СКЕПТИЦИЗМ

- философская позиция радикального сомнения в истинности стереотипических, сознательно или бессознательно воспроизводящихся суждений. В мировой философии известны различные формы С., связанные с конкретной культурно-исторической ситуацией и основными мотивами философского осмысления мира. Значение С., как правило, возрастает в периоды смены теоретических моделей, парадигм знания. Отсюда - относительная редкость целостных систем, основанных на принципиальных установках С. Значительно чаще скептические мотивы вписаны в иные философские системы. Фактически, С. в философии традиционно реализуется в гносеологических концепциях, но и как специфическая жизненная, личностная позиция он имеет свое значение. Существенная сторона С. определяется доктриной, согласно которой соответствие мышления (познания, суждения) реальности (предмету, познаваемому) есть проблема в силу наличия определенных искажающих, препятствующих либо несхватываемых факторов в структуре познающего сознания, либо в структуре объекта познания (реальности), либо возникающих в отношении субъекта и объекта в ходе познавательного акта. Исторически возникновение С. связывается с античными софистами и с именем Протагора, утверждавшего истинность всех суждений. Основанием этого служит относительность любой мысли, всегда зависящей от мыслящей индивидуальности и от обстоятельств. С другой стороны, "причины всех вещей" находятся в непрерывно изменяющейся материи, а индивидуальные особенности и общие свойства людей позволяют им в данных обстоятельствах воспринимать лишь одну из бесчисленного количества черт реальности. Поэтому оценивать всякое суждение можно только с позиции "лучшее - худшее", т. е. более или менее приемлемое в данной ситуации. Кроме того, само изменение ситуации "к лучшему" порождает условия для увеличения числа "лучших" суждений: здесь вводится идея исторического прогресса социально-государственной организации, вместе с которой прогрессирует и процесс познания.

Критическая деятельность софистов была преимущественно направлена на разрушение складывающихся стереотипов массового (прежде всего, политического) сознания, в условиях демократии предоставляющих широкие возможности для манипулирования настроениями демоса и политическими процессами. Вместе с тем для софистов характерно утверждение гносеологической ценности дискурсивно-рационалистического, эмпирически и логически обоснованного знания (даже Горгий, утверждавший ложность любых суждений, относит это утверждение прежде всего к "непроверяемым" суждениям, основанным на вере или авторитете). Софисты достаточно последовательно проводят разделение повседневного сознания, теоретического знания и мудрости; наиболее ценным в практическом отношении является мудрость как способность практически применить знание в соответствии с ситуацией, тогда как само по себе теоретически выводимое знание ближе к истине, к разностороннему видению объективности. Но разные школы дают разные варианты теоретического знания, а "доводы за эти мнения равносильны".

Наиболее радикальный вариант античного С. разработан Пирроном и его последователями: основываясь на логическом законе противоречия, они утверждали несостоятельность всех основных метафизических категорий, таких, как изменение, возникновение, исчезновение, причина, действие, время. Но эти же понятия в качестве данных жизненного опыта (а не в качестве философских абстракций) вполне правомерны. Развивая рассуждения пирронистов. Секст Эмпирик вводит принцип относительности и самого С. в гносеологической проблематике. Наиболее кардинальное положение Секста следующее: если критерий истины  не обоснован, всякое утверждение на его основании недостоверно, а поскольку окончательное обоснование невозможно, поиски истины - вечны. Средневековая философия, функционируя в границах теоцентристской культуры, не могла принимать основные постулаты С. относительно веры и знания, равно как и утверждение категориального релятивизма и проповедь "принципиальной беспринципности" (требование жить в соответствии с социально-этическими и религиозными нормами, не принимая их на веру). Тем не менее, средневековый С. реализует своеобразные мотивы в апофатической теологии и схоластическом разрешении вопроса о соотношении веры и знания. Так, П. Абеляр выдвигает тезис о разумности высказываний Св. Писания, несмотря на внешние противоречия; следует провести процедуру сомнения в непреложной и внеразумной истинности высказываний, подвергнуть их рационально-логическому исследованию, и тогда только вера будет полноценной и несомненной. Распространение в Европе аверроизма (Сигер Брабантский) и оккамизма поставило под сомнение окончательность рациональных обоснований веры: теперь за рассудочным исследованием догматов веры и положений Писания утверждается только характер вероятности. Николай Отрекурский (XIV в.) утверждал достоверность знания лишь о "субстанциях, данных в опыте", а знание об остальных сущностях (как телесных, так и бестелесных) может быть выведено только из причинно-следственных связей. Поскольку последние есть абстракции реального опыта, то они недоказуемы, и, следовательно, такое знание будет недостоверным и только вероятным (путем подобных умозаключений он выводит, что утверждения "Бог есть" и "Бога нет" с логической т. зр. равноправны). В противовес "рационалистическому" С., критиковавшему доминирующую установку на подчинение разума вере, традиционный мистицизм христианской культуры утверждает обратное - неполноту и незавершенность опытно-рационального знания в сравнении с цельностью и безусловностью божественного откровения либо мистического постижения.

Особое значение С. приобретает в эпоху Возрождения, становясь одним из основных инструментов философской критики традиционной схоластической и мистической христианской философии. Основной объект этой критики - догматизм, в противовес которому выдвигается известный со времен софистов тезис об относительности и обусловленности всякого суждения. Эразм Роттердамский ориентирует характерные мотивы С. как на преодоление схоластического рационализма (особенно экзегетики), так и на современную ему ситуацию идеализации "человека как он есть" (т. е. некритического гуманизма). Характерен С. Кастеллиона, утверждавшего рациональный характер установлений христианского вероучения и последовательный принцип свободы воли в восприятии и исполнении этих установлений. Радикализуя рационалистическую позицию Абеляра, он утверждает необходимость избавить христианство от тех положений Писания и других авторитетов, которые не соответствуют чувственному опыту и разумным умозаключениям. Агриппа Неттесгейский (1486 - 1535) утверждает невозможность сверхъестественного и сверхчувственного, отвергает оккультизм (широко распространенный в то время) в пользу "естественной магии" как науки о всеобщей взаимосвязи во вселенной. Под его критику подпадают все науки, основанные на авторитете аристотелевской физики и метафизических абстракциях. Ж. Балле (1535 - 1574) в книге "Блаженство христиан, или Бич Веры" отвергает концепцию "двух истин" и утверждает, что все религии основаны на ложных принципах, а всякая вера есть всего лишь невежество. Жан Боден (1530 - 1596) выдвигает тезис равной недосказуемости основных положений всех религиозных учений, поэтому, по его мнению, следует предоставить каждому возможность выбора религии по своей совести (то же самое утверждали в свое время пирронисты). Этьен Доле, Франсуа Рабле и Клеман Маро в своих художественных и поэтических произведениях создают особый иронично-скептический стиль изложения философских идей. Наиболее разносторонним представителем С. XVI в. был М. Монтень (1533 - 1592). Его исходная идея традиционна для С.: всякая истина относительна и зависит от исторических и иных обстоятельств. Поэтому любое изложение своих взглядов должно включать и перечисление возможно большего числа воззрений на данный предмет. Монтень противопоставляет не только веру и разум, но и разум и обычай, полагая слепое следование авторитету и расхожим стереотипам одинаково предрассудочным. Вместе с тем для него характерно положение, что культурно-историческая среда обитания и религиозные воззрения не есть дело свободного выбора и потому с данными условиями лучше примириться, оставляя свое несогласие внутри своего разума. Человек вообще в масштабах вселенной является едва ли не случайностью, все человеческие стремления и раздоры не способны существенно повлиять на мироустройство. С., по Монтеню, есть наилучшее средство для внедрения веры в сознание, поскольку доводы скептического рассудка оставляют человека "голым и незащищенным", а потому готовы принять идею высшей руководящей силы. Для рассудочно-скептического стиля Монтеня весьма характерно нежелание окончательных выводов, некоторая многозначность суждений и стремление приводить аргументы за и против любого обсуждаемого мнения (включая собственное). Он отрицает существование "вечных истин", но настаивает на потенциально безграничном масштабе познания, в ходе поступательного развития которого вполне возможно окончательное "схождение" противоречивых мнений и теорий. Особое значение в "опытах" Монтеня занимает обсуждение вопроса о телесной и духовной природе человека. Он одновременно утверждает зависимость и связь человека с матерью-природой и самостоятельность внутренней жизни "я". Последний аспект приобретает преимущественное жизненное значение, особенно для установления личностно-нравственных ориентиров. Последователь Монтеня Пьер Шаррон (1541 - 1603) вводит в систему скептического рационализма идею врожденности "семян знания", отрицая общий для С. XVI в. упор на опытно-чувственное познание. П. Гассенди, в целом придерживаясь скептического взгляда на возможность познания "неочевидного", вводит принцип "антиципации" в деятельности познающего сознания (т. е. строго дискурсивного предвидения, основанного на данных обширного экспериментального опыта). Иной поворот С. получил в философии Р. Декарта, утверждавшего фундаментальное сомнение в качестве основания теоретического мышления: начинать строго выводное рассуждение и метафизические построения на его основании можно лишь тогда, когда разум "очищен" от предвзятых суждений посредством обнаружения единственного несомненного принципа, который и становится базисом мышления. Таким принципом является: "Мыслю, следовательно, существую", дальше которого сознание идти не может, поскольку "мышление" и "существование" относятся к числу наиболее фундаментальных врожденных идей. С т. зр. традиционного С., такое рассуждение Декарта представляет собой образец "догматической" философии (т. к. отвергнуты все остальные возможные варианты и утверждена некая непреложная истина, ценная для любого человека в любых условиях). Тем не менее введение и теоретическое обоснование сомнения в качестве основы позитивного мышления (а С. так или иначе стремится к негативному либо индифферентному отношению к истинности суждений и знаний) трансформируют принципы как традиционной философской метафизики, так и самого С. Паскаль разрабатывает преимущественно агностические мотивы С., утверждая невозможность приобретения полного знания на основании врожденных идей и, в равной степени, на основании ограниченного чувственного опыта. Бесконечность мира неизмеримо превосходит возможности человека - "мыслящего тростника". И кроме внерациональных интуиции (к ним относится и идея Бога) нет никаких разумных гарантий личностного существования. Рациональное же познание строится лишь на вероятностном, гипотетическом - следовательно, всякий рациональный критерий истины недостоверен. Эмпирическое познание также неполно в силу недоступности целостного и неискаженного восприятия действительности. Проблематичность строгого познания внешнего мира заставляет человека обратиться к миру внутреннему, где опять же обнаруживаются превосходящие пределы рассудка и личного опыта принципы - смерть, свобода, необходимость, выбор. Т. о., разум должен прийти к признанию высших, внечеловеческих сил, влияющих на его судьбу.

Свое логическое завершение С. нового времени получает в агностической доктрине Д. Юма. Философия Просвещения также носит в своих мотивах характер С., хотя идея всесильности и позитивно-преобразовательной роли разумного и научного познания материальной действительности является "догматическим" центром механистического материализма XVIII в. Новое значение С. приобретает в ходе критики панлогистских систем метафизики XIX в. Характерные мотивы С. становятся инструментами иррационалистических течений, ориентированных на преодоление классической метафизики: место всепроникающего и потенциально всесильного разума занимает та или иная форма интуиции либо синтетического рационально-интуитивного знания (А. Бергсон, Вл.Соловьев). При этом С., как правило наиболее заостренный в гносеологической проблематике, постепенно утрачивает чисто гносеологические параметры, становясь одной из основ антиметафизического мышления (например, отказ феноменологии от метафизических миросистемных концепций в пользу рационально-интуитивной "чистки понятий"). Е. В. Гутов