то же время обосновывает решающее значение для жизни человека движения в мозгу "шальных атомов", которые и обусловливают, де, все события и все поведение людей. Решающим фактором для Гольбаха оказывается не климат и не народонаселение, а социальная среда — для него это сфера действия социальных законов, которые постоянно изменяются, изменяя мнения людей. И, однако, совершенствование законов зависит именно от прогрессивных мнений. Такому "логическому кругу" соответствуют представления Гольбаха о цикличном развитии общества: "Подобно живым организмам, общества переживают кризисы, моменты безумия, революции, изменения форм своей жизни; они рождаются, растут, умирают, переходят от здоровья к болезни, а от болезни — к здоровью, наконец, как и все существа человеческого рода, они имеют детство, юность, зрелый возраст, дряхлость и смерть", — пишет он в «Естественной политике». Аналогия общества с живым организмом, как видим, налицо, и именно она составляла одну из особенностей подхода многих просветителей к социальным явлениям.

Несколько особняком стоит Руссо, который не возлагал больших надежд на прогресс разума и науки. Он не был достаточно однозначен в своих выводах, рисуя общественный идеал, с одной стороны, в виде гражданского общества (см. раздел «Теории общественного договора»), а с другой — в виде первобытного состояния, охарактеризованного им как "золотой век"  человечества. По этой причине представления Руссо об истории сводятся либо к доказательству необходимости перехода от естественного состояния к общественному, либо к изображению патриархальных идиллий, когда предполагается, что помещик (в частности, Вольмар в «Новой Элоизе») в то же время оказывается добрым и заботливым отцом для своих крестьян, деля с ними и трапезу, и развлечения, а также оказывая им материальную, медицинскую и прочую отеческую помощь. Подобные патерналистские взгляды парадоксальным образом сочетаются с наполненными пафосом воззрениями на общественное состояние как на реальность общественного договора; парадоксальность отчасти объясняется двоякого рода критикой, данной Руссо промышленной цивилизации, — "глядя вперед" и "глядя назад".

Согласно Руссо, история имеет своей движущей силой способность человека к совершенствованию, прежде всего способность к развитию его ума. Благодаря этому совершается изобретение орудий труда и возникновение "излишка" продукта. "Первым поворотом" в истории Руссо называет постройку жилищ, приведшую к созданию семей, первых сообществ, объединяющихся затем в племена. "Второй поворот", обусловивший образование гражданского состояния, был связан с появлением частной собственности. Важно заметить, что Руссо представляет ее как необходимый и исторически закономерный продукт развития земледелия. Вместе с возникновением частной собственности появляется излишек "продукта", возникает деление общества на богатых и бедных.

Одним из центральных понятий исторической концепции Руссо является понятие отчуждения. Руссо возлагает историческую ответственность не на одних лишь деспотических и невежественных правителей, а на всех людей, выводя бедствия человеческого рода из постепенно развивающегося неравенства. Именно вследствие превращения в ходе исторического движения истинных человеческих интересов в искаженные, неистинные появляется отчуждение — политическое (отчуждение социальных институтов от членов общества), социально-экономическое (примат материальных интересов ведет к нравственному обнищанию, а различия во владении приводят к социальному расслоению и вражде), психологическое (человек начинает чувствовать пустоту жизни, страх и одиночество). Как писал Руссо в «Эмиле», "все вырождается в руках человека", хотя и "выходит хорошим из рук творца". Постоянно критикуя городскую цивилизацию, Руссо называет атмосферу больших городов "отравленной", а города "роковыми". Душевные силы растрачиваются здесь в пустых развлечениях, сердце остывает и становится неспособным к глубоким чувствам.

Отчужденное состояние характеризует, по Руссо, и всю культуру в целом: "У нас есть физики, геометры, химики, астрономы, поэты, музыканты, художники, — у нас нет больше граждан, — пишет он, — и если они еще и остались, рассеянные по нашим глухим деревням, то погибают там в бедности и пренебрежении". Искусство, далее, начинает порождать заблуждения, а наука приносит вред своими открытиями. Так отчуждение становится всеобщим.

В то же время Руссо убежден в изначальной доброте человека (наряду со свойственным ему изначальным злом), в присущей ему от природы любви к другим людям (наряду с любовью к себе); поэтому если извращенная цивилизация сменится истинным гражданским обществом (что зависит от замены первого общественного договора, породившего неравенство, вторым, подлинным), то люди освободятся от пороков и бедствий. Мысли Руссо, касающиеся обоснования противоречивого характера исторического развития и разработки им проблем отчуждения и частной собственности, несмотря на содержащийся в них утопизм, вошли в сокровищницу социологической мысли и оказали сильное воздействие на многие великие умы (на Канта, Гегеля, Фихте, Маркса).