Мария Де Нагловски. Священный ритуал магической любви. Глава I. В тумане Мысли

Мария Нагловская.

Глава 1. В тумане Мысли

Мы рождены, чтобы быть счастливыми. Наше естественное предназначение — баланс и гармония; ибо если бы мы были теми, кем должны быть, вся Вселенная отражалась бы в каждом из нас прекраснейшим из песнопений, радостным, торжественным. И Земля говорила бы с нами на своём языке, полном мудрости, которая вела бы нас по жизни. Небо же являло бы нам непрерывную и полную нежности ласку, дождь его был бы для нас благословением, а свет — наставлением. И издалека, с четырёх точек горизонта, ветры приносили бы необходимое для нас дыхание — оживляющее, укрепляющее, наполняющее жизненной силой. Великое море, голубое, зелёное или же лиловое, не было бы больше тайной для нас, и его неистовые волны не пугали бы нас — если бы мы были теми, кем нам было суждено быть — нормальными мужчинами и женщинами.

Но что-то в мире не даёт нам быть нормальными. В мире есть сила, упрямо мешающая жизни, и именно поэтому песнь вселенной содержит диссонансы, сеющие горе, фальшь и жестокость.

Великая злоба расходится по миру. Она не даёт мужчинам быть мужчинами, а женщинам — женщинами. И дети не могут быть детьми — наивными, свежими, радостными — из-за этой злобы, что воет вокруг всего сущего в безысходном отчаянии. Этой злонамеренной силе было дано великое множество имён, ибо люди всегда искали способ парализовать её.

Её называли Сатаной, сделали из неё Дьявола, говорили, что она является «злым духом», «духом разрушения» и я даже не знаю, чем ещё. Ни одно из этих имён не было истинным — и именно поэтому Враг не был поражён.

Ибо истинно, хоть и странно, следующее: будет достаточно открыть настоящее имя (то соответствие, что обнажает саму суть) злобы, чтобы локализовать её и заставить её исчезнуть. Это тайна, потому что трудно объяснить простонародным языком жизнь и суть имён, но воистину, если знать, как произнести — то есть исполнить — ритуал, символизирующий Верховное Препятствие, вся его злая сила будет парализована. И даже лучше — она прекратит своё существование.

Ах! Если бы вы могли понять или даже расшифровать это после прочтения настоящей книги, написанной с осознанием сего! Злая сила, препятствующая триумфальному шествию будущего — не что иное, как Прошлое, неспособное умереть, потому что ничто на деле не умирает. Оно ожидает своего перерождения, крещения, что изменит его имя. Новые губы нужны для этого, ибо «старое имя, произнесённое новыми устами, есть новое имя и возрождение...»

Какие же предосторожности нужны, увы, в эти беспокойные времена, чтобы высказать простейшие вещи! Мы живём в эпоху, в которой множество противоположных течений встречаются в равном насилии! Это похоже на те места в морях, где корабли качает даже в хорошую погоду. Мы больше не понимаем друг друга, словарный запас отличается у каждого из говорящих ртов, один говорит «дух» — второй же понимает «вздор».

В то же время, в этой жизни мы — всего лишь многочисленные листья, подставленные солнцу и свежему воздуху. Глубокие корни, соединяющие нас с одной и той же землёй, приносят нам соки, благословлённые самим Солнцем, но Человек употребляет их не во благо, ибо ему более ничто не ведомо...

И да будет понятно: я любила Злодея, и всё ещё люблю его — поэтому я знаю его Имя, его Суть, его ночные деяния...

На диких пиках молчаливого Кавказа, в скалистых равнинах его просторов, откуда пришли расы и народы, миссия которых состояла в борьбе со злом, я видела огромную тень Повелителя Прошлого, скрестившего руки в измученной позе.

Змеи кусали его плоский живот, и липкая грязь поднималась до его бёдер.

Он остановил свой взгляд на розах, что цвели в моём саду, и ледяные слёзы обожгли его глаза.

«О! — прокричал он замогильным голосом, — о, Ксенофонта! Империя принадлежала мне! Но пришли воды, затопили мои земли и мои сады с золотистым виноградом. Мои стада погибли от прорвавшихся вод, и мои слуги разбежались. Мне больше нечего предложить тебе; и у меня нет больше золота, чтобы купить тебя».

И эти последние слова отозвались в сухой горной ночи едким упрёком, безмерной ненавистью.

«Кто ты, плачущий о своей судьбе?» — в ужасе спросила я.

«Я тот, чьё имя не может быть произнесено, ибо язык, содержавший его, давно забыт... Ксенофонта, я не могу купить тебя, и так ты не станешь моей женой».

Призрак исчез в диком завывании ветра, поднявшегося в тот миг, подобно затяжному гневу всей природы. Розы в моём саду трепетали от него до утра.

На рассвете, когда буря утихла в стальной синеве первых утренних часов, я вышла на террасу, чтобы снова найти там того, кому отныне будет принадлежать моё сердце. Горы были точно такими же, их величественные линии были столь же суровы и строги, как и ранее, снег на них всё ещё спал, едва тронутый голубизной отражения неба, но в холодном дыхании лесов и хрустальных звуках горных потоков Кавказ, мой Кавказ, не был прежним. Ах! Да! Повелитель Прошлого был там. «Земли, мои земли затоплены!» — этот крик был слышен везде, и ничто не могло заглушить его.

В тот миг в моём теле родилось яростное желание — я бы вскрыла своё чрево, если бы моя кровь, пролившись на снег, смогла растопить лёд и возродить пастбища того, кто рыдал. Но моя кровь была бы лишь каплей в этом океане льда; и что та капля могла сделать против столь великого несчастья!

Вдруг появилось Солнце. Всё ещё красное от слишком долгого сна, оно не слепило глаза своим сиянием. Его улыбающийся лик виднелся меж двух пиков, и казалось, что сами скалы трепетали от радости.

«О, солнце!» — сказала я, убеждённая в человеческом сознании звезды, — «не растопишь ли ты этот лёд, чтобы вернуть исчезнувшие богатства?»

И я отчётливо услышала ответ: «Ты была его рабыней, но я освободил тебя. Чтобы вновь надеть на тебя наручники — лишь для этого нужны ему его владения. Но он не получит их. Я хочу, чтобы ты была свободна, женщина — ты и твои дети».

«Кто он?» — спросила я, и руки мои сделались холодными.

«Его имя забыто, и сам тот язык, что содержал его, не будет вновь открыт — ибо я изменил горла смертных, чтобы ни один слог из этого проклятого слова не проник в человеческий мозг и не нарушил хода вещей... горе тебе, Ксенофонта, если ты свяжешь себя с этим покойником!»

Слова солнца прервал скрипучий крик хищной птицы, и я услышала странный звук падения в долине, где отныне сиял яркий свет. Солнце из красного стало почти белым, и мои глаза более не могли выдержать его ослепительного блеска.

Хищная птица описывала широкие спирали над домом моих родителей. И странно было то, что она не пугала меня. Я чувствовала защиту внутри себя, силу, источник которой был мне неведом. И в конечном итоге после нескольких молчаливых кругов птица передумала и улетела.

Роса на террасе была прохладной, и я почувствовала дрожь в ногах. Я невольно преклонила колени, и мои ладони сложились вместе для молитвы. Но мои губы не произносили обычных слов. Сказано ими было примерно следующее:

Господь! Сила! Жизнь!

В этот утренний час

Услышь меня!

Мои розы молятся вместе со мной

И моя кровь оживляет мою молитву.

Вытри ледяные слёзы

И потуши огонь.

Прикажи ранам затянуться

И вели радости быть для каждого.

Господи, прости, ибо всё тело моё прощает.

Помилуй, о, вечная Сила,

Его, страдающего и плачущего беспрестанно.

Не проклинай то, что трепещет от страха,

Прими в свою великую радость

Тень Прошлого, тень Перворожденного.

Обрати злое к добру

И обрати порок к добродетели.

Распространи везде свою непостижимую мудрость

И прости, о Сила, то, что прощаю я.

Ибо ты есть жизнь, порядок и песнь радости.

Ибо ты есть река, воды которой уносят с собой всё.

Будь милостива, дружная Троица!

Прости, прости, прости!

Я распласталась на плитах террасы, когда последнее слово этой молитвы закрыло мой рот. И он всё ещё пылал от долгого поцелуя.

Переведено Ольгой Резниковой a.k.a Ad_Astra с английского языка