Самоопределение личности

— абсолютно сознательная активность личности по выявлению и отстаиванию отчетливо субъектной позиции в ситуациях, не имеющих жестко нормативных решений. При этом самоопределение личности является не набором локальных решений, а представляет собой базово-стилевой способ реагирования на разнообразные жизненные обстоятельства, своего рода образ жизни.

Это обусловлено тем, что самоопределение напрямую зависит от таких устойчивых личностных характеристик как локус контроля, ответственность, поленезависимость. С точки зрения оценки индивидуальной способности к самоопределению весьма показательны эксперименты С. Милграма по изучению конформности. Сама общая схема этих экспериментов — отсутствие четких поведенческих норм (с одной стороны — согласие следовать инструкциям экспериментатора, с другой, как морально-нравственные, так и официально-общественные нормы, прямо запрещающие причинять вред другому человеку) и однозначно «правильного» решения в сочетании с высокой «ценой вопроса» (здоровье и даже жизнь предполагаемой «жертвы») для испытуемых, позволяют интерпретировать полученные результаты как проявление или, наоборот, отсутсвие личностного самоопределения в экспериментальной ситуации.

Как известно, по результатам всех экспериментальных серий, 65% испытуемых дошли до применения к «жертве» смертельных ударов током (свыше 420 В), хотя уже при ударе в 150 В, сопровождавшемся стоном того, на кого якобы воздействуют, таким образом, абсолютное большинство испытуемых начинало испытывать беспокойство и, более того, протестовать против продолжения эксперимента. Сам С. Милграм следующим образом описывал типичное поведение такого рода: «После применения удара в 150 вольт он (испытуемый — В. И., М. К.) возбужденно заговорил с экспериментатором.

Испытуемый нажимает кнопку 150 вольт. Мне продолжать?

165 вольт. Он уже стонет. Здесь еще столько тумблеров! У него может быть сердечный удар. Мне действительно нужно продолжать?

180 вольт. Нет, он не выдержит. Я не собираюсь убивать его. Вы слышите, как он кричит! Ему больно. Он кричит, понимаете, кричит! Вы слышите? Зачем мне все это? Он не выдержит. Тут еще столько тумблеров! Господи, а если с ним что-то случится? Интересно, кто будет отвечать за это?

(Экспериментатор берет ответственность на себя). Ну ладно, смотрите.

195 вольт. Боже, как он надрывается! Вы слышите? Как же так...

Экспериментатор: По условиям эксперимента вы должны наращивать силу удара.

Да, я знаю, но понимаете... ну... он ведь не знает, через что ему предстоит пройти. Он просто не выдержит...

240 вольт. Нет, с меня хватит. Что? Я должен продолжать? Нет, я не собираюсь убивать его. Тут есть и 450 вольт — это уже слишком. (Экспериментатор: По условиям эксперимента вы должны наращивать силу удара). — Я знаю, знаю, но ведь он кричит там...»1.

Как отмечает С. Милграм, «несмотря на то, что испытуемый постоянно сопровождал свои действия весьма эмоциональными возражениями, он тем не менее до самого конца подчинялся приказам экспериментатора и в итоге применил самый сильный разряд тока. Мы имеем здесь любопытный пример несоответсвия между поступком и словом. На вербальном уровне испытуемый проявил решительное нежелание продолжать процедуру, но в своих действиях шел на поводу у экспериментатора. Он не хотел подвергать жертву ударам тока, ему было чрезвычайно неприятно делать это, но он не смог достаточно энергично и убедительно сформулировать отказ от дальнейшего участия в эксперименте, который освободил бы его от власти экспериментатора»2.

Подобное расхождение между словом и делом является наиболее отчетливым показателем отсутсвия личностного самоопределения индивида. В этой связи следует отметить, что другим, хотя не столь однозначным, но тем не менее достаточно прогностичным признаком, указывающим на отсутсвие четко выраженной субъектной позиции индивида, наряду с вербально озвученными сомнениями относительно того, как следует поступить в той или иной ситуации (что имело место в рассматриваемом примере), являются клятвенные заверения относительно предполагаемых действий и намерений. В этом случае, перед нами своего рода формула самоопределения, поскольку, всевозможные «клятвы» в широком смысле слова, как правило, адресуются индивидом не только (а в целом ряде случаев даже не столько) партнеру по взаимодействию, сколько самому себе с тем, чтобы преодолеть внутренние сомнения (зачастую не осознаваемые). Это получило подтверждение и в исследовании С. Милграма — те из испытуемых, кто, вопреки внешнему давлению занял четкую позицию относительно продолжения своего участия в эксперименте, т. е. самоопределился, в достаточно лаконичной и недвусмысленной форме заявили об этом: «Тот человек, он стучит там. Он хочет, чтобы его выпустили... Мне очень жаль, но если человек не хочет, я должен остановиться... Я лучше верну деньги (за участие в эксперименте испытуемые получали денежное вознаграждение — В. И., М. К.). Я не хочу причинять ему вред... Извините, но если он хочет выбраться оттуда, я больше не буду наказывать его. Никакие деньги не заставят меня причинить боль другому человеку»3.

Наиболее интересны, с точки зрения проблемы самоопределения личности, результаты экспериментальной серии, по условиям которой решение о величине разряда за неправильный ответ принималось группой из трех «учителей», двое из которых были ассистентами С. Милграма. Согласно инструкции, каждый из «учителей» по очереди вносят свое предложение о силе разряда, при этом применяется минимальный из них. Экспериментальная процедура была организована таким образом, что первыми свои предложения вносили «подсадные» испытуемые, предлагавшие последовательно увеличивать силу тока за каждую очередную ошибку «ученика». Понятно, что в таких условиях реальный испытуемый, с одной стороны, подвергался внешнему воздействию со стороны своих «коллег», при этом сохраняя возможность решительным образом влиять на ситуацию, то есть занимать отчетливо субъектную позицию. В контрольном эксперименте те же самые реальные испытуемые единолично принимали решение о силе удара током.

Как показало сравнение результатов двух проб, большинство испытуемых в контрольной ситуации прибегали к значительно менее жестокому «наказанию», чем действуя в «команде учителей». Хотя традиционно этот разрыв оценивается в логике классической связки конформизм-нонконформизм как показатель влияния группы, представляется совершенно правомерным интерпретировать его и как факт по крайней мере частичного отказа испытуемыми от собственной субъектности под достаточно слабым внешним воздействием в ситуации нормативной неопределенности, что является прямым следствием отсутствия или слабой выраженности их личностного самоопределения.

О пропорциональном соотношении индивидов, обладающих выраженной способностью к самоопределению и, напротив, ориентирующихся на чужое мнение в ситуации нормативной неопределенности, применительно к выборке испытуемых С. Милграма, позволяют судить результаты другой модификации описанного эксперимента, в рамках которой три «учителя», из которых только один был реальным испытуемым, действовали параллельно, но независимо друг от друга (каждый по очереди наносил «жертве» удар током; при этом первыми, как и в предыдущем случае «наказывали» «ученика» ассистенты экспериментатора). Оказалось, что «когда настоящие испытуемые наблюдали за остальными “учителями”, последовательно подвергавшими другого человека электрическому шоку, 93% из них от начала и до конца следовали за общей массой. И наоборот, если два “учителя” ... прекращали пытку на ранних стадиях эксперимента, то останавливалось и 90% настоящих испытуемых»1.

Обращает на себя внимание практически равный (в рамах статистической погрешности) процент испытуемых, занявших твердые, хотя и диаметрально противоположные в содержательном плане позиции в данной ситуации. Это позволяет предположить, что именно такова (7—10% от всей выборки) представленность индивидов с отчетливо выраженной способностью к личностному самоопределению в рамках обследованного С.Милграмом контингента и при этом именно в заданных экспериментальных условиях. Для интерпретационных целей, по-видимому, немаловажен, например, тот факт, что по результатам классического эксперимента С. Аша (исследование конформной и нонконформной реакции в улосвиях группового давления) примерно такое же число испытуемых — 8—10% — проявили нонконформную реакцию.

В этой связи нельзя, также не отметить, что сама по себе способность к самоопределению не является показателем просоциальной направленности и гуманистической ориентации личности. Интерпретационным ключом, позволяющим соотнести личностную активность индивида, направленную на отстаивание субъектной позиции, с его ценностными ориентациями может служить получивший распространение именно в социальной психологии, «дочерний» по отношению к понятию «самоопределение личности» термин «самоопределение личности в группе».

В специальной психологии, помимо понятия «самоопределение личности», которое характеризует глобально интегральный способ личностной активности, традиционно используется «дочерний» термин, раскрывающий специфику отношений личности в конкретном сообществе — «самоопределение личности в группе». Этим термином, как правило, обозначают вполне осознанное и столь же откровенно дифференцированное отношение личности к предъявляемым ей группой образцам активности, основанием чему выступают сформированные в качестве, прежде всего, нравственных ориентиров нормы, ценности, идеалы, своды правил, кодексы чести, оценки, представления о просоциальности. Именно с опорой на эту базу одни воздействия группы личностью отвергаются, а другие — принимаются. Таким образом, традиционно воспринимаемые как единственно возможная альтернатива, способы конформного и нонконформного поведения оказывается ложной дихотомической схемой (А. В.Петровский) и возникает третий реальный путь личностного становления и развития в рамках конкретной группы и широкого социума в целом — коллективистское самоопределение личности. При этом в экспериментальных исследованиях, проведенных на основе теории деятельностного опосредствования межличностных отношений в группах, было показано, что в сообществах разного уровня социально-психологического развития и психологическое содержание, и степень выраженности данного социально-психологического феномена принципиально различны. В общностях высокого уровня развития типа коллектива личность даже в ситуации, когда сама группа демонстрирует (например, в специально созданных экспериментальных условиях) отступление или нарушение выработанных или закрепленных в ее жизнедеятельности норм, продолжает придерживаться именно их и отстаивать необходимость их не нарушать, несмотря на давление группы. Помимо этого, такая личность, личность которую отличает высокая степень коллективистского самоопределения, выступает как бы транслятором тех норм, которые выработаны и закреплены в высокоразвитой общности, даже не контактируя с ней и, более того, покинув ее навсегда. Подобную картину личностной активности крайне редко можно зафиксировать, если речь идет о представителях групп низкоразвитых. Если все же феномен самоопределения личности в них выявлен, то чаще всего базовым основанием такой личностной активности оказываются либо своеобразные индивидуально-психологические характеристики конкретной личности, либо предшествующий опыт ее жизнедеятельности в высокоразвитых сообществах. Экспериментальная схема исследования самоопределения личности в группе и развернутое описание методической процедуры выявления этого социально-психологического феномена наиболее подробно описаны в книге «Психологическая теория коллектива» (М., 1979).

Для практического социального психолога, озаботившегося не столько констатационно-диагностическим изучением интересующей его группы или организации, а ориентированным на реальные психологические поддержку и сопровождение конкретной общности, выявление круга индивидов, способных не только на локальные акты личностного самоопределения, а занимающих эту позицию в логике стиля жизненного существования, — единственная возможность реально опереться на тех, кто является действенными его сторонниками в становлении данной группы в качестве высокоразвитой в социально-психологическом плане общности.