ФОРМА ПРЕВРАЩЕННАЯ

ФОРМА ПРЕВРАЩЕННАЯ
понятие, введенное в филос. оборот Марксом и характеризующее строение и способ функционирования сложных систем; это понятие позволяет исследовать видимые зависимости и эффекты, выступающие на поверхности целого в качестве того, что Маркс называл "...формой его действительности, или, точнее, формой... действительного существования" ("Теории прибавочной стоимости", ч. 3, 1961, с. 460, подробнее о таких формах – см. там же, с. 429–33, 463–75, 477–97; "Капитал", т. 1, 1955, с. 79, 322, 539–42; там же, т. 3, 1955, с. 27–52, 217, 405–13, 792, 827–45). Подобная форма существования есть продукт превращения внутр. отношений сложной системы, происходящего на определ. ее уровне и скрывающего их фактич. характер и прямую взаимосвязь косвенными выражениями. Эти последние, являясь продуктом и отложением превращенности действия связей системы, в то же время самостоятельно бытийствуют в ней в виде отдельного, качественно цельного явления, "предмета" наряду с другими. В этой "бытийственности" и состоит проблема Ф. п., к-рая видимым (и практически достоверным) образом представляется конечной точкой отсчета при анализе свойств функционирования системы в целом, представляется как особое, не разлагаемое далее образование, как "субстанция" наблюдаемых свойств. Такова, напр., капитализированная стоимость в системе бурж. экономики, обнаруживающая "способность" к самовозрастанию. Это – типичный случай иррациональной Ф. п., когда вещь наделяется свойствами общественных отношений и эти свойства выступают вне связи с человеческой деятельностью, т.е. вполне натуралистически. Если подобная объективная видимость разрешается в системе связей, восстанавливаемых и прослеживаемых методом восхождения от абстрактного к конкретному, то мы имеем дело с содержат. исследованием Ф. п., выводящим их как необходимую форму "...проявления существенных отношений" (Маркс К., Капитал, т. 1, 1955, с. 539) в условиях, когда последние накладываются одно на другое и подвергаются искажению. Но самодостаточный, исчерпывающий себя характер такого "проявления" должен быть сохранен анализом (со всей парадоксальностью его бытийных эффектов), что предполагает расширение объективного описания существующих отношений за счет учета в них той области, где соизмеримы действие наблюдения и действие содержания наблюдения (соизмеримы как части единого действия системы, включающей в себя наблюдателя-субъекта). Тогда превращенные продукты действия могут быть поняты с необходимостью, а само действие – описано полно. Особенность Ф. п., отличающая ее от классич. отношения формы и содержания, состоит в объективной устраненности здесь содержат. определений: форма проявления получает самостоят. "сущностное" значение, обособляется, и содержание заменяется в явлении иным отношением, к-рое сливается со свойствами материального носителя (субстрата) самой формы (напр., в случаях символизма) и становится на место действит. отношения. Эта видимая форма действит. отношений, отличная от их внутр. связи, играет вместе с тем – именно своей обособленностью и бытийностью – роль самостоят. механизма в управлении реальными процессами на поверхности системы. При этом связи действит. происхождения оказываются "снятыми" в ней (как динамич. закономерности – в статистических, связи формирования образов сознания – в закономерностях узнавания предметов, угадывания смысла и т.д.). Прямое отображение содержания в форме здесь исключается. Спецификой Ф. п. является не столько действительно (а не в сознании наблюдателя) существующее извращение, сколько ее особая, объективно "сущностная" роль, на этом извращении основанная и делающая ее индивидуально-цельным элементом самой же системы.
Взаимодействие в сложных системах создает качественно новые явления, дополнит. "формы жизни" предмета. Хотя действит. жизнь таких форм определяется этим взаимодействием, они, становясь особым элементом системы, представляются готовыми предпосылками, исходными причинами всего движения целого. Напр., в экономич. системе денежная форма является превращенной товарной: в превращенном виде самовозрастание денежной суммы оказывается внутр. идеальной формой и побудит. мотивом всего движения. Но Ф. п. не обязательно должна быть иррациональной; в такой объективной видимости (кажимости), как движение Солнца и планет вокруг Земли, нет никакой иррациональности, как нет ее и в функционировании знаковых культурных систем – Ф. п. содержательной работы сознания. Иррациональность вкрадывается в превращенное выражение лишь при определ. условиях (напр., при самоотчуждении человека в его деятельности, отрыве ее обществ. богатства и форм от личного содержания труда). На примере видимого движения Солнца хорошо иллюстрируется отличие классич. категории "явление" от "явления" в смысле Ф. п. Для астрономич. науки это движение есть явление в гносеологич. смысле: оно берется лишь как материал наблюдения, из к-рого заключают о законах действит. движения, а затем объясняют и сам видимый эффект. Ф. п. это движение является лишь в системе обществ.-практич. жизни, превратившей небо в свой "орган" (практич. измерения, ориентация в пространстве и времени и т.д.). Форма проявления, видимое движение – как "очеловеченный элемент" природы, овеществленное представление, ставшее знаком социальных, жизненных значений,– функционирует здесь нерасчлененно и независимо от сочетания приведших к ней связей. Она служит исходным регулирующим, "программирующим" моментом в целом комплексе человеч. реакций, к-рые срабатывают помимо любого знания того факта, что это Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.
В подобных случаях под Ф. п. понимается не просто видимость, даже самая объективная, а внутр. форма видимости, ее устойчивое и воспроизводящееся ядро, выявление к-рого на феноменологич. уровне само по себе может быть результатом весьма сложного анализа. Скажем, фиксирование рыночной цены товара может привести к построению оптимальной математич. модели этого регулятора стихийных экономич. процессов, модели, недостижимой чисто эмпирич. описанием и в то же время не обнаруживающей превращенного характера этой формы цены, не расчленяющей ее с т. зр. содержательных внутр. связей и вообще не выходящей за пределы видимых отношений. Эта особенность Ф. п. позволяет получать практически пригодные знания и эффективно моделировать мн. стороны предмета до построения целостной содержат, теории этого предмета.
Т.о., в Ф. п. важна, во-первых, превращенность в ней каких-то др. отношений, во-вторых, характер ее как качественно нового явления, в к-ром посредствующие промежуточные звенья "сжались" в особый функцион. орган, обладающий уже своей квазисубстанциональностью (и, соответственно, новой последовательностью акциденций, часто обратной действительной). Ф. п. являются восполняющими и замещающими формами, и в этом смысле система связей может быть представлена как система уровней преобразования и замещения. Структуру превращений, а тем самым и структуру того квазипредмета, каким является Ф. п., можно представить в виде след. последовательности: выключение отношения из связей – восполнение его иной предметностью и свойствами – синкретич. замещение предшествующего уровня системы этим формообразованием. Иными словами, Ф. п. регулируют систему путем восполнения отсеченных ее звеньев и опосредовании,замещая их новым отношением, к-рое и обеспечивает "жизнь" системы. Исходное (реальное) отношение здесь не может осуществляться в своем действит. виде в силу изъятости из определ. системы связей или их стертости. Его посредствующие звенья и зависимости замазаны действием др. связей, к-рые выталкивают его как нечто оголенное (до его восполнения), самодовлеющее, как предмет-фантом. Это покоится на реальном моменте: нек-рые характеристики предмета, порождаемые его происхождением и опосредованиями, могут не иметь значения для определ. аспектов его функционирования. Так, действие капитализированной стоимости выступает вне отношения к труду под влиянием времени обращения капиталов и их взаимодействия стирающих органич. строение капитала, т.е. внутренне различное отношение его частей к труду как обществ. отношению. Это – реальное существование предмета вне его исходной связи.
При конкретной интерпретации абстрактной структуры Ф. п. подобное опускание связей может выступать, напр., как отсутствие этих связей и соответствующих им механизмов в сознании, через к-рое они проходят и в к-ром они работают, но не фиксируются. Отсюда применимость понятия Ф. п. к явлениям бессознательного – к бессознат. языковым явлениям, к личностным структурам и т.п. Возможна интерпретация этого выключения как неразвитости связей и строения к.-л. органа системы, призванного тем не менее выполнять ту же функцию в системе, что и развитый.
В пунктах опускания действит. связей предмет начинает пробегать самостоят. цикл движения, будучи определ. образом восполнен квазисубстанциональными определениями.
Последние "представительствуют" в системе вместо опущенных звеньев, но превращенным, видимым образом. Исследования З. Фрейда, напр., ясно показали, в какой значит. мере выпадающие связи оказываются способными к символич. переработке (очень похожей по характеру использования веществ, материала на "бриколаж" Леви-Стросса, по логике к-рого описывается работа мифа). На место предмета как системы отношений становится квазипредмет, привязывающий проявление этих отношений к к.-л. субстанции, конечной и нерасчленяемой, и восполняющий их в зависимости от ее "свойств". Это – мнимости, или квазиобъекты, существующие вполне объективно, дискретно и самостоятельно. Мнимыми предметами являются, напр., труд и капитал, имеющие цену; материальные знаки различных видов языков, несущие в себе непосредственное значение объектов; запоминающие и кодирующие устройства в электронных машинах и т.п. В этих предметах нет и на деле не может быть непосредств. связи между стоимостью и трудом, между знаком и объектом и т.д. Но именно из этого прямого замыкания связи на нек-рого "носителя" и развивается новое, восполненное (или восполняющее) отношение, к-рое дает структуру и последовательность объективной видимости и к-рое обозначает или косвенно реализует процесс, не проступающий прямо в этом явлении (ср. с упомянутым выше символизмом). Упорядоченность и последовательность элементов восполненного отношения отличаются от действительной или может быть обратной ей, как, скажем, упорядоченность и последовательность материальных элементов к.-л. кода не есть прямое выражение упорядоченности и последовательности реальных отношений, приводимых им в действие. Она скорее заполняется из свойств действия возникшего квазипредмета. Здесь развивается специфич. структура связей выражения, отличных по типу от содержат. связей. Таково исследованное Марксом выражение процесса произ-ва прибыли в таких образованиях, как "процент", "предпринимательский доход", "цена издержек произ-ва" и т.п. То же явление восполненного целого имеет место и при ритуальном выполнении содержат. действия у примитивных народов, а также в явлениях символики социального и символики бессознательного в психике (сновидения, психоневрозы и т.п.).
Вопрос о мнимых образованиях в Ф. п. шире проблемы возможной мистификации (она – лишь частный случай, важный, напр., при анализе социальной роли религии). В искусств, технич. системах дело обходится без возникновения к.-л. мистики. Особая структура и последова-тельность псевдосубстанциональных элементов, посредством к-рой на деле реализуются др. отношения, может быть вообще в отделенном от этих последних виде реально воплощена в технич. устройствах, давая, напр., то, что можно было бы назвать псевдомышлением кибернетич. и электронно-вычислит. машин (в к-рых при опускании человеч. сознания получаются тем не менее результаты именно его функционирования).
Операция восполнения, осуществляемая в системе квазипредметом, может быть и материальным действием естеств. системы, и искусств, конструктивным элементом в технич. системе, и актом сознания как непосредств. языка реальной жизни, и актом идеологическим. Напр., применяя те или иные лингвистич. формы, люди не думают при этом об их строении и законах, а думают о высказываемом содержании, об объектах. Святость этих законов в сознании компенсируется отождествлением знака и предмета, к-рое позволяет перевести целые слои языковой деятельности в область лингвистич. автоматизма.
Превращенный, восполненный внешний облик отношений не только отделяется от того действит. движения, формой к-рого он является, но и становится его готовой исходной предпосылкой, независимым условием. Это – феноменологич. замещение, выполняемое Ф. п. Синкретизм Ф. п. позволяет системе действовать без учета или реального проявления всех ее связей, суммарно. Весь процесс на этом уровне выступает как реализация свойств Ф. п., замещающих своим действием др. уровни системы. Когда, напр., знаковая культурная система замещает определ. моменты содержат. работы сознания, то она превращение выступает как конечная причина всего движения сознания, лишь проявляющая себя в нем. На наблюдении этого обстоятельства основывалась относительности лингвистической гипотеза, предполагающая, что структура того или иного языка определяет направление, в к-ром мышление расчленяет действительность. По отношению к мышлению, к идеологич. явлениям понятие замещения в Ф. п. описывает те образования, к-рые не требуют для своего действия теоретич. осознания и расчленения всех их элементов на уровне понятия. Эта же особенность Ф. п. наблюдается и внутри научно-теоретич. освоения действительности, когда функционирование готового мыслит. содержания предполагает отождествление неосознаваемой абстракции с объектом, т.е. нерасчлененность объекта и способа деятельности, объекта и знания. Здесь оно оказывается источником антиномий теоретич. мышления. В этом смысле деятельность теоретич. сознания, как отдающая себе отчет в смысле и происхождении своих абстракций и понятий, в границах и сферах их применения, есть постоянное "распредмечивание" Ф. п.
Действие синкретич. механизма Ф. п. основывается на том, что отношение уровней системы оборачивается: продукты процесса выступают как его условия, встраиваются в его начало в виде предваряющих "моделей", "программ". Изоморфизм приобретает характер циклич. связи, кругового движения: на уровне Ф. п. продукты системы определяются, по сути дела, тавтологически, ими же самими. Ф. п. обеспечивают стабильность системы и противодействуют ее изменению. Внутренние же связи дают о себе знать насильственно (напр., в экономич. кризисах, в психич. заболеваниях и, вообще, в условиях, когда не срабатывает, разрушается к.-л. из генетически разнородных, но наслоившихся друг на друга и одновременно существующих структур функционирования), а также в процессах развития, к-рые прежде всего и разрушают Ф. п.
Понятие Ф. п. дает ключ к анализу сознания на различных его уровнях. Применяя это понятие, Маркс сумел поставить явления обществ. (и индивидуального) сознания в систему социальной деятельности. Это понятие позволяет вывести духовные, идеологич. образования из их материально-социальной основы (а не сводить их к ней, ложно предполагая зеркальное отображение обществ. структур в идеологических, культурных и т.п. структурах), выявить постоянно меняющееся отношение между автоматическим и сознательным в обществ. поведении и действии, проникнуть в способ функционирования мн. личностных структур, складывающихся из ассимиляции индивидом обществ. культурных систем и т.д. Понятие Ф. п. плодотворно в исследовании явлений обществ. фетишизма, первобытного антропоморфизма, в анализе знаковых культурных систем, в т.ч. при выявлении условий отчуждения в культуре и т.п. В применении к идеологич. отношениям Маркс интерпретировал Ф. п. как ложное сознание, т.е. не как субъективное индивидуальное заблуждение, а как общественно необходимую видимость отношений, воспроизводящуюся в представлениях их агентов. Именно Ф. п. действит. отношений являются содержанием мотивов, побуждений к действию непосредств. агентов обществ. отношений.
Маркс пользовался понятием Ф. п. и для характеристики науч. познания. Задачей науки, по Марксу, является раскрытие внутр. связей, а исследования, ограничивающиеся натуралистич. воспроизведением Ф. п., он относил к вульгарному типу науки. Но этим же, с др. стороны, ставится задача объединения содержат. и феноменологич. исследований, задача тем более актуальная, что в совр. бурж. философии (в феноменологии, экзистенциализме и т.д.) развиваются различные "теории феномена", к-рые "заменяют реальность вещи объективностью явлений" (Сартр), а тем самым подводят гносеологич. и онтологич. обоснование как раз под процедуры вульгарной науки.
В социально-историч. исследованиях понятие Ф. п. позволяет выявлять социально-историч. закономерности в максимально приближенном к действительности виде. Если с т. зр. науч. знания Ф. п. является воспроизведением предмета в виде представления о нем, то в историч. действительности такое "представление" является реальной силой, частью самого историч. движения. В этом плане вопрос об отношении Ф. п. к содержат, формам является реальным вопросом об отношении стихийного и сознательного в обществ. развитии, о возможности контролируемого людьми обществ. процесса, в к-рый были бы введены структурно расчлененные содержат. (а не превращенные) органы его регулирования.
Лит.: Маркс К., Капитал, т. 1, 3, Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23, 25; его же, Теории прибавочной стоимости, ч. 3, там же, т. 26 (3); Мамардашвили М. К., К критике экзистенциалистского понимания диалектики, "ВФ", 1963, No 6; его же, Анализ сознания в работах Маркса, там же, 1968, N 6; Соловьев Э. Ю., Экзистенциализм и научное познание, М., 1966; Jung С. und Кеrenyi К., Einfuhrung in das Wesen der Mythologie, 4 Aufl., Z., 1951; Jung C. G., Von den Wurzeln des Bewufltseins, Z., 1954; Gabel J., La fausse conscience, P., 1962; Levi-Strauss С., La pensee sauvage, P., 1962; Freud S., Introduction a la psychanalyse, P., 1962; его же, Zur Psychopatologie des Alltagslebens, Fr./M., 1963; Ricoeur P., De l'interpretation. Essai sur Freud, P., 1965; Lacan J., Ecrits, P., 1966; Laplanche J., Pontalis J.-B., Vocabulaire de la psychanalyse, P., 1967; Сaillois R., Grunebaum G. E. von [ed.], Le reve et les societes humaines, P., 1967; Mauss M., Sociologie et anthropologie, P., 1968.
M. Мамардашвили. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

ФОРМА ПРЕВРАЩЕННАЯ
    ФОРМА ПРЕВРАЩЕННАЯ — понятие, введенное в философский оборот Марксом и характеризующее строение и способ функционирования сложных систем; это понятие позволяет исследовать видимые зависимости и эффекты, выступающие на поверхности целого в качестве того, что Маркс называл “...формой его действительности, или, точнее, формой... действительного существования” (Теории прибавочной стоимости, ч. 3, 1961, с. 460). Подобная форма существования есть продукт превращения внутренних отношений сложной системы, происходящего на определенном ее уровне и скрывающего их фактический характер и прямую взаимосвязь косвенными выражениями. Эти последние, являясь продуктом и отложением превращенности действия связей системы, в то же время самостоятельно бытийствуют в ней в виде отдельного, качественно цельного явления, “предмета” наряду с другими. В этой “бытийственности” и состоит проблема превращенной формы, которая видимым (и практически достоверным) образом представляется конечной точкой отсчета при анализе свойств функционирования системы в целом, представляется как особое, не разлагаемое далее образование, как “субстанция” наблюдаемых свойств. Иррациональность превращенной формы заключается в том, что вещь наделяется свойствами общественных отношений и эти свойства выступают вне связи с человеческой деятельностью, т. е. вполне натуралистически. Если подобная объективная видимость разрешается в системе связей, восстанавливаемых и прослеживаемых методом восхождения от абстрактного к конкретному, то мы имеем дело с содержательным исследованием превращенной формы, выводящим их как необходимую форму “...проявления существенных отношений” {Маркс К. Капитал, т. 1,1955, с. 539) в условиях, когда последние накладываются одно на другое и подвергаются искажению. Но самодостаточный, исчерпывающий себя характер такого “проявления” должен быть сохранен анализом (со всей парадоксальностью его бытийных эффектов), чтопредполагает расширение объективного описания существующих отношений за счет учета в них той области, где соизмеримы действие наблюдения и действие содержания наблюдения (соизмеримы как части единого действия системы, включающей в себя наблюдателя-субъекта). Особенность превращенной формы, отличающая ее от классического отношения формы и содержания, состоит в объективной устраненности здесь содержательных определений: форма проявления получает самостоятельное “сущностное” значение, обособляется, и содержание заменяется в явлении иным отношением, которое сливается со свойствами материального носителя (субстрата) самой формы (напр., в случаях символизма) и становится на место действительного отношения. Эта видимая форма действительных отношений, отличная от их внутренней связи, играет вместе с тем — именно своей обособленностью и бытийностью — роль самостоятельного механизма в управлении реальными процессами на поверхности системы. При этом связи действительного происхождения оказываются “снятыми” в ней. Прямое отображение содержания в форме здесь исключается. Спецификой превращенной формы является не столько действительно (а не в сознании наблюдателя) существующее извращение, сколько ее особая, объективно “сущностная” роль, на этом извращении основанная и делающая ее индивидуально-цельным элементом самой же системы.
    Взаимодействие в сложных системах создает качественно новые явления, дополнительные “формы жизни” предмета. Хотя действительная жизнь таких форм определяется этим взаимодействием, они, становясь особым элементом системы, представляются готовыми предпосылками, исходными причинами всего движения целого. Напр., в экономической системе денежная форма является превращенной товарной: в превращенном виде самовозрастание денежной суммы оказывается внутренней идеальной формой и побудительным мотивом всего движения. Но превращенная форма не обязательно должна быть иррациональной; в такой объективной видимости (кажимости), как движение Солнца и планет вокруг Земли, нет никакой иррациональности, как нет ее и в функционировании знаковых культурных систем — превращенной форме содержательной работы сознания. Иррациональность вкрадывается в превращенное выражение лишь при определенных условиях (напр., при самоотчуждении человека в его деятельности, отрыве ее общественного богатства и форм от личного содержания труда). На примере видимого движения Солнца хорошо иллюстрируется отличие классической категории “явление” от “явления” в смысле превращенной формы. Для астрономической науки это движение есть явление в гносеологическом смысле: оно берется лишь как материал наблюдения, из которого заключают о законах действительного движения, а затем объясняют и сам видимый эффект. Превращенной формой это движение является лишь в системе общественно-практической жизни, превратившей небо в свой “орган” (практические измерения, ориентация в пространстве и времени и т. д.). Форма проявления, видимое движения — как “очеловеченный элемент” природы, овеществленное представление, ставшее знаком социальных, жизненных значений,— функционирует здесь нерасчлененно и независимо от сочетания приведших к ней связей. Она служит исходным регулирующим, “программирующим” моментом в целом комплексе человеческих реакций, которые срабатывают помимо любого знания того факта, что это Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот.
    В подобных случаях под превращенной формой понимается не просто видимость, даже самая объективная, а внутренняя форма видимости, ее устойчивое и воспроизводящееся ядро, выявление которого на феноменологическом уровне само по себе может быть результатом весьма сложного анализа.
    Т. о., в превращенной форме важна, во-первых, превращенность в ней каких-то других отношений, во-вторых, характер ее как качественно нового явления, в котором посредствующие промежуточные звенья “сжались” в особый функциональный орган, обладающий уже своей квазисубстанциональностью (и соответственно новой последовательностью акциденций, часто обратной действительной). Превращенные формы являются восполняющими и замещающими формами, и в этом смысле система связей может быть представлена как система уровней преобразования и замещения. Структуру превращений, а тем самым и структуру того квазипредмета, каким является превращенная форма, можно представить в виде следующей последовательности: выключение отношения из связей — восполнение его иной предметностью и свойствами — синкретическое замещение предшествующего уровня системы этим формообразованием. Исходное (реальное) отношение здесь не может осуществляться в своем действительном виде в силу изъятости из определенной системы связей или их стертости. Его посредствующие звенья и зависимости замазаны действием других связей, которые выталкивают его как нечто оголенное (до его восполнения), самодовлеющее, как предмет-фантом. Это покоится на реальном моменте: некоторые характеристики предмета, порождаемые его происхождением и опосредованиями, могут не иметь значения для определенных аспектов его функционирования. При конкретной интерпретации абстрактной структуры превращенной формы подобное опускание связей может выступать, напр., как отсутствие этих связей и соответствующих им механизмов в сознании, через которое они проходят и в котором они работают, но не фиксируются. Отсюда применимость понятия превращенной формы к явлениям бессознательного — к бессознательным языковым явлениям, к личностным структурам и т. п.
    В пунктах опускания действительных связей предмет начинает пробегать самостоятельный цикл движения, будучи определенным образом восполнен квазисубстанциональными определениями. Последние “представительствуют” в системе вместо опущенных звеньев, но превращенным, видимым образом. Исследования 3. Фрейда, напр., ясно показали, в какой значительной мере выпадающие связи оказываются способными к символической переработке (очень похожей по характеру использования вещественного материала на “бриколаж” Леви-Стросса, по логике которого описывается работа мифа). На место предмета как системы отношений становится квазипредмет, привязывающий проявление этих отношений к какой-либо субстанции, конечной и нерасчленяемой, и восполняющий их в зависимости от ее “свойств”. Это — мнимости, или квазиобъекты, существующие вполне объективно, дискретно и самостоятельно. Мнимыми предметами являются, напр., труд и капитал, имеющие цену; материальные знаки различных видов языков, несущие в себе непосредственное значение объектов; запоминающие и кодирующие устройства в компьютерах и т. п. В этих предметах нет и на деле не может быть непосредственной связи между стоимостью и трудом, между знаком и объектом и т. д. Но именно из этого прямого замыкания связи на некоторого “носителя” и развивается новое, восполненное (или восполняющее) отношение, которое дает структуру и последовательность объективной видимости и которое обозначает или косвенно реализует процесс, не проступающий прямо в этом явлении (ср. с упомянутым выше символизмом). Упорядоченность и последовательность элементов восполненного отношения отличаются от действительной или могут быть обратной ей, как, скажем, упорядоченность и последовательность материальных элементов какого-либо кода не есть прямое выражение упорядоченности и последовательности реальных отношений, приводимых им в действие. Она скорее заполняется из свойств действия возникшего квазипредмета. Здесь развивается специфическая структура связей выражения, отличных по типу от содержательных связей. Таково исследованное Марксом выражение процесса производства прибыли в таких образованиях, как “процент”, “предпринимательский доход”, “цена издержек производства” и т. п. То же явление восполненного целого имеет место и при ритуальном выполнении содержательного действия у примитивных народов, а также в явлениях символики социального и символики бессознательного в психике (сновидения, психоневрозы и т. п.). Операция восполнения, осуществляемая в системе квазипредметом, может быть и материальным действием естественной системы, и искусственным конструктивным элементом в технической системе, и актом сознания как непосредственного языка реальной жизни, и актом идеологическим. Напр., применяя те или иные лингвистической формы, люди не думают при этом об их строении и законах, а думают о высказываемом содержании, об объектах. Снятость этих законов в сознании компенсируется отождествлением знака и предмета, которое позволяет перевести целые слои языковой деятельности в область лингвистического автоматизма. Превращенный, восполненный внешний облик отношений не только отделяется от того действительного движения, формой которого он является, но и становится его готовой исходной предпосылкой, независимым условием. Это — феноменологическое замещение, выполняемое превращенной формой. Синкретизм превращенной формы позволяет системе действовать без учета или реального проявления всех ее связей, суммарно. Весь процесс на этом уровне выступает как реализация свойств превращенной формой, замещающих своим действием другие уровни системы. Когда, напр., знаковая культурная система замещает определенные моменты содержательной работы сознания, то она превращение выступает как конечная причина всего движения сознания, лишь проявляющая себя в нем. На наблюдении этого обстоятельства основывалась относительности лингвистической теория, предполагающая, что структура того или иного языка определяет направление, в котором мышление расчленяет действительность. По отношению к мышлению, к идеологическим явлениям понятие замещения в превращенной форме описывает те образования, которые не требуют для своего действия теоретического осознания и расчленения всех их элементов на уровне понятия. Эта же особенность превращенной формы наблюдается и внутри научно-теоретического освоения действительности, когда функционирование готового мыслительного содержания предполагает отождествление неосознаваемой абстракции с объектом, т. е. нерасчлененность объекта и способа деятельности, объекта и знания. Здесь оно оказывается источником антиномий теоретического мышления. В этом смысле деятельность теоретического сознания, как отдающая себе отчет в смысле и происхождении своих абстракций и понятий, в границах и сферах их применения, есть постоянное “распредмечивание” превращенной формы
    Действие синкретичного механизма превращенной формы основывается на том, что отношение уровней системы оборачивается: продукты процесса выступают как его условия, встраиваются в его начало в виде предваряющих “моделей”, “программ”. Изоморфизм приобретает характер циклической связи, кругового движения: на уровне превращенной формы продукты системы определяются по сути дела тавтологически, ими же самими. Превращенные формы обеспечивают стабильность системы и противодействуют ее изменению. Внутренние же связи дают о себе знать насильственно (напр., в экономических кризисах, в психических заболеваниях и, вообще, в условиях, когда не срабатывает, разрушается какая-либо из генетически разнородных, но наслоившихся друг на друга и одновременно существующих структур функционирования), а также в процессах развития, которые прежде всего и разрушают превращенные формы. Понятие превращенной формы дает ключ к анализу сознания на различных его уровнях. Применяя это понятие, Маркс сумел поставить явления общественного (и индивидуального) сознания в систему социальной деятельности. Понятие превращенной формы плодотворно в исследовании явлений общественного фетишизма, первобытного антропоморфизма, в анализе знаковых культурных систем, в т. ч. при выявлении условий отчуждения в культуре и т. п. В социально-исторических исследованиях понятие превращенной формы позволяет выявлять социально-исторические закономерности в максимально приближенном к действительности виде. Если с т. зр. научного знания превращенная форма является воспроизведением предмета в виде представления о нем, то в исторической действительности такое “представление” является реальной силой, частью самого исторического движения. В этом плане вопрос об отношении превращенной формы к содержательным формам является реальным вопросом об отношении стихийного и сознательного в общественном развитии, о возможности контролируемого людьми общественного процесса, в который были бы введены структурно расчлененные содержательные (а не превращенные) органы его регулирования.
    Лит.: Маркс К. Капитал, т. 1, 3.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 23, 25; Он же. Теории прибавочной стоимости, ч. 3.— Там же, т. 26(3); Мамардашвили М. К. К критике экзистенциалистского понимания диалектики.— “ВФ”, 1963, № 6; Он же. Анализ сознания в работах Маркса.— Там же, 1968, № 6; Соловьев Э. Ю. Экзистенциализм и научное познание. М-, 1966; LungC., KerenyiK. Einfuhrung in das Wssen der Mythologie. Z., 1951; JungC. G. Von den Wurzeln des Bewubtseins. Z., 1954; Gabel J. La fausse conscience. P., 1962; Levi-Strauss С. La pensee sauvnge. P., 1962; Freud S. Introduction a la psychanalyse. P., 1962; Idem. Zur Psychopatologie des Alltagslebens. Fr./M., 1963; RicoeurP. De l'interpretation. Essai sur Freud. P., 1965; Lacan J. Ecrits. P., 1966; LaplancheJ., Poutalis J.-B. ocabulaire de la psychanalyse. P., 1967; Caillais R., Grunebaum G. E. von (ed.). Le reve et les societes humaines. P., 1967; MaussM. Sociologie et anthropologie. P., 1968.
    M. К. Мамардашвили

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.