Зависимость

— неадекватно высокая восприимчивость к тому или иному внешнему воздействию, как правило, в связи с личностной неспособностью отказаться от влияния как результата подобного воздействия. В рамках психологического знания традиционно понятие «зависимость» рассматривается в психологии развития и при этом в логике, прежде всего, неопсихоаналитической парадигмы. Следует отметить, что понятие «зависимость» разрабатывалось в рамках неопсихоаналитического подхода к интерпретации взаимоотношений ребенка раннего возраста с матерью. Индивид ведет себя зависимым образом каждый раз, когда показывает, что другие люди удовлетворяют и подкрепляют его. В американской психологии акцентируется стремление ребенка к вниманию, близости и одобрению взрослых как таковых, а не к удовлетворению других потребностей. Различают инструментальную и эмоциональную зависимость. Многие авторы включают в понятие «зависимость» поиски физического контакта; стремление быть поблизости; поиски внимания; поиски оценки и одобрения; протест против разлуки; поиск помощи; задавание вопросов — хотя мотивы двух последних видов поведения трудно толковать однозначно. Критерием может служить тот факт, что зависимый ребенок в действительности не нуждается в помощи или информации самих по себе и они служат для него средством контакта со взрослыми. Основные проблемы, которые рассматриваются в связи с зависимым поведением: значение для появления зависимости как социальных и индивидуальных характеристик матери, так и индивидуальных характеристик ребенка; особенности диадического общения: стиль взаимоотношений матери и ребенка; собственная активность ребенка и его воздействие на мать; как мать понимает ребенка и как ребенок управляет поведением матери. Обсуждаются и проблемы разлуки с матерью, характер привязанности, влияющие на развитие зависимого поведения» (Н. Н. Авдеева). В то же время в последние годы понятие «зависимость» приобретает все большее звучание в социальной психологии и при этом не в связи с возрастом субъекта. Кстати, в данном случае о зависимой личности как о самостоятельном субъекте можно говорить лишь условно. Дело в том, что именно ее зависимость оказывается тем основанием, в связи с которым она в психологическом плане как раз и должна рассматриваться в качестве индивида, во многом потерявшего свою субъектность. Иначе говоря, о нем более оправдано упоминать скорее как об объекте. Другими словами, в социально-психологическом смысле зависимость личности задает исследователю тот ракурс изучения проблемы, когда в центре его внимания оказываются, прежде всего, те факторы, которые и превращают личность в объект того или иного внешнего воздействия. Следует отметить, что, как правило, подобную ситуацию в силу тех или иных обстоятельств личность «задает» себе сама, будучи еще в качестве вполне полноценного субъекта. По-видимому, в качестве одного из допустимых исключений из этого правила может быть оценена суггестивная зависимость, которая по большому счету является врожденной и практически никак не зависит от воли той или иной конкретной личности, так как решающим в данном случае является изначальная, собственно индивидная предрасположенность к «внушающему воздействию». И все же то, что в современной психологии имеет отношение к тому или иному аддиктивному поведению (данная проблематика активно разрабатывается сегодня в рамках, например, психологии здоровья), может и должно рассматриваться, с одной стороны, как свободный личностный выбор, а с другой — как выбор, может быть, и не осознанный потери собственной личностности. Следует понимать, что интернет-зависимость, зависимость наркотическая или алкогольная, зависимость от азартных игр и т. п. хоть принципиально и различаются по социальным последствиям, но в личностно психологическом плане — суть одно, а именно — готовность отказаться от субъектности во имя того, чтобы удовлетворить, как правило, актуальную потребность, неадекватным способом поддержать уровень своей самооценки, уровень притязаний, компенсировать реальные или мнимые представления о своей личностной несостоятельности.

Проблеме утраты человеком своей субъектности большое внимание уделял создатель гуманистического психоанализа Э. Фромм. Он считал ее одной из ключевых проблем современного общества, превращающего человека в своего рода одушевленный придаток современных технологий и массового производства: «Человек превращается в предмет, похожий на шестереночку огромной машины, и перестает быть человеком. Он проводит львиную долю своего времени на работе, которая его совершенно не интересует, с людьми, которые ему абсолютно неинтересны, изготавливая вещи, к которым он совершенно равнодушен, а те изделия, которые он не производит, он потребляет. Он вечный ребенок с открытым ртом, который без всяких усилий со своей стороны, без какой-либо внутренней активности принимает все то, что предлагает ему индустрия, разгоняющая скуку (и скуку же порождающая), — сигареты, алкоголь, кинофильмы, телевизионные передачи, спорт, лекции — причем все это жестко ограничено его платежеспособностью». Подобный инфантилизм и инертность человека в современном индустриальном обществе Э. Фромм считал «...одной из самых патологических черт его характера», являющейся при этом лишь отражением «...синдрома всего общества, который можно было бы назвать синдромом отчуждения»1.

При этом как считает Э. Фромм, «под отчуждением понимается такой способ восприятия, при котором человек ощущает себя как нечто чуждое. Он становится как бы отстраненным от самого себя. Он не чувствует себя центром своего мира, движителем своих собственных действий, напротив, он находится во власти своих поступков и их последствий, подчиняется или даже поклоняется им. Отчужденный человек утратил связь с самим собой, как и со всеми другими людьми. Он воспринимает себя, равно как и других, подобно тому, как воспринимают вещи, — при помощи чувств и здравого смысла, но в то же время без продуктивной связи с самим собой и внешним миром»2.

Механизм развития отчуждения и связанного с ним состояния зависимости как следствие акта отказа от собственной субъектности ради удовлетворения актуальных потребностей неадекватными способами Э. Фромм отчетливо показал на примере такого универсального социогенетического явления, как идолопоклонство: «Основное различие между моно- и политеизмом заключается не в количестве богов, а в факте самоотчуждения. Человек тратит свою энергию и художественные способности на сооружение идола, а затем поклоняется этому идолу, представляющему собой не что иное, как результат его собственных человеческих усилий. Его жизненные силы перелились в “вещь”, которая, превратившись в идола, воспринимается не как результат его собственных созидательных усилий, а как нечто отдельное от него, возвышающееся над ним и противостоящее ему, вещь, которой он поклоняется и подчиняется. ... Идолопоклонник преклоняется перед творением своих собственных рук. Идол представляет в отчужденной форме его собственные жизненные силы. ... В идолопоклонстве человек склоняется перед отражением своего собственного отдельно взятого свойства и подчиняется ему. Он не ощущает себя центром, из которого исходят активные деяния любви и разума. Точно так же, как и его боги, он сам и его ближний тоже становятся вещами»3.

Совершенно аналогичный механизм действует и в случае отказа индивида от собственной субъектности «в пользу» другого лица, организации, политической партии, идеологической доктрины и т. д.

«В этом смысле каждое проявление смиренного поклонения — это акт отчуждения и идолопоклонства. То, что обычно называют «любовью» — нередко всего лишь почти тождественное идолопоклонству явление отчуждения с той только разницей, что объектом подобного поклонение служит не Бог, не идол, а другая личность. При этом типе подчинения любящий человек переносит на другого всю свою любовь, силу, свои мысли и воспринимает любимого как существо высшее, находя удовлетворение в полном подчинении и преклонении. Это означает его неспособность не только воспринимать любимого человека как человеческое существо в его или ее истинной сущности, но и ощущать полностью свою собственную сущность как носителя созидательных человеческих сил. Как и в случае религиозного идолопоклонства, он переносит все богатство своей личности на другого человека и теперь уже воспринимает это богатство не как свое собственное, а как нечто отчужденное от себя и вложенное в кого-то другого; обрести связь с этим богатством он может, только подчинившись другому человеку или растворившись в нем. Это же явление наблюдается в случае раболепного подчинения политическому лидеру или государству. На самом деле и вождь, и государство есть то, что они есть, лишь с согласия руководимых ими. Но они превращаются в идолов, когда человек переносит на них все свои силы и поклоняется им, надеясь с помощью покорности и почитания вновь обрести частицу своих же сил»1.

В этом плане становятся совершенно понятны причины той, парадоксальной, на первый взгляд, ностальгии, которую перманентно испытывают в отношении «культа личности» многие представители старших поколений российских граждан, отнюдь не понаслышке знающих, что такое ужасы войны и массовых репрессий, голод и прочие «прелести» тоталитаризма.

При том, что, как мы видели, по мнению Э. Фромма, тенденция к отчуждению задается особенностями общества в целом, степень личностной предрасположенности к зависимости отчетливо связана с процессом индивидуального развития и ранними родительскими влияниями. В классической психоаналитической парадигме предрасположенность к зависимости обычно связывают с особенностями так называемого «анального характера», являющегося следствием деструктивных родительских влияний на второй стадии психодинамического развития — «Фрейд доказывал: приучение к туалету обычно представляет собой первую ситуацию, когда ребенок оказывается вынужденным отказаться от того, что для него естественно, в пользу того, что социально приемлемо. Значимый взрослый и ребенок, которого обучают слишком рано или слишком строго в атмосфере мрачной родительской сверхзаинтересованности, вступают в борьбу за власть, и ребенок обречен на поражение. Состояние, когда ребенка контролируют, осуждают и заставляют вовремя исполнять требуемое, порождает у него чувство гнева и фантазии... Потребность чувствовать себя скорее контролируемым, пунктуальным, чистым и разумным, чем неподконтрольным, хаотическим, беспорядочным, и ограничивать себя в проявлении таких эмоций, как гнев и стыд, становится существенной для поддержания самоидентичности и самоуважения»2. Тем самым в структуру личности закладывается механизм отчуждения, поскольку такой индивид, как правило, остро нуждается во внешнем подтверждении своего «соответствия» сформировавшимся под воздействием родительских требований поведенческим стандартам. Как следствие, его отношения с людьми и окружающим миром в целом строятся, главным образом, по принципу переноса.

Как отмечал М. Кэ де Ври, «перенос означает, что ни одно из наших отношений не является новым; все они окрашиваются предшествующим опытом взаимоотношений. И наиболее длительное воздействие, окрашивающее почти каждый последующий опыт, имеют те отношения, которые были у нас в раннем возрасте. Так, мы часто обращаемся с людьми в настоящем так, как если бы они были кем-то из прошлого: например, мы ведем себя по отношению к ним, как дети с родителями, забывая, что мы уже взрослые»3. Основными формами переноса являются две: идеализация и отражение. Идеализация, как явствует из самого термина, предполагает обостренную потребность в объекте обожания и восхищения. Близость с объектом идеализации позволяет отождествлять себя с ним, в надежде, что часть славы кумира перейдет на идеализирующего субъекта. Отражение, предполагает поиск в окружающих постоянного подтверждения собственных представлений о себе (обычно, но не обязательно — положительных), стремление получить от них желаемую реакцию.

Обе формы переноса, по сути дела, «дополняющие» друг друга, в равной степени присущи личностям, предрасположенным к зависимости. Именно эти объясняется, что в контексте межличностных отношений зависимость, как правило, носит симбиотический характер. Индивид, внешне диктующий «правила игры» и являющийся ведущим в рамках такого рода отношений, ничуть не менее подвержен отчуждению, лишен собственной субъектности и зависим от своего «партнера», чем ведомый.

Существенный вклад в понимание механизма формирования личностной предрасположенности к зависимости внес Э. Эриксон. Базисным конфликтом второй стадии психосоциального развития, возрастные рамки которой совпадают с анальной стадией в периодизации З. Фрейда, как известно, является конфликт между автономией личности и генерализированными чувствами стыда и сомнения. По словам Э. Эриксона, «...данная стадия становится решающей для установления соотношения между доброй волей и полным ненависти самоутверждением, между кооперативностью и своеволием, между самовыражением и компульсивным самоограничением или смиренной угодливостью. Чувство самоконтроля без потери самоуважения является онтогенетическим источником свободной воли». В противном случае, «неизбежно возникающее чувство потери самоконтроля и родительского внешнего контроля порождает устойчивую склонность к переживанию сомнения и стыда»1.

Борьба ребенка за автономию начинается с отвержения чужого мнения, с отказа признавать внешний авторитет, обычно выражающегося в форме решительного «нет» на любое родительское требование. Если такое поведение, обусловленное объективными потребностями развития личности, встречает категорическое и тотальное неприятие со стороны взрослых, ребенок не просто оказывается в неблагоприятных с точки зрения формирования личностной автономии условиях, но может извлечь для себя важный жизненный урок сугубо практического характера. Смысл этого урока сводится примерно к следующему: если хочешь быть хорошим, всегда нужно соглашаться с внешним мнением, особенно, мнением авторитетным. Приняв в раннем детстве такое решение, многие мальчики, радующие родителей и учителей послушанием, не могут сказать «нет», когда «старшие товарищи» предлагают им принять участие в краже или изнасиловании, либо просто «забить косячок» в школьном туалете. Приняв в раннем детстве такое решение, многие девочки, умиляющие родителей и их знакомых скромностью и покорностью, не могут сказать «нет», когда взрослые дяди на дорогой машине предлагают им прокатиться, на ночь глядя, до ближайшего парка...

Таким образом, предрасположенность к зависимости не только сама по себе представляет серьезную личностную и социально-психологическую проблему, но и может провоцировать криминальное или виктимное поведение.

Практический социальный психолог ни при каких обстоятельствах не должен «играть» на какой-либо личностной зависимости того или иного члена группы, а тем более формировать подобные зависимости или поддерживать подобную склонность и направленность личностного развития даже в том случае, когда, на первый взгляд, это могло бы и благоприятно позиционировать данного конкретного индивида в интрагрупповом «раскладе» сил и привести к успешному решению конкретной групповой задачи.