Психология и суды (psychology and the courts)

Для описания исторических и развивающихся взаимоотношений между правом и психологией использовалась метафора «ухаживание». Процесс развития психологии как научной дисциплины вел к росту и увеличению психол. знаний и разнообразия соответствующих процедур, что, в свою очередь, обеспечивало суды новыми возможностями и сулило новые перспективы в отношении работы с наиболее тяжелыми делами, такими как случаи предположительно «психически больных» лиц, чье поведение нарушено, несет потенциальную угрозу для окружающих и кажется необъяснимым; случаи предположительно «невменяемых в отношении совершенного преступления» лиц, чье поведение нарушает закон, однако достаточная для наступления ответственности виновность к-рых вызывает сомнения; случаи так называемых «несовершеннолетних делинквентов», не подчиняющихся надзору и ограничениям, но при этом нуждающихся и в том, и в другом; случаи возможной недееспособности лиц, к-рые нуждаются в патерналистской защите и послаблениях в определенных сферах жизнедеятельности, но к-рые протестуют против благожелательных вмешательств. Ухаживанию судов за психологией во многом соответствовало смещение их собственного акцента — в сторону все большего движения от возмездия к реабилитации, от наказания к исправлению.

Сегодня эксперт-психолог входит в зал суда с узаконенным статусом «свидетеля-эксперта» (expert witness) и, как правило, получает предложение высказать свое клиническое суждение по поводу конкретных вопросов, имеющих отношение к конкретному чел. Правоспособен ли данный обвиняемый отвечать перед судом? Был ли он невменяемым в момент совершенного преступления? Представляет ли данный индивидуум в настоящее время опасность для себя или других? Яв-ся ли данный чел. психически больным? Нуждается ли данный чел. в лечении? Надлежит ли этого чел. направить на принудительное лечение в психиатрическую больницу? В дополнение, вырисовывается новая тенденция, к-рая обещает еще более широкий перечень вопросов к психологам в судебном зале. Представители поведенческой науки сегодня приглашаются в суд для проведения исследовательской экспертизы, к-рая охватывает широкое разнообразие вопросов и групп людей, напр., суждения очевидцев (eyewitness judgments), точность межрасовых показаний, размер группы присяжных, отбор присяжных и вынесение ими заключений по фактам, химия и функционирование мозга и взаимосвязи сознания и мозга.

Когда эксперты-психологи являются в суд для дачи показаний в слушании дела о принудительном направлении на лечение, их часто просят высказать суждение в отношении психич. болезни и прогноз в отношении ее «опасности». Эти суждения и прогнозы, как правило, основываются на интервью (проверке психич. статуса) и психол. тестировании. Однако, в процессе перекрестного допроса, на передний план выступают вопросы в отношении методов и выводов психолога, их валидности и надежности, а также тщательности работы и квалифицированности психолога. Психолог-эксперт, используя профессиональный язык, «рисует» портрет, к-рый может помочь пролить свет на кажущееся странным и неразумным поведение человека с предполагаемым психич. расстройством. Однако, рассказывая о «целях» или объясняя поступки в контексте мышления, мотивов, страхов и эмоций обвиняемого, эксперт использует телеологические и менталистские понятия, к-рые ничем не отличаются от языка права и неподготовленной публики.

Знания психолога, в частности в области психотер., послужили причиной «брачного союза» судов со специалистами по психич. здоровью в надежде, что терапия освободит и суды, и предположительно страдающих психич. расстройствами преступников от их собственных проблем. Эта надежда, однако, не оправдалась. Принудительное лечение и госпитализация не оказались эффективными средствами, и их неудачи возвращают пациентов назад в суды, где они отстаивают свои права на лечение или освобождение. Более действенные средства лечения, такие как медикаментозная и электрошоковая терапия, модификация поведения и лоботомия, также возвращают пациентов обратно в суды, на этот раз в роли отстаивающих свое право на отказ от лечения. Терапевты и пациенты, общество и суды, ощущают себя пойманными и запутавшимися как никогда ранее.

«Распутывание» не обязательно подразумевает развод. Раздельное проживание по взаимному согласию может оказаться полезным для того, чтобы психологи проанализировали свои методы, этику и концепции, свой язык и цели. Раздельное проживание может также дать время на проверку того, с чем может успешно справляться каждый, какие обещания каждый может и не может выполнить, что каждый может обоснованно ожидать друг от друга. Психология и право могут жить вместе, живут вместе и, в определенном смысле, обязаны жить вместе. Продолжается поиск, через действие и мышление, разумной общей позиции.

См. также Дееспособность, Уголовная ответственность, Этические проблемы в психологии, Показания экспертов, Судебная психология, Психология и закон, Право на отказ от лечения, Право на лечение

Н. Финкель