СТРУКТУРАЛИЗМ

- общее название методов гуманитарных наук, связанных с обнаружением и описанием структур в разных областях культуры. С. в своем развитии проходит несколько этапов: во-первых, становление собственно метода в структурной лингвистике, во-вторых, философский С., традиционно отождествляемый с французским С. - господствующей интеллектуальной парадигмой С. становится в 60-е гг.; переход С. в постструктурализм и семиотику текста. Становление С. происходит в 20 - 50-е гг. Структурная лингвистика - европейская (Ф. де Соссюр, Л. Ельмслев и Пражский лингвистический кружок) и американская (Йельский дескриптивизм) - сыграла значительную роль в этот период. Именно Ф. де Соссюр развивал оппозицию между языком и речью, противоречие между синхроническим и диахроническим порядками и понятие знака как единства означающего и означаемого, отношение которого к референту произвольно и немотивировано внутри данной системы языка - положения, основополагающие для С. методологии. Пражский лингвистический кружок развивал функциональный С. Из всего массива идей, разрабатываемых в Пражском лингвистическом кружке в 20 - 30-е гг. основополагающими являются попытка преодоления оппозиции между статикой и динамикой языка, открытие фонемы, фонологической оппозиции. Поскольку язык описывается как функциональная система, служащая целям коммуникации, то, следовательно, она включает в собственную структуру динамическое измерение. Динамический подход к языку расширяется тезисом об открытом характере системы языка, включающей не только центральные элементы, но и новые, периферийные. Динамическая дистрибуция и прогрессия этих элементов описываются как коммуникативный динамизм. Н. Трубецкой, следуя соссюровской оппозиции языка и речи, обосновывает деление фонетики на две отдельные науки о языковых звуках: фонетика как учение о звуках речи, т. е. о реально произносимых звуках во всей их эмпирической данности, и фонология как учение о звуках языка, т. е. о выявлении в звуковом потоке единиц - фонем, организованных в систему. Это как бы сущность звуков, абстрагированных в чистом виде с т. зр. того, что совершенно необходимо им для выполнения смыслоразличительной функции. Поскольку фонема служит для различения смысла, то только из сопоставления звуковых комплексов, слов можно вычислить, какие составные элементы звука необходимы, т. е. входят в фонему, а какие могут без ущерба в фонему не включаться. Но при таком сопоставлении вычленяются как минимум сразу две разные фонемы, между которыми существует отношение "фонологической оппозиции". Последняя и является тем, что конституирует фонему - "...в фонологии основная роль принадлежит не фонемам, а смыслоразличительной оппозиции" (Н. Трубецкой). Американский С. развивает антименталистский дескриптивный подход к языку и дистрибутивный анализ - также основополагающие в становлении структуралистской методологии. Не внутренние психические факты типа идей, понятий или интенций, а анализ непосредственно наблюдаемого поведения, анализ речевых актов в контексте человеческого поведения. Синхрония предпочитается диахронии. Дистрибутивный анализ предполагает представление о языке как системе. Первый шаг состоит в создании базы лингвистических данных. Второй шаг аналитической процедуры заключается в сегментации этих данных в фонемы, морфемы и т. д. и в выборе соответствующих элементов анализа. Третий шаг заключается в установлении отношений между этими элементами. Классификация и сегментация предопределили название таксономического С. С. становится господствующей интеллектуальной парадигмой в 50 - 60-е гг. во Франции в результате распространения метода на другие области культуры. К. Леви-Стросс считается основоположником французского С. Именно Леви-Стросс применяет системный анализ  языка в антропологических исследованиях. Леви-Стросс утверждает, что брачные правила и системы родства сформировали ряд процессов, позволяющих установить определенный тип коммуникации между индивидами и группой. Опосредствующим фактором в этой коммуникации выступает женщина, которая так же, как слова в системе языка, циркулирует между кланами, родами или семьями. Правило обмена женщинами, являющееся оборотной стороной кровосмешения, может функционировать лишь в замкнутой системе нескольких брачных классов, передающих друг другу женщин, "по кругу", так что все время сохраняется равновесие. Внутри этих систем Леви-Стросс вычленяет минимальные единицы как элементарные структуры общества. Эти структуры являются, однако, не биологическими данными, а представляют культурный символизм. "Система родства существует только в человеческом сознании; она представляет собой произвольную систему". Леви-Стросс идет дальше: экономика сама по себе под рубрикой обмена товаров формирует символическую систему, сравнимую с обменом женщин в системе родства и обменом слов в системе языка.

Следующей, более крупной, экспансией лингвистической модели была переформулировка психоаналитической теории Лаканом заимствованными из структурной лингвистики оппозициями означающее/означаемое, язык/речь, метафора/метонимия. "Бессознательное структурировано как язык". Радикальность этого положения заключается в том, что именно язык как таковой формирует область бессознательного как символический порядок, институирующий "другого" и, к тому же, желание и его подавление через связь означающих. Для Лакана язык бессознательного - это система диадических знаков, где психоаналитический симптом функционирует как означающее бессознательных процессов. В видоизмененном виде модель знака Соссюра представляется так: означающее господствует над означаемым; существует непреодолимый барьер между двумя сторонами знака. И еще более мощный вывод заключается в том, что означающее не репрезентирует означаемое, поскольку значение функционирует через связь означающих. Т. о., любая расшифровка бессознательных процессов предполагает расшифровку не по ту сторону означающих, а самих означающих. Дуальность сознания, "я" и бессознательного, "другого", по Лакану, предполагает дуальность самого субъекта. Последняя описывается через т. н. "стадию зеркала": ребенок впервые узнает себя в зеркале, обнаруживает свой собственный образ и учится различать между субъектом и объектом, "хозяином" и "рабом". М. Фуко развивает методы С. на историко-культурном материале. Наиболее последовательно это развитие представлено в его книге "Слова и вещи". В истории западноевропейской культуры нового времени, полагает Фуко, можно выделить три эпистемы: Ренессанс, классический рационализм, Просвещение и период с XIX в. до современного С. Как видно из названия, основная цель работы - отношение между словами и их объектами, вещами. Соответственно выделенным периодам выявляется характер отношения между словами и вещами в трех областях: в языке - слова репрезентируют реальность; в экономике - деньги репрезентируют стоимости; в естественной истории - система классификации флоры и фауны. В ренессансной эпистеме взаимоотношение между тремя семиотическими системами строится на сходстве. "Искать смысл - значит выявлять то, что сходствует. Искать закон знаков - значит открывать вещи, являющиеся сходными. Грамматика форм бытия - это их истолкование". В классический период слова и вещи соизмеряются друг с другом посредством мышления - репрезентации, в пространстве представления. Любое познание достигается путем сравнения двух или многих вещей друг с другом. Порядок устанавливается без соотнесения с какой-либо внешней единицей. Язык больше не является ни одной из фигур мира, ни обозначением вещей, которое они несут из глубины веков. Истина находит свое проявление в очевидном и отчетливом восприятии. Словам надлежит выражать ее, если они могут это делать. Язык удаляется из сферы форм бытия, чтобы вступить в век своей прозрачности и нейтральности. Бинарная диспозиция знака в том виде, в каком она появляется в XVI в., заменяет господствующую троичную организацию.

Это значит, что знак есть раздвоенное и удвоенное по отношению к самому себе представление. И в качестве следствия: если прежде знаки были средствами познания и ключами к знанию, теперь же они соразмерны представлению, мышлению в целом. Начиная с XIX в. слова и вещи соизмеряются еще более сложной опосредованной связью - такими мерками, как труд, жизнь, язык, которые функционируют уже не в пространстве представления, а во времени, истории. Язык объективируется. С появлением филологии, биологии и политической экономии вещи замыкаются на самих себя. Язык больше не занимает ключевое положение в познании. Отличительным признаком этой эпохи является проблема человека. Человек в его "двусмысленности" как объекта и субъекта познания появляется одновременно с выделением биологии, политической экономии, филологии, ибо условия возможности человека заключены в жизни, труде, языке. Последнее обстоятельство и обусловливает познание человеком самого себя - своего тела, труда и языка, которые до сих пор были для него естественными, при этом оставаясь непонятными. Человек появляется тогда, когда язык был обречен на рассеивание. А если этот язык, тенденции развития языка предвещают стремление к единству, к обретению давно утерянного единства, не значит ли это, что "человек должен сам рассеяться, когда язык воссоединится вновь"? "Человек, как без труда показывает археология нашей мысли, - это изобретение недавнее. И конец его, быть может, недалек". Человек уже близок к исчезновению и, возможно, исчезнет, как "лицо, начертанное на прибрежном песке".

Р. Барт распространяет структуралистский метод на литературоведение, на предметы и установления современного европейского общества, обращается к анализу структуры таких знаково-символических систем культуры как мода, одежда, еда, структура города и т. д. Барт, полностью принимая идею Соссюра о необходимости в общетеоретической дисциплине, которая изучала бы знаковые системы вообще - семиологию (семиотику), - описывает другие знаковые системы. Например, в одежде, кроме утилитарной стороны, Барт рассматривает еще и знаковую систему, "язык". К знаковым системам Барт причисляет и пищу, и легковую машину. Во всех этих фактах Барт открывает означающее и означаемое, связанные немотивированной связью. Например, при анализе пиши: "язык пищи состоит из: 1) правил ограничения (пищевые табу); 2) совокупности значащих оппозиций, в которых находятся единицы типа соленый/сладкий; 3) правил сочетания, предполагающих либо одновременность (на уровне блюда), либо последовательность (на уровне меню); 4) привычных способов приема пищи, которые, вероятно, можно рассматривать в качестве своеобразной риторики питания". Эти вторичные "вещественные" знаковые системы могут быть переведены на естественный язык. Во всех этих предметах и установлениях человеческого бытия Барт открывает некую внутреннюю системность, которая собственно и образует "язык" этого мира. Следуя за датским лингвистом Л. Ельмслевым, Барт развивает коннотативную семиотику и метасемиотику. Коннотативная семиотика определяется как семиотика, план выражения которой сам является знаковой системой. Наиболее распространенные случаи коннотации представлены сложными системами, где роль первой системы играет естественный язык. По мнению Барта, сущность литературы состоит именно в коннотации: "литературностью" в литературе является именно вторичная знаковая система,  развивающаяся на основе естественного языка.

Анализ познавательных практик С. в разных областях культуры позволяет вычленить наиболее характерные черты С. Эти характеристики иногда формулируются как принципы, или правила, исследования: 1) принцип имманентности - структуралист анализирует структуру системы главным образом в синхронической перспективе; 2) принцип релевантности - структуралист анализирует компонент системы исходя из его значимости, функциональной релевантности; 3) принцип коммутации: структуралист применяет коммутационный тест для вычисления наименьших элементов или минимальных пар; 4) принцип совместимости - структуралист изучает правила, которые определяют комбинацию элементов текста; 5) принцип интеграции - подчинение элементов целому и независимость последнего; 6) принцип диахронического изменения - исторические изменения исследуются на основе синхронического анализа системы; 7) принцип функциональный - структуралист исследует коммуникативные и другие функции системы (А. Нет). Вместе с Деррида совершается самоуничтожение структурализма, скрыто присутствующее почти у всех его представителей. Ибо, если в мире признаются исключительно структуры, причем до, вне и независимо от субъектов, тогда что же удостоверяет их объективность? И, соответственно, что удостоверяет действительность их собственного дискурса исходя из их собственных же предпосылок? С другой стороны, "как могла быть написана история безумия, как оно рождается и живет, прежде чем станет добычей и парализуется в сетях классического разума, изнутри именно языка классического разума, использующего понятия, которые как раз служили историческими инструментами подавления безумия"? Общий недостаток всей структуралистской традиции заключается в "нейтрализации или редуцировании структуральности структуры, смещением ее в центр или отсыланием к присутствию, фиксированному началу, которое само по себе избегает структуральности, так чтобы ограничить игру структуры". Любая устойчивая структура, предположение об этой структуре всегда основаны на молчаливом постулировании некоего центра, который не полностью подлежит структуре; другими словами, на постулировании субъекта, отличного от структуры. И только тематизируя и исключая из понятия структуры все образные коннотации, геометрическую репрезентацию унифицированного и центрированного пространства, предполагается размыкание структуры, открытие ее, "структуральность структуры". Такая постановка вопроса о структуре приобретает характерные резонансы в постструктурализме.

Т. X. Керимов