Л. М. Дюкетт. Ключ к Ключу Соломона. Тайны магии и масонства. Пролог к первой части

Пролог

Криптос

Они смогут читать то, что я написал,
но то, что я написал, содержит в себе тайну.
Джеймс Санборн. Создатель Криптоса

Самое необычное произведение искусства украшает главный вход во внутреннем дворе Нового Здания Штаб-квартиры Центрального Разведывательного Управления (ЦРУ) в Лэнгли, штат Виргиния, недалеко от Вашингтона. Это — многогранная скульптура из магнетита, полированного красного гранита, кварца, меди и окаменелого дерева. Она была начата в ноябре 1988 года, как напоминание о роли Искусства в Архитектурной программе Администрации общих служб. Задача выбора художника выпала на совместный комитет из членов ЦРУ, консультантов по изобразительным искусствам и представителей Национального фонда искусств, и их избранником стал местный художник Джеймс Санборн из Вашингтона, округ Колумбия. Последний получил от комиссии наличными 250 000 $ за выполнение им дизайна, который он назвал Криптос (греч. «Скрытый»).

Г-н Санборн, несомненно, подготовил дизайн и продумал материалы для того, чтобы сотворить такое произведение, которое послужило бы примером искусства шифрования информации. Он обучался в течение нескольких месяцев у отставного шифровальщика ЦРУ, Эда Шайдта, прежде чем начать работу над скульптурой, которая включает двенадцатифутовый медный свиток с выбитыми на нём тысячами букв. С момента открытия скульптуры в 1990 году криптографы, как профессионалы, так и любители, были одержимы желанием раскрыть смысл этих букв, но интерес к Криптосу достиг своего апогея в 2003 году, когда автор бестселлеров Дэн Браун намекнул на него в своём дико популярном романе «Код да Винчи1»^[1].

Около семидесяти пяти процентов Криптоса в настоящее время расшифровано. Среди дразнящих цитат из дневника Говарда Картера (первооткрыватель гробницы Тутанхамона) есть намёки, которые позволяют предположить, что нечто важное погребено на территории штаб-квартиры ЦРУ. Расшифрованный код наводит на мысль, что только «WW» (бывший директор ЦРУ Уильям Уэбстер) знает точное местонахождение. К сожалению, Уэбстер, очевидно, не особо думает о тайном сокровище (или, по крайней мере, он хочет заставить нас в это поверить). После ухода из агентства он заявил журналистам: «Я ничего не помню об этом. Это было что-то философское и потаённое».

Для тех из нас, кто страстно заинтересован в вещах «философских и сокрытых», в словах Уэбстера нет ничего неожиданного и, тем более, удерживающего от предположений. Действительно, для любого, кто питает интерес к исследованиям, весь город Вашингтон с любопытным и точным расположением его улиц, сакральной геометрией его административных зданий и памятников, изобилующих масонской и оккультной символикой, — весь он представляет собой гигантскую мистерию в камне — мистерию, восходящую к рождению нашего народа и берёт начало в традициях, на которых она была основана.

Ни для кого не секрет, что многие отцы-основатели США были масонами. Шестнадцать процентов среди подписавших Декларацию Независимости, тридцать три процента среди подписавших Конституцию, Джордж Вашингтон и целых сорок шесть процентов генералов в Континентальной Армии были членами Братства. Краеугольный камень здания Капитолия был заложен самим Джорджем Вашингтоном, совершившим при этом полную масонскую церемонию, будучи облачённым в полные масонские регалии.

Влияние масонства выходит далеко за пределы помещения Ложи. Четырнадцать американских президентов были масонами, равно как и почти две трети всех судей Верховного Суда. Наш язык изобилует масонские терминами и фразами: «на уровне», «справедливое обращение», «подслушивать», «чёрный шар» и «тайный пароль». Когда полицейские грубо допрашивают подозреваемого, то они говорят: «Выдать ему по Третью степень». Когда судья или председатель на собрании использует молоток, или когда мы призваны поклясться на Библии, или даже когда мы пожимаем друг другу руки при заключении сделки, мы используем масонские приёмы. Действительно, до тех пор, пока в 1827 году скандал не подмочил репутацию братства, масонство воспринималось всеми как то, что должно стать государственной религией Америки.

Масонство всё ещё живо в двадцать первом веке и в настоящее время остаётся крупнейшим братским орденом в мире. Как сервисная организация, масонство является одной из самых щедрых благотворительных сообществ в мире, жертвующая более миллиона долларов в день на различные гуманитарные нужды. Нет никаких сомнений, однако, что списки его членов стремительно сокращаются. В быстро изменяющемся новом тысячелетии членство в масонстве более не считается важным условием для реализации деловых устремлений или политических амбиций.

Цифры, однако, могут быть обманчивыми. Хотя и верно то, что масонские ложи закрываются ежедневно и всё меньше и меньше мужчин привлекает это братство, тем не менее, значительное число тех, кто в него всё же вступает, страстно заинтересовано в эзотерических и мистических аспектах Ремесла — в том предмете, который был проигнорирован, не понят и даже высмеян подавляющим большинством тех братьев, которые составляют поколение масонов ХХ века. Эти молодые эзотерические масоны не считают Ремесло просто ещё одним сервис-клубом с причудливыми традициями и обрядами, они не вступают в его нестареющие и священные двери для того, чтобы использовать свою принадлежность к нему как возможность для бизнеса или обретения политических связей; они приходят для личного духовного поиска, для того, чтобы быть посвящённым в Западную Тайную Традицию. Некоторые, включая меня, заходят столь далеко, что смотрят на свою причастность к Ремеслу как на магическое посвящение.

Термин «посвящение» часто понимается неправильно. Это не просто испытания перед принятием в ряды или официальная церемония зачисления. Это новое начало — пробуждение — наш шаг после того, как мы приняли сознательное решение двигаться вперёд, к тому, чтобы стать большими, чем мы есть. Несмотря на духовный характер, инициация отличается от религии на самом фундаментальном уровне. В моей книге Ангелы, Демоны и Боги Нового Тысячелетия^[2] я сделал попытку это объяснить.

«Инициация есть начало, а не награда за достижения, не печать продвижения и не трофей адептства. Инициация есть начало, и когда мы вызываем начало, мы также сталкиваемся с необходимостью призвать конец. Смерть есть неизбежная расплата, которую мы платим за позволение себе родиться, и награда жизненного пути между этими двумя великими пилонами является лишь возмещением, данным для этой судьбы».

«Состояние непосвящённого нельзя назвать ни рождением, ни жизнью, ни смертью. Как во сне, мы бредём на наших онемевших конечностях, и наши шаги несут нас, пребывающих в коматозном состоянии, от колыбели до могилы, наша бледная тень проживает пантомиму и никогда не переживает приключения инициатического путешествия. Как и прочие млекопитающие, мы рождаемся, живём и умираем. Но если мы не совершим сознательное усилие для того, чтобы проснуться, если мы не будем использовать и сосредотачивать силы нашей воли, чтобы сделать первый шаг к духовному обновлению, мы не будем, как пел Гомер, теми счастливцами из людей земнородных, кто таинство видел и “...по смерти не будет... доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном”^[3]».

«Проституция, может быть, и древнейшая профессия в мире, но ещё более старейшим является, безусловно, духовный институт инициатических обществ. С теми, кто будет утверждать, что это священное место занимает религия, я вынужден буду не согласиться».

«Религия просто-напросто является внешним двором великого Храма посвящения, и она держит мистерию на расстоянии вытянутой руки. Из случайной нити истины, принесённой ветром из посвятительной камеры, религия психотически плетёт и переплетает доктрины и догмы-гобелены надежды и ненависти — и вечный опиум для народа. Религия возвышает тайну, делая из неё непознаваемый секрет, который должен быть погребенным в стеклянном гробу, как труп зачарованной принцессы, и которому все должны со страхом поклоняться издалека. Посвящение, с другой стороны, подразумевает непосредственное участие и требует от каждого из нас разбить шкатулку и безумно припасть губами к тайне, добиваясь её, как любовник, который будет приносить ей сокровища в ходе сладкой самоотдачи. Так оно действует, но только строго пропорционально развитости наших способностей и пригодности к тому, чтобы воспринять его».

Для этого нового поколения масонских инициатов секреты Ремесла не заключаются в шагах, жестах, опознавательных знаках и секретных паролях причудливой сервисной организации, но относятся к принципиально более глубокой тайне, касающейся истории цивилизации и природы человеческой души — сокровищу, скрытому на протяжении веков — тайне, ожидающей своего открытия кем-либо из тех, кто достаточно смел, чтобы приоткрыть завесу.

Частично расшифрованный Криптос дразнит нас возможностью получить захватывающий и острый на вкус экстаз такого открытия цитатой из дневника археолога Говарда Картера, открывшего гробницу Тутанхамона:

«Сначала я ничего не видел, горячий воздух, выходящий из камеры, вызвал мерцание свечей, но по мере того, как мои глаза привыкали к темноте, детали комнаты стали медленно появляться из тумана: странные статуи, и животные, и золото, повсюду блеск золота. В данный момент мне, должно быть, казалось, что вечность остановилась, я онемел от изумления, и когда Лорд Карнавон, не выдержав ожидания более, спросил с тревогой: “Видите ли вы что-нибудь?”, всё, что я мог сделать — это вымолвить слова: “Да, Чудесные вещи!”»

Масонские ритуалы, символы и традиции стоят, подобно Криптосу, частично расшифрованной многослойной тайной, которая предлагает магические обещания «чудесных вещей» и высшее духовное сокровище для тех, кто храбр душой и не только готов копать, но и достаточно подготовлен, чтобы понять и оценить все последствия столкновения с великой тайной.

© O.T.O.

[1] Dan Brown. The Da Vince Code (NY: Doubleday 2003).

[2] Lon Milo DuQuette. Angels, Demons & Gods of the New Millennium (ME: Weiser Books. 1997), ps. 130-131.

[3] Гимн «К Деметре».