Кризисные периоды человеческой жизни

       Кризисные периоды в человеческой жизни

 /По материалам «Записок сумасшедшего» Л.Н.Толстого и «Психосинтеза» Р.Ассаджиоли/

      Факт остается фактом. Все люди проходят в своей жизни определенные возрастные кризисы. Я имею в виду не психологически обусловленные критические состояния (стрессы), а кризисы биологические, вытекающие из природы индивида. Мы знакомы с пубертатным периодом. Но мы сейчас будем говорить о  возрастном кризисе в зрелые годы. Имеются указания на то, что он начинается уже после 35 лет. Здесь, несомненно, дают о себе знать слабые звенья нашего организма. Так что нам следует своевременно осознать наши собственные уязвимые места. И отработать вовремя стратегию и тактику собственной защиты.  

     Большинство людей проходят кризисные периоды без особой драматичности.  Одни активно переходят в творческое долголетие, другие уныло плетутся в немощную старость, третьи же пополняют контингент душевно страдающих. Страдающих тем, что обобщенно называют психоневрозами. Особо одаренные и талантливые люди, способные интроспективно взглянуть и описать свой внутренний мир в период эмоционально-душевного (экзистенциального) кризиса, оставили после себя бесценные свидетельства. 

    В частности, к ним относятся и «Записки сумасшедшего» Льва Николаевича Толстого, написанные в литературном жанре, но,  которые, несомненно, отражают его личный психоэмоциональный кризис. Известно, что великий   писатель переживал тягостные периоды в собственной жизни.

     Возникает еще один вопрос: когда закладывается эта ахилессова пята?  Ею были отмечены многие великие люди.   

   Вспомним, что и М.М.Зощенко провел психологический и психопатологический анализ своих переживаний в повести «Перед восходом солнца». Вывод был таким: Разум побеждает Тьму.

    В «Записках сумасшедшего» психопатологический аспект очерчен примерно в таком же  русле. Этому аспекту можно дать такое название: «От душевного кризиса к богоискательству».     Эта же проблема затронута  в «Психосинтезе» Роберто Ассаджиоли. В ней есть такая глава «КРИЗИС, ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДУХОВНОМУ ПРОБУЖДЕНИЮ».

     Мне было интересно  сопоставить  описания психопатологии  в кризисные периоды жизни, сделанные  двумя  выдающимися аналитиками,   Л.Н.Толстым и Р.Ассаджиоли. 

    Действительно, любопытно узнать, куда ведут пути господни?  К истинному просветлению или очередному заблуждению?  Или,  что еще хуже,- к душевному заболеванию?

          Персонаж, о котором идет речь, в детстве был очень чувствительным. Положительное ощущение окружающего мира (всеобщая любовь) под влиянием услышанного рассказа о чем-то трагическом, например, о распятии  Иисуса Христа, могло  легко перейти в дикий плач и ударам головой о стенку.

   В период полового созревания эти явления прошли. Он впал в другую крайность. Ударился в половые излишества. Потом это утихомирилось. Завершил свое образование. Укрепил свое положение в обществе. Женился. Занялся насущными делами. Казалось бы, всё у него в порядке.

    " Поехал покупать имение в отдаленной губернии. Там имение продавалось вместе с лесом. Он полагал, что при продаже леса имение  само по себе окупится.

   Итак, вместе со слугой и ямщиком он отправляется в дальний путь. Послушаем  рассказ из его уст.

   Наступила ночь, мы всё ехали. Стали дремать. Я задремал, но вдруг проснулся. Мне стало страшно.  И как это часто бывает, проснулся испуганный, возбужденный, - казалось,  никогда больше не заснешь.

       «Зачем я еду? Куда я еду?»- пришло мне вдруг в голову. Не то чтобы не нравилась мысль купить дешево имение, но вдруг представилось, что мне это не нужно, не зачем в эту даль ехать, и что умру здесь в чужом месте. И мне стало жутко.

      Слуга проснулся. Я воспользовался случаем, чтоб поговорить с ним. Он отвечал, шутил, но мне было скучно. Всё ему было хорошо и весело, а мне всё было постыло. Но, кроме того, что мне скучно, жутко было, и я стал чувствовать  усталость,  желание остановиться в пути.

   Подъехали к городу. Дома пошли кое-где большие, белые.  И всё это невесело было. Комнатка в гостинице чисто выбеленная, квадратная. Как, я помню, мучительно мне было, что комнатка эта была именно квадратной. Я лег на диван. Я не спал, но слушал, как слуга пил чай и меня звал. Мне страшно было встать, разгулять сон, но и сидеть в этой комнате страшно. Я не встал и  в комнате никого не было и было темно. Заснуть, я чувствовал, не было никакой возможности. - Зачем я сюда заехал. Куда я везу себя. Отчего, куда я убегаю? – Я бегаю от чего-то страшного  и не могу убежать. Я всегда с собою, и я-то и мучителен себе. Я, вот он, я весь тут. А я-то, я-то надоел себе, несносен, мучителен себе. Я хочу заснуть, забыться и не могу. Я вышел в коридор, думая уйти от того, что мучило меня. Но оно вышло за мной и омрачало всё.  Мне также, еще больше страшно было.  «Да что это за глупость, - сказал я себе,- Чего я тоскую, чего я боюсь».

    – «Меня, - неслышно отвечал голос смерти.- Я тут». Мороз подрал меня по коже. Да, смерть. Она придет, она вот она, а ее не должно быть. Если бы мне предстояла действительно смерть, я не мог испытать того, что испытывал. Тогда бы я боялся. А теперь и не боялся, я видел, чувствовал, что смерть наступает, и вместе с тем чувствовал, что ее не должно быть. Всё существо мое чувствовало потребность, право на жизнь и вместе с тем совершающуюся смерть. И это внутреннее раздирание было ужасно. Я попытался стряхнуть этот ужас.

     Зажег свечу. Но всё говорило то же. Ничего нет в жизни, а есть смерть, а ее не должно быть.  Я пробовал думать о покупке, о жене – ничего  веселого не было.  Всё это стало ничто.

    Всё заслонял ужас за свою погибающую жизнь.

Надо заснуть. Я лег было. Но только что улегся, вдруг вскочил от ужаса.  И тоска,  и тоска, такая же духовная тоска, какая бывает перед рвотой, только духовная. Жутко, страшно, кажется, что смерти страшно, а вспомнишь, подумаешь о жизни, то умирающей жизни страшно. Как-то жизнь и смерть сливались в одно. Что-то раздирало мою душу на части и не могло разодрать.

   Еще раз прошел, чтобы посмотреть на спящих, еще раз попытался заснуть, всё тот же ужас красный, белый квадратный. Рвется что-то, а не разрывается. Мучительно, и мучительно сухо и злобно. Ни капли доброты я в себе не чувствовал, а только ровную, спокойную злобу на себя и на то, что меня сделало.

  Молиться, вспомнил я. Я давно, лет двадцать, не молился и не верил ни во что, несмотря на то, что для приличия говел каждый год. Я стал  молиться: «Господи, помилуй», «Отче наш», «Богородица». Я стал сочинять молитвы. Я стал креститься и кланяться в землю, оглядываясь и боясь, что меня увидят. Как будто это развлекло меня, — развлек страх, что меня увидят... Я не мог больше терпеть, разбудил сторожа, разбудил слугу, велел закладывать лошадей, и мы поехали. На воздухе, и в движении стало лучше. Но я чувствовал, что что-то новое легло мне в душу и отравило всю прежнюю жизнь. Начал жить по-прежнему, но страх этой тоски висел надо мной с тех пор всегда.  Я должен был, не останавливаясь и, главное, в привычных условиях жить.

      Как ученик по привычке, не думая, сказывает выученный наизусть урок, так и я должен был жить, чтобы не попасть опять во власть этой ужасной, появившейся в первый раз в Арзамасе, тоски».

     Затем следует описание поездки в Москву по делу, где с автором «Записок» повторился опять такой же припадок ужаса и тоски, как и в Арзамасе.

     Он не кончил всего дела и вернулся домой.

      И дальше:  «Тоски не было. Эта московская ночь изменила еще больше мою жизнь, начавшую изменяться с Арзамаса. Я еще меньше стал заниматься делами, и на меня находила апатия. Я стал слабеть».

    Жизнь преподнесла нашему персонажу еще одно испытание.

    «Единственным проявлением моей энергии была охота по старой привычке. Я всю жизнь был охотник». Однажды на охоте он заблудился. И я вдруг почувствовал, что я потерялся. До дома, до охотников — далеко, ничего не слыхать.

    Я устал, весь в поту. Остановиться — замерзнешь, идти — силы ослабеют. Я покричал. Все тихо. Никто не откликнулся. Я пошел назад. Опять не то. Я поглядел кругом, — лес; не разберешь, где восток, где запад. Я опять пошел назад. Ноги устали. Я испугался, остановился, и на меня нашел весь арзамасский и московский ужас, но во сто раз больше. Сердце колотилось, руки, ноги дрожали. Смерть здесь? Не хочу.

       Зачем смерть? Что смерть? Я хотел по-прежнему допрашивать, упрекать Бога, но тут я вдруг почувствовал, что я не смею, не должен противоречить. Он сказал, что нужно, что я один виноват. И я стал молить Его о прощении и сам себе стал гадок. Ужас продолжался недолго. Я постоял, очнулся и пошел в одну сторону и скоро вышел  на край леса, на дорогу. Руки и ноги все так же дрожали, и сердце билось.

    Но мне радостно было. Я дошел до охотников, мы вернулись домой.

        Я был весел, но знал, что у меня есть что-то радостное, что я разберусь, когда останусь один. Так и случилось. Я остался один в своем кабинете и стал молиться, прося прощения и вспоминая свои грехи».

     Итак, мы видим: после такой замены эмоции страха и боязни религиозным экстазом (или религиозным прозрением) установилось прочное религиозное настроение.

     «С тех пор я начал читать священное писание. Библия была мне непонятна, соблазнительна; евангелие умиляло меня. Но больше всего я читал Жития святых, и это чтение утешало меня, представляя примеры, которые все возможнее и возможнее казались для подражания».

 Итак, изменились его житейские интересы. 

      «Мне мерзко стало. Я сказал, что не могу купить этого имения, потому что выгода наша будет основана на нищете и горе других. Я сказал это, и вдруг меня просветила истина того, что я сказал, главное, истина того, что мужики так же хотят жить, как мы, что они — люди, братья, сыны Отца, как сказано в Евангелии.

     Вдруг как-то то, что давно щемило меня,  оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня. А мне стало радостно. Это было начало моего сумасшествия. Но полное сумасшествие мое началось еще позднее, через месяц после этого».

      Оно началось с того, что я поехал в церковь, стоял обедню и хорошо молился и слушал, и был умилен. И вдруг мне принесли просвиру, потом пошли к кресту, стали толкаться, потом на выходе нищие были. И мне вдруг ясно стало, что этого всего не должно быть. Мало того, что этого не должно быть, что этого нет, а нет этого, то нет и смерти и страха, и нет во мне больше прежнего раздирания, и я не боюсь уже его. Тут уже совсем свет осветил меня, и я стал тем, что есть. Если нет этого ничего, то нет прежде всего во мне. Тут же на паперти я роздал, что у меня было, тридцать шесть рублей, нищим и пошел домой пешком, разговаривая с народом.

    Повесть осталась неоконченной. Да это и не важно.

Главное мы с вами уяснили. Психоневротическое состояние сменилось религиозным экстазом.

    Попытки понять, что происходит с человеком   в кризисные периоды, предпринимает и Роберто Ассанджиоли.  Послушаем ход его рассуждений. 

           Кризис, предшествующий духовному пробуждению                   

 Чтобы вполне понять те странные переживания, которые зачастую предшествуют пробуждению, следует рассмотреть некоторые психологические особенности "обычного" человека.

О нем можно сказать, что он не столько живет, сколько "проживает" жизнь. Его не волнуют проблемы цели, смысла и ценности жизни, – он принимает ее такой, какой она ему является; он посвящает себя своим собственным желаниям; он стремится к чувственным наслаждениям и трудится ради денег и удовлетворения честолюбивых помыслов. Если он человек более зрелый, то подчиняет свои личные интересы возложенным на него семейным и общественным обязанностям, не утруждая себя пониманием того, на чем основываются эти обязанности и откуда они берутся. Он может считать себя "религиозным" и верующим в Бога, но религия для него исчерпывается внешними формами и условностями; выполнив предписания своей церкви и приняв участие в ее обрядах, он полагает, что сделал все, что от него требовалось.

    Короче говоря, будучи слепо убежден в том, что единственно реален только этот зримый и осязаемый физический мир, он прочно привязан к земным благам и приписывает им безусловную ценность; практически он считает эту свою жизнь самоцелью.

   Его вера в "потусторонние" небеса, если у него таковая имеется, носит чисто теоретический, академический характер – на это указывает тот факт, что он готов сносить величайшие страдания, только бы оттянуть момент встречи с небесным блаженством.

Но однажды этот "обычный" человек может с тревогой и удивлением обнаружить, что в нем что-то изменилось. Это может случиться после ряда неудач; нередко это происходит после какого-то потрясения, например, утраты любимого или близкого друга. Но иногда это случается и без всякой видимой причины, среди полного довольства, здоровья и благоденствия.

       Перемена может быть внезапной или постепенной; часто она начинается с появления общего чувства неудовлетворенности. У человека возникает ощущение, что ему чего-то "недостает", но он не может сказать, чего именно; это нечто смутное, неуловимое, не имеющее определенной предметной формы.

К этому постепенно добавляется ощущение не подлинности и пустоты повседневной жизни; все личные дела человека, которые прежде были для него так интересны и поглощали так много внимания, психологически как бы отступают на задний план, утрачивают свою важность и ценность.

       Возникают новые проблемы. Индивид начинает искать исток и назначение жизни; задаваться вопросом, почему столь многое он принимал раньше на веру, считал само собой разумеющимся: спрашивать, например, в чем смысл его страданий и страданий других людей, чем могут быть оправданы многочисленные превратности человеческой судьбы и т. д.

     На этой стадии человеку свойственно неверно понимать и неверно истолковывать свое состояние. Не понимая значения этих новых умонастроений, многие считают их отклонением от нормы, выдумками и причудами. Будучи встревожены возможностью утраты психического равновесия, люди стараются как-то бороться с этими отклонениями, отчаянно пытаясь удержаться за ускользающую от них "реальность" обычной жизни.

      Нередко они даже с еще большим энтузиазмом бросаются в водоворот внешней деятельности, пытаясь найти себе новые занятия, новые стимулы и новые ощущения. Этими и другими средствами они могут временно поправить свое расстроенное состояние, но вернуть себе былую устойчивость до конца они уже не могут. В глубинах их существа продолжается брожение, которое подтачивает основы их повседневного существования и которое, иногда долгое время спустя, обычно с новой силой прорывается на поверхность.

     Состояние тревоги и беспокойства становится все более мучительным, а ощущение внутренней пустоты – невыносимым. Человек чувствует, что сходит с ума: то, что составляло его жизнь, теперь большей частью исчезло для него, как сон, тогда как новый свет еще не явился. Правда, он даже не подозревает о существовании такого света или не в силах поверить, что свет этот когда-то его озарит.

      Нередко состояние такого внутреннего расстройства сопровождается нравственным кризисом. Просыпается или обостряется совесть; возникает новое чувство ответственности, а вместе с ним тяжкое чувство вины и муки раскаяния. Человек судит себя по всей строгости и впадает в глубокую депрессию. На этой острой стадии нередко приходят мысли о самоубийстве. Человеку кажется, что единственным логическим завершением его внутреннего крушения и распада может быть физическое уничтожение.

       Выше изложенное  представляет собой не более чем общую схему такого рода переживаний. Действительные реакции и переживания людей очень различны. Многие вообще не доходят до острой стадии, тогда как другие оказываются здесь едва ли не одним скачком. Некоторые мучаются главным образом сомнениями интеллектуального порядка и метафизическими проблемами: у иных на передний план выступает эмоциональная подавленность или нравственный кризис.

     Эти многообразные проявления кризиса очень напоминают симптомы, которые считаются признаками психоневрозов и пограничных шизофренических состояний. Вызванные кризисом стресс и переутомление порождают в некоторых случаях и физические симптомы, такие как нервное напряжение, бессонница и многие другие расстройства (пищеварения, кровообращения, желез внутренней секреции).  Это говорит Р.Ассаджиоли.

      Временами он, увлеченный идеями о неизбежном духовном просветлении, очень своеобразно толкует явную психопатологию.

     Внимательно вчитывайтесь в описание больного из психиатрической клиники Анконы.

      Раскрытие канала, связующего Я и Эго, и последующий прилив радости, энергии и света нередко приносит чудесное облегчение. Предшествующие конфликты и страдания, а также вызванные ими психические и физические симптомы исчезают иногда с поразительной быстротой, подтверждая тем самым тот факт, что они были непосредственным проявлением внутренней борьбы, а не следствием какой-то физической причины. В таких случаях духовное пробуждение равнозначно исцелению.

    Но иногда, как это нередко бывает, личность в тех или иных отношениях не соответствует требованиям момента и оказывается не в состоянии правильно усвоить нисходящие в нее свет и силу. Это случается, например, когда ум неуравновешен, когда эмоции и воображение бесконтрольны, когда нервная система чересчур чувствительна или когда прилив духовной энергии слишком силен и внезапен.

     Если ум неспособен вынести озарение или если человек в душе самовлюблен и тщеславен, он может неверно проинтерпретировать испытанное, вследствие чего происходит, так сказать, "смешение уровней", стирается различие между абсолютной и относительной истиной, между "я" и Я. В этих обстоятельствах прилив духовных энергий может вызвать отрицательный эффект – усиление и разрастание эго.

      С ярким примером отрицательного эффекта такого рода автор столкнулся в психиатрической клинике Анконы. Один из ее обитателей, простой маленький человек, бывший фотограф, спокойно и настойчиво утверждал, что он Бог. Вокруг этой центральной идеи он выстроил систему бредовых представлений о силах небесных, коими он повелевает; в целом же он был мирным, добрым и отзывчивым человеком, всегда готовым прийти на помощь докторам и пациентам. Он был настолько надежен и дееспособен, что ему доверили приготовление лекарств и даже ключи от аптеки. Единственным отклонением его поведения в данном отношении было спорадическое присвоение сахара с целью доставить удовольствие некоторым другим пациентам.

    Материалистически мыслящие врачи сочли бы уместным констатировать, что упомянутый пациент страдал обычным параноидным бредом; но сам по себе такой диагностический ярлык нимало не поможет нам понять истинную природу и причины подобных расстройств. Поэтому имело бы смысл изучить возможность более глубокого объяснения иллюзорной убежденности этого человека.

      Переживание духовного Я, его тесной связи с личным "я" и проникновения в последнее наполняет человека чувством собственного величия, расширения внутренних границ, уверенности в том, что он каким-то образом сопричастен божественной природе.

    Так рассуждает Роберто Ассаджиоли. Я думаю иначе. Да, это же пример маниакального состояния с манией величия. Своего рода старческое слабоумие.

      Хотелось бы подчеркнуть, что, каковы бы ни были теоретические рассуждения  Р.Ассаджиоли, предложенный им метод психосинтеза имеет в своей основе очень даже рациональное зерно.

  Краткое заключение.  

Каков бы ни был наш подход к кризисным состояниям человека – идеалистическим, материалистическим, психоаналитическим или основанным на новейших данных нейрофизиологии -  несомненным остается одно. В человеке имеется какое-то изначально проявляющееся слабое звено. Так сказать, место наименьшего сопротивления, - Locus resistentia minoris. Образно говоря, это своего рода ахилессова пята.

    Такой ахилессовой пятой у персонажа из «Записок сумасшедшего» была изначальная повышенная чувствительность и ранимость его эмоциональной сферы. Вспомним о структурах «Ада» и «Рая» в глубоких отделах мозга. Они-то и приводятся в действие посредством внешних и- или внутренних стресс- факторов. В случае, описанном Л.Н.Толстым, ахилесова пята уже проявлялась в детстве, но землетрясение произошло в тот переходный  период, который находится на стыке зрелости и старости. Деление очень условное. У каждого  оно индивидуально по времени. Здесь-то и срабатывает внутренний стресс- фактор. Это нарушение постоянства внутренней среды организма. Но человек – существо, живущее в социуме. И  в совокупности на него набрасываются многие чудовища. Индивид старается им противостоять, ищет причины и выходы из тягостного душевно-телесного состояния. Срабатывают механизмы психологической защиты.

   Кстати, одним из заложенных в нас свойств является религиозное чувство.  Это «божественное», что сидит в человеке,  и приходит ему на выручку. Не даром говорят, блажен тот, кто веруют. Впрочем, иные люди находят другую опору в жизни. Если не находят, то с ума сходят. Надо отметить, что персонаж из «Записок сумасшедшего» не был «сумасшедшим». У него было очень острое и тягостное состояние чувственного и телесного страха, тревоги и ужаса. Но логические способности у него оставались.

    И еще хотелось бы отметить, что настоящее, клиническое заключение учитывает многие факторы, особенно, биографию  симптоматику, течение и исход заболевания.

    Постскриптум.  

 Если хотите, загляните вечерком на мой научно-просветительский сайт, который вызывается через Гугл:

 Doctor-Kraitserov.UMI.RU        До встречи!