Индийская реалистическая и идеалистическая эпистемология

"Барометр рациональности классической индийской культуры" [49, р. 132] составляют объединенные усилия санкхья-йоги и ньяявайшешики. Именно в этих классических даршанах обрел оформление идеал рациональности, характерный для брахманской философии Индии.

В последней постоянно проводится различение знания "внешнего" от знания "истинного":

Чувства, манас и орган мысли —

такова вожделенья опора;

ослепляет оно,

Арджуна, воплощенного, знанье окутав.

Так наставляет Благой Господь эпического героя Арджуну в «Бхагавадгите» (3:40), утверждая одновременно: „Ничто не сравнится в мире с очищающей силой знания; его тот лишь в себе обретает, кто пришел к совершенству в йоге" (4:38). В приведенных выше двух школах по существу закодирована формула знания, характерная для классической индийской философской традиции в ее брахманистском варианте.

Существует несколько источников знания — праман, три из которых наиболее значимы. Это — восприятие, умозаключение и шабда-прамана. Первые два не требуют комментария, ибо их смысл очевиден: речь идет об общепризнанных источниках познания — перцептивном и выводном. "Чувственное восприятие есть источник истинного знания [проявляющийся в тех случаях], — говорится в основополагающем тексте санкхья-йоги «Йога-сутра» Патанджали, — когда сознание испытывает воздействие внешнего объекта через каналы органов чувств. Объективная сфера его функционирования — общее и специфическое; его главная функция — установление специфического в объекте... Умозаключение есть действие [сознания], имеющее своим объектом связь, наличествующую между [элементами] одинаковых классов, относительно которых делается логический вывод, и отсутствующую между [элементами] различных классов. Его главная функция — установление общего" [262, с. 89].

Шабда-прамана дает знание о том, что не доступно наблюдению и умозаключениям, что имеет отношение к внелогическим реалиям. Шабда-прамана представляет собой свидетельство, принимаемое на веру. В санкхье утверждается наличие трех источников шабда-праманы. Первый — Веды, несотворенное Слово, своего рода Священное Писание индусов. Второй — традиция смрити, соответствующая, приблизительно, "преданию", включающая дхармашастры (ритуально-правовой закон) , итихасы (эпические повествования), пураны (индуистская историософия). Третий — духовный опыт "совершенных", "компетентных", "бесстрастных".

Исследователи обращают внимание на то, что понимание источников шабда-праманы в классической санкхья-йоге выражает "нормативный индуистский подход к данному вопросу, а также специфические для индуистского сознания модели мышления и антиномии. Речь идет ... об известном противоречии между стремлением к "ортодоксальности"... и очевидным конфессиональным релятивизмом и прагматизмом. С одной стороны, санкхьяики решительно настаивают на первичности авторитета шрути и смрити, а с другой — признают авторитетность за любым духовным опытом, лишь бы он исходил от того, кто, по их мнению, является "бесстрастным" и наделенным "сверхъестественными" способностями" [27, с. 180].

К шабда-прамане как источнику истинного знания обращаются тогда, когда наблюдения и рефлексия оказываются беспомощными. Объекты шабда-праманы сверхчувственны, логически невыводимы, а наиболее достоверный способ постижения их — "внутреннее знание", различающее гуны и пурушу, изменяющее все сознание индивида и ведущее его к состоянию полной "устраненности":

Ни к чему не привязанный мыслью,

победивший себя, без желаний,

отрешенностью и недеяньем

человек совершенства достигнет. (18:49)

Устраненность, отрешенность, достигаемая посредством психофизической тренировки йоги, должна привести к высшей цели знания, каковой в брахманистской философии с ее ярко выраженной сотериологической ориентацией является освобождение от сансары, достижение единения — тождества с Брахманом или Атманом:

Те, кто тождества сердцем достигли,

уже здесь победили сансару;

чист ведь Брахман и самотождествен:

значит, в Брахмане их обитанье. (5:19)

Восхождение к "истинному знанию" начинается с точного знания индивида о своей внутренней структуре. Затем следует медитация, завершающаяся полной деструкцией всех привязанностей и тем самым достижением состояния "устраненности": человек освобождается от всего "телесного", как олень сбрасывает рога или птица отлетает от падающего в воду дерева [27, с. 190], он обретает свою истинную самость.

Знающий отличается "беспечальностью", "лучезарностью", обретенной благодаря стабильности, успокоенности сознания. "Сознание, растворенное в [идее] самости, — говорится в «Йога-сутре» Патанджали, — перестает волноваться и становится подобным великому океану, умиротворенным, беспредельным, только-самостью. Сказано в этой связи: „Размышляя об атмане как о том, что есть лишь атман, поистине [йогин] приходит к совершенному знанию: «Я есмь»" [26, с. 104].

Еще более детально, чем в санкхья-йоге, брахманистская эпистемология разработана в ньяя-вайшешике. Здесь к трем упомянутым выше праманам добавлена четвертая — сравнение, вторая — логический вывод — делится на три класса, а четвертая — слова авторитета — на два, исходя из того, являются ли предметы авторитетного слова "видимыми" или "невидимыми". Более того, все праманы подвергаются исследованию через критику действительных и потенциальных возражений по их дефиниции и опровержение последних [28, с. 39].

В ньяя-вайшешике сформулирована теория о пятичленном силлогизме (тезис, основание, пример, применение и вывод), "вершину которой", по словам Ф.И. Щербатского, составила теория логических ошибок [30, с. 79]. Именно потому, что в ньяявайшешике логика обрела статус протонаучной дисциплины, основываясь на "реалистической" онтологии, она вступила в острое противоречие с буддистской логикой. Первым из буддийских мыслителей, ниспровергшим логику ньяя-вайшешиков, был Нагарджуна (II-III вв.), положивший начало продлившейся много веков полемике по проблемам эпистемологии между двумя основными подходами индийской религиозно-философской традиции, так называемым реалистическим и идеалистическим.

Индийская реалистическая онтология признавала реальность внешнего мира и отсюда возможность его познания индивидом. "Не существует ни врожденных идей, ни априорных принципов. Все приходит к познающему индивидууму извне... Познание ... постигает внешнюю реальность, реальность саму по себе" [Там же, с. 77-78].

Прямо противоположна онтологическая установка буддизма, отрицающая реальность существования как бытия, так и небытия. "Будда учил, — утверждает Нагарджуна, — избегать [крайностей теорий] возникновения и уничтожения. Поэтому нирвана логически не связана ни с бытием, ни с небытием. Если бы нирвана была двоякой — и бытием и небытием, то и освобождение было бы и бытием и небытием. Но это логически невозможно... Прекращение всех восприятии и прекращение всех умо-миро-проявлений (ргара са) — вот благо" [29, с. 58]. Отсюда и отказ Будды рассуждать или отвечать на какие-либо метафизические вопросы, предпочитая этому молчание. Парадокс, однако, заключается в том, что, несмотря на все сказанное выше, именно буддисты проявили себя как наиболее искусные мастера диалектической логики, приемы которой были применены ими в полемике со своими идейными противниками в Индии, а затем и в других регионах распространения буддизма.