Античный полис

— это город, включающий прилегающие к нему земельные территории. Соответственно он является местом поселения земледельцев, самостоятельно ведущих свое хозяйство. Сама обработка земли в Греции (каменистая почва, сравнительно сухой климат, отсутствие больших плодородных долин и великих рек) не требовала кооперации в земледелии, однако такая кооперация вызывалась к жизни необходимостью обороны от соседних общин. Полис выступал гарантом существования граждан в экономическом, политическом и военном отношениях. Граждане же были заинтересованы в участии в государственных делах, поскольку любое решение, принятое в государственных органах, могло затронуть их интересы. Понятна и обратная зависимость государства (которое в некотором смысле можно представить как общность вооруженных мужчин), от того, в какой форме они посвящают свое свободное время общине, военному делу и т. д. Общность граждан полиса - достаточно замкнутая общность, и даже в самых критических ситуациях Афины, например, не тли на распространение гражданских привилегий на рабов и иностранцев, хотя иногда, как это было в битве при Аргенусских островах, рабы привлекались к участию в сражении, а затем получали свободу. В этом отношении полисная культура пошла так далеко, что признаваемое у Гомера различие в совещательной и военной функции почти стирается: все граждане до 60-летнего возраста должны были защищать отечество, и нередко демагог (первоначчльный смысл слова - руководитель народа, пользующийся его симпатиями оратор) становился стратегом. «Военные добродетели» получали в полисе права гражданства, но вместе с тем и некоторые ограничения (прежде всего с экономической стороны). Уже Солон выполнение воинских обязанностей ставит в зависимость от денежного дохода граждан. Так что не исконные военные доблести «аристократии» влияли на ее материальное положение, а сами оказывались зависимыми от него. Уже это обстоятельство позволяет сказать, что вопросы экономического характера необходимым образом перемещались в центр гражданских интересов, поскольку полноправные граждане — воины и участники народного собрания - использовали государство как экономический механизм для эксплуатации рабов, вольноотпущенников, иностранцев и союзников. Обоснованна, на наш взгляд, обнаружившаяся в последнее время тенденция рассматривать полис как своего рода корпорацию. В то же время в связи с перемещением центра общественной жизни в народное собрание важным компонентом полисных добродетелей, наряду с «военными», становятся такие качества, как разум, умеренность и рассудительность. Аргумент, на который опирались гомеровские герои - сила, перестает быть главным. Требовалось умение заставить себя слушать, убедить. Заставить же кого-либо из граждан замолчать силой, как поступил Одиссей с Терситом, было невозможно. И, разумеется, среди всех гражданских добродетелей на первый план выступила справедливость. Однако теперь басилеи перестали быть охранителями справедливости, а идея равной политической одаренности всех граждан нашла свою реализацию в правоохранительных функциях полиса - наличии различного рода государственных органов, к которым граждане получили прямой и непосредственный доступ. Изменилось также представление о славе - важнейшей социальной ориентации гомеровского и гесиодовского грека. Важно было не только одержать победу, но и убедить в ней свидетелей как в случае большой военной победы (народное собрание принимало поэтому поводу специальное решение), так и в любом небольшом, скажем, спортивном состязании (Перикл, например, по мнению современников, даже если бы и быы положен в борьбе на лопатки, сумел бы доказать зрителям, что он не был побежден). Кроме того, слава перестает быть привилегией воина. Она распространяется не только на атлетов-олим-пиоников, ее добиваются поэты, драматурги, философы. Сократ не без оснований доказывал, что он достоин не наказания, а высоких почестей. Главное же состояло в том, что изменился механизм общественного признания. Он осуществлялся теперь благодаря посредствующей роли государственных органов и прежде всего — народного собрания. Это было не простое пространственное перемещение. В народном собрании деятельность граждан регламентируется законами. Васи-леи, которые вели свое происхождение от богов и, как считалось, получали от Зевса скипетр (власть) и законы, не могли создать устойчивых политических связей. Власть их была ограничена народным собранием. С окончательным переходом власти от басилеев к собранию и законы потеряли божественный характер, они стали человеческими «установлениями», приняли характер рациональной правовой идеи, подлежащей обсуждению. Слава, общественное признание требовали социального новаторства, мобилизации всех внутренних ресурсов. Область общественного признания оказалась не только вне человека, но и внутри его. В этом смысле «есть все основания считать, что сама идея гражданства как некая политическая - точнее морально-политическая категория (даже как некая общечеловеческая ценность!) передана последующим поколениям именно античным полисом» (С, Л. Утченко). Идея человека-гражданина, конечно же, не лишена общечеловеческого содержания и в этом смысле служит конкретным проявлением полисной культуры. Полис и его законы как гуманные решения имели совершенно определенную ориентацию на завершенную социальную модель. Добродетель приобретает значение нравственного совершенства и государственной полезности. Выше всех добродетелей - справедливость, рядом с ней - рассудительность. Добродетельный муж (анерагатос) обладает достижимыми добродетелями, сознательно овладевает ими. Соотнося справедливость («дике»), несправедливость («адикею») и «хюбрис» (дерзость) и принимая решение, человек попадает в сферу осознанного выбора. Вместе с приобретением государственных ориентиров перед личностью открывается путь к осознанию собственной личности. Представляется важным обратить внимание на «эффект миниатюризации», наблюдаемый в греческом полисе в отличие от монументальных восточных деспотий, с их громоздкими структурами управления, учета и сложной системой письменности. У греков структуры управления (совет, суд, народное собрание) приспособлены к возможностям одного человека, но и человек уж в гомеровскую эпоху становится личностью: обретает способность выбора и сознательного отношения к нормам социального контроля. В полисе же этот «поумневший» грек овладевает правом, письменностью (впрочем, так же как и искусством, и философией) для совершенствования общественной жизни, «способности жить сообща». В то же время «культура стыда», так и «культура вины» демонстрируют исключительную привязанность древнего грека к собственной личности и чести. Чуткость к чужому мнению объясняется в этих условиях беспрестанным соперничеством, стремлением утвердиться в общественном мнении. Подлинным импульсом к деятельности остается личность с ее агональными интересами и ревнивым вниманием к успехам других. Рациональные размышления, наблюдательность, экстравертивная направленность в целом, характеризуют культуру античного полиса. Одновременно внутренний мир личности подвергается мучительному осознанию, открываются бездны человеческих желаний и чувств. И все же успех личности связывался обычно с общественной сферой. Греки видели бездонные глубины личности, видели иррациональное в ней, но отводили от него глаза. Античная культурная парадигам а не сводится к полисному рационализму и охватывает весь спектр политического и духовного развития античных полисов. Формирование античного полиса, где каждый афинянин считал обязательным для себя принимать личное участие в народном собрании и суде, с учетом складывающейся расстановки сил и новых обстоятельств, свидетельствовало, конечно, об образовании такого рода рационалистического контекста (полисный рационализм). В то же время тезис о рассудочности греков, равно как и об их приверженности мере и канонам, нередко подвергается сомнению. Исследователи ссылаются на распространенность Элевсинских и Дионисийских мистерий, на трагичность самовосприятия у греков, на превращение личности в священный объект и на непознанность «я». Боги, вообще, неоднократно вводят человека в заблуждение, принимая обманчивый вид, вселяя в него напрасные надежды, посылая ему двусмысленные знамения, лишая его разума как раз в тот момент, когда человек принимает решение. Боги неоднократно «забирают», «разрушают», «околдовывают» человеческий разум. Создается впечатление, что если у людей и были основания жаловаться на богов, то это зависело от беспрестанных попыток богов расстроить человеческий замысел, вторгнуться во внутреннюю (духовную) жизнь человека. Но эти внутренние вторжения составляли часть общего «внешнего» воздействия на человека со стороны демона или бога. Действующие извне на психику человека боги менее всего представляли собой «легкую буффонаду», «внешний прием», не имеющий ничего общего с религиозностью древнего грека или римлянина. Наоборот, боги (и прежде всего Зевс) в столкновении с замыслом людей предстают наиболее «полнокровными», наиболее жизненными. Однако, в отличие от хтонических восточных богов, античные боги живут «эфирной» жизнью мысли и замысла, несравненно превосходящего человеческий. Общий рационалистический контекст характеризует действия богов и людей и выглядит следующим образом: для людей наиболее ощутимо вмешательство богов в их сознание, боги же поражают человека, вызывают религиозное поклонение как неподвластные индивидуальному человеческому разуму силы. С другой стороны, нет оснований говорить о богах и как о всесильных и всемогущих деспотах, полностью подчинявших себе людей. Потеряв власть над судьбой, боги помогают ей, но именно чисто по-человечески размышляя, как это сделать, и воплощая свой замысел в действие с помощью различного рода хитростей и уловок. К историческому рассмотрению антитезы «дионисийское-аполлоновское», «боги —человек» (в противоположность односторонней абсолютизации одного из ее членов) возвращает нам феномен «греческого пессимизма». Одна его сторона — вера и зависть богов, боязнь неведомых сил, способных разрушить человеческий замысел; другая - вера в собственный разум и его способность разобраться в природе вещей. Следует, в этой связи, обратить внимание на то, что античная культура, как и другие древние культуры,- агрокультура. Человек в этих культурах не потерял своей связи с природой, он ее оживотворяет и обоготворяет. Отсюда и вытекает распространенность в древнем мире мифологического сознания. Но из этого единого основания вырастают различного типа культуры. Культура Древней Греции, давшая толчок к культурному развитию Рима, - это культура «агона», состязания, спора, с которым и были связаны притязания на «честь» и «славу». Дело в том, что осмысление всего многообразия античной культуры (эпоса, лирики, драмы, искусства, науки и философии) должно быть перенесено в более широкий контекст античной системы ценностей и размышлений о человеке. Этим контекстом оказывается широкое духовное течение, объединяющее ранних и поздних представителей античной культуры в ориентации на «посюсторонние ценности» - здоровье, молодость, богатство, красота и т. д. и противостоящее мифу и иррациональному в опоре на разум как на высшую ценность. Совесть в античности выступала средством внешней регуляции (но не внутренней ориентации, как у средневекового человека). Хотя античный человек мог быть и антисоциален, но ни человек, ни бог не может быть сверхприроден. Единство человека с природой, возведение природы в труднопостижимый, но не трансцендентный абсолют подразумевало для греков классической эпохи эстетическое видение мира (созерцательность, отмечаемая А. Ф. Лосевым), стремление человека к мере и порядку, т. е. наиболее полной реализации природы. С этим же было связано циклическое переживание времени, неприязнь к непостижимому (тайне) и осуждение человеческой слабости. Гордый самодовлеющий человек стремится к автаркии - независимости и самореализации, он живет «по разуму» и «по природе» (М. Поленц, Г. Г. Майоров). Природа выступает как абсолют, теология — как часть космологии. С крушением античного полиса, выступавшего гарантом личности, и прогрессирующей озабоченностью социумом в эпоху эллинизма возникает потребность в духовном абсолюте как выражение осознаваемой человеком зависимости от неуправляемых им и внешних ему социальных процессов. Но даже в этот период человек рассматривался античностью как гражданин, хотя и не полиса, а космоса — «космополитес». И природа, жизнь по природе структурировала этот космос, в центре которого находился человек со своими заботами, радостями и печалями. Пафос античной культурной парадигмы передает присущий ей способ философствования, который одновременно есть и способ миропонимания, в котором «фюсис» играет ключевую роль, интегрируя мироздание: природу с человеком и богов с природой. Но природа при этом не обосабливается как объект самостоятельного и специального рассмотрения и не отрывается от окружающих человека вещей, не изначально трансцендируется, а предстает перед человеком трудно постижимым, но доступным абсолютом и, оказываясь предметом философствования, выступает прежде всего как совокупность окружающих человека вещей. Другое дело, что человек не может и не должен останавливаться на феноменах, «человек философствующий», как отмечал Аристотель, начинает «удивляться», он ищет подлинной природы, которая «любит скрываться», и на этом пути обращается к началам мироздания. Античность завещала непреходящий интерес к человеку, именно на этой основе оказался возможен тот взлет греческой культуры, который позже назвали «греческим чудом». И пусть уже христианство оспаривало рациональное понимание человека («человек "разумное животное»), античный человек, и античная культура в целом, учат нас ценить настоящее, всю полноту проявлений жизни. Может античный мир действительно ужаснулся открывшейся в человеке бездне иррационального. Но античная культура в своем обращении к разуму и мере, создала бессмертные рецепты культурной терапии, катарсиса (очищения), а ее искусство в ориентации на ограничение, меру и порядок продемонстрировало высшие образцы человечности и гуманизма.